5.00 ЧАСОВ УТРА, РАЙОН БРЕСТА И КОБРИНА
С первых минут германской агрессии пилоты 123-го истребительного авиаполка (Западный Особый военный округ) завязали воздушные бои, и командир полка майор Сурин сбил Bf-109. В четвертом боевом вылете, будучи тяжело ранен, он привел свой И-153 на аэродром, но посадить уже не смог – умер в кабине при выравнивании... Молодой летчик Калабушкин на рассвете уничтожил два Ju-88, ближе к полудню – Не-111, а на закате жертвами его юркой «Чайки» стали два Bf-109! В том же вылете, засмотревшись на горящий Bf-109, он пропустил атаку противника и надол¬го выбыл из строя.
Около восьми утра четыре истребителя, пилотируемые капитаном Можаевым, лейтенантами Жидовым, Рябцевым и Назаровым, вылетели против восьмерки Bf-109. Взяв в «клещи» машину Жидова, немцы подбили ее. Выручая товарища, Можаев сбил один самолет. Жидов поджег второй. Израсходовав боекомплект, Рябцев таранил третьего противника. Таким образом, в этом бою противник потерял 3 машины, а наши летчики – одну.
В течение 10-ти (!) часов пилоты 123-го истребительного авиаполка вели тяжелые бои, совершая по 10-14 и даже 17 боевых вылетов. Техники, работая под огнем противника, обеспечивали готовность самолетов. За день полк сбил около 30 немецких самолетов, потеряв в воздухе 9 своих.
К исходу дня аэродром Стригово северо-восточнее Бреста был занят противником, и остатки полка (к 14.00 оставалось 15 исправных машин) перебазировались на площадки близ Пинска.
Сложность обстановки иллюстрирует записка заместителя командира полка капитана Савченко от 23 июня: «Штаб 10-й авиадивизии эвакуировался, не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю сборную группу истребителей. Вчера, 22 июня, провели 8 воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Me-109, 1 разведчик. Сам я участвовал в бою над Пинском и сбил 2. Сегодня группа сделала 3 боевых вылета. Жду указаний, как быть дальше».
Красочное описание положения на границе оставил командующий авиацией Московского военного округа полковник (впоследствии генерал) Николай Александрович Сбытов, который в марте 1941 года выезжал в Западный особый военный округ для инспекции пограничных аэродромов («пешки», о которых он упоминает, — только-только начавшие поступать в войска фронтовые пикирующие бомбардировщики Пе-2):
«Помню, лечу на У-2 и вижу, что самолеты всюду не рассредоточены, не замаскированы — стоят как на ладони! Приземлился на одном аэродроме — там новехонькие «пешки» рядом выстроились. Проверил — а они даже горючим не заправлены.
Я хвост трубой и докладываю командующему войсками, тот — Щербакову, Щербаков — Маленкову. (Г.М. Маленков как кандидат в члены Политбюро в то время курировал ряд вопросов оборонного характера, в том числе и авиации.)
Так вот тогда был рожден документ о положении авиации на границе.
Подписали его Маленков, Щербаков, Тюленев и я как член парткомиссии Главного Политуправления РККА А 4 мая состоялось заседание, на котором при¬сутствовало все командование ВВС. И вот Сталин по той на¬шей бумаге издает приказ: “Немедленно привлечь к судебной ответственности...”. Это было известно и наркому Тимошенко, и начальнику Генерального штаба Жукову. Короче, управле¬ние ВВС отправляет в пограничные округа комиссию. Та комиссия уже через пару дней вернулась и докладывает: “Все в порядке”. Ну, что ты скажешь!..».
Ситуация, описанная Н. Сбытовым, практически не изменилась спустя три месяца, в последние дни перед началом войны. Несмотря на санкцио¬нированную лично Сталиным директиву Генштаба от 18 июня 1941 года о приведении всех войск западных округов в боевую готовность, подавляющая часть самолетов пере¬дового базирования ЗапОВО не была даже заправлена. Авиация этого округа — как, впрочем, и других — базировалась на передовых аэродромах. Более того. Позднее с санкции Жукова мобилизационные склады округов выдвинули к границе, и они оказались в руках неприятеля в первые же часы и дни агрессии. Судя по дневнику Ф. Гальдера, немцы были в восторге от того, что захватили невиданные по масштабам стратегические запасы РККА, особенно горюче-смазочные материалы, в которых вермахт остро нуждался. В сущности, гитлеровский блицкриг, начиная со второго дня агрессии, развивался на нашем же топливе. Ко всему прочему, самым преступным об¬разом не была выполнена директива Генштаба о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Самолеты не заправлены горючим, боезапас на них не был установлен — именно из-за этого наши летчики, сумевшие все же взлететь ранним утром 22 июня, вынуждены были идти на тараны самолетов противника.
Бывший командующий ЗапОВО Павлов, показал на допросе, что у него в округе было всего-то 300 тонн топлива, а этого, по его же словам, еле-еле хватило бы на одну заправку 400—600 танкам.
Иными словами, из 3332 танков, потерянных этим округом, около трех тысяч боевых машин (от 82 до 88 процентов) были потеряны без боя и только из-за нехватки топлива.
И так происходило практически везде. При всем том, что за обеспечение войск горюче-смазочными материалами в Генштабе отвечал лично Жуков (он сам об этом написал в своих мемуарах).
Топливо оказалось за тысячи километ¬ров от места, где оно было до крайности необходимо, в Майкопе.
А теперь — несколько примеров положения, в котором оказалась приграничная артиллерия. На Львовском направлении зенитную артиллерию еще 20 июня срочно отозвали с некстати организованных учений, а в ЗапОВО, в том числе и на Белостокском направлении, всю зенитную артиллерию армий первого оперативного эшелона Первого стратегического эшелона, наоборот, направили на учения вглубь округа, а часть её даже отодвинули на 120 км восточнее Минска.
Показательно, что учения были затеяны после получения директивы Генерального штаба от 18 июня 1941 года и не могли проводиться по инициативе местного командования, поскольку планы учений в округах испокон веку согласуются с Генштабом...
Еще несколько, не менее разительных фактов.
21 июня — накануне войны — командир развернутой в районе Брест-Кобрин (ЗапОВО) 10-й САД полковник Белов в 16.00 получил из штаба ЗапОВО шифровку следующего содержания: отменить приказ от 20 июня о приведении частей в полную боевую готовность и запрещении отпусков.
Такое распоряжение был способен санкционировать только командующий ЗапОВО генерал армии Павлов — без него в штабе округа никто не мог отдать приказ, отменяющий директиву Ген¬штаба от 18 июня 1941 года.
Аналогичный же приказ получили и в 9-й САД (Белосток— Волковыск), который в 13-м авиаполку этой дивизии выполнили с превеликим удовольствием. Командование, летчики, тех¬ники уехали к своим семьям. Авиагарнизон остался на попечении внутренней службы во главе с младшим лейтенантом Усенко. Более того, зенитную батарею, прикрывавшую аэродром, сняли и отправили на учения...
И произошло то, что должно было произойти. Полностью оголенный аэродром вместе со своими новехонькими и целехонькими самолетами Ар-2 и Пе-2 в первые же часы агрессии немцы взяли голыми руками. 13-й авиаполк испарился в мгновение ока. Нельзя даже сказать, что он был разгромлен. Случившееся, в сущности, говорит об одном — о преднамеренной сдаче аэродрома врагу.
С 1934 года Сталин постоянно требовал, чтобы вся авиация, в особенности боевая, была снабжена радиооборудованием. Конструкторы и заводы действительно оснащали самолеты, в особенности истребители, радиостанциями. Однако после прихода Тимошенко на пост наркома обороны, радиостанции, особенно с истребителей, были сняты. Предлог был выдвинут совер¬шенно нелепый, более того, — анекдотичный: авиадвигатели, мол, не экранированы, и система зажигания создает в наушниках сильные помехи, которые отвлекают летчиков.
Можно бы и посмеяться, но ведь сняли-то радиостанции именно с истребителей! С тех самых самолетов, главная задача которых — категорически предотвратить господство противника в воздухе. Если в кабине самолета есть радиостанция, то пребывающему в состоянии полной боевой готовности и уже сидящему в самолете летчику достаточно короткого приказа по радио, чтобы взмыть в воздух на перехват.