[Александр Кас]

С Петром III "Фёдоровичем" по ТИ не всё гладко. Якобы это внук Петра Первого, а сам Пётр III считал себя внуком Фридриха, первого короля Пруссии. Так оно и было. Историки переврали всё, что связано с немецким происхождением Петра и получился весьма скверный водевиль. Отцом Петра Фёдоровича по всей видимости был Фридрих II Прусский, а дедом родной брат Петра Первого Фридрих Вильгельм, Первый король Пруссии. Вот почему после вырождения рода Петрова на Елизавете немцы выдвинули своего Наследника Петра Фёдоровича (Фридрихов на Руси именовали Фёдорами).И приехали Фёдор III с немкой Екатериной в Россию сразу, уже в браке, по факту смерти Елизаветы. А Елизавета, понимая этот колинкор, затеяла самую странную войну 18-ого века с Пруссией... Она стремилась убрать опасных наследников русского Престола в лице принца Петра Фридриковича (Фёдоровича). Но не успела. Вот почему сразу по её кончине война и прекратилась, а в Москву въехал немецкий принц и его супруга немка Софья (будущая Екатерина).

Такие мысли...

[Александр Кас]

Начнём потихоньку расследование. Для лёгкости восприятия моих опусов (а здесь приветствуются не только мои версии), желательно ознакомиться с темами:

Моя ссылка

Моя ссылка


Вика:

Цитата

Пётр III Фёдорович (урождённый Карл Пе́тер У́льрих Го́льштейн-Го́тторпский; 21 февраля 1728, Киль — 17 июля 1762, Ропша) — российский император в 1761—1762, первый представитель Гольштейн-Готторпской (Ольденбургской) ветви Романовых на русском престоле. C 1745 года — владетельный герцог Гольштейна.

После полугодового царствования свергнут в результате дворцового переворота, возведшего на престол его жену, Екатерину II, и вскоре лишился жизни. Личность и деятельность Петра III долгое время расценивались историками единодушно отрицательно, однако затем появился и более взвешенный подход, отмечающий ряд государственных заслуг императора. Во времена правления Екатерины за Петра Фёдоровича выдавали себя многие самозванцы (зафиксировано около сорока случаев), самым известным из которых был Емельян Пугачёв.


Детство, образование и воспитание
Внук Петра I, сын цесаревны Анны Петровны и герцога Гольштейн-Готторпского Карла Фридриха. По линии отца был внучатым племянником шведского короля Карла XII и сначала воспитывался как наследник шведского престола.

Мать мальчика, названного при рождении Карл Петер Ульрих, умерла вскоре после его появления на свет, простудившись во время фейерверка в честь рождения сына. В 11 лет он потерял и отца. После его смерти воспитывался в доме своего двоюродного дяди по отцовской линии, епископа Адольфа Эйтинского (впоследствии — короля Швеции Адольфа Фредрика). Его воспитатели О. Ф. Брюммер и Ф. В. Берхгольц не отличались высокими нравственным качествами и не раз жестоко наказывали ребёнка. Наследного принца шведской короны неоднократно секли^{[L 1]}; множество раз мальчика ставили коленями на горох, причём надолго — так, что у него распухали колени и он с трудом мог ходить^{[L 2]}; подвергали другим изощрённым и унизительным наказаниям. Воспитатели мало заботились о его образовании: к 13 годам он лишь немного владел французским языком.

Пётр рос боязливым, нервным, впечатлительным, любил музыку и живопись и одновременно обожал всё военное (однако, боялся пушечной пальбы; эта боязнь сохранилась у него на всю жизнь). Именно с воинскими утехами были связаны все его честолюбивые мечты. Крепким здоровьем не отличался, скорее наоборот: был болезненным и хилым. По характеру Пётр не был злым;^{[L 3]} часто вёл себя простодушно.^{[L 4]} Отмечается также склонность Петра ко лжи и нелепым фантазиям.^{[L 1]} По некоторым сведениям, уже в детстве он пристрастился к вину.^{[L 4]}

Пётр Фёдорович в бытность Великим князем. Портрет работы Г. Х. Гроота
Наследник
Ставшая в 1741 году императрицей, Елизавета Петровна хотела закрепить трон по линии своего отца и, будучи бездетной, в 1742 году во время торжеств по случаю коронации объявила наследником российского престола своего племянника (сына старшей сестры). Карл Петер Ульрих был привезён в Россию; он перешёл в православие под именем Петра Фёдоровича, а в 1745 году его женили на принцессе Екатерине Алексеевне (урождённой Софии Фредерике Августе) Ангальт-Цербстской, будущей императрице Екатерине II. В его официальный титул были включены слова «Внук Петра Великого»; когда в академическом календаре эти слова были пропущены, генерал-прокурор Никита Юрьевич Трубецкой счёл это «важным упущением, за которое могла академия великому ответу подлежать»^[1].

При первой встрече Елизавета была поражена невежеством своего племянника и огорчена внешним видом: худой, болезненный, с нездоровым цветом лица.^{[L 1][L 2]} Его воспитателем и учителем стал академик Якоб Штелин, который считал своего ученика достаточно способным, но ленивым.^{[L 5]} Обучение наследника в России длилось всего три года — после свадьбы Петра и Екатерины Штелин от своих обязанностей был отставлен (однако навсегда сохранил расположение и доверие Петра). Русский язык великому князю преподавал И. П. Веселовский, за 20 лет до этого обучавший французскому языку его мать. Наставником Великого князя в православии был Симон Тодорский, ставший законоучителем также и для Екатерины. Свадьба наследника была сыграна с особым размахом — так, что перед десятидневными торжествами «меркли все сказки Востока».^{[L 1]} Петру и Екатерине были пожалованы во владение дворцы А. Д. Меншикова — Ораниенбаум под Петербургом и Люберцы под Москвой. После удаления от престолонаследника голштинцев Брюммера и Берхгольца его воспитание было поручено боевому генералу Василию Репнину, который смотрел на свои обязанности сквозь пальцы и не препятствовал молодому человеку посвящать всё время игре в солдатики.

Большой дворец в Ораниенбауме — местопребывание «малого двора» Погружение великого князя в военные потехи вызывало нарастающее раздражение императрицы. В 1747 году она заменила Репнина супругами Чоглоковыми, Николаем Наумовичем и Марией Симоновной, в которых видела пример искренне любящей друг друга супружеской пары. Во исполнение инструкции, составленной канцлером Бестужевым, Чоглоков пытался ограничить доступ своего подопечного к играм и заменил для этого его любимых слуг.

Отношения Петра с женой не сложились с самого начала. Екатерина в своих мемуарах отмечала, что муж «накупил себе немецких книг, но каких книг? часть их состояла из лютеранских молитвенников, а другая — из историй и процессов каких-то разбойников с большой дороги, которых вешали и колесовали»^{[2][L 4]}. Он нашёл способ обмануть бдительность Чоглоковых при содействии камерфрау Крузе, которая, по словам Екатерины,

доставляла великому князю игрушки, куклы и другие детские забавы, которые он любил до страсти: днём их прятали в мою кровать и под неё. Великий князь ложился первый после ужина и, как только мы были в постели, Крузе запирала дверь на ключ, и тогда великий князь играл до часу или двух ночи. Считается, что до начала 1750-х годов между мужем и женой вообще не было супружеских отношений, но затем Петру была сделана некая операция (предположительно — обрезание для устранения фимоза^{[L 6]}), после которой в 1754 году Екатерина родила ему сына Павла (будущий император Павел I). Однако о несостоятельности этой версии свидетельствует письмо великого князя к супруге, датированное декабрем 1746 года: Французский оригинал письма 1746 года Мадам, Прошу вас этой ночью отнюдь не утруждать себя, чтобы спать со мною, поелику поздно уже обманывать меня, постель стала слишком узка, после двухнедельной разлуки с вами, сего дня по полудни

ваш несчастный муж, коего вы так и не удостоили сего имени

Петр.^[3]

Наследник-младенец, будущий российский император Павел I, был сразу же после рождения отнят от родителей, его воспитанием занялась сама императрица Елизавета Петровна. Впрочем, Пётр Фёдорович никогда не интересовался сыном и был вполне удовлетворён разрешением императрицы видеться с Павлом один раз в неделю.^{[L 7]...}

Моя ссылка

Ну и сразу вопросы:

1. Если Пётр III был опасным наследником из немецкого рода, то почему он жил при российском дворе? И если он с рождения жил при российском дворе, то где он мог нахвататься любви к всему немецкому? Почему он не остался жить с отцом?
2. Если Елизавета так ненавидела Петра и боялась его, как Наследника по мужской линии, то что мешало ей устранить неугодного голштинца?
3. Если Елизавета боялась пристрастия Петра ко всему прусскому, то почему настояла на женитьбе с немкой Софьей? Женила бы на русской княжне.

Пока делаем замечание, что ничем не отмеченный якобы отец Петра герцог Гольштейн-Готторпский Карл Фридрих имел точно такое же имя, что и прусский король Фридрих II "Старый Фриц":

Цитата

Фридрих родился в Берлине 24 января 1712 года, при крещении получил имя Карл-Фридрих.

Моя ссылка

Сделаем предположение, что Пётр III был сыном Фридриха II Прусского (Карла-Фридриха), чито действительно позволяло ему претендовать как на русский, так и шведский престолы:

Цитата

За годы, проведённые в России, Пётр никогда не делал попыток лучше узнать страну, её народ и историю, он пренебрегал русскими обычаями, вёл себя неподобающим образом во время церковной службы, не соблюдал посты и другие обряды.



Слишком поздно ему стали внушать сознание его великого предназначения, чтобы ждать от этого внушения скорейших плодов. Он даже по-русски так и не выучился и говорил на этом языке редко и весьма дурно.^{[L 10]} Когда в 1751 году великий князь узнал, что его дядя стал шведским королём, он обмолвился:

Затащили меня в эту проклятую Россию, где я должен считать себя государственным арестантом, тогда как если бы оставили меня на воле, то теперь я сидел бы на престоле цивилизованного народа.^{[L 11]} Елизавета Петровна не допускала Петра к участию в решении политических вопросов и единственная должность, на которой он хоть как-то мог себя проявить, была должность директора Шляхетского корпуса. Между тем Великий князь открыто критиковал деятельность правительства, а во время Семилетней войны публично высказывал симпатии к прусскому королю Фридриху II.

Канцлер А. П. Бестужев-Рюмин объяснял маниакальную увлечённость наследника престола так:

Великого князя убедили, что Фридрих II его любит и отзывается с большим уважением; поэтому он думает, что как скоро он взойдёт на престол, то прусский король будет искать его дружбы и будет во всём помогать ему.^{[L 11]}

Моя ссылка

Наша традиционная история всегда вызывала у меня большой скепсис. Пётр III был в России с рождения, но по-русски не говорил (говорил на чистейшем немецком, откуда?), любил только одного монарха - Фридриха II Прусского и при этом крайне возмущался, что пока он прозябает в России ему не достался Шведский престол. Но шведский престол ему мог достаться только как ближайшему родственнику Фридриха II... С какой стати все эти казусы могли возникнуть в рамках ТИ???

[КонниК]

У нас история - это наука.
Пётр1 - самый русский из русских. Но по-русски не говорил. Да и прямых доказательств нет, что к власти пришёл по праву.
Да и ладно. Зато очень научный подход.
Екатерина2 - немка, цареубийца, но величайшая.
А царя, чтобы не жалко было, "учёные-историки" описали, как недоумка и портреты придурковатые приложили.
И сынка этого "недоумка" в том же ключе изобразили, чтоб никто не сомневался, что шарфиком придушили не по правде.
И при всей научности нашей истории, через какое-то время, глядишь и бывший Сталинград Адольфбургом нарекут.
А народ Хатыни самосожёгся. И Великую отечественную смутой черни назовут.
В первой что-ли.
Ведь "самосжигались" в период раскола, хотя самоубийство тягчайший грех в христианстве.
А тогдашний народ порелигиозней нынешних чай был.
И в Одессе самосожглись...
Аналогия сама напрашивается.

Думаю, что убийство Петра3 это продолжение династической войны.
И всё не так чисто, как "учёные" глаголят.

[Александр Кас]

ПИСЬМА ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕОДОРОВИЧА К ПРУССКОМУ КОРОЛЮ ФРИДРИХУ ВТОРОМУ
(Списано (как и помещенные далее два донесения Гольца (В сетевом издании помещены отдельно - Thietmar. 2007)) с подлинников, хранящихся в Берлине, в Прусском королевском архиве, доступ к коему был открыт нам благодаря любезному посредству графа Николая Дмитриевича Остен-Сакена. Для облегчения читателей правописание в печати нынешнее. П. Б.).

1.
Государь брат мой. Ваше величество уже осведомлены через посредство моего генерал-лейтенанта князя Волконскаго, что, всегда с удовольствием изъявляя убедительные знаки дружбы моей к вам и усердия отвечать всему, что вашему величеству благоугодно делать мне приятного или обязательного, я не замедлил ни минуты отослать нужный приказ, чтобы пленные вашего величества, находящиеся у меня, были выпущены на свободу и как можно скорее выданы, лишь только названный князь мне доложил, что ваше величество, освободив всех моих пленных, со своей стороны спешите закрепить союз дружбы, давно уже соединявшей нас двоих и долженствующий вскоре соединить наши народы.

Сообразно этому взаимному расположению, я не могу долее задерживать ни вашего генерал-лейтенанта Вернера, ни полковника графа Горта, хотя бы я их видел всегда при своем дворе с большим удовольствием. Не могу удержаться, чтобы не отдать должного их поведения и тому непрестанному усердию, которое они проявляли в отношении службы вашего величества, так что я счел возможным доверить первому из них мои чувства. Потому прошу ваше величество, соизвольте благосклонно выслушать и поверить тому, что он вам от меня передаст. Но ваше величество неизмеримо меня обяжете, если ко всем полученными мною знакам вашей милости соизволите еще прибавить позволение вышеозначенному Вернеру вступить в мою службу, а графу Горту оказать отменную и единственную милость, на которою он дерзает надеяться, сделать его полк боевым полком. Первый здесь и второй в рядах армии вашего величества будут мне служить залогом вашей дружбы и всему остальному свету свидетельствовать о чувствах уважения и привязанности, с коими остаюсь, мой брат, вашего величества добрый брат и друг Петр.

Петербург, 15 Февраля 1762 г.

Его величеству Прусскому королю* (Писано на почтовом листе в четверку, с черным ободком. Только подпись своеручная. Остальныя письма — собственноручные. П. Б.).

2.
Государь брат мой. Приказ, присланный мне вами с Гольцом, есть новое доказательство дружбы, столько лет существовавшей между нами, которая, надеюсь, никогда не может прерваться. Вы так добры, что вспоминаете мои прежния оказанный вам услуги, и говорите, что, за короткое время моего царствования, вы мне многим обязаны (Фридрих писал Петру 3 Марта 1762 года: Я был обязан вашему императорскому величеству до вашего вступления на престол; в короткое время по вступлении на него вы беcконечно меня обязали). На это я могу вас уверить, что не искал и не буду искать дружбы помимо вашей и ваших союзников. Надеюсь, что все офицеры вашей армии, бывшие при моем дворе, были свидетелями моего образа мыслей относительно вас. Ваше величество желаете насмехаться надо мной, расхваливая так мое царствование. Вам благоугодно глядеть на ничтожныя вещи, я же должен дивиться доблестным поступкам и необычайным в свете свойствам вашего величества, ежедневно все более и более считая вас одним из величайших в свете героев. Кончая письмо, уверяю ваше величество в моей сильнейшей дружбе и прошу позволения поручить вашей милости Гольца, снискавшего всеобщее уважение, и считать меня, мой брат, вашего величества добрым братом. Петр.

В С.-Петербурге, 15 Марта 1762 г.

3.
Государь брат мой (В дальнейших письмах, для краткости, обычный начальный и конечный слова опускаются. П. В.). Я в восторге от такого хорошего обо мне мнения вашего величества! Вы хорошо знаете, что в течении стольких лет я вам был безкорыстно предан, рискуя всем, за ревностное служение вам в своей стране, с наивозможно-большим усердием и любовью. Потому ваше величество можете быть уверены, что я не захочу, после стольких лет постоянства, переменить свое отношение, зная вас так, как я знаю. Ваше величество выказываете мне свой благородный образ мыслей таким доверием ко мне, предоставляя мне самому заключить условия мира и обещая союз с вами, который будет мне наиприятнейшей вещью. Я был бы величайшим ничтожеством, еслибы, имея союзником благороднейшного государя в Европе, не постарался сделать все на свете, чтобы доказать ему, что он не доверился лицу, желающему воспользоваться этим или обмануть его. Итак, позвольте вам сказать, что Гольц мне говорил, что вы. желали бы, и что это было бы вам наиболее удобно, чтобы я вам обезпечил Силезию и графство Глац и, кроме того, все завоевания, которыя вы можете сделать у Австрии до заключения с нею мира. Я очень рад этому и согласен на все. Но, с своей стороны, я бы желал, чтобы вы соизволили сделать тоже относительно Датских владений, обезпечив мне Гольштинию, со всем потерянным мною в Шлезвиге, и другую половину Датской Гольштинии, в вознаграждение за столько лет неправого пользования ею; я был бы очень рад, если бы это дело между мною и Датчанами окончилось полюбовно. Но предположим, что они меня принудить воевать; тогда я просил бы в. в. заключить такое же условие со мною — обезпечить мне завоевания, которыя бы я сделал в Дании, чтобы мы могли заключить прочный и славный мир для моей Гольштинской династии. Я уверен, что вы этому никак не станете противиться, будучи верным мне другом и истинным немецким патриотом. Не умею вам достаточно выразить, как об вас думаю.

Вы писали в предыдущем письме относительно генерала Вернера и полковника Гордта, о которых я вас просил, за перваго, чтобы он вступил в мою службу, а за второго — о повышении ему и его полку (Генерала Вернера Фридрих просил оставить у него на время; а про Горта писал, что исполнит желание Петра, если обстоятельства дозволят). Причины в. в. слишком справедливы, чтобы я захотел идти против них, так как не думаю ни о какой выгоде и не желаю огорчить истинного друга, каким почитаю ваше величество.

Вы мне пишете в письме, которое привез граф Шверин, что я вам открывал измену ваших союзников и не следовал политике. С особенным удовольствием уверяю вас в том, что я есмь и всегда буду в. в-ва добрый брат и верный до смерти союзник Петр.

С.-Петербург, 30 Марта 1762 г.

4.
Мой камергер граф Воронцов (Будущий государственный канцлер граф Александр Романович. В то время ему шел всего 21-й год от рождения. Младшей его сестре предстояла высокая участь. П. Б.), посланный мною министром в Лондон, получил приказ заехать к в. в., чтобы повторить вам мои уверения в самых сильных чувствах уважения и дружбы, о которых я всегда открыто заявляю, и сообщить вам наставления, которыя я ему дал. Он умен и полон усердия и доброй воли, и я думаю, что он сделает все, чтобы хорошо исполнить мои приказания; льщу себя также надеждой, что нз содержания вышеупомянутых наставлений в. в. вновь убедитесь, что ваши выгоды мне также близки, как и мои.

В С.-Петербурге, 15 Апреля 1762.

5.
22 Апреля 1762 года Петр посылает Фридриху письмо с его адъютантом Штейбеном (Steuben), которого расхваливает. Il pourra dire de bouche ma maniere de penser envers votre majeste', dont il a e'te' tons les jours te'moin oculaire.

Он может изустно передать образ моих мыслей о в. в., чему он каждый день был свидетелем.

6.
В своем письме от 24 Апреля в. в. соглашаетесь с моими притязаниями на Датчан, обещая свою заручку и предлагаете корпус из своего удивительного войска, значение которого признаю вполне, и свою гавань в Штетине, говоря мне, чтобы я отнюдь не стеснялся и действовал в его стране, как бы в своей собственной. Но каково же было мое приятное изумление, когда я прочел ваше предложение самому идти против моих врагов! В. в. можете себе представить, как это должно подействовать на человека, который, будучи великим князем и до сей минуты, не имеет другой мысли, как считать вас величайшим в свете героем, за которого он тысячу раз отдал бы себя в жертву; что вы, после стольких трудов, вдруг захотите идти против моих врагов. Этот последний знак дружбы превышает все остальные и еще более должен привязать меня к столь любезному государю, как вы.

В. в. имели столько доверия ко мне, что дали мне полную свободу относительно мира; посылаю вам его с вашим достойным адъютантом, гр. Шверином. Надеюсь, что в. в. не найдете ничего, в чем бы можно было увидеть соблюдение моего личного интереса, так как отнюдь не желаю, чтобы могли сказать, что я предпочел свое вашему. Гольц может быть в этом моим свидетелем. Относительно союзного договора между нами, он будет готов через несколько дней, и чтобы не было замедления, могущего помешать в. в-ву против врагов, которых считаю одинаково своими, я повелел ген. Чернышеву сделать все возможное, чтобы по крайней мере в начале июня подойти к вашей армии с 15000 правильного войска и тысячью казаков, приказав, по мере возможности, исполнять приказания в. в. Это лучший наш генерал после Румянцева, которого не могу отозвать ради Датчан. Но еслибы Чернышов и ничего не умел, он бы не мог дурно воевать под предводительством такого великого генерала, как в. в. В. в. мне сказали не стесняться, и потому я вас прошу, как добрый союзник и друг, устроить, если надо, с Датчанами соглашение в Берлине чрез посредство в. в. и чтобы вы были так добры заставить включить в имеющий совершиться со Шведами мир, чтоб они мне помогали против Датчан своим Флотом.

Генерал Кноблох скоро должен приехать к в. в.; я его рекомендую, как старого и верного слугу Прусской династии.

В С.-Петербурге, 27 Апреля 1762.

7.
Из письма от 1 сего месяца вижу, что в. в. не получали от своего министра в Копенгагене иного известия как то, что там думают только о защите; могу вас уверить, что я получил совсем иныя известия от ген. Румянцева, который мне пишет, что полковник Беллинг предупреждал его, а некто майор Теттау, находящейся на моей службе, писал, что Датчане делают приготовления к наступлению и, чтобы быть в состоянии скорее начать, они уже пустили вперед ген. Бюлова, для вступления в Меклембург с армейскими гренадерами; что ген. С. Жермэн просил у гор. Любека позволения провести один полк, но что город не только отказал ему, но даже поставил на валу пушки. Так-как известие это не могло быть сообщено ген. Румянцову полковником Беллингом иначе, как по особому приказу в. в., то я не знаю, как отблагодарить вас, и не перестаю уверять в неизменной дружбе; прошу только дать таковыя же приказания принцу Беверну в Штетине, чтобы он насколько возможно облегчал Румянцова. Но перейдем к делу. В. в. пишете мне о запасах. Я уже всем разослал приказы и надеюсь, что всего будет довольно. Что касается Флота, то он не в блестящем состоянии и годен только для прикрытия маленьких судов, которыя пойдут в Кольберг с хлебом. Относительно Шведского Флота, не думаю, чтобы что нибудь удалось, так как они xopoшие Французы и ничего не предпримут не посоветовавшись с ними; потому надо бы думать только о том, чтобы их заставить высадиться на берег.

В. в. думаете, что ради народа я должен бы короноваться прежде своего отъезда в армию. На это я принуждена сказать вам, что так как эта война почти еще в начале, то именно поэтому я не вижу никакой возможности короноваться раньше с тою пышностью, к которой Русские привыкли. Я бы не мог совершить это, так как еще ничего не готово, и наскоро здесь ничего не найдешь. Принц Иван у меня под строгой стражей, и еслибы Русские хотели мне зла, они бы давно могли его сделать, видя, что я не берегусь, предаваясь всегда Божьей воле, хожу по улице пешком, чему Гольц свидетелем. Могу вас уверить, что когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться. А что бы подумали эти же Русские обо мне, в. в., видя, что я остаюсь дома во время войны в родной стране, они, которые всегда только того и желали, чтобы быть под управлением государя, а не женщины, о чем я сам много раз слышал от солдат своего полка, говоривших: дай Бог, чтобы вы скорее были нашим государем, чтобы нам не быть под владычеством женщины. А самое главное, они бы всю жизнь упрекали меня в низкой трусости, от чего конечно я бы умер с горести, так как был бы единственным государем моего дома, оставшимся сидеть во время войны, начатой за возвращение неправильно отобранного у его предков; и в. в. стали бы с меньшим уважением относиться ко мне, если бы я поступил так. Обещаю в. в., что все меры предосторожности будут точно соблюдены как относительно иностранных министров, так и со стороны наблюдателей, которых оставлю вместо себя здесь. Теперь мне остается только поблагодарить в. в. за дружбу, выказываемую мне вами.

В С.-Петербурге, 15 Мая 1762 г.

P. S. Когда Фельдмаршал Миних будет просить в. в. относительно Вартембергского графства, прошу его отвечать ему, что вы предоставили это мне.

8.
Вы меня так смутили похвалами, что я не знаю, как на них и отвечать. В. в. говорите относительно мира, что я его заключил безкорыстно. Могу вас уверить, что я сделал только то, что предписывало мне сердце. В. в. говорите в своем письме, что не думаете, чтобы родные братья могли для вас сделать то, что сделал я. Относительно этого могу вас уверить, не хвалясь, что не думаю, чтобы кто из ваших братьев был вам предан с такою верностью как я; сомневаюсь, чтобы ваши собственные подданные были бы вам верное. В. в. чрезмерно обрадовали меня тем, что постарались доказать мне истинную дружбу, написав, что предлагаете мне из своей армии славный Сибургский полк; я был бы очень требователен и неблагодарен, если бы сию же минуту не принял этого прекрасного полка; обещаю вам, что полк ваш не будет отдан лентяю, так как я буду стараться украшать его лучшими людьми моей страны. В. в. сделаете мне большое удовольствие, если присоедините его к отряду Беллинга, чтобы я мог его иметь против Датчан. Меня также чрезвычайно обрадовало предложение принять из моей армии полк; но так как пригодный к войне всегда самый лучший, то я думаю, что, прибыв в армии, я выберу тот, который своей храбростью и красотой был бы достоин столь великого героя, как в. в.; что же касается до мундира, то прошу вас самого выбрать его, только чтобы он был зеленого цвета.

P. S. Я сейчас вспомнил про полк, который был очень хорош; его я и предлагаю в. в. Это второй Московский полк под предводительством князя Репнина, который будет считать за величайшую честь быть под начальством в. в. и представить полк с его списком в. в-ву.

Так писал злосчастный внук Петра Великого. Письма к нему Фридриха Второго напечатаны в 23-м томе его “Политической Переписки", издаваемой в Берлине.

19 Января н. с. 1762 г., т. е. немедленно по кончине императрицы Елисаветы Петровны, вполне истощенный в военных своих средствах Фридрих писал из Бреславля своему министру Финкенштейну в Магдебурге, чтобъ он уговорил Английского посла при его дворе Митчеля послать нарочного в Петербург и попросить тамошняго Английского посла Кейта о передаче его поздравлений Петру и Екатерине et pour jeter adroitement, surtout a limperatrice de Russie, mes sentiments * (* Искусно передать, особливо Русской императрице, его сочувствие.), а также, чтобы Кейт поговорил с графом М. Л. Воронцовым о его желании прекратить войну с Россиею. Петра III-го Фридрих, кажется, никогда не видал; а Екатерину видел в Январе 1744 года, когда ехала она со своею матерью через Берлин в Россию.

Про кончину Елисаветы Петровны Фридрих написал в Лондон барону Книпгаузену 22 Января 1702: Morta la bestia, morto il veneno.

Переписка двух монархов началась письмом Фридриха из Бреславля, от 6 Февраля 1702, которое содержало в себе поздравление с восшествием на престол. Петр послал к Фридриху Андрея Васильевича Гудовича (знавшего понемецки и некогда учившегося в Кильском университете). Во втором письме от 22 Февраля, которое повез Гудович, Фридрих благодарит за отозвание войск графа Чернышева от Австрийцев. При третьем письме от 3 Марта, он присылает Петру Прусский орден. В письме от 20 Марта, уклончиво соглашаясь на просьбу П. о Вернере и Горте, Фридрих называет Петра un prince qui a le coetir vraiment allemand, qui ne veut pas contribuer a rendre 1'Allemagne 1'esclave de la mason d'Autriehe (Государем, у которого сердце поистине Немецкое, который не желает содействовать к тому, чтобы Германия стала рабою Австрийского дома.).

Гудович пробыл у Фридриха в Бреславле с 20 по 23 Февраля 1702 г.; он явился к нему только с крепом на руке, а король и марк-граф Кард в черных жилетах и исподнем. За три дня до кончины Петра Фридрих писал ему из лагеря при Зейтендорфе, от 14 июля н. с. 1762: Je dirai a votre majeste que j'apprends le russe'et que je dis souvent a ses eoldats: “Vivat ezarka Peter Fedorowitz!" Ce sent les premiers mots que j'ai appris a begayer dans cette langue et que je prononcerai du fond de mon coeur jusqu'au dernier soupir de ma vie (Скажу вашему величеству, что я учусь по русски и нередко говорю вашим солдатам: Виват царка Петер Федоровиц! Это первыя слова, которыя я научился кое как произносить на этом языке, и я стану произносить их из глубины сердца до последняго дыхания моей жизни.).

Об отречении Петра от престола Фридрих узнал в самый день его кончины 6 (17) июля 1762 от Чернышева, след. еще до получения донесений от своего министра графа Гольца из Петербурга.

Текст воспроизведен по изданию: Письма императора Петра Феодоровича к прусского королю Фридриху Второму // Русский архив, № 1. 1898

© текст - Бартенев П. 1898
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Reindeer. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский архив. 1898

[КонниК]

Цитата

Принц Иван у меня под строгой стражей, и еслибы Русские хотели мне зла, они бы давно могли его сделать, видя, что я не берегусь, предаваясь всегда Божьей воле, хожу по улице пешком, чему Гольц свидетелем.

Принц Иван, наверное, сын низложенного императора Ивана III.
Скорее всего Принц Иван - заложник на случай нападения Великой Тартарии.
Поэтому и мог спокойно ходить. В случае чего...
И не его ли убили в тюрьме. А "Петра III" отправили под видом Ивана III, чтоб не мешался.
С какой стати новый император ходит по улице пешком? сомнительно.
А источники скорее всего очень сомнительны.
Иначе почему литераторы без опаски цитируют их.

[Zimakov]

Извините КонниК, а кто по вашей версии такой император Иван III. Якобы Мазепа=царевич Иван Семенович.

[Annata]

Александр, а дальше вы продвинулись в этом расследовании? спасибо.

[Александр Кас]

 Annata сказал:

Александр, а дальше вы продвинулись в этом расследовании? спасибо.

Уважаемая Annata, всегда рад Вашим появлениям в Клубе. Тут, мне кажется, всё ПРЕДЕЛЬНО ПОНЯТНО. Если основываться на мою Книгу "Крушение Империи русских царей" и изыскания в Теме "Три Анны, или одна?", то получается, что Пётр III - внук Петра I-Леопольда I (сына Фридриха I Прусского Гогенцоллерна). Пётр III сын Анны Леопольдовны (Анны Петровны). Вот почему в своих письмах первые слова, которые Пётр III научился говорить по-русски, были: "Скажу вашему величеству, что я учусь по русски и нередко говорю вашим солдатам: Виват царка Петер Федоровиц! Это первыя слова, которыя я научился кое как произносить на этом языке, и я стану произносить их из глубины сердца до последняго дыхания моей жизни" .

Кстати, эти слова он писал Фридриху II, королю прусскому, с которым был в постоянной переписке, которую иначе, как родственной и не назвать. Всё верно, ибо Пётр писал их своему троюродному дяде, родному племяннику Петра I. Вот почему в указанном выше источнике сказано в письме Фридриха Петру III:
При третьем письме от 3 Марта, он присылает Петру Прусский орден. В письме от 20 Марта, уклончиво соглашаясь на просьбу П. о Вернере и Горте, Фридрих называет Петра un prince qui a le coetir vraiment allemand, qui ne veut pas contribuer a rendre 1'Allemagne 1'esclave de la mason d'Autriehe (Государем, у которого сердце поистине Немецкое)

И теперь становится предельно понятна неразрешимая ТИ-загадка, почему сын Петра III - Павел I Петрович написал на знаменитом памятнике Петру I следующую надпись: «Прадеду Правнук 1800». Павел действительно был правнуком Петра I, что в рамках ТИ кажется полным абсурдом.



Вот такие изыскания, уважаемая Анната. Я полагаю, что Пётр III и Анна Леопольдовна никуда в северную ссылку не отправлялись, а уехали в Пруссию, где в новопостроенном Дворце Мозигкау в Дессау (Schloss Mosigkau) и проживали, пока стареющая елизавета на пригласила в Москву, дабы род Петра совсем не заглох. И в Россию Пётр III въехал УЖЕ со своей немецкой супругой Софи́ей Авгу́стой Фредерикой Анхгальт-Цербской. Вот почему у неё в титуле странная приставка Анхгальт - выйдя замуж за наследного принца Анхгальт Дессау она получила себе эту приставку.
Вы в Анхгальт-Дессау в марте собираетесь? Вроде как обещались

[Annata]

Спасибо Александр, за ответ и за то, что помните про поезку в этот парк. Он откроется 3 апреля для посетителей, тогда и поедим.