Исторический клуб: Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год - Исторический клуб

Перейти к содержимому

 
Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год Александр Матвеевич Шарымов

#1 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:04

Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год
Александр Матвеевич Шарымов



Содержание

Книга первая.
ПРЕДЫСТОРИЯ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА


Раздел 1.

ИЗ ДОПЕТРОВСКОЙ ИСТОРИИ ОЗЕРНОГО КРАЯ

I. Озерный край... Приневье
II. Первые сто семьдесят веков
III. С точки зрения древних авторов
IV. Рухс-асы идут на север
V. От легенд к истории
VI. Жизнь варягов-русов; «эпоха Рюрика» и начало Древней Руси
VII. До «революции 1136 года»
VIII. Озерный край до прихода Орды
IX. «Дни Александровы»
X. Выборг и Корела
XI. Строение и гибель Ландскруны
XII. Годы торговли и сражений
XIII. Ореховецкая крепость и Ореховецкий договор
XIV. Дела корельские и новгородские
XV. Магнус идет на Неву и Орешек
XVI. Костры в Озерном крае
XVII. Судьба Тиверского городка
XVIII. Столкновения с Орденом
XIX. Конец Новгородской республики
XX. Описания Приневья и рождение «пра-Петербурга»
XXI. Первые карты Озерного края и начало северной торговли
XXII. Русско-шведские столкновения ширятся
XXIII. От Тявзина к Столбову через строение Ниеншанца
XXIV. Начало шведского периода Приневья
XXV. Русско-шведская война и картографирование Ниена
XXVI. Планы перестройки Ниена и начало Северной войны
XXVII. Приход века восемнадцатого
XXVIII. 1702 год — до Нотэборгского похода
XXIX. Взятие Нотэборга
XXX. Литература и источники
Раздел 2.

НЕВА И ЕЕ ДЕЛЬТА В НАЧАЛЕ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ

I. О чем этот очерк
II. О топонимике и картографии Приневья
III. Путешествие от Орешка до Варяговой Нижней
IV. От Кузнецовой до Валитулы-крога
V. От Валитова до Ниена
VI. Ниеншанц и Ниенштадт
VII. От Пулколы до Обозовщины-эде
VIII. Вдоль Невы к центральным островам
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ К КНИГЕ ПЕРВОЙ
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ К КНИГЕ ПЕРВОЙ


Книга вторая. 1703 ГОД.
Хроника года и его загадки
Раздел 1.
ЗАВОЕВАНИЕ НИЕНШАНЦА

I. До похода на Ниеншанц
II. Поход на Ниеншанц
III. Взятие Ниеншанца
IV. Литература и источники
Раздел 2.
БЫЛ ЛИ ПЕТР I ОСНОВАТЕЛЕМ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА?

I. Был ли Петр I основателем Санкт-Петербурга?
II. А разве кто-нибудь считает иначе?
III. Что на сей счет говорят исторические источники?
IV. Кто был автором «Юрнала» и можно ли ему верить?
V. Зачем Петр I поехал 11 мая в Шлиссельбург?
VI. Где царь Петр был с 14 по 16 мая?
VII. Был ли Петр I автором начального плана крепости?
VIII. Каковы майские реалии рукописи вне событий 16 мая?
IX. Что стало кульминацией июня в 1703 году?
X. Что происходило на Неве и вокруг нее в июле 1703-го?
XI. Каковы были реалии «корабельного» месяца августа?
XII. О завершении строения крепости и рукописи о нем
XIII. Литература и источники
Раздел 3.
ВИНО, СУДА И ФЕЙЕРВЕРКИ

I. Первый шкипер на Неве: Ауке или Ян?
II. Чем завершился 1703-й?
III. Литература и источники

ПРИЛОЖЕНИЕ

«Рассказ ефрейтора Преображенского полка Одинцова»
о заложении Санктпетербургской крепости



I. Озерный край... Приневье...

Что в этой хронике я подразумеваю под выражением «Озерный край», как называют его историки и географы?

То, что гидрографы именуют «Приневьем», то есть бассейн реки Невы.

На северо-востоке в него входит Онежско-Свирский бассейн со впадающими в него реками Суной, Шуей, Свирью и Оятью.

На северо-западе — Сайма-Вуоксинский бассейн (он большей частью находится на земле Финляндии).

На юге — Ильмень-Волховский бассейн со впадающими в озеро Ильмень Волховом, Мстой, Ловатью и Шелонью.

В центре — Ладожское озеро с бассейном средних и малых его притоков (Сясь, Паша и другие).

И, наконец, частный, как его называют ученые, бассейн самой реки Невы между истоком и устьем.

Это и есть Приневье, Озерный край.

А помимо него — сугубо исторически — меня интересовали вообще все те земли, что примыкали к Новгороду и Пскову.

Теперь — о хронологии.

Ранняя точка моего рассказа — период, когда Приневье стало освобождаться от ледника. Конечная — финал 1702 г.: время перед основанием Санкт-Петербурга.

Это — около двадцати тысяч лет, и, чтобы не «завязнуть» в них надолго, рассказ, конечно, придется повести самый что ни на есть «летучий». Однако давайте не будем по этому поводу особо переживать, а попросту двинемся в путь.

II. Первые сто семьдесят веков

Около двадцати тысяч лет назад ледник, сползший к концу ледникового периода со Скандинавского полуострова на земли Западной и Восточной Европы, начал таять, медленно отступая на север.

Вот что писал об этой эпохе в «Истории первобытного общества» питерский профессор, знаток древностей Приневья, Карелии, Прионежья и Приладожья Владислав Равдоникас:

«С прекращением ледниковых явлений плейстоцена наступает современная геологическая эпоха, или голоцен, когда естественно-географические условия в результате ряда геологических, климатических и флоро-фаунистических перемен все более и более приближались к современным нам условиям...

Благодаря остроумному геохронологическому методу, предложенному шведским ученым [Герхардом Якобом] де Геером, удалось довольно точно изучить картину отступания последнего ледника, а также исчислить время этого отступания по его отдельным последовательным фазам.

Сущность геохронологического метода заключается в следующем. Одним из характернейших типов отложений приледниковых озер являются ленточные глины, широко распространенные по всей зоне отступания ледника. Они имеют равномерно-слоистую структуру, зависящую от чередования более темных и более светлых тонких слоев или лент... На взгляд ленточные глины имеют полосатый вид 1. Они образованы талыми водами отступающего ледника за счет размывания более ранних коренных отложений...

...каждая светлая песчаная полоска ленточных глин вместе со своей соседней темной глинистой полоской соответствует годичному циклу таяния отступающего ледника точно так же, как кольцевой слой в древесном стволе соответствует годичному циклу роста дерева.

Подсчет годичных слоев в ленточных глинах на достаточно широкой территории дает возможность исчислить число лет таяния ледника на данной территории...

Так, советские ученые, изучая ленточные глины территории Карелии, выяснили, что, например, в Прионежье ледник отступал к северу со скоростью 160 м в год. На продвижение ледника от южного конца Клименецкого острова (Онежское озеро) до Медвежьей горы (расстояние около 140 км) понадобилось 600–700 лет. Подобные же наблюдения у Финского залива Балтийского моря привели к выводу, что ледник покинул широту нынешнего Ленинграда 2 12 400 лет назад.

Применяя такого рода подсчеты вместе с некоторыми другими приемами, де Геер и его последователи установили, что со времени начала отступания ледника от южной окраины Скандинавии и до нашего времени (до 1900 г.) прошло около 14 000–15 000 лет...

Изучение геологических отложений, главным образом морских террас, и содержащихся в них остатков водной фауны, главным образом моллюсков и водорослей, установило, что Балтийское море прошло через следующие основные стадии в своей послеледниковой истории…» 1)

Тут я прерву цитату из «Истории» Равдоникаса и обращусь к пересказу ряда положений другого сочинения — «Истории варваров» Виктора Ивановича Паранина: она вышла шестью десятками лет позже и зафиксировала современные представления о смене этих событий. Рождение идей шло тут по таким этапам.

В конце XIX в. (1878), описывая неолитические стоянки человека на Ладоге, геолог и археолог Александр Александрович Иностранцев обратил внимание на то, что остатки этих стоянок были перекрыты позднейшими донными отложениями. Уровень Ладоги на протяжении нескольких последних тысяч лет явно был подвержен как трансгрессиям (подъемам), так и регрессиям (спадам) ее вод.

В 1910 г. причину таких перепадов разъяснил знакомый нам шведский ученый Герхард Якоб де Геер. Он предположил, что в пору неолита сток вод из Ладоги в Финский залив проходил по руслу пра-Вуоксы по линии Приозерск—Выборг. Уровень Ладоги был тогда высок. Позднее образовалась река Нева — и сток переместился к югу: наступила регрессия — уровень озера упал.

Затем де Геер высказал мысль о том, что после отступания ледника на территории Балтики, Ладоги и Белого моря существовало почти пресное «ледниковое море» — Иольдиевое, названное так по имени ведущей формы жившего в его водах организма — моллюска иольдиа арктика.

В 1915 г. территория Иольдиевого моря была описана финским ученым Олиусом Айлио, который утверждал, что максимум трансгрессии Ладоги и последовавшее за ним образование Невы произошли около четырех тысяч лет назад — за две тысячи лет до Рождества Христова (Р.Х.).

Через два года после Айлио английский геолог Эндрью-Кронби Рамзай 3 ввел понятие о Балтийском ледниковом озере, более пространном, нежели последующее Иольдиевое море. При этом озеро — в отличие от моря — было еще и соленым.

В 20–30-е гг. XX века Константин Марков ввел промежуточное понятие о первом Иольдиевом море. Он же открыл и исследовал береговую линию более обширного Анцилового озера, названного по имени улитки анцилус флювиатилис.

В свою очередь финн Эйно Хюппя подтвердил в 60-е гг., что Иольдиевое море было достаточно мелким и, не имея возможности распространяться восточнее Карельского перешейка, в Ладогу не проникало.

Далее, уже в 70-е гг., Дмитрий Квасов отказался от концепции фазы первого Иольдиевого моря. Однако в ту же пору утвердилась идея о надобности ввести новое понятие приледникового озера Рамзая, предшествовавшего Балтийскому ледниковому озеру.

Следует добавить еще, что ученые выделяют фазы Литоринового моря (по имени его обитательницы улитки литторина литтореа), Древне-Балтийского моря, перешедшего в стадию Лимнеа (по имени улитки лимнеа овата балтика), и, наконец, современную фазу развития Балтики — Миа (по имени ракушки миа аренариа).

Что же до хронологических рамок этих стадий, то они выглядят так.

За 11 тысяч лет до Р.Х. (то есть 13 тысяч лет назад) край ледника начал отступать на северо-запад. Оставленные материковым льдом впадины стали заливаться водой. Образовалось озеро, заливом которого была Ладога, а основу составляли бассейны будущих рек Нарвы, Невы и Волхова. Возникшее Южно-Балтийское Приледниковое озеро Рамзая имело перемежающуюся связь с океаном.

Уровень озера Рамзая часто менялся, но более 12 тысяч лет назад суша в Южной Швеции сильно понизилась — и уровень озера резко упал.

Более 11 тысяч лет назад озеро Рамзая слилось с Южно-Балтийским озером — и образовалось Балтийское ледниковое озеро. Воды его частично стекали в Белое море — и уровень озера был низок. Южная Ладога была тогда сушей, северная же ее часть была значительно глубже нынешней.

Примерно 10 тысяч лет назад ледник сошел со Средней Швеции — и уровень озера упал почти на 30 метров. Так образовалось Иольдиевое море, соединившееся через пролив Нерке с океаном. Ладога впервые стала самостоятельным озером. Уровень его определялся стоком в северной части нынешнего Карельского перешейка.

Через 700 лет пролив Нерке обмелел: земная кора «дышала» — и поднялась. На его месте образовалась река Свеа. Так 9 тысяч лет назад Иольдиевое море превратилось в Анциловое озеро. А еще через 600 лет сток из озера совсем прекратился. Уровень его стал расти. На севере Карельского перешейка образовался пролив — и Ладога стала заливом Анцилового озера.

Около 8 тысяч лет назад воды озера обрели сток в Северное море через Дарсский порог и Большой Бельт. Уровень воды упал почти на 15 метров. Пролив на севере Карельского перешейка осушился и стал речкой, вытекавшей из района Хейнийоки (у поселка Вещево) и впадавшей в Выборгский залив. Порог стока Ладоги стал выше — и южная часть озера была затоплена.

8 тысяч лет назад скандинавский ледник завершил таяние. Сток рек в Балтийскую котловину резко спал. Уровень ее стал ниже, и туда начали поступать соленые океанические воды. Еще один «вдох» — и Анциловое озеро превратилось в Литориновое море.

В дальнейшем Датские проливы обмелели — и поступление соленой воды в Литориновое море сократилось, результатом чего стало постепенное превращение его — через стадии Древне-Балтийского моря (более 6 тысячи лет назад) и Лимнеа (около 6 тысяч лет назад) — в современную Балтику, «нашпигованную» ракушками миа аренариа... 2)

Свидетелем этих процессов был доисторический человек.

Многие финские лингвисты утверждают сейчас, что жители древней Суоми, как и лапландцы, пришли туда через север Скандинавии — из центра Европы, с той же индоевропейской «прародины», что и шведы с норвежцами.

Есть и другая, общепринятая пока точка зрения, состоящая в том, что финно-угры пришли к Приневью из-за Урала, заселив не только Карелию и Финляндию, но и Приобье, берега Камы, Волги, Оки, Подвинье, Заонежье, Приильменье и Приладожье.

На территории Приневья найдено множество стоянок древних людей, насчитывающих до девяти тысячелетий 3). Это — свидетельство того, что человек действительно начал осваивать эти места буквально по пятам уходящего ледника и вслед за тем, как земли Приневья стали освобождаться от вод разливавшихся тут послеледниковых озер и морей (ср. с приведенной выше хронологией этих процессов).

Итак, реальная история Приневья началась в районе 9–8 тысяч лет назад.

Вот лишь несколько примеров неолитических поселений (от 8 до 3 тысяч лет до Р.Х.) на территории Ленинградской области.

К примеру, между Выборгом и Приозерском, у деревни Корпилахта, неподалеку от древнейшего на Карельском перешейке города Антреа (ныне — Каменногорск), сохранившего, как полагают, в своем топониме, относящемся к начальной поре нашей эры, имя Андрея Первозванного (Антреа=Андрей), люди жили в IV–III вв. до Р.Х.

III. С точки зрения древних авторов

Мы не располагаем сегодня набором бесспорных исторических фактов, которые помогли бы создать точную хронологию образования и развития морского народа, описанного Александром Иностранцевым.

Конечно, кое-что нам подсказывает тут археология. В других случаях подспорьем служат легенды, предания и мифы, скандинавские саги и руны, образцы поэзии скальдов, изредка — транспонированные в прошлое обрывки древних исторических и летописных сведений. Однако, анализируя эти данные, надо постоянно помнить о сугубо легендарном их происхождении, что, правда, вовсе не дает права безоговорочно исключать их из нашего литературно-художественного и культурно-исторического обихода. Наведение тут «порядка» — дело не только довольно условное, но и значительное, увлекательное и полезное.

Именно таким методом пользовался Виктор Паранин, создавая свою «Историю варваров» 6). С этой целью он проанализировал тексты античных и более близких к нам авторов — историков и писателей, географов и путешественников, философов и ученых. Разброс этих авторов по годам громаден. От IX в. до Р.Х. и до VI в. нашего времени: Гомер и Гесиод; Анаксимандр, Гекатей и Эсхил; Геродот; Гиппократ, Демокрит и Ксенофонт; Аристотель, Александр Македонский и Клеарх; Аполлоний Родосский, Клеанф и Эратосфен; Гиппарх и Полибий; Посидоний и Страбон; Плиний и Помпоний Мела; Плутарх и Тацит; Аппиан и Птолемей; Евсевий и Евпатий; Зосима; Иордан и Прокопий Кесарийский... Нy, и в этот ряд следует поставить многие другие имена, даты, а также схолии, то есть ученые комментарии более позднего времени.

Вдумчивое и непредвзятое прочтение этих текстов привело Виктора Паранина к ряду интереснейших умозаключений, имеющих отношение прежде всего к предмету нашего повествования — истории древнего Озерного края.

Изображение
Карта-схема расселения неолитического человека на территории Карельского перешейка и Приневской долины (по В. А. Лапшину).


Еще в V в. до Р.Х. Геродот писал о «большом озере», которое служило водоразделом между жившими на юге скифами и обитавшими на севере неврами.

Этот громадный водораздел простирался от нынешнего Финского залива (то есть от Балтики, которую древние греки называли «Кронийским заливом») до Черного моря («понта Эвксинского», то есть Гостеприимного). Водоем этот античные авторы именовали «понтом Авксинским» — Негостеприимным, а потом — Меотийским озером, или Меотидой.

Вот об этой Меотиде надо поговорить подробнее.

Меотийское озеро не следует путать с Меотийским морем, как уже в I тысячелетии по Р.Х. стали именовать Азовское море. Поскольку Меотийское озеро лежало западнее Меотийского моря, мы и будем различать Западную (озеро) и Южную (море) Меотиду.

Меотийское озеро лежало на западных склонах Среднерусской возвышенности (Рипейских гор) и простиралось с севера на юг от Балтики через леса Полесья и русло Днепра-Борисфена к Черному морю. Западная Меотида подпитывалась северными водами как Балтики, так, вероятно, и Белого моря и, в свою очередь, питала этими водами как понт Эвксинский (то есть Черное море), так и «Маре Нострум» (то есть Средиземноморье).

У озера Меотиды была и другая функция: оно было удачным водным путем, который способствовал плаваниям древнего северного «морского народа» в южные европейские края и, соответственно, наоборот — путешествиям народов южных по направлению к северу.

В этом смысле нас поражают сегодня некоторые античные тексты и более поздние схолии (комментарии) к ним, рассказывающие о титанах, Аполлоне, Прометее, атлантах, Ио, Геракле, о походах аргонавтов, об Ифигении и Артемиде, об Ахилле и ряде других героев древнегреческих мифов, а также о древних племенах и народах (гипербореях и колхах, таврах и аорсах, аланах и халивах, савирах и амазонках): все они тем или иным образом имели отношение к северным землям, которые к нашему времени уже перестали быть нордической частью западной Меотиды, поскольку сама она уже давно навсегда исчезла, превратившись в полесские болота, речки и озера края, что так теперь и называется — Озерным.

Надо тут сказать и еще об одном географическом представлении античности.

Согласно воззрениям того времени, Каспийское море воспринималось древними как «залив Северного океана». Под этим «Северным океаном» (часто — просто Океаном) подразумевалось нынешнее Балтийское море, ибо через проливы и Северное море Балтика соединялась с Атлантикой. В свою очередь, Каспий соединялся с Балтикой через полноводную Волгу, достигавшую северной части Меотиды, а также восточной части Финского залива. Именно в силу этого обстоятельства древние авторы называли Волгу «проливом Каспийского (Джурджанского) моря».

Вся эта картина дает, во-первых, представление о том, каково было гидрографическое состояние Восточной Европы от Балтики до Черноморья и Каспия (нетрудно заметить, что картина эта была совершенно не похожа на современную). А во-вторых, мы можем представить и расшифровать гидрографические воззрения античных времен, без этой расшифровки кажущиеся непонятными и даже бессмысленными.

Держа в памяти эти воззрения древних авторов, а также не забывая о явной легендарности многих сведений, имеющихся в легендах, мифах, сказаниях, сагах и других созданиях творческой народной фантазии (содержащих, вероятно, и вполне реальную подоплеку), мы можем составить довольно обширный хронологический ряд, события которого так или иначе связаны с давней историей Приневья.

Представляю эту хронику читателю.

Опорой тут послужат исландские королевские саги и шедевры поэзии скальдов, а также «Деяния данов» Саксона Грамматика (на русский язык пока не переведенные — я пользовался английским переводом) и «Круг Земной» с «Младшей Эддой» Снорри Стурлусона, содержащие бесценные и мало еще освоенные сведения, касающиеся древнейшей нашей истории 7).

Необходимо, естественно, использовать и многие соединенные (весьма разномастные) труды современных отечественных и зарубежных ученых. Назову лишь некоторые из них: весьма выборочно, с одиночными примерами, в алфавитном порядке.

Это, скажем, «Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи» Николая Беляева, «Происхождение карельского народа» Дмитрия Бубриха, «Древняя Русь» Георгия Вернадского, «География Восточной Европы в сагах о древних временах» Галины Глазыриной, «Исландские королевские саги о Восточной Европе» Татьяны Джаксон, «Ладога и Ладожская земля VIII–XIII веков» Анатолия Кирпичникова, «Корела и Русь» Светланы Кочкуркиной, «Эпоха викингов в Северной Европе» Глеба Лебедева, «Русь и норманны» Хенрика Ловмяньского, «Очерки по истории русской культуры» Павла Милюкова, «Докиевский период истории Восточной Европы» Александра Назаренко, «Новгородское (Рюриково) городище» и другие исследования на эту тему Евгения Носова, «Историческая география летописной Руси» Виктора Паранина, «Географические названия. Введение в топонимику» Александра Попова, «Thе Origin of Rus» Омельяна Прицака, «История первобытного общества» Владислава Равдоникаса, «Древняя Русь. Сказания. Былины. Легенды» Бориса Рыбакова, «Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв.» Елены Рыдзевской, «Норманская проблема в отечественной исторической науке» Александра Хлевова, ряд современных изданий, коллективных сборников или материалов научных конференций («Летописи и хроники» со статьей Игоря Шаскольского «Известия Бертинских анналов в свете данных современной науки»; «Викинги и славяне» со статьей Ингмара Янсcона «Русь и варяги»; «Новгородские археологические чтения» со статьями Валентина Седова «Первый этап славянского расселения в бассейнах озер Ильмень и Псковского», Готфрида Шpaмa «Ранние города Северо-Западной Руси: исторические заключения на основе названий» и Валентина Янина «Основные исторические итоги археологического изучения Новгорода»). Завершу этот список серией очерков «Из истории Приневья» Александра Шарымова, опубликованных журналом «Аврора» в № 9, 10—1994; 4, 6, 8, 10—1995 и 3, 6—1996 8.

Итак, примерно за 25–20 тысяч лет до Р.Х. — в так называемую эпоху Ориньяка — обширные массы переселенцев, покинув Центральную Европу, прошли по южнорусским степям за Урал и двинулись через Сибирь к океану.

10 тысяч лет спустя началось обратное движение этих кочевников за отступающим ледником к Уральским горам. По пути большие группы финно-угорских народов, оставаясь на территории Восточной Европы, образовывали и по сию пору существующие этнические соединения. Общее движение шло к Прискандинавью.

Около 12 тысяч лет до Р.Х. последняя часть этих кочевников достигла восточного побережья Ботнического залива и осталась тут, заселив территории южной Финляндии и Карелии.

Началось постепенное расслоение номадских племен на будущих финнов, карел, ижорцев, чудь, вепсов...

К земле, лежавшей «севернее дуновения Борея», устремлялись взоры путешественников, историков, завоевателей юго-западной Европы.

В XXX в. до Р.Х. на территории Приневья и нынешней Белоруссии зародилась особая неолитическая культура «морского народа», населявшего этот ареал.

В XXIV в. состоялся мифический поход из скифского Причерноморья на север князей Славена и Скифа. Пропутешествовав почти 40 лет, князья, по сведениям Иоакимовской летописи и древнерусских хронографов, прибыли к Ильменю, где в 2360 г. основали город Славенск.

В середине ХХIV в. аккадский (древнемесопотамский) царь Саргон, которого древние греки называли Гераклом, дошел, по свидетельству античных авторов, до Океана (то есть до современного Финского залива Балтийского моря). Новейшие схолии утверждали, что именно там Саргон-Геракл создал некие памятники, именовавшиеся позже «Геркулесовыми столпами».

ХХI–ХХ в. — в Озерном крае проходившие тут с запада на восток и к югу арийцы оставили неолитическую Фатьяновскую культуру.

В ХIX в. египетский властитель Сесострис совершил военный поход на север, достигнув ареала прибалтийской части Меотийского озера.

ХV в. — Фатьяновская бронзовая культура в Озерном крае.

Конец ХV в. — начало исхода лужичан с индоевропейской прародины — из центральной части Европы — на северо-восток, к Ильменю.

В XII в. экипаж легендарного «Арго», согласно позднейшему сообщению Аполлония Родосского, совершил поход по восточноевропейским водным артериям, проплыв водными путями будущего Озерного края и Приневья, после чего, по одним схолиям, спустился к Причерноморью по Meотиде, а по другим — обогнув Европу и проплыв по Средиземноморью, — вернулся в Грецию.

С Х по VII в. (пo Георгию Вернадскому) в будущей Южной Руси владычествуют киммерийцы, которых историки стали впоследствии ассоциировать с племенем «кимвров» (они будут иметь гипотетическое отношение и к судьбам Озерного края).

IX в. — эпоха раннего железа в ареалах Урала и будущей Северной Руси.

В VIII в. Гомер упоминает в «Илиаде» ряд северных народов: «гиппемолгов» (доителей кобыл), «галактофагов» (поедателей кислого молока), «абиев» (неимущих) и «номадов» (кочующих); все эти племена в поэме — скифские.

В этой связи уместно вспомнить, что, по сведениям Клеарха, скифы к гомеровой поре пережили упадок и из преуспевающего, процветающего и даже пресыщенного племени превратились в полудиких кочевников.

С другой стороны, стоит здесь yпомянyть о тoлкoвaнии более позднего, разумеется, этникoнa «корела».

Слово «kаrjа», которое можно соотнести с этниконом «karjalainen» (карел), означает «стадо», «скот» («kаrjаnnoitto», в свою очередь, означает «животноводство», «скотоводство»). В этом смысле любопытно сопоставить «животноводческие» значения этниконов северных народов у Гомера с их финно-угорскими «побратимами», обозначающими конкретный карельский этнос (можно добавить еще, что рядом с этниконом «suomalainen», то есть финн, соседствует опять-таки «скотоводческое» понятие «suomia» — «бить рогами»).

В VIII–VII вв., в пору составления Ветхого завета Библии, греческий поэт Гесиод тоже называл скифов «гиппемолгами», совсем по Гомеру.

И теперь, поскольку речь зашла о времени создания начального ветхозаветного библейского текста, имеет смысл вспомнить об одном эпизоде, который связывали не только с самой Библией, но и с историей Руси и русов.

В библейской «Книге пророка Иезекииля» (VII—VI вв. до Р.Х.) есть такой пассаж:

«Сын человеческий, обрати лице твое к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешexa и Фувала, и изреки на него пророчество и скажи: так говорит Господь Бог: вот, Я — на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала!» 9).

Из приведенного отрывка ясно, что Poш, Meшex и Фувал — это территории, принадлежащие князю Гогу, находящиеся в его земле, именуемой Магог.

Однако историки и проповедники будущих лет (вплоть до нашего времени!), перепутав все на свете, станут утверждать, что Иезекииль будто бы впервые в истории упомянул тут о «народе рош», то есть о русах, а также об их «князе Рош». На самом же деле в VII–VI вв. до Р.Х. ни о каких «рошах» и «росах» речи идти не могло: время русов настанет лет примерно через шестьсот...

С VII до Р.Х. по II в. нового времени, оправившись от потрясений, но не изменивши суровому полукочевому образу жизни, скифы владычествовали не только на территории будущей южной Руси, но и во всей, по сути дела, Восточной Европе, в силу чего уже много позднее скандинавские саги и скальдические песнопения называли восточноевропейские земли Великой Скифией, включая в этот ареал и Скандинавию, и, естественно, Озерный край с Приневьем.

Здесь следует упомянуть, что к 560 г. до Р.Х. относится первое внятно датируемое упоминание о северном народе гипербореев. Народ этот заслуживает рассказа и более пространного, и отдельно выделенного.

560 г. был годом очередной греческой Олимпиады. Тогда на остров Делос явился некий мудрый человек по имени Абарис (Абарид), говоривший, что он прибыл из далекой северной страны гипербореев.

Гипербореи не впервые посещали Грецию и храм на острове Делос, посвященный легендарному богу Аполлону. В храме этом нашли упокоение гиперборейские женщины и девушки с именами Арга, Опис, Гипероха и Лоидика. Их могилы тоже были местом поклонения.

Абарис пришел на Делос с дарами и с золотой «стрелой Аполлона». Делосцы знали, что у гипербореев был развит культ Аполлона, поскольку на далеком северном «острове гипербореев» родилась Латона — мать Аполлона и Артемиды. Согласно мифу, Латона, преследуемая ревностью Геры, бежала с северного острова в Грецию, которой достигла за двенадцать дней, — и родила дочь с сыном на острове Делос, выросшем в море по велению Зевса. Принеся дары в храм Аполлона на Делосе, Абарис отправился затем в Кротен (Южная Италия), где познакомился с Пифагором, который до конца своих дней гордился знакомством с двумя великими мудрецами — Абарисом и Заратустрой.

В конце VI в. до Р.Х. о гипербореях было написано и отдельное сочинение, до нас не дошедшее, но сохранившееся в более поздних пересказах. Об авторе этой книги (она так и называлась — «О гипербореях») спорят: одни называют его Гекатеем Милетским, другие полагают, что это был Гекатей Аваридский.

Гекатей утверждал, что гипербореи существовали «до его времени», что, впрочем, не мешало многим другим историкам писать о гипербореях как о реально существующем народе еще почти тысячу лет спустя.

Гекатей сообщал, что гипербореи жили на острове величиной не менее Сицилии, находившемся на Океане, то есть в районе Балтики. На острове — отличная почва; его окружает благотворный воздух. Гипербореи — жрецы Аполлона, которому посвящена роща и шарообразный храм: к нему дважды в год слетается масса лебедей, заводящих тут свои птичьи песни, когда у храма начинают струнную игру кифареды — народные музыканты-гипербореи, играющие на кифарах.

Эти сведения дали возможность Виктору Паранину локализовать остров гипербореев на месте нынешнего Карельского перешейка, который до начала ХVIII в. нашего времени был островом (Финский залив—Нева—Ладога—Вуокса, соединявшая Приозерск с Выборгом) 10). В районе Лахтинского разлива и ныне дважды в год останавливаются тысячи перелетных птиц. И не исключено, что, может быть, именно на его берегу и стоял храм Аполлона. А в греческих «кифарах» вполне можно увидеть более поздние кантеле карелов и финнов.

Нe позднее же VI в. Дионисий Малый упоминает о местожительстве гипербореев в районе Рипейских гор (судя по всему, древние подразумевали под этим именем нынешнюю Валдайскую возвышенность).

Греческий поэт Пиндар (VI–V вв.) «располагал» гипербореев в верховьях Истра, что не дает точной локализации их местожительства, ибо гидроним «Истр» кочевал по географической карте (как, скажем, гидронимы «Аракс» и «Танаис» или та же «Меотида»). Эсхил, к примеру, писал, что Истр течет с Рипейских гор — с земли гипербореев.

В V в. Геродот упомянул о гиперборейских женщинах, похороненных на Делосе, но сам историк в существование гипербореев вообще не верил.

Несмотря на это неверие отца истории, рассказы о гипербореях перекочевали и в новую эру.

В схолиях к Аристотелю, созданных, вероятно, через пятьсот лет после жизни великого философа — в начале нового тысячелетия, — говорится, что древние греки жили посередине между арктическим поясом, близким к Северному полюсу, и летним, тропическим, причем «скифы-русь и другие гиперборейские народы живут ближе к арктическому поясу». На принадлежность к новой эре указывает тут термин «скифы-русь», который во времена Аристотеля существовать не мог, хотя в Иоакимовской летописи и наших хронографах содержится упоминание о правлении в пору Александра Македонского, ученика Аристотеля, то есть около 330 г. до Р.Х., «старорусских князей» Асана, Алехосана и Великосана.

В 44 г. уже по Р.Х. Помпоний Мела сообщает об антах, что они живут «выше гипербореев и амазонок»… Если учесть, что антов многие историки единодушно ассоциируют с асами, или рухс-асами (об этом — ниже), а также с аланами, то надо полагать, что во второй четверти I в. факт появления рухс-асов в местности «выше гипербореев» был уже известен в Европе.

В I же в. Плиний Старший писал о земле гипербореев, что она находится на границе Европы и Азии.

В I и II вв. ряд сведений о гипербореях оставили нам Тацит и Плутарх.

Автор V–VI вв. Стефан Византийский знал даже название острова гипербореев: Елисий, или Элисия. Повторяет Стефан и размеры острова, уподобляя его Сицилии. Жителей же острова именует карамвиками — от названия реки, омывающей его, — Карамвика. Правда, Стефан тут же приводит мнение Плутарха, будто гипербореи жили возле Альп.

Пора, вероятно, подвести кое-какие итоги.

Откуда вообще могли появиться гипербореи, когда заселили свой остров?

Их называли «тысячелетними». Суть прозвища, вероятно, не в личном их долголетии, а во времени их появления в районе Приневья, на европейском Северо-Западе.

Автор термина «тысячелетние» — Геродот. Если отнять от времени его жизни тысячу лет, то получим дату: 1500 г. до Р.Х. Это — время образования Фатьяновской бронзовой культуры. А это дает основание считать гипербореев наследниками прошедших тут ранее ариев.

Далее. Куда гипербореи в конце концов подевались?

Никаких известий об их исходе из района Приневья мы не имеем. Так что остается предположить: гипербореи растворились в других этносах, населявших эти земли и, в частности, «остров гипербореев» (не он ли стал впоследствии «островом русов», когда русы появились в этом районе? По крайней мере, Виктор Паранин именно так и полагает).

«Свидетельства» же историков новой эры о гипербореях — это не что иное, как воспоминания о сведениях прошлых лет, точного знания о которых историки этой новой поры уже не имели.

Вероятно, народ этот себя «гипербореями» не называл.

«Гипербореи» — слово греческое, означает «над Бореем», «выше места жительства Борея» (Борей — мифологический бог северного ветра; в переносном смысле — собственно северный ветер). Термин «гипербореи», как видим, имел описательное значение, пояснял, что народ этот занимает, по выражению Гекатея, земли «дальше дуновения Борея». Ясно, что сами гипербореи так называть себя не могли.

Не исключено, что их самоназвание несло в себе некое буквенное значение, позволившее древним ассоциировать их с греческим северным ветром. Мне все время приходят в этом смысле на ум этногеографические понятия «бьярмоны», «Биармия», «Барма», «Бьярмаланд», «бермята», «Пермь» (последнее — в палатализованном, смягченном угро-финском звучании, в отличие от предыдущих звонких германских).

Генезис слова «Бьярмаланд» темен и точно неизвестен. Ясно лишь, что слово это состоит из трех составных: «Бьяр=биар» + «маа» + «ланд», причем последние два и по-угро-фински, и по-германски означают «земля», подобно географическому понятию «Ингерманландия»: «Ингер» + «маа» + «ланд», буквально «Земля прекрасной земли», то есть в нашем случае германцы к угро-финскому «Бьяр-маа» добавили свою «землю» — «ланд». В таком случае остается лишь «опознать» составную «бьяр», «бар».

В финно-угорском с его смягченным «п» вместо звонкого германского «б» можно отыскать подходящие варианты: скажем, «раr а» — «лучший» (раr а с «ингер» — «инкери» — «прекрасный» в слове «Ингерманландия»); другой вариант: «роrо» — «северный олень». Так что в первом случае название толкуется как «Земля наилучших земель», а во втором — как «Земля земель северных оленей».

Не от таких ли первоисточников вошел в греческий язык «сходный по звучанию» этноним «гипербореи»?

Впрочем, на этом сакраментальном вопросе можно обзор греко-римских рассказов о гипербореях завершить и вернуться назад, к нашему повествованию, которое мы прервали на V в. до Р.Х.

В IV в. Клеарх сообщил, что в жизни скифов, распространенных на территории Восточной Европы от южных степей до северобалтийских областей, произошел период «опрощения», и от бытия зажиточного и преуспевающего они перешли к более бедному и лишенному всяческой роскоши.

Около 330 г. Пифей из Массалы (он же — Питеас из Марселя) совершил путешествие, во время которого обогнул Испанию и Галлию, вошел в Балтику — и оставил описание расположенного к северу от Балтики острова Фулы (Туле). Затем он через Меотиду вышел в Черное море, откуда вернулся на родину. Виктор Паранин дает понять, что остров Фула — не что иное, как будущий «остров русов» (а в прошлом — «остров гипербореев»?).

Видимо, путешествие Пифея было одним из последних, пролегавших через Меотиду, ибо от начала и до конца IV в. водоем этот стал пересыхать и в конце концов прекратил существование как водный путь.

В III в. Аполлоний Родосский создал «Аргонавтику», в которой описал «кружной» путь аргонавтов, проходивший через Балтику.

В период со II в. до Р.Х. по II в. новой эры скифская эпоха на территории Восточной Европы сменилась сарматской.

II в. до Р.Х. можно датировать отраженное в российских хронографах легендарное правление славянских князей Лалеха и Лахерна, совершивших поход на Византию, во время которого Лахерн погиб.

В период со второй половины II в. до середины I в. шло переселение с востока на земли Восточной Европы сарматских племен языгов, роксоланов, сираков, аорсов и аланов, а также асов, или рухс-асов. О последних пойдет сейчас речь.

IV. Рухс-асы идут на север

Прекрасно эрудированный русский историк Георгий Владимирович Вернадский (1887–1973) излагает в книге «Древняя Русь» такую картину заселения земель нынешней Южной России обитавшими поначалу очень далеко от нее сарматскими племенами, которые впоследствии обнаружили свою несомненную близость:

«Мы можем предположить, что около 127 г. до н. э. анты или ас жили поблизости Аральского моря, т. е. в современном Казахстане...
...китайские хроники отождествляют аланов с антами. Отсюда следует, что анты римских авторов и асии греческих были различными транскрипциями одного имени...
...кавказское племя осетинов, или ос, в ином звучании ас, имело, возможно, смешанное алано-яфетическое происхождение...
Первыми в черноморских степях появились язиги. За ними последовали роксоланы, затем сираки и аорсы. Аланы были последними из пришельцев...
Первая часть имени „роксоланы“ происходит от иранского „рукхс“, что означает „светлый“. Итак, имя „роксоланы“, очевидно, означало „светлые аланы“...
Племя антов, как мы предполагаем, первоначально контролировалось аланскими родами. Некоторые из них стали известны как рухс-ас (светлые асы).
Возможно, от их имени произошло позже имя „русь“. В любом случае именно с антами начинается собственно русская история» 11).

А теперь мы обратимся к событию, отнесенному, по преданию, к 70-м годам до Р.Х.

Оно нашло художественное отражение в двух произведениях великого исландского поэта Снорри Стурлусона (1178–1241) — «Младшей Эдде» и «Круге Земном», отрывки из которых я приведу ниже.

Отрывки эти интересуют нас потому, что речь в них идет о рухс-асах, их верховном правителе и месте их расположения — начальном и итоговом:

«К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная Швеция 1...
Страна эта в Азии, к востоку от Танаквисль 2 — называется Страной Асов, или жилищем Асов, cтолицa стрaны называется Асгард...
Правителем там был тот, кого звали Один...
В то время правители римлян ходили походами по всему миру и покоряли себе все народы 3...
Так как Один был провидцем и колдуном, он знал, что его потомство будет населять северную окраину мира» 12).

Так говорится о побудительном мотиве похода Одина в «Круге Земном». В «Младшей Эдде» мотив этот изложен чуть иначе:

«Одину и жене его Фригг было пророчество, и оно открыло ему, что его имя превознесут в северной части света и будут чтить превыше имен всех конунгов. Поэтому он вознамерился отправиться в путь...
Он взял с собою множество людей, молодых и старых, мужчин и женщин, и много драгоценных вещей. И по какой бы стране ни лежал их путь, всюду их всячески прославляли и принимали скорее за богов, чем за людей.
И они не останавливались, пока не пришли на север в страну, что зовется Страною Саксов. Там Один остался надолго, подчинив себе всю страну» 13).

«Круг Земной» показывает несколько иной путь Одина:

«Он направился в путь и с ним все дии и много другого народа. Он отправился сначала на запад в Гардарики, а затем на юг, в Страну Саксов» 14).

* * *

Здесь надо уточнить три обстоятельства.

Первое касается отправной точки похода Одина и относится к нашим дням.

Известный норвежский путешественник и исследователь Тур Хейердал на основе книг Снорри выдвинул гипотезу о том, что асы жили на берегах Азовского моря, — и начал раскопки в Азове, первый этап которых завершился 10 июля 2001 г. и доказательств никаких не принес. Продолжить раскопки Хейердалу помешала смерть (2002 г.). Одно несомненно: Хейердал верил в историчность Одина и его похода. Связь понятий «Асгард», «асы» и «Азов» тоже очевидна.

Второе обстоятельство касается уже непосредственно самого похода Одина.

Один взял в свой поход множествo народа. Однако не всех рухс-асов. Он оставил на родине двух своих братьев, а с ними большое число соплеменников.

Так произошло разделение рухс-асов на две части: одна отправилась на север — и вскоре получила там имя русов. Вторая осталась на родине — и их спустя многое время по аналогии с северянами, которые к тому времени стали хорошо известны, тоже начали называть русами.

Таким образом, полтысячелетия спустя русы стали существовать в двух ипостасях: северной и южной — условно говоря, русы-северяне и русы-южане.

Третье обстоятельство касается понятия «Гардарики».

«Гардарики» — название скандинавское (не угро-финское). Этим термином традиционно именуется Древняя Русь. Германское — твердое — «Гарда» в угро-финском трансформируется в мягкое «кардья» с исчезновением смягчающегося «д».

Еще в 1947 г. Дмитрий Владимирович Бубрих в книге «Происхождение карельского народа» отмечал, что в этнониме «кирьялар» отразилось архаичное название древнекарельского населения, приближенное к исходной форме «кирьяла», восходящей к балтийскому «гирья», «гарья» = «гора». Так что небезосновательно Виктор Паранин утверждал в «Исторической географии летописной Руси», что «гарда» и «карья» — «это одно и то же, поскольку вторая форма легко выводится из первой» через переходное «кардья».

Иными словами, «Гардарики» в этом случае не «земля городов», как обычно толкуют этот этноним исследователи-скандинависты, а «земля Гардов», то есть синоним «Кирьялаланда», «земли карел».

Таким образом, «Гардарики» как этноним существовал задолго до появления понятия «Гардарики» как обозначения Древней Руси, которой ко времени образования архаичного этнонима просто еще не существовало.

Когда северные русы (бывшие рухс-асы) прибыли в Скандинавию, хороним «Гардарики» мог уже существовать и означать этническое понятие, к руси не относящееся. Слияние же понятий «Гардарики» и «русь» действительно произошло, но позднее, о чем и пойдет речь ниже...

* * *

А теперь вернемся в конец первого дохристианского века, когда рухс-асы во главе с Одином еще только появились в Прискандинавье.

Обратимся еще раз к «Младшей Эдде» и «Кругу Земному» Снорри Стурлусона.

Достигнув, по «Младшей Эдде», Страны Саксов, Один оставил там, а также в Вестфалии и Стране Франков правителями троих своих сыновей, а сам «пустился в путь на cевер» и прошел Страну Готов, поставив там правителем сына Скьёльда.

«Потом Один направился еще дальше на север, в страну, что зовется теперь Швецией. Имя тамошнего конунга было Гюльви. И когда он узнал, что едут из Азии эти люди, которых называли асами, он вышел к ним навстречу и сказал, что Один может властвовать в его государстве, как только пожелает. И им в пути сопутствовала такая удача, что в любой стране, где они останавливались, наступали времена изобилия и мира. И все верили, чтo этo твoрилoсь по их воле. Ибо знатные люди видели, что ни красотою своей, ни мудростью асы не походили на прежде виданных ими людей.
...После того Один... поехал на север, пока не преградило пути им море... Асы взяли себе в той земле жен, а некоторые женили и своих сыновей, и настолько умножилось их потомство, что они расселились по всей... северной части света, так что язык этих людей из Азии стал языком всех тех стран» 14). (Стоит, правда, помнить при этом, что языковая основа карельского и финского этносов сложилась — и не изменилась — еще в середине I тысячелетия до Р.Х.)

И еще об одной особенности асов говорит «Младшая Эдда». Вот отрывок из характеристики Бальдра, второго сына Одина:

«Второй сын Одина — это Бальдр... Tак он прекрасен лицом и так светел (выделено мною. — А. Ш.), что исходит от него сияние» 15).

А вот характеристика еще одного сына Одина:

«Есть аc по имени Хеймдалль, его называют белым (выделено мною. — А. Ш.) асом» 16).

Как видно, эпитет «светлый», «белый» — из числа наиболее почитаемых у асов Одина. А мы хорошо помним, что эпитет «светлый» входит неотторжимой частью в понятие «рухс-ас», «светлый ас», прародитель понятия «рус»...

И теперь — краткая цитата из «Круга Земного»: в ней встречаем еще ряд подробностей о приходе и жизни Одина и его асов в Прискандинавье.

«Он (Один. — А. Ш.) завладел землями по всей Стране Саксов и поставил там своих сыновей правителями. Затем он отправился на север, к морю, и поселился на одном острове — том, что теперь называется Остров Одина на Фьоне 4...

[Потом] Один поселился у озера Лег, где место называется теперь Старые Сигтуны 5» (См. примеч. 12).

Там, в Средней Швеции, Один и умер. После смерти он, как говорят предания, отправился на родину, в Асгард, но не раз являлся в Скандинавии (последний раз — в 770 г., в битве при Бравалле).

Ну, а рухс-асы начали с той поры свое превращение в просто русов, а потом — в русов-варягов. Этому их превращению сопутствовала одна особенность.

Снорри пишет:

«Один ввел в своей стране те законы, которые раньше были у асов» 17).

Не исключено, что законы эти передавались от поколения к поколению не только в виде устной традиции: может быть, они как-то фиксировались и письменно. По крайней мере, девять столетий спустя, создавая славянский алфавит, Кирилл и Мефодий основывались на некоей «русской грамоте», имевшей хождение в Крыму: можно предположить, что это была «грамота» рухс-асов — южан.

Как динамичный новый этнос, рухс-асы сильно влияли и на соседствующие этнические группы, в которые рухс-асы вливались мирным путем. Причем они не просто вливались в эти соседствующие этносы. Они передавали этим этносам свое имя!

Позже, когда русы-варяги двинулись с севера к югу, они передали свое этническое имя — «русь» — балтийско-приильменскому межплеменному союзу. А затем киевским полянам и окружающим племенам. Так возникло мощное государственное образование — Древняя Русь.

Но это произошло уже к концу IX столетия до Р.Х. В начале же I в. рухс-асы, становившиеся постепенно русью, передали свое имя самым ближайшим территориальным соседям — карелам.

Процесс этот был постепенным и многовековым.

Карельский этнос, уже к середине I тысячелетия до Р.Х. овладевший сложившейся языковой основой, на рубеже эпох бронзы и железа (то есть примерно к сотому году до Р.Х.) состоял из двух соперничающих частей — северной и южной.

Тут надо заметить, что и северяне, и южные народы, ориентируясь по солнцу, обозначали север черным цветом, юг — красным, запад — белым, а восток — синим. Поэтому в противостоянии двух частей карельского этноса, нашедшем позже поэтическое отражение в «Калевале», северяне обозначались черным цветом, а южане — красным. А красный цвет в прибалтийско-финских языках звучит как «ruskei».

Спрашивается, случайно ли это противоборство южан и северян совпало с появлением в Восточной Скандинавии рухс-асов? Случайно ли южные карелы приняли имя «рускей» (красный) практически одновременно с появлением русов — рухс-асов на своей территории? Или эта цветовая бело-красная чересполосица не была случайностью?

Безусловного ответа на эти вопросы не существует. Однако фактом является то, что в некоторых языках (скажем, в саамском) этноним «карел» обозначается словом «русский», то есть связь между карелами и русскими подтверждается. Фактом является и то, что карелы таинственным образом исчезли из списка прибалтийско-прискандинавских народов и племен вплоть до XII в., о чем свидетельствует «Повесть временных лет» (ПВЛ).

Уведомляя в ПВЛ о разделе Земли между сыновьями Ноя, летописец Нестор пишет:

«Иафету же достались северные страны и западные...

В странах же Иафета сидят русь 6, чудь и всякие наpoды: мepя, мypoмa, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляxи жe и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку — до пределов Сима, сидят по тому же морю и к западу — до зeмли Английcкoй и Вoлoшcкoй.

Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, генуэзцы и прочие» 18).

Как видим, в этом списке отсутствуют два хорошо известных нам этнических названия: карела и ижора. В то же время дважды упоминается русь: на северном и на южном побережьях Финского залива. Не составляет труда сделать естественный вывод: именно русь и заменила собой в ту пору оба этнически родственных имени — и карел, и ижору. Придет время, и карельско-ижорский этнос вернет свои имена. Но пока видно, как русь «подмяла» оба эти этноса под себя...

Прежде чем вернуться к хронологии древнего Приневья, стоит прояснить еще содержание понятия «варяги», а также «варяги-русь», неоднократно употребляемое Нестором в ПBЛ. Он пишет:

«И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти прозывались».

Из этого высказывания летописца легко извлекаются две истины. Первая: русы не были ни шведами, ни норвежцами, — вообще не были норманнами в широком смысле слова, — ни англами, ни готландцами, — Нестор четко отделяет русов ото всех остальных варягов.

Изображение
Карта-схема путешествия бога германцев и скандинавов Одина (по «Хеймскрингле», то есть «Кругу Земному» Снорри Стурлусона).
К северу — на корельские, саксонские и скандинавские земли — Один двинулся с юга, из мифологического города Асгарда.
Судя по названию и самого этого города, и народа, в нем жившего (асов), Асгард находился на землях «рухс-асов», о которых пишет Вернадский.






Вторая: термин «варяг» не имеет этнического содержания. Он применим ко множеству разнородных этносов; это — термин, во-первых, территориальной, прискандинавской принадлежности, во-вторых, несущий социальную нагрузку (учитывая, что «vааr» в финно-угорских языках означает «возвышенность», «сопку», «холм», «гору», нетрудно понять, что «варяг» обозначает социальную группу «верховников», социально высокую группу населения, соотносимую с российским дворянством, а потому и обозначающую руководящую силу общества), а в-третьих, термин этот характеризует и определенный образ жизни, связанный с тягой к путешествиям, торговым экспедициям и, естественно, к разбою.

Кстати, никакого отношения к славянскому понятию «ворог», «враг» это слово не имеет: это — домыслы поверхностных дилетантов.

С каких же пор русы стали главенствовать над карелами и ижорцами, принявшими на время их этническое имя?

Точного ответа на этот вопрос мы не знаем, но есть два исторических факта, дающих нам ключ к понимaнию.

В конце VII—начале VIII вв. в Гардарики (мы помним, что этим словом обозначалось тогда государство Гардов, то есть земли карел) властвовал конунг Радбард (Краснобородый), носивший титул Гардский: об этом сообщает в своем труде «Деяния данов» хронист начала XIII в. Саксон Грамматик.

Но уже к концу VIII столетия внук Радбарда Гардского — Регнальд, сын Рандвера, — по сообщению того же Саксона Грамматика, носил титул «Русский». Радбард, Рандвер, Регнальд властвовали над одним народом: тем, чьи владения начинались восточнее города Кирьялаботнара на границе со Швецией в вершине нынешнего Ботнического залива — границы Карелии были тогда иными, нежели ныне. Этот народ и именовался на прибалтийско-финский манер «карья», «кирья», а на германский — «гарды», то есть по-нашему — «корела», «карелы». К концу VIII столетия он и принял имя нового для Прискандинавья этноса — русов. Эти русы были уже варягами — верховенствующим сословием в освоенной ими части Прискандинавья.

Но в силу чего же русы обрели к концу VII в. такое значение в среде карел, населявших эти места в течение двух с лишним тысячелетий?

Для ответа нам надо последовательно пройти по многоступенчатой истории нового времени: именно тут обнаружатся ступени, с которых русы, становившиеся варягами, начали свой исторический скачок (хотя, несомненно, в подборке этих исторических фактов есть и такие, что непосредственного отношения к русам не имеют, зато характеризуют развитие главного героя этой хроники — Приневья). И, конечно, это имеет отношение не только к появляющимся на арене историческим фактам, но и к легендарным, составляющим неотъемлемую часть культурного наследия всех объектов — и литературных, и территориальных.

_______________
1 Великая Швеция у Снорри — это, несомненно, Скифия.
2 «Танаквисль» — происходит, по Снорри, от имени реки Дон — Танаис.
3 Римляне во второй половине первого дохристианского века вели ряд войн за пределами империи. Луций Корнелий Сулла и Гней Помпей, скажем, сражались в Греции, Малой Азии, Армении и Закавказье с понтийцем Митридатом VI Евпатором.
4 Это — нынешний город Оденсе на датском острове Фюн.
5 Немного к западу от современной Сигтуны в Швеции.
6 Переводчик ПВЛ Дмитрий Лихачев пишет тут не «русь», а «русские». Я исправляю вольность переводчика, ибо в ПВЛ сказано предельно ясно:
«В Афетове же части седять русь...»

Изображение

#2 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:18

V. От легенд к истории

Во второй половине I в. по Р.Х. через будущие Киевские и Новгородские, а также через Приневские земли совершил поход апостол Андрей Первозванный (об этом рассказал нам автор ПВЛ Нестор). По сведениям «Степенной книги», Андрей водрузил свой жезл (посох) на Волхове, провозвестив тем великое будущее этих земель (в память о том существует, по преданию, поселение Друзино-Грузино).

Тут — курьеза ради — приведу один любопытный исторический эпизод.

Около 1820 г. титулярный советник Александр Сулакадзев обнародовал «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», в котором привел строки из имевшейся, как он утверждал, у него в коллекции «Оповоди» — сборнике старинных «древнеславянских проречерий на пергаменте V века». Строки звучали так:

Ондреиотерслима пребреде голиди
К соуги родени скефи скифи
И словени и рели соумнежни.
Бреде на емленее паки скофи
Словекски влики адлгу вланде.
Боури хринславе окроужинево
И наваламо измьичли сюду и
Союду иже и први хрсти пстави
Камении моужакамени содела 20).

Отрывок этот перекладывали на современный язык многие. Приведу свой — совмещенный с другими — вариант:

Андрей от Иерусалима прошел голядь,
Kacoгов — родом скифов, и скифов,
И словен, и корелу, и сумь южную.
Бредя опять по земле, [где] скифы
И словене Великой Ладогой владели,
Будил Христову славу в округе [озера] Нево
И на Валааме, и сумь учил и здесь и
Повсюду, которой и первый крест поставил
Камен, и мужика каменного сделал.

Не стану много говорить об истинности или поддельности «Оповеди». Приведу характерное высказывание видного лингвиста позапрошлого векa Александра Христофоровича Востокова (который, правда, не пожелал или не сумел дать свой вариант прочтения приведенных выше строк). Его приговор суров:

«Эта так называемая им „Оповедь“ есть собственное его (Сулакадзева) сочинение, исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмыслицы, чтоб казалось древнее» 21).

Надо тем не менее сказать, что на строки «Оповеди» по сию пору ссылаются весьма серьезные исследователи (скажем, Вадим Борисович Вилинбахов) как на подтверждение истинности путешествия Андрея Первозванного на Валаам и по Карелии.

Возвращаясь к теме, следует, по крайней мере, отметить, что корелы 1 и сумь (будущие финны) в перечне народов, которые якобы повидал апостол Андрей, наличествуют. А рухс-асы, русь — еще нет: они появились в Прискандинавье еще совсем недавно и, может быть, на Карельском перешейке (острове) еще не утвердились.

Изображение
Карта-схема расположения племен по «Повести временных лет». Русь занимает здесь, во-первых, нынешний Карельский перешеек (раньше это был остров, на котором располагались русы-варяги, во времена Нестора образовавшие этническое единство с летописной корелой), а во-вторых, южное побережье Финского залива (занимаемое современной ижорой).


Однако на этом самом «острове» остался географический знак, топоним, связанный с именем апостола Андрея. Это — город Антреа («Андрей» в мягкой прибалтийско-финской огласовке), с 1948 г. именуемый как Каменногорск. Он лежит посередине между Приозерском и Выборгом — как путевой знак на переходе апостола Андрея от Валаама по тогдашней Вуоксе к Финскому заливу.

Ранее 100 г. по Р.Х. от Балтики до Рима проложен был так называемый «Янтapный путь» — и кто-то из представителей суми, корелы или даже предприимчивых русов мог наряду с чудью и скандинавами принять участие в удачливой торговле прибалтийским янтарем.

Около 100 г. — согласно легендам, запечатленным Иоакимовской летописью и русскими хронографами, — произошло заселение древнего Славенска: некоего поселения либо в районе Ильменя, либо как прообраза будущего Смоленска.

На протяжении I–IV вв. анты продвинулись от Дона до Вислы.

Во II в. Клавдий Птоломей (ок. 90–ок. 160) создал географическое описание мира, в котором запечатлены были сарматские народы, в том числе венеды и осии на южном побережье Венедского залива — Балтики и сарматы-гипербореи в северной части Восточной Европы.

Около 200 г. германцы начали движение с севера Европы к Риму.

На их место перемещались славянские племена, а готы и гепиды пошли на юг — в район Причерноморья.

220–375 гг. — время существования причерноморской готской империи, военные экспедиции которой интенсивно осваивали всю Восточную Европу, включая и районы, близкие к Приневью. Осваивались торговые пути к Приуралью и Каспию.

300/400–560 гг. — время существования «Киевской культуры» ранних юго-восточных славян.

В III в. шла жестокая борьба гуннов с aнтaми.

350–370 гг. — время правления Германариха, короля остготов, совершивших дальний поход из Причерноморья в Приневские земли и Поволжье. Фрагменты упоминаний об этих походах вошли в «Гетику» историка Иордана и содержали, по толкованию Глеба Лебедева, следующие этнические топонимы: гольтескифов, чудь на Свири, весь, мерю и мордву в Мещерах, рогасов и тадзов, а также голядь.

Любопытно здесь упоминание «рогасов», за которыми ясно угадываются не кто иные, как южные рухс-асы, жившие тогда близ низовий Волги.

360-м годом датируется начало постепенной миграции южных славян к северу от Причерноморья.

К этому же времени относится второе легендарное запустение Славенска — видимо, как отражение последствий военных походов Германариха.

В 370 г. в проигранном сражении с гуннами погиб владетель южнорусской земли Германарих. И тут еще одно важное для понимания единства живших на территории Южной Pycи племен замечание делает Г. В. Вернадский:

«Росомоны... могут быть идентифицированы как роксоланы, то есть pуxc-ас...
Мы можем полагать, что это был случай восстания рухс-ас против остготов и что они приветствовали гуннов как своих освободителей» 22).

Добавим к этому, что речь тут идет, конечно, о южных рухс-асах.

А теперь обратимся к фрагменту из российской «Степенной книги», составленной в 1560–1563 гг. Андреем, духовником Ивана IV. Там сказано:

«Еще же древле и царь Феодосий Великий имеше брань с русскими вои...» 23)

Феодосий Великий правил в Византии yжe после смерти Германариха — в 379–395 гг. Из описаний его жизни известно, что воевал он не «с русскими вои», а с аланами. Правда, Вернадский пишет в своей книге:

«Аланские банды появились на берегах Среднего Днепра уже в 380 г.... (выделено мною. — А. Ш.)
Как нам известно, именно аланские роды организовали славянские племена антов, и мы можем предположить, что существовали антские (асо-славы) и русские (рухс-ас) соединения даже в западной аланской орде. Западная экспансия аланов была, таким образом, в определенном смысле первым русским вторжением в Европу» 24).

Но хотя это замечание историка есть в своем роде ключевое для понимания, что же именно стоит за выражением «русские вои», однако повторю, что воевал Феодосий Великий все же с аланами, в рядах которых могли, конечно, быть южные рухс-асы, тем не менее имени просто русов не носившие.

После 380 г. произошло вторичное легендарное отстроение Славенска и Русы, о котором повествуют более поздние российские хронографы.

В 405–410 гг. аланы вновь двинулись на запад, где имели столкновение с вандалами, под именем которых выступали центральноевропейские и североприбалтийские славяне.

Около 420 г. сильная гуннская орда, используя поддержку аланов, обосновалась на берeгax Дуная. Гуннами руководил хан Роила.

И тут читатель вспомнит о проблеме, с которой уже встречался выше. Уточняя детали этой проблемы, Вернадский пишет:

«Патриарх Прокл (434–447 гг.) посвятил одну из своих проповедей гуннскому вторжению. В ней он вспомнил предсказание Иезекииля относительно принца Рош и Мешех. Возможно как раз, что Прокл должен был подумать о библейском Рош в присутствии рос или русь (рухс-ас) в армии Роилы. В этом случае его проповедь должна содержать первое упоминание о асо-славянской рос (русь) в византийской литературе» 25).

Тут стоит уточнить: речь идет опять-таки не о северных русах, а о тех же южных рухс-асах.

Через полвека после вторжения гуннов в Задонье необычайного могущества достиг великий гуннский вождь Аттила.

Средневековая «Песнь о Нибелунгах», созданная в ХIII в., рассказывает, что свою свадьбу с Кримхильдой, вдовой нидерландского князя Зигфрида, Аттила (в «Песне» он назван Этцелем) сыграл в самом сердце Европы — Вене. В Авентюре (главе) ХХII, которая названа «О том, как Кримхильда обвенчалась с Этцелем», описан съезд на их свадьбу гостей с coceдниx с «империей Аттилы» земель:

То на дыбы вздымая своих коней лихих,
То снова с громким криком пришпоривая их,
Скакали русы, греки, валахи и поляки,
Бесстрашием и ловкостью блеснуть старался всякий.

Из луков печенеги — они там тоже были —
Влет меткою стрелою любую птицу били.
Вослед за их шумливою и дикою ордою
Бойцы из Киевской земли неслись густой толпою 26).

Несложный расчет позволяет установить дату «литературной свадьбы» Аттилы с Кримхильдой — 425 г. Дата эта важна для того, чтобы понять: именно 425-м годом датируется первое в европейской литературе упоминание имени «русы».

При этом важно, что автор «Пeсни», в отличие от многих прежних и современных историков, упоминает «русов» отдельно от «бойцов из Киевской земли»: от поднепровских славян-полян. Русы тут — не киевляне и вообще не славяне. Это — вполне независимо существующий этнос.

Иными словами, в сознании средневекового автора «Песни» русы начали самостоятельное от славян хождение во времени не позднее первой четверти V в.

Реально это было, конечно, сильное забегание вперед. Киев в 425 г. еще не существовал. Поляки как нация сложились в IХ столетии. Первое летописное упоминание о печенегах, появившихся в южно-русских степях, относится к 915 г. Автор «Песни» забежал вперед аж на пять веков.

А упоминание «русов» имеет тут сугубо поэтический характер и, кроме того, относится, видимо, не к северной, а все к той же южной руси, рyxс-асам.

Вероятно, к 420-м гг. можно отнести начало правления легендарного словенского князя Вандала, упомянутого в Иоакимовской летописи.

Сын Вандала, Владимир, стал героем скандинавской саги о Тиндреке Бернском, в кoтоpoй действует также — как сугубо литературный, конечно, то есть вполне легендарный, герой — и Аттила, с которым сражается Владимир.

480–490 гг. — начало правления плеяды легендарных, в большинстве своем безымянных славянских князей вплоть до Буривоя — отца Гостомысла.

Тут стоит упомянуть еще, что имена нескольких «финских королей» (стало быть, возможно, и карельских правителей) yпоминает в «Деяниях данов» Саксон Грамматик: это, напримep, Транн, Фроди I, Гуси, Фридлер, Фроди II и Эрик Красноречивый, Флокки и Старкатер и, наконец, Радбард, Рандвер и Регнальд, которые, по Саксону Грамматикy, правили и Русью, и Гардами, то есть Карелией.

Kак видим, все имена русско-карельско-финских правителей — сугубо скандинавские, что естественно, коль скоро правили они на скандинавской территории. Однако это не мешает нахождению и сyгyбo русских, вернее, древнерусских имен типа «Аскольд», что расшифровывается предельно ясно как «Ас Скьолда», сына Одина (Аскольд фигурирует уже как посланец Рюрика, персонажа IХ в.).

Около 550 г. историк Иордан сообщает в «Гетике» о городе Новиетунуме в окрестностях озера Мурсиано. Некоторые историки видят в Новиетунуме и Мурсиано древний Новгород и озеро Ильмень, в русских хронографах именуемoe также Moйско. Однако это — явный анахронизм: в 550 г. Новгород еще не существовал, до его реального становления как города пройдет более четырех столетий.

Еще одно проблематичное упоминание о древней Руси.

Сергей Лесной — автор во многом спорного сочинения «Откуда ты, Русь?» и сторонник так называемой «Велесовой книги» весьма сомнительного происхождения — пишет в своем труде:

«Известие о народе „хрос“ имеется в продолжении истории Захария Митиленского, написанном в 555 году (здесь и далее выделено мною. — А. Ш.) неизвестным сирийцем (Псевдо-Захарий). Это всего несколько стpoк. После описания амазонок, помещаемых около Азовского моря, мы находим: „Соседний с ними народ ‘хрос’ (hros), мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей“» 27).

Опровержение этой посылки находим у историка Омельяна Прицака:

«Доказано, что сирийское „Hrõs“ (555), извлеченное из работы Псевдо-Захария Ритора и введенное в восточноевропейскую историю в 1903 году Йозефом Марквартом, не имеет отношения к „руси“. В приложении к „Истории церкви“ Ритора есть интересный отчет о христианской северокавказской миссии некоего Кардата, включающий список гуннских племен. Этот отчет понудил историка процитировать эпизод об Амазонах из средневековой версии романа об Александре, в котором греческий термин „heros“ (герой) отнесен к гигантским женщинам-амазонкам. В сирийском варианте греческий термин принял форму „Hrõs“» 28).

В 600 г. шведы вторглись в Восточную Прибалтику: это было начало шведской экспансии в восточноевропейские страны, длившейся одиннадцать веков — до Полтавской битвы.

В 625 г. образовалось и стало деятельно развиваться тюркоязычное приволжское государство хазар.

Три года спустя состоялось событие, о котором современные историки высказывают противоречивые суждения. Событие это связано с именем русов.

В связи с ним историк Сергей Лесной цитирует грузинский манускрипт 1042 г. из Тифлисского Сионского собора, содержащий рассказ об «Осаде и штурме великого и святого града Константинополя скифами, которые суть русские». Историк сообщает, что «русский Хаган» осаждал город «...с предшествующей субботы дня Благовещения (т. е., очевидно, с 24 марта 626 г. — С. Л.) делал ожесточенные приступы, бил стены города таранами, но напрасно... Наконец русские, потеряв надежду взять город... вернулись восвояси...
Указанный манускрипт, по-видимому, существует до сих пор. По крайней мере, нам удалось найти в работе М. В. Левченко „Очерки по истории русско-византийских отношений“ (1956, стр. 112) следующее: „Имеются грузинские ценные указания об участии восточных славян в осаде Константинополя в 626 году“. К сожалению, с 1901 года прошло уже 60 лет, а историческая наука так и не удосужилась перевести грузинский оригинал и сделать содержание рукописи достоянием всемирной науки. Хотя в рукописи ясно сказано о руссах, Левченко заменяет это название туманным „восточные славяне“. Почему — неизвестно» 29).

Видимо, потому, что соответствующая работа монаха Георгия Мтацминдели (умер в 1066 г.) была опубликована в Тифлисе еще в 1900 г. Но дело не только в этом.

В 626 г. на греков напали не русы, но авары в союзе с восточными славянами, о чем еще в том же году сообщил византийский пресвитер Феодор.

* * *

Большинство приведенных в этой главе фактов имеют общим то, что относятся, главным образом, к южным рухс-асам, что немаловажно для наведения элементарного порядка: историки слишком часто, увидя слово «русь», не дают себе труда разграничить, где речь идет о северных русах, а где — о южных рухс-асах. Между тем эти два народа, имея общее этническое происхождение, уже более шести веков действовали на исторической арене порознь, не имея ничегo общего.

Сумма исторических фактов, о которых пойдет речь дальше, относится к району, далекому от Прискандинавья, и к северным русам, казалось бы, не имеет прямого отношения. Однако именно эти события сыграли решающую роль в превращении северных русов во влиятельную европейскую этническую силу. Перипетии, способствовавшие восхождению будущих русов-варягов в Восточной Европе, развернулись в VII–VIII вв. на широчайших средиземноморских и юго-западных европейских территориях. Через три года после смерти (632 г.) основателя ислама Мухаммеда началась арабская экспансия в западном Средиземноморье.

Вот что пишет об этом в своей книге «Историческая география летописной Руси» — в главе «Всемирно-исторические предпосылки зарождения Древнерусского государства» — Виктор Паранин:

«Арабы вторглись в Месопотамию и Палестину, нанеся ряд тяжелых пopaжeний Византии и Персии, взяли Дамаск (635 г.)...
...изгнали византийцев из Александрии (642 г.)...
...чуть позже (667 г.) оккупировали Халкедон... в том же году вторглись в Сицилию...
...через три года завоевали Северную Африку...
...а в 711 г. вторглись в Южную Испанию.
Наконец в 733 2г. после сражения северной экспедиции арабов с Карлом Мартеллом были остановлены почти в центре Франкского государства у г. Пуатье...
Таким образом, война, бушевавшая от берегов Атлантики на западе до Памира и Тянь-Шаня на востоке, прервала торговые коммуникации, связывавшие Европу с Ближним, Средним и Дальним Востоком и проходившие традиционно через Средиземноморье.
...[Однако] ни война, ни идеологические разногласия между Западом и Востоком не отменили объективной необходимости традиционных экономических связей между враждующими сторонами. Более того, она даже возросла...
Если Европа нуждалась в металле для чеканки монеты, то Восток был заинтересован, прежде всего, в получении железа и мехов, которыми были богаты Северная и Северо-Восточная Европа... Можно предположить, что с этого времени основой увеличения поступления арабского серебра в Европу, спрос на которое стабильно возрастал до конца IХ в., стала именно работорговля... Многочисленные источники указывают на особую pоль в торговле „живым товаром“ руси...
Ибн Фадлан в 922 г. сообщает о торговых поездках русов по Волжскому пути на юг с товарами, состоящими из девушек-рабынь и мехов, в т. ч. соболей...
На первом этапе, в VIII — первой половине IX вв., рабы добывались в набегах на сопредельные народы. Об этом, в частности, свидетельствует известие араба [Абу Али Ахмеда бен Омара Ибн Русте]» 30).

Изображение
Схема (по В. И. Паранину) «острова русов» — нынешнего Карельского перешейка, который в прошлом, действительно, был островом: с запада его омывали воды Финского залива, с севера — протекавшая тогда от нынешних Выборга до Приозерска Вуокса, с востока — Ладожское озеро, а с юга — Нева.


Этот отрывок из книги Виктора Паранина дает достаточно широкую картину событий, совершившихся на протяжении почти целого века (635–732 гг.) на юге и юго-западе Европы. Но, как говорилось выше, эти события стали решающими и для судеб северной руси. И, в принципе, причины такой метаморфозы вполне понятны и объяснимы: в том прежде всего «повинно» географическое положение руси в ареале Приневья.

Не вызывает сомнения то, что шесть с половиной веков после своего появления на Скандинавском полуострове бывшие рухс-асы уже прочно заняли свою этнографическую нишу на «острове русов» — нынешнем Карельском перешейке, в ту пору представлявшем собою, как уже говорилось, остров, омываемый Ладогой, Вуоксой, Финским заливом и Невой.

Этот остров контролировал как Невско-Волховско-Днепровский «путь из варяг в греки», так и Невско-Волховско-Волжский европейско-арабский водный торговый путь. Причем русы не только контролировали эти пути, но и, судя по всему, сыграли решающую роль в их освоении и последующих торговых операциях на них.

Попутно, очевидно, совершился процесс симбиоза аборигенов-карел с «находниками»-русами, чье имя более консервативные по образу жизни карелы приняли, причем на достаточно долгое время: почти на пятьсот лет.


А выяснив это, мы можем вернуться к нашей хронологической канве событий, прервавшихся на середине VII в.

* * *

Возвращение к нашей хронологии — возвращение к теме рухс-асов.

Тут у нас в руках — арабский источник: «История пророков и царей» Абу Джафара-Мухаммеда ибн Джарира ат-Табари (ок. 839–923), который использовал труды более ранних историков — ал-Мадаини (VIII в.) и ал-Вахади (747—832), причем отрывок этот известен нам в переводе сасанидского везира середины Х в. Мухаммеда Балами (три века работы старых историков придают почтенность цитируемым строкам):

«В Баб-аль-Абвебе (так ат-Табари называет Дербент. — А. Ш.) находился тогда (в 643 г. — А. Ш.) царь по имени Шахриар, который пришел к Абдаррахману (к арабскому полководцу Абд-ар-Рахману ибн Paби, властвовавшему тогда в Закавказье. — А. Ш.), заключить мир с тем, чтобы не платить дань, и сказал следующее: „Я нахожусь меж двумя врагами, один — Хазары, а другие — Русы, которые суть враги целого мира. Вместо того, чтобы мы платили дань, будем воевать с Русами сами, чтобы они не вышли из своей страны“» 31).

Георгий Вернадский пишет по этому поводу:

«Мы уже отмечали сложность четкой дифференциации асо-славян (антов) от асо-иранцев (аланов, осетинов) в этом веке. В силу того, что правящие кланы антов были аланского происхождения, связь между антами и осетинами должна была быть тесной, особенно в Азовском и Северо-Кавказском регионах...
Некоторые из асских кланов, а среди них и те, что жили в Приазовье, были известны, по крайней мере, с четвертого века (здесь и далее выделено мною. — А. Ш.) как рухс-асы (“светлые асы“), или роксоланы, или рокасы (рогасы)...
Анонимный географ седьмого века из Равенны указывает, что народ роксоланов проживал в районе Дона. Он также упоминает город Малороса (Мал-и-Рос) в устье Кубани. От Ибн-Русты мы узнаем, что рухс-асы, или клан рухов, считался наиболее значительным среди северокавказских аланских кланов. Таким образом, росы (русь, рось)... первоначально были ирано-славянским племенем...
Северокавказские асы вынуждены были признать господство хазар, но они сохранили свою автономию... Известно, что асы играли важную роль в хазарской армии и администрации.
Русы, упоминаемые Балами в персидском переводе „Истории“ Табари в связи с событиями 643 г., должно быть, были теми жe самыми рухс-асами... В рассказе Балами нет ничего неприемлемого. Вполне возможным представляется, что рухс-асы помогали хазарам в их попытках установить контроль над Дербентом — одним из проходов в Закавказье...
Под защитой хазар рухс-асы в Азовском регионе жили в мире и довольстве около столетия... Однако настало время, когда хазары больше не в состоянии были сдерживать своих врагов. В 737 г. арабский военачальник Марван прорвал линию хазарской обороны и вторгся не только на территорию Северного Кавказа, но и в район нижнегo Дона. Двадцать тысяч славян (то есть асов, или русов) было взято в плен и отправлено в Сирию, где они были расселены вдоль границы с Византией, чтобы охранять неприкосновенность Халифата» 32).

Остается только повторить, что эти южные рухс-асы, которых Вернадский, признаюсь, достаточно непостижимым для меня образом, как-то ассоциирует со «славянами», не имели уже ничего общего со своими дальними родичами — русами, более семи веков назад осевшими в Прискандинавье и Приневье.

Что касается славян, то мы помним, с каких ранних времен поздние российские хронографы «расселяли» их на территории Приильменья, как много этапов «заселений», «запустений» и новых «застроений» их легендарных городов — и Славенска, и Русы — прошло на наших глазах. Однако реальных (не литературных!) следов остатков каких-либо поселений мы не знаем.

Когда же славяне на самом деле появились в Приильменье? Когда завершилась миграция славян в Приильменье и Приневье, начавшаяся около 200 г.?

Вот как определяет ее время Павел Николаевич Милюков — знаток «архаической эры» земель северного месторазвития — в «Очерках по истории русской культуры»:

«К VI столетию (выделено мною. — А. Ш.), по данным языка, нужно отнести уже последний этап этого потока миграции — встречу поморских колонистов с финскими племенами Эстонии и Ингерманландии... Финский профессор [языковедения Эмиль Нестор] Сетеле и русский профессор [лингвист Евгений Федорович] Будде по всем этим признакам относят встречу поморян с чудью к VI в., — Будде даже к его началу» 33).

Современный же историк Александр Назаренко еще более радикален и строг в своих выводах о дате этой встречи:

«Данные археологии свидетельствуют, что проникновение славян на территорию позднейшей Новгородчины произошло никак не ранее VII века (культура новгородских сопок), славянские же походы на Верхней Волге, как кривичан, так и славянские, и того позже» 34).

Вполне резонный вывод. Его и стоит придерживаться.

Ну, а что касается северной руси, то к концу VII в. она, судя по всему, окончательно освоила «остров русов», осознала, какие выгоды дает ей контроль за восточноевропейскими путями, и, распознав викингские наклонности, присущие всем скандинавам, оттачивала и свое воинское мастерство.

Об «острове русов», о характере населявшего его народа существуют и поэтические строки. Они написаны были в Европе автором поэмы «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мором. Время написания — XII в. (около 1175 г.), но француз вспоминает явно более ранние времена. В соответствии с географическими представлениями той поры «мэтр Бенуа» описывает «остров Канси», то есть Скандзу, Скандинавию в старофранцузском произношении, и его жителей — русов. Упомянув о Дунае, поэт пишет:

Меж той рекой и Океаном,
И местом, где живут аланы,
Есть край, который заселен
Ордой языческих племен.
Есть остров, что зовут Канси
(Считаю, то — земля руси),
И остров тот со всех сторон
Соленым морем окружен.
И вот как пчел огромный рой
Летит со всех сторон порой,
Так мчит с его просторов рать,
Которой мне не сосчитать,
И, гневом войн ослеплены,
Бойцы кровавой той страны
Плечом к плечу вступают в бой,
Мечи вращая пред собой.
Их непокорней нет и злей,
Они свергают королей
И оставляют страшный след
Боев, разбоя и побед 35).

Этот-то народ и вступал теперь на историческую арену.

Он не только утвердил свое этническое имя — русов — среди вступивших с ним в тесный этносоциальный контакт карелов и ижоры, но утвердил за собой и другое социальное прозвище — варягов-верховников. Эти имена подчеркивали и особое место русов среди союзников-карелов, и равноправное положение среди других скандинавских народов: варягов-шведов, варягов-норвежцев, варягов-англов и варягов-готландцев.

Конечно, многое в ранней истории варягов-русов туманно и неустановимо. Мы, например, не можем точно датировать время взятия русами под контроль Невско-Волховско-Волжского и Невско-Волховско-Днепровского водных торговых путей.

Но ряд фактов этой жизни поддается возможной или даже достаточно точной датировке. Вот основные.

_______________
1 Здесь и далее речь идет о племенах, объединенных этническим именем «корела» и проживавших в Северо-Западном Приладожье. На протяжении длительного исторического периода корела, как и всякая другая народность, прошла сложный путь развития, вступая в контакты с весью, лопарями, емью, эстами, славянами. Так проходило формирование древнекарельской народности.
2 Здесь у В. Паранина неточность: сражение у Пуатье произошло в 732 г. (Прим. ред.)



VI. Жизнь варягов-русов; «эпоха Рюрика» и начало Древней Руси

Около 710-го г. шведский конунг Ивар Широкие Объятия, объединивший под своим правлением земли Швеции, Дании, Восточной Англии и часть «Аустррики» (Восточных земель), начал поход на Гардарики — совместное государство карелов и русов. Этим государством правил Радбард Гардский, недавно взявший в жены дочь Ивара, Ауду Глубокозадумчивую, бежавшую из Дании после смерти ее первого мужа — Рорика Мeтателя Колец — вместе с малолетним сыном Харальдом.

Разгневанный Ивар обещал сокрушить Радбарда и его государство, но, достигнув города Кирьялаботнара, лежавшего на границе Швеции и Гардарики (вероятней всего, в вершине нынешнего Ботнического залива), скончался, так и не начав битвы с Радбардом.

Радбард и Ауда прожили спокойную жизнь, и у них родился сын Рандвер, воспринявший гардский престол у отца.

Вскоре у этих русо-карело-шведов (по крови) появится потомство.

Около 753-го г. основан был город Альдейга — нынешняя Старая Ладога. (Любопытное совпадение: около 753-го же, но до Р.Х., был основан Рим.)

Вот что пишет об этом событии питерский историк Анатолий Кирпичников в сборнике «Древняя Русь: новые исследования»:

«Археологическими исследованиями Ладоги впервые установлена дендрологическая дата ее основания — 750-е годы... (Древнейший спил определен 753 г.) ...По сравнению с известной летописной датой 852 г. история Ладоги, таким образом, удревнилась не менее чем на 100 лет. Это, впрочем, не предел. С учетом недатированного предматерикового слоя, вскрытого на Земляном городище, дата возникновения поселения в низовьях р. Волхов в ходе дальнейших поисков может передвинуться на 740-е годы» 36).

Соответственно, и все составные будущего межплеменного южнобалтийского союза — чудь и южные русы-ижорцы, весь и вепсы — могли появиться в Ладоге не ранее ее основания в 750-х гг.

Что до словен (ильменских славян), то они познакомились с Ладогой в пору даже еще более позднюю. К такому выводу приходит на основе лингвистического анализа ее названия германист-филолог, профессор Фрайбургского университета Готфрид Шрамм:

«Первым перевалочным пунктом дальней торговли, возникшим в контактной зоне между Скандинавией и Восточной Европой, вероятно, еще во второй половине VIII в. стала Старая Ладога.
Этническая ситуация на ранних этапах развития этого поселения неясна. Топонимика способна пролить на нее некоторый свет.
Финский славист И[осиф] Миккола возводит название города к *Аlode-jogi, означавшему в одном из близких к финскому языков коренного населения Поволховья „низкая река“. Эта этимология по праву нашла всеобщее признание: поселение, действительно, возникло близ устья реки Ладожки, которая еще носила имя Ладога, представляя собой самый „нижний“ приток Волхова, непосредственно перед впадением последнего в Ладожское озеро.
Едва ли население, пеpeнecшee гидроним на город, могло быть корелой или принадлежать к какому-то другому племени, в языковом отношении близкому к карелам, поскольку в их языке, как есть основания думать, местное название со значением „низкая река“ было бы невозможно.
Славяне также не могли приниматься в расчет, так как из формы, которая должна была возникнуть в славянском на основе *Аlоde-jogi, никак нельзя вывести форму „Ладога“. И наоборот, предположив скандинавское посредство, легко избегнуть всех трудностей. В древнескандинавском, фонетический строй которого особенно быстро менялся в начале эпохи викингов, оба „о“ в заимствованном *Аlode-jogi должны были элодироваться, дав в результате форму Аldeigia, засвидетельствованную в древнеславянском.
Более того, до заимствования в славянский прошло, очевидно, еще некоторое время, потому что славяне переняли не первоначальную древнешведскую форму (сохранившуюся в западноскандинавских исландских говорах), а закономерно развившуюся из нее в древнешведском *Аldagia, донесенную до нас ганзейским немецким Аldagen.
Название города на Нижнем Волхове стало известно славянам, впрочем, не позднее времен Рюрика...
Вывод для историков: славяне познакомились с этим первоначально скандинавским поселением хотя и не с самого момента его возникновения, но не позднее примерно 870 г.» 37).

Изображение
Карта-схема (по П. Н. Милюкову) расселения начальных индоевропейских племен из центра Европы, а также обозначения древних культур и российских месторазвитий.
Около 2500 года до Р.Х. в путь пошли арийцы, уже через тысячу лет достигшие как Индии, так и Евфрата. К той поре начали исход и праславяне. К 1000-му году иллирийцы, греки и фракийцы вышли к Адриатике, Криту и Балканам, а лужичане — к Висле.
К 100-му году по Р.Х. славяне-венеды ушли от Балтики на юг, но к 200-му вернулись обратно, и примерно во второй половине VI в., миновав балтов, повстречались на местах северного месторазвития с местными жителями — угро-финнами!


Около 770 г. — битва при Бравалле, местечке на реке Бравеллир на западном побережье Ботнического залива в Средней Швеции. По позднейшему сообщению Саксона Грамматика, битва произошла между Харальдом Боевым Клыком, сыном Ауды Глубокозадумчивой и Рорика Метателя Колец, и ее же и Радбарда Гардского внуком Сигурдом Рингом, одержавшим победу в этом сражении.

В этой битве принимал участие и другой внук Ауды и Радбарда — Регнальд Pycский, «король русов»: титул деда — Гардский (то есть Карельский) сменился на новый — Русский.

Не исключено, что с битвой при Бравалле связано имя возможного наследника Регнальда — конунга Бравлина.

8 июня 793 г. — нападение скандинавских пиратов на монастырь св. Кутберта на острове Линдисфарн: начало эпохи викингов в Западной Европе, продлившейся около двухсот семидесяти лет.

Эпоха викингов примерно совпадает, между прочим, с эпохой летописных варягов, в том числе — варягов-русов, что дает повод строить догадки об их социально-хронологическом единстве.

Около 805 г. — дата древнейшего на территории побережья Финского залива клада старинных монет — «петергофского»: реалии торговой деятельности русов.

Начало IX в. — поход русского князя-конунга Бравлина на Сурож (Судак), византийский город на крымском побережье Черного моря: первый дальний поход руси от Балтики к Черноморью. В старинной хронике похода говорится о том, что Бравлин привел русскую рать из Новгорода, но это — ошибка позднейшего составителя хроники, ибо Новгорода тогда еще не существовало, и его имя появилось, видимо, как плод творческой фантазии позднейшего переписчика.

Результатом сурожского похода стало первое крещение русов — всей иx pати во главе с конунгом Бравлином.

Около 832 г. — второй дальний поход русов в город Амастриду на южном побережье Черного моря. Не исключена возможность, что поход этот осуществлен был под водительством конунга Хакана, ставшего преемником Бравлина.

К первой трети IХ в. относятся данные, зафиксированные в «Книге путей и стран» арабского географа Абу-л-Касима Убайдаллаха ибн Абдаллаха ибн Хордадбеха, писавшего о торговой деятельности русов:

«А что касается купцов-русов, а они — вид славян, то они везут шкурки бобров, черных лисиц и мечи из отдаленных славянских земель к морю Румийскому (Черному морю. — А. Ш.), и берет с них десятину владетель Рума (Византии. — А. Ш.). А то идут по... (неразборчивое место в рукописи: Волга? Дон? — А. Ш.), входят в город хазар Хамлидж, и берет с них десятину владетель его. Затем отправляются к морю Джурджана (Каспию. — А. Ш.) и выходят на каком-либо берегу, понравившемся им... А иногда везут свои товары из Джурджана на верблюдах к Багдаду, и перевозят их славянские евнухи, и говорят они (купцы. — А. Ш.), что они христиане, и платят джизью (подушную подать. — А. Ш.)» 38).

Как видим, среди купцов-русов были участники походов на Сурож и Амастриду, во время которых множество обитателей «острова русов» дважды приняли христианство. Кроме того, это свидетельство Ибн Хордадбеха доказывает, что русы давно уже (наверняка еще во второй половине VIII в.) освоили как Волжский, так и Днепровский торговые пути, отправной точкой которых была, несомненно, построенная недавно Ладога на Волхове.

18 мая 839 г. фракский император Людовик Благочестивый принял в городе Ингельхайме послов «народа Рос», которых их конунг направил годом раньше к константинопольскому императору Феофилу. Об этом сохранилась официальная запись в так называемых «Бертинских анналах» — первое историческое свидетельство о русах в западноевропейской исторической литературе.

Послы заявили, «что их, то есть их народ, называют Рос, что их король, по имени Хакан, послал их к императору греков Феофилу „дружбы ради“» 39).

Император распорядился выяснить все о происхождении послов «народа Рос» и, если выяснится дружественность их намерений, дать им возможность вернуться на родину. Видимо, послы русов благополучно и вернулись, ибо, в противном случае, в «Бертинских анналах» сделана была бы соответствующая запись.

842 г. — начало царствования византийского императора Михаила III, с именем которого в истории русов-варягов связана такая запись в ПВЛ:

«B год 6360 (852), индикта 15, когда начал царствование Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописях греческих» 40).

Тут следует сделать два замечания. Первое относится к летописной дате «6360». Она означает 852 год. Это — ошибка летописца: Михаил III начал царствование в 842 году. Значит, Русская земля «стала прозываться» десятью годами раньше?

Не совсем так. В летописном понимании событие это произошло восемнадцатью годами позже. Однако надо осознать самый смысл выражения «стала прозываться». Вот что пишет об этом в книге «Откуда ты, Русь?» историк Сергей Лесной:

«Слово „прозываться“ имеет не только смысл „нести имя“, „называться“, „быть названным“, но и „быть упомянутым“... Когда мы произносим „названный отрывок“, мы употребляем второе значение слова „называть“. Речь идет не о том, что данному отрывку дали имя или назвали его, а его упомянули. В летописи вовсе не сказано, что при Михаиле 3-м появилось имя „Русь“, а что при нем в греческих летописях впервые было упомянуто это имя.
Русь существовала задолго до Михаила. ...Руссы упоминались в истории задолго до нападения их на Царьград в 860 году, но летописец этого не знал. Самое древнее упоминание в чужих источниках он нашел лишь о времени этого нападения» 41).

Следует тут уяснить и другую истину. Вне зависимости от начальных субъективных намерений летописца, смысл этих слов Нестора объективно относится не к Древнерусскому Новгородско-Киевскому государству, а к земле варягов-русов.

Тех самых русов, которые за четыре года до начала царствования Михаила III вышли через Константинополь на Ингельхайм, а тем самым на европейскую дипломатическую арену, что стало явным успехом конунга русов Хакана.

850–880 гг. — время правления в Швеции конунга Эйрика Эмундарсона (эти даты определены шведским историком Биргером Нерманом).

Много лет спустя — 15 февраля 1018 г. — об Эйрике вспомнил лагман (законоговоритель) Упсальского тинга (народного собрания) Торгнир Торгнирсон:

«Торгнир, мой дед по отцу, помнил Эйрика Эмундарсона, конунга Упсалы и говорил о нем, что, пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и много земель в Аустрлёнд (Аустррики. — А. Ш.)» 42).

Биргер Нерман исчислил, что «много земель в Аустррики» (то есть в государствах, лежащих к востоку от Швеции) Эйрик Эмундарсон покорил примерно в 850 г. То есть, судя по всему, именно с этого года Эйрик начал сбор дани с упомянутых в книге Снорри Стурлусона эйстов, куршей, а также ями (будущих финнов) и корелы (союзников северобалтийской руси конунга Хакана).

Примем эту датировку и соотнесем ее с упомянутым в ПВЛ годом 859-м, когда «варяги из заморья» (а мы понимаем теперь, что это были шведы Эйрика Эмундарсона!) наложили контрибуцию и на русь южнобалтийскую (то есть ижору), словен, чудь, мерю, весь и кривичей:

«В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с всех 1 кривичей» 43).

Это сведение подтверждается и уточняется данными Иоакимовской летописи, в которой рассказано о финале жизни словенского князя Буривоя (имевшего стол, видимо, где-то в Приладожье, на Волхове), отца Гостомысла:

«Буривой, имея тяжкую войну с варягами 2, много раз побеждал их, и завоевал всю Бармию 3 до Кумени 4.
Напоследок же был на этой реке побежден и, погубив всех своих воинов, сам едва спасся, пошел в город Бярмы 5, крепко отстроенный на острове, где находились подвластные ему князья, и там пребывая, умер (тоже, выходит, около 859 г. — А. Ш.).
Варяги же пришельцы захватили Великий град 6 и прочие, и дань тяжкую возложили на словен, русь и чудь» 44).

В отрывке этом любопытны слова о бегстве Буривоя после поражения в Бярмы, «где находились подвластные ему князья».

Что это означает? Насколько конунгство Хакана на «острове русов» действительно было «подвластно» приволховскому словенину Буривою? Видимо, термин «подвластный» не совсем точен.

Буривой был дедом жены Хакана Умилы, а потому мог рассматривать конунга русов с высоты своего родового и возрастного старшинства — и в этом смысле Хакан, конечно, «подчинялся» его советам и наказам. Но не приказам и указам, исполнение которых и свидетельствовало бы о «подвластности» Хакана Буривою.

Естественно, Хакан дал приют Буривою в своей столице, где престарелый и усталый воин и умер. Но до смерти он распорядился о передаче власти сыну. Иоаким так говорит об этом:

«Люди же, терпя тяготу великую от варягов, послали к Буривою, прося у него, чтобы сын его Гостомысл княжил в Великом граде.

И когда Гостомысл принял власть, то тех варягов иных перебил, иных изгнал и дань варягам отменил, и, пойдя на них, победил... и учинил с варягами мир — и настала тишина по всей стране» 45).

ПВЛ об этом же датируемом все тем же 862 г. освобождении от свейско-варяжской зависимости сообщает короче и безличнее (ни кто варягов изгнал, ни откуда, ни кто эти варяги были):

«Изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть» 46).

Эта безличность сыграла дурную шутку со многими отечественными и зарубежными историками, которые, как уже было замечено раньше, не взяв во внимание этническую принадлежность разного рода варягов, недоумевали над загадочностью древних обитателей Приневья, которые, изгнав со своей земли врага, тут же стали звать «его же» обратно.

Вот как описывает это Владимир Петрухин в своей недавней книге «Начало этнокультурной истории Руси IХ–ХI веков»:

«Главным „противоречием“ летописного текста, обнаруживавшим в глазах его критиков „искусственность“ легенды о призвании [принадлежащих к варягам князей], было сообщение об изгнании за море насильников-варягов, собиравших дань со словен, кривичей и мери: что заставило те же племена обратиться к тем же варягам с призванием?» 47).

Разгадки «противоречию» не находилось, и «недоумению» критиков не виделось конца...

Мы же с вами разобрались в главном: в 859 г. из «Аустррики» изгнаны были варяги-свеи Эйрика Эмундарсона, и затем в Приладожье и Приильменье наступила короткая пора мира.

* * *

И теперь, прежде чем двинуться дальше — непосредственно к «эпохе Рюрика», нам следует рассмотреть уже не раз поднимавшийся в этой хронике вопрос о времени возникновения Новгорода: существовал ли он к тому времени в верховьях Волхова?

Мы располагаем по этому поводу авторитетным — и для всех последующих рассуждений чрезвычайно важным — мнением такого авторитетного ученого-археолога, как Валентин Лаврентьевич Янин. Он недвусмысленно и убежденно заявляет в своей статье «Основные исторические итоги археологического изучения Новгорода»:

«До сих пор древнейшие прослойки, исследованные в Новгороде, датируются первой половиной Х века. Между тем возникновение Новгорода летописной легендой о призвании Рюрика отнесено ко времени на полстолетия более раннему. Летопись излагает это событие под 862 или 859 г.
Поначалу такое несоответствие не казалось сколько-нибудь существенным. Поскольку общий объем исследованных участков города составил примерно 2 проц. относительно всей его площади в средневековье, перспектива поисков более ранних слоев второй половины IХ в. казалась безграничной.
Между тем выяснение особенностей схемы культурного слоя на территории всего Новгорода полностью развеяло эти надежды. Очевидным стало, что поиски древнейших участков города возможно вести только в пределах тех трех изначальных ядер города, которые проявились на этой схеме, то есть в пределах Людина, Неревского и Славенского концов...
Людин конец...
Древнейшие прослойки на Троицком раскопе датируются первой половиной Х в.
...Таким образом, наличие в нем напластований IХ в. исключено.
Неревский конец...
Древнейшая уличная мостовая здесь датируется 954 годом, однако ниже нее залегает слой толщиной около 40 см, который относится к первой половине Х в. Наличие прослоек более раннего времени здесь тоже исключено.
Славенский конец...
В пределах древнейшего ядра этого района были произведены в 1970 г. раскопки на Михайловской улице. Ее древнейший настил датируется 974 годом, а древнейшие культурные напластования — 60-ми гг. Х в.
...Древнейшие уличные настилы появляются в Людином конце в 40-х гг. Х в., в Неревском конце — в 50-х гг., а в Славенском конце — в 70-х гг. того же столетия. Это значит, что только около середины Х в. Новгород впервые обретает устойчивую усадебную застройку и системы уличного благоустройства, то есть в нем возникают черты, делающие его городом.
Столь поздняя дата становления важнейших элементов городской жизни решительно противоречит надежде отыскать в нем напластования IX в.
В IХ в. Новгорода еще не было...
Обращение к летописной терминологии обнаруживает, что обозначение „Новгород“ на первых порах применялось исключительно к Детинцу, кремлю...
Археологическое изучение фортификаций... показало, что первоначальные дубовые укрепления Детинца были сооружены в 1044 г., о чем летопись сохранила прямое свидетельство. Только к этому времени, следовательно, возможно относить возникновение самого термина „Новгород“» 48).

«В IX веке Новгорода еще не было».

Эту фразу надо запомнить, а истину уяснить.

* * *

18 июня 860 г. — приход русской рати под Константинополь и неудачная осада его, завершившаяся, однако, взятием хорошей контрибуции.

— Две речи константинопольского патриарха Фотия о русах, которые характеризуются патриархом как «народ северный», варварский, живущий далеко от Византии и полный неукротимой энергии.

862 г. — смерть Гостомысла и приглашение на княжение в Приильменье гостомысловых внуков по дочери Умиле — Рюрика (в Ладогу), Синеуса (в Белоозеро) и Трувора (в Изборск близ Пскова).

Начало «эпохи Рюрика» и Древней Руси.

Существуют две летописные версии призвания варяжских князей. Одна из них изложена в ПВЛ, где о племенах, составивших прибалтийский союз, сказано:

«И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица и стали воевать сами с собою.
И сказали они себе: „Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву“.
И пошли за море, к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются свеи, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти прозывались.
Сказали русь, чудь, словене 7, кривичи и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами“.
И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к словенам, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске.
И от тех варяг прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были словене 8» 49).

В Иоакимовской летописи содержится совершенно отличный мотив призвания Рюрика с братьями и русью на княжение в Приильменье. Иоаким пишет, что у старейшины словен Гостомысла было четыре сына, но все либо погибли, либо умерли. И Гостомысл задумался: кто же будет ему наследовать? Иоаким пишет:

«Однажды спал он пополудни и увидел сон, как из чрева средней дочери его Умилы выросло плодовитое дерево, покрыв весь Великий город, его же плодами насытились люди всей земли. Вещуны так истолковали ему этот сон: „От сынов ее иметь тебе наследника своего, и земля усладится княжением его“. И все тому порадовались, ибо не стал наследовать сын его старшей дочери, который был нехорош» 50).

Историк Василий Татищев высказывает тут следующую мысль: некоторое время спустя Рюрик убил словенского князя Вадима; так не был ли этот Вадим таким же, как и Рюрик с братьями, внуком Гостомысла, но сыном старшей дочери старейшины, имевшим поэтому больше прав на ладожский престол? Но Вадим был для ладожан «нехорош», отчего они и радовались избранию Рюрика.

А теперь — окончание эпизода призвания князей по Иоакиму:

«Гостомысл же, чувствуя конец своей жизни, созвал старейшин земли от словен, руси (конечно, от южно-балтийской руси, то есть от ижоры. — А. Ш.), чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей, поведал им о своем сновидении и послал избранных людей в варяги просить князя. И пришел по смерти Гостомысла Рюрик с двумя братьями и своими родами» 51).

Итак, Иоаким выдвигает принципиально иной мотив призвания Рюрика: это призвание не чужака-варяга, но родственника, внука по дочери, имеющего половину словенской крови в своих жилах, а по отцу восходящего родословной к самому Одину, к тому времени давно ставшему божеством и у скандинавов, и у германцев.

Пойдем далее.

864 г. — смерть Синеуса и Трувора.

— Рюрик рассылает правителей по центрам своего владения, принимает титул великого князя (архикратора, или василевса) и единолично правит объединенным княжеством из Ладоги.

— Посольство полян к Рюрику, который отправляет к ним княжить Аскольда с сыном и отрядом варягов-русов. Напомним: Аскольд — стопроцентный рус, носящий не скандинавское, а сугубо русское имя, которое означает «ас Скьолда».

— Мятеж Вадима Храброго и его смерть от руки Рюрика, покаравшего и других мятежников — «советников» Вадима. Тем самым Рюрик укрепляет единоличность и неограниченность своей княжеской власти.

— Утверждение Аскольда в Киеве (по летописи — небольшом городке на холме) и соправление его там вместе с Диром, по арабским источникам — полянским, то есть славянским, князем.

866 г. — неудачный поход Аскольда и Дира на Константинополь — и еще одно крещение русов — участников похода.

— Рюрик переходит из Ладоги ближе к Ильменю, в поселение, названное позже Рюриковым городищем. Вот как характеризует это место в своем труде «Скандинавы в Поволховье» питерский историк Евгений Носов:

«Это была ключевая точка на географической карте Восточной Европы. К истоку Волхова сходится вся обширная водная сеть рек лесной зоны, по которым открываются выходы на юго-восток, на Волгу (по Мсте и Поле), на юг, к Западной Двине и Днепру (по Ловати) и на запад (по Шелони)...
Центр в истоке Волхова, таким образом, позволял контролировать как балтийско-волжский путь, так и путь „из варяг в греки“ и осуществлять административное управление всей центральной частью Приильменья, что невозможно было делать из Ладоги.
Главным поселением района явилось Городище или, как его часто называют в историко-краеведческой литературе с начала ХIХ в., Рюриково городище — поселение на острове у истока Волхова из озера Ильмень.
В IХ—Х вв. оно представляло собой крупное торгово-ремесленное и военно-административное поселение.
В числе предметов, свидетельствующих о широких международных связях поселка, — восточные и византийские монеты, бусы, грецкие орехи, предметы из Скандинавии и других стран.
Одним из важнейших видов деятельности жителей было ремесло. Оценивая в целом материальную культуру Городища IХ–Х вв., следует подчеркнуть, что в ней очень сильна „вуаль“ североевропейской культуры, что проявляется в наличии отдельных предметов скандинавского происхождения, вещей, сделанных в Приильменье, но сохраняющих в стиле и орнаментике северные традиции, и, наконец, находок без точного этнического адреса, но характерных для разных племен и народов Балтийского региона.
Такие культовые предметы, как гривны и амулеты с „молоточками Тора“, кресаловидные подвески, амулеты с руническими надписями, единственная найденная на территории [Древней] Руси фигурка „валькирии“, не могли попасть на Городище как объекты торговли, а свидетельствуют о пребывании на поселении выходцев из Скандинавии.


Городище выступает и как ремесленный центр, где широко изготовлялись предметы скандинавского облика.
В состав постоянных жителей Рюрикова городища в IХ–Х вв. несомненно входили скандинавы, причем как мужчины, так и женщины...
Сюда сходились нити управления Приильменьем, и поэтому здесь и возникает столица Северной Руси...
В свете новейших археологических материалов, полученных при раскопках Рюрикова городища, события летописного „Сказания о призвании варягов“ представляются достаточно реальными если уж не в своей конкретной, то в общеисторической канве. А она такова, что, согласно вариантам „Повести временных лет“ по Радзивилловской и Ипатьевской летописям, Рюрик после короткого пребывания в Ладоге перешел к истоку Волхова. „...И пришед ко Илмерю и сруби городокъ надъ Волховом, и прозва и Новъгород, и сяде ту княжа раздаа волости“.
Этот вариант „Сказания“, дающий Ладоге первенство над Новгородом, как полагала Е[лена] А[ндреевна] Рыдзевская, едва ли объясняется простым сочинительством...
Сейчас вполне очевидно, что в „Сказании“ в форме рассказа о конкретных событиях отражается исторически достоверное по данным археологии соотношение поволховских городских центров — ранний приоритет Ладоги и последующее возвышение Новгорода. „Сказание“ приписывает Рюрику и само основание Нового города.
Топографически местоположение Рюрикова городища у истока Волхова, откуда открываются ильменские просторы, вполне соответствует указанию летописца на то, что город был заложен „над Ильменем“. Полагаю, что само название он действительно мог получить в сравнении с более древней Ладогой во времена Рюрика, когда здесь были проведены какие-то строительные работы при организации княжеского центра.
Однако нет достаточных оснований утверждать, что именно Рюрик основал самое первое поселение на городищенском холме...
Только возрастающей значимостью района истока Волхова объясняется перенос резиденции заморского князя из Ладоги и то, что сам князь всего лишь на два года, если верить летописи, задержался на окраине славянских (? — А.Ш.) земель.
Городок над Ильменем, согласно „Сказанию“, получил славянское наименование Нового города, что соответствовало вполне определенной местной этнической ситуации.
Рассматривая вопрос о возникновении топонима Новый город, мы вплотную сталкиваемся с вопросом о появлении скандинавского названия Новгорода. Дело в том, что в древних скандинавских источниках Новгород именуется не Новгородом, а Хольмгардом (Holmgardr). Если бы скандинавы использовали топоним Новгород, делая кальку с названия, возникла бы форма „Нюгардер“ — Nygardr.
...Но если все это так, то название Хольмгард древнее названия Новгород, и первые скандинавы, поднимавшиеся во второй половине VIII — начале IX вв. вверх по Волхову — именно тогда следы их пребывания зафиксированы в Ладоге, — никакого поселка с названием Новый город не встретили.
Часть исследователей исходит из того, что Хольмгард (Holmgardr) — это сугубо скандинавское наименование. Тогда Holmgardr может быть и „городом на острове“, „островным городом“ (от „holmr“— „остров“), и территорией с „поселениями в островной местности“ (от „holmr“ — „остров, возвышенность на болоте, залитом лугу“ и „gardr“ — „ограда, двор, усадьба“), название которой перешло на город» 52).

Эти свои мысли Евгений Носов развивает далее в статье, опубликованной в сборнике «Викинги и славяне»:

«Размышляя над выдвинутыми решениями в своих предшествующих работах, я больше склонялся к трактовке наименования „Хольмгард“ как чисто скандинавского. Подкупало, прежде всего, полное топографическое соответствие „города на острове“ или „поселений в островной местности“ (неважно, чему отдавать предпочтение) реальной природной ситуации. Рюриково городище действительно расположено на острове, окруженном Волховом и его двумя рукавами Волховцом и Жилотугом, а район истока Волхова представляет собой огромную заливаемую во время паводков волховско-ильменскую пойму, среди которой возвышаются всхолмления с многочисленными древними поселениями. Однако недавно в специальной статье о происхождении названия „Хольмгард“ Т[атьяна] Н[иколаевна] Джаксон и А[лексей] А[лександрович] Молчанов обратили особое внимание на некоторые моменты, которые порой недооценивались при рассмотрении данного вопроса. Полагаю, они достаточно серьезны, чтобы взвесить приводимые аргументы еще раз. Дело в том, что признание топонима „Хольмгард“ сугубо скандинавским, без учета какого-то предшествующего местного наименования, убедительно и правдоподобно, если опираться только на рассмотрение особенностей топографии местности в истоке Волхова, другими словами, объяснять появление рассматриваемого топонима изолированно. Однако вряд ли это верно. Суть в том, что корень gardr мы встречаем не только в наименовании столицы Северной Руси, а и в названиях Киева (Koenugardr) и Константинополя (Miklagardr), где первые части топонимов — местного происхождения, что указывает на существование определенной конструктивной модели для появления названий крупнейших центров по пути „из варяг в греки“. Из этого Т. Н. Джаксон и А. А. Молчанов сделали вывод, что и в случае со столицей Северной Руси мы имеем дело со славянским топонимом „Холмгород“...
На ранних этапах своей истории Рюриково городище (древнейший Новгород русских летописей IХ–X вв.) являлось резиденцией князей — Рюрика, Олега, откуда он в 882 г. пошел на Киев, Святослава (согласно сообщению Константина Багрянородного), Ольги, возвращавшейся из похода на Мсту и Лугу. Здесь размещался княжеский двор и дружина, куда постоянно входило значительное число варягов. При превращении Новгорода в столицу Северной Руси, росте его территории, организации на новом месте (в стороне от языческой Перыни) христианского центра, вероятно, при Ярославе Владимировиче основная княжеская резиденция была перенесена к торгу на Ярославово дворище. Название „Городище“ как локальный топоним, подобный „Ярославову дворищу“, появилось в середине XI в., после строительства в 1044 г. новых городских укреплений (детинца), окруживших главный городской храм — Софийский собор и епископский двор. На городищенском холме осталась загородная резиденция князей, и поселение здесь стало играть иную роль в новгородской городской структуре» 53).

Между 866 и 879 гг. — включение варягов-русов в сферу приильменского княжения Рюрика: сформирование, таким образом, понятия «Древняя Русь».

Изображение
Карта-схема (по В. И. Паранину) государства Рюрика к концу его жизни.
Паранин совершенно справедливо включает в него не только земли «острова русов»,
но и обширные территории вплоть до Ботнического залива и северного побережья Скандинавии:
ведь Иоаким указывает, что после смерти отца Рюрик княжил и на подвластных тому древнекарельских землях.
Между прочим, этот факт объясняет как заметную многолетнюю самостоятельность
и даже независимость корелы от Новгорода (ибо жители «острова русов» не могли не понимать, откуда —
еще в начале второй половины IX в. — пришел княжить на Волхов их молодой конунг),
так и, с другой стороны, законность будущих притязаний новгородцев-наследников Рюрика на земли корелы,
подвластной ладожско-приильменскому князю. Все было сцеплено накрепко и надолго...


Около 875 г. — рождение у Ефанды и Рюрика сына Игоря. Рюрик отдает жене в качестве свадебного дара «город при море с Ижорой» (что это был за город и что подразумевалось в Иоакимовской летописи под «Ижорой» — река ли, новое ли поселение на территории, занимаемой русью-ижорой, — нам неизвестно; ясно лишь, что речь шла о местности, близкой к той, что занимает ныне Санкт-Петербург: почтенное по времени упоминание).

877 г. — послание патриарха Фотия о крещении русов (после похода Аскольда и Дира одиннадцать лет назад).

— Бегство мятежных подданных Рюрика в Киев.

879 г. — смерть Рюрика (судя по всему, он, как и его братья, умер довольно молодым, лет около сорока пяти, будучи, видимо, человеком достаточно хрупкого здоровья; суть Рюрика состояла не в крепости мускулов, а в силе духа и характера).

— Начало княжения брата Ефанды, норвежского конунга Олега.

* * *

Вместо заключения о «Рюриковой эпохе» хочу сказать только о том, что имя Рюрика в свое время пользовалось величайшим уважением. Народ долгое время стихийно сохранял память о нем в названии находившегося на Карельском перешейке озера. Вот что писал об этом известный питерский топонимист, географ и историк Александр Попов:

«Топонимика указывает нам в переписной окладной книге Водской пятины 1500 г. озеро „Рюрикиярви на Немецком рубеже“, т. е. на самой границе новгородских владений со шведами; название это существовало, конечно, не одно столетие до 1500 г., что дает возможность видеть в этом топонимическом факте какое-то действенное отражение деятельности Рюрика в Карелии; во всяком случае, это название заставляет задуматься над некоторыми, хотя бы и незначительными подробностями древней русской истории» 54).

Попов имеет тут в виду следующий отрывок из «Переписной окладной книги по Новгороду Вотьской пятины 7008 г.»:

«Деревня Рюрикиярви на Немецком рубеже, (д) Федошко Олонен, Онисимка Иванов, брат его Сменко, три луки» 55).

То есть в Окладной книге 1500 г. речь идет не об «озере Рюрикиярви» (как об этом пишет Попов), а о деревне «Рюрикиярви». Хотя в переводе на русский язык «Рюрикиярви» и означает «Рюриково озеро», однако в данном случае «Рюрикиярви» — имя деревни (топоним, а не гидроним). Несомненно, озеро с именем «Рюрикиярви» где-то в окрестностях деревни существовало (вернее всего, что деревня просто стояла на его берегу). Иначе откуда бы взяться такому («озерному») имени деревни?

Этот топонимический факт не так уж и незначителен. Это — своеобразное подтверждение не просто «деятельности Рюрика в Карелии», но и несомненной причастности его к карельской земле. Ведь ни в одном другом месте на планете (разумеется, помимо позднейшего «Рюрикова городища») никакая топонимика следов жизни Рюрика не запечатлела.

Однако на Карельском перешейке, на «острове русов» (как и в другом безусловно достоверном месте его княжеской работы: в истоке Волхова — близ Ильменя и будущего Новгорода) такой след до поры до времени существовал, убеждая нас сегодня в принадлежности как Рюрика к Карельскому перешейку, так и летописных русов-варягов — к содружеству с народом корелы.

Изображение

882 г. — Озерный край — то есть и Приневье, и Ладога с Рюриковым городищем и остальными поселениями Поволховья и Приильменья — входит в состав объединенного Олегом Волховско-Днепровского государства: Киевской Руси.

903–920 гг. — восточные авторы описывают «остров русов» — Карельский перешеек, откуда варяги-русы вели торговлю на речных путях: Невско-Волховско-Волжском, Невско-Волжско-Донском и на пути «из варяг в греки»: Невско-Волховско-Днепровском (См. примеч. 11).

910–950-е гг. — складывание Новгорода как вполне отчетливо выраженного городского поселения.

947 г. — княгиня Ольга устанавливает оброки и дани на реке Луге: Озерный край попадает под единую древнерусскую податную систему (См. примеч. 12).

В середине X в. монахи Сергий и Герман основывают, согласно легенде, первый на Руси христианский монастырь. Вот что пишет об этом историк Андрей Муравьев в книге «Путешествие по святым местам русским»:

«Глубокая древность покрывает неизвестностию и сомнением начала Валаамской обители, и летописи не определяют времени преподобных Сергия и Германа, коих житие даже утрачено, вероятно, по случаю частых войн Новгорода со Шведами, не раз опустошавшими монастырь. Местные же предания, основываясь на словах Нестора о приходе св. Апостола Андрея к Славянам Новгородским, продолжают путешествие сие на север по Волхову, и даже Ладожским озером на Валаам, где будто бы благословил он пустынный остров каменным крестом.
Те же темные предания называют Сергия одним из Апостольских учеников, с людьми Новгородскими посетившим сей остров, где крестил язычников и между ними некоего Мунга, которого предполагают быть Германом; но вся сия повесть, извлеченная из древней рукописи, оповедь, ничем не доказана.
С большим верованием можно отнести житие преподобных ко времени Княгини Ольги, и некоторые думают, что они были Греческие выходцы, искавшие просветить Север; а в рукописном житии св. Аврамия Ростовского видно, что обитель Валаамова имела уже в 960 году игумена Феоктиста, окрестившего их язычников просветителя Ростова, который в свою чреду пошел к югу сокрушать идолов и основал на Ростовском озере свою обитель в 990 году, всех древнейшую по летописям.
Таким образом, первая искра Христианства блеснула Северу с Валаама, и остров сей был рассадником пустынножителей в полунощной стране» 56).

966–980 гг. — постепенное падение (в силу многих, прежде всего сырьевых и экономических, причин) значимости Невско-Волжского и Невско-Днепровского торговых путей.

— Русы-варяги теряют прежнее влияние при Киевском княжеском дворе, но продолжают нести разную службу в Новгороде.

972 г. — после смерти Святослава Киевского Новгородчина под княжением Владимира Святославича обособливается от Киева.

977 г. — в результате усобицы с Ярополком Киевским Владимир Святославич бежит из Новгорода «за море к варягам». Летописец, правда, не уточняет, к каким именно варягам, но можно догадаться, что это были либо норвежцы (родственники Владимира по прабабке Ефанде), либо северобалтийские русы.

Вернувшись в Новгород, Владимир начинает борьбу за киевский стол.

988 г. — епископ Иоаким, Добрыня и Путята крестят упорствующих новгородцев.

Вот что сообщает об этом Иоаким в своей летописи (я даю этот отрывок в пересказе и с комментарием Василия Татищева, опубликовавшего эту летопись):

«Люди, узнавшие в Новгороде, что Добрыня едет крестить их, учинили вече — и все поклялись, что не пустят его в город и не дадут ниспровергнуть идолов.
Когда он пришел, они, разобрав большой мост, вышли все с оружием, и когда Добрыня обратился к ним с прельстительными и благостными увещеваниями, они не пожелали его слушать — и, выведя два порока 9 со множеством каменьев, поставили их на мосту, [нацелив их] против него, как против истинного врага.
Глава жрецов, славянин Богомил, за свое сладкоречие именуемый Соловьем, всячески воспрещал им покоряться.
Мы же были на Торговой стороне и ходили по торжищам и улицам, поучая, сколько могли, людей. Но гибнущим в бесчестии слово крестное, сказанное апостолом, казалось безумием и обманом».

Татищев комментирует:

«Тут [под „мы“] может подразумеваться не кто иной, как [сам] Иоаким.
Как сообщает Нестор, Иоаким послан был в Новгород с Добрыней, — не упоминая ни о Путяте, ни об обстоятельcтвах крещения.
В манускрипте Крекшина 10 обстоятельства противостояния новгородцев [изложены] согласно этому [известию], но описание более краткое и баснословное об идоле Перуне, который якобы, когда его ломали и тащили [к реке], рыдал и сопротивлялся.
А в Ростовской [летописи] еще добавлено, якобы Перун бросил на мост палицу, что была в руке его, сказав, что торговцы и горожане всегда будут [тут] драться.
В Степенной [книге] эта басня приложена [к рассказу] о наказании их [новгородцев] царем Иоанном [III]... что являет пример суеверным, которые такие несущественные вещи провозглашают — и сами им верят».

Продолжает рассказ Иоаким:

«И так провели [мы] два дня, крестив несколько сотен человек.
Тогда тысяцкий новгородский Угоняй ездил повсюду, вопя: „Лучше нам умереть, чем отдать наших богов на поругание“.
Народ же этой стороны, рассвирепев, разорил Добрынин дом, разграбил имущество и избил его жену с несколькими родственниками.
Тысяцкий же [князя] Владимира Путята, будучи мужем смышленым и храбрым, заготовил лодки, собрал пятьсот ростовцев, переправился ночью на ту сторону и вошел в город, никем не остановленный, поскольку все приняли их за своих воинов. Он же, дойдя до Угоняева двора, отослал его и других вредных мужей к Добрыне за реку.
Люди же с той стороны, услышав об этом, собрали до пяти тысяч [человек], обступили Путяту, и была меж ними злая сеча».

Татищев пишет о Путяте:

«Нестор нигде не упоминает о Путяте (у него есть Путеш, но это другой [человек]). В песнях же старинных об увеселениях Владимира поют так: „Против двора Путятина, Против терема Зыбатина старого Путяты темный лес“, — из чего можно видеть, что это [был] знатный муж. Чин же тысяцкого давал [власть] над всем войском, как фельдмаршалу».

Иоаким продолжает рассказ о противостоянии новгородцев крещению:

«И некоторые [новгородцы], придя, разметали церковь Преображения Господня 11 и ограбили дома христиан.
Когда рассвело, Добрыня подоспел со всеми бывшими при нем людьми и велел поджечь несколько стоявших у берега домов, чем устрашил народ, побежавший гасить огонь. И тогда сеча прекратилась, и старшие мужи пришли к Добрыне просить мира.
Добрыня же, собрав воинов, запретил грабить [в городе], однако сокрушил идолов: деревянные сжег, а каменные разрушил и сбросил в реку.
И была нечестивым великая печаль. Видевшие это мужи и жены с великим воплем и слезами просили за них, как за истинных богов. Добрыня же, насмехаясь, говорил им: „Что, безумные, сожалеете о тех, которые не могут себя защитить? Какую пользу можете вы получить от них?“
И послал повсюду, объявляя, чтобы шли на крещение. Воробей же посадник, сын Стоянов, который воспитывался при Владимире и был весьма сладкоречив, пошел на торжище, всех увещевая. Многие шли [креститься], не желавших тащили воины, и их крестили: мужчин выше, а жен ниже моста. Тогда многие некрещеные объявляли себя крестившимися, и того ради повелел [я] всем окрестившимся кресты деревянные или медные надеть на свои шеи, а если того [креста] не имеет, то не верить — и крестить».

Татищев комментирует:

«Кресты на шее нигде, кроме [как у] нас, на Руси, не носят, а кто это узаконил, я нигде не нахожу. Некоторые говорят, будто это [ввел] Владимир, другие — болгары, однако в Булгарии так не делают. Так что я думаю, начал [это делать] Иоаким, а Владимир распространил на все государство, чтобы никто от крещения не отступался».

Иоаким завершает свой рассказ:

«Также повелел [я] разрушенную церковь вновь соорудить.
И так, крестя, Путята пошел в Киев.
Поэтому люди смеются над новгородцами: Путята [вас] крестил мечом, а Добрыня — огнем» 57).

989 г. — уже на следующий год после крещения в Новгороде соорудили церковь в честь христианских святых Иоакима [Акима] и Анны.

Есть сведения, что в том же году Иоаким построил дубовую церковь Софии «о тринадцати верхах», которая позже сгорела.

Поскольку христианские храмы имели на людей постоянное и глубокое нравственное, духовное и эстетическое воздействие, то о лучших новгородских церквах, представляющих интерес и сугубо архитектурный, в этой хронике будет сказано еще не раз 58).

997 г. — норвежский ярл Эйрик Хаконарсон нападает на Ладогу, грабит и сжигает ее 59).

Около 1103 г. в Новгороде открылась школа, в которой помимо священников обучались и простые горожане.

1015 г. — брат Эйрика, Свейн Хаконарсон, бежит из Швеции «в Русцию», где умирает.

— Избиение варягов-норвежцев в Новгороде и конфликт из-за этого князя Ярослава Владимировича с новгородцами.

1018 г. — в страхе перед братом Святополком Окаянным, погубившим объявленных впоследствии общероссийскими святыми братьев — князей Бориса и Глеба, Ярослав, нашедший было убежище в Новгороде, решает искать укрытие за морем. Посадник Коснятин Добрынич отвращает бегство Ярослава в Швецию 60).

1019 г. — Ярослав Владимирович в качестве свадебного дара передает своей жене, шведской принцессе Ингигерд (в крещении — Ирине), «Альдейгьюборг (Ладогу) и все то ярлство, которое к нему относится», то есть и приневские земли Озерного края.

— Наместником Ладоги становится швед Регнвальд Ульвссон, который правит тут до своей смерти в 1045 г., после чего ему наследует его сын Эйлив 61).

1019–1024 гг. — действие скандинавской «Саги об Эймунде Хрингссоне», служившем у князя Ярослава Владимировича.

1025–1096 и 1055–1076 гг. — даты старейших берестяных грамот, обнаруженных, начиная с 1951 г., при раскопках в Новгороде. Историк и археолог Валентин Янин пишет об этом в книге «Я послал тебе бересту...»:

«Какие же новгородские грамоты могут быть признаны древнейшими среди всех других? Какие берестяные письма должны внушать наибольшее уважение к их древности? Таких грамот четыре. Две из них [грамоты № 246 и № 247] найдены в условиях, не дающих возможности достаточно точно датировать их. Они найдены на уровне двадцать второго, двадцать третьего или двадцать четвертого яруса, то есть попали в землю между 1025 и 1096 годами...
Две другие древнейшие грамоты найдены в слое двадцать третьего яруса и датируются более точно 1055–1076 годами. Они могут быть более древними... но могут оказаться и моложе... В конце концов, это и не так уж существенно: обе грамоты уцелели лишь в незначительных фрагментах. В грамоте № 181 читается начало первой строки: „Грамота от Дробьна...“ В грамоте № 123 обрывки ее шести строк таковы, что возможно прочесть целиком лишь одно слово в первой строке. И этим словом оказалось „грамота“.
Есть нечто глубоко символичное в том, что древнейшее слово, сохранившееся на бересте, — „грамота“. Одной из самых острых и интересных проблем истории русской культуры давно признан вопрос о начале русской грамоты, о времени сложения русской письменности, древнейшие памятники которой не опускаются глубже середины X века. Берестяные грамоты пока не дали материалов для решения этой проблемы. Древнейшие грамоты еще остаются в пределах времени, от которого и до открытия бересты были известны редкие памятники русской письменности. Но вряд ли нужно сомневаться, что решить эту проблему в будущем способна именно береста из древнейших слоев русских средневековых городов.
Первые намеки на то, что такие поиски в новгородских слоях не окажутся безрезультатными, дают некоторые находки...
Самые важные находки связаны со слоями X века. Одно костяное „писало“ удалось обнаружить в 1955 году в слоях двадцать седьмого яруса (972–989 годы), другое — еще в 1951 году найдено буквально на материке, в слоях двадцать восьмого яруса, а этот ярус датируется 953–972 годами.
И если уж мы нашли орудия письма, то наверняка найдем и самые тексты, этими орудиями написанные» 62).

В том, что историк прав, можно убедиться, прочтя запись за 1066 г., в которой цитируется грамота, уже точно датируемая этим годом. «Удревнение» берестяных грамот продолжается...

1029 г. — норвежский конунг Олав (будущий Олав Святой) находит после свержения с трона приют в Новгороде и Киеве 63).

1030 г. — на Русь бежит норвежец Харальд Хардрада (Суровый) — будущий король, чей путь Невой к Новгороду и пребывание на Руси в Киеве отражены в песне легендарного Бояна 64).

1032 г. — новгородцы безуспешно нападают на югорские земли, но этот год отмечен и дипломатическим успехом: заключен договор с Норвегией об охране северных границ киевско-новгородских земель.

1034 г. — норвежцы вывозят из Новгорода через Ладогу и Неву сына Олава, будущего короля Магнуса 65).

1042 г. — поход новгородского князя Владимира Ярославича через Неву на ямь (емь) и победа над нею; необычайный падеж лошадей во время этого похода 66).

1044 г. — «Ходил великий князь Ярослав Владимирович на Литву, а на весну заложил Новгород и сделал на Софийской стороне каменный город».

Речь в этой записи Новгородской третьей летописи, изданной в Москве в 1950 г., идет о построении первоначального новгородского Детинца.

Правда, может показаться, что «Софийской стороны» тогда вроде бы еще не существовало, ибо сам Софийский собор заложен был лишь на следующий год. Однако тут стоит вспомнить о существовании «дубовой Софии», построенной уже более полувека назад Иоакимом.

1045 г. — будущий конунг Норвегии Харальд Хардрада (Суровый), взяв себе в жены Елизавету, дочь Ярослава Мудрого, возвращается летом этого года через Ладогу и Неву на родину 67).

С 21 мая 1045 по 1050 г. князь Владимир Ярославич в епископство Луки возводит в новгородском Детинце храм святой Софии — главный городской храм 68).

От той поры на стене южного придела сохранилась древнейшая икона собора — «Константин и Елена» начала XI столетия.

1056 г. — королем Швеции становится Стенкиль Регнвальдссон, родной брат Эйлива Ладожского — и притязания шведов на Ладогу с приневским ярлством получают государственный, хотя пока и не военный характер 69).

1063 г. — падает уровень воды в Ильмене — и Волхов, по летописи, «идет в обратном направлении в течение пяти дней» 70).

1066 г. — написана древнейшая точно датируемая берестяная грамота № 590 с Нутного раскопа в Новгороде, содержащая упоминание о кореле:
«Литва встала на корелу».
Упоминание это означает, что корела уже вернула свое этническое имя, «вытесненное» ранее русью-варягами; известие это более чем на восемьдесят лет опережает первое упоминание о кореле в русской летописи 71).

1067 г. — набег полоцкого князя Всеслава на Новгород, о котором летописец напишет:

«Пришел Всеслав и взял Новгород, с женами и с детьми; и колокола снял со святой Софии; и паникадила снял. О, велика была беда в час тот» 72).

Здесь и далее все тексты Новгородской первой летописи — НПЛ даются в моем пересказе на современный язык.

1069 г. — «Всеслав бежал к варягам» — последняя запись в ПВЛ о варягах; имя их исчезает из ПВЛ одновременно с исчезновением упоминаний в европейских хрониках о викингах, эпоха которых кончилась с гибелью в битве при Стамфорд-Бридже в Британии, в 1066 г., конунга Норвегии Харальда Хардрады (Сурового) 73).

Итак, на этом история руси-варягов и завершается...

________________
1 «И с всех» — так в переводе Дмитрия Лихачева; обычно же это место толкуют как «и с веси».
2 В данном случае под «варягами» имеются в виду, вне всякого сомнения, шведы. По крайней мере, именно так и следует понимать это сообщение летописца, ибо это место — источник многих нелепостей, выходящих из-под ученых перьев историков разных времен, не понимающих полиэтническую сущность понятия «варяги» и мучающихся над вопросом: как же могли жители Поволховья, попав под власть «варягов» в 859 г., призвать их на княжение в 862-м? А все дело в том, что варяги-то были разные.
3 Под «Бармией» тут подразумевается Западная часть карельских земель, ныне — часть Средней Финляндии, лежащая непосредственно на восточном берегу Ботнического залива.
4 «Кумень» — современная Кемийоки у границы Швеции и Финляндии, видимо, местоположение бывшего Кирьялаботнара.
5 Думаю, что в данном случае под городом «Бярмы» Иоаким имеет в виду поселение, которое, не могу исключить, позже именовалось Корелой, затем — Кексгольмом, а ныне — Приозерском: недаром тут упомянут остров, на котором стоит город.
6 Под этим именем, как пояснял в комментариях историк Василий Татищев, в виду имеется Старая Ладога, и это предположение историка можно принять, ибо, как я уже упоминал, Новгорода в ту пору еще не существовало.
7 Дмитрий Лихачев переводит тут: «сказали руси», а также «славяне», но в ПВЛ стоит: «русь» (именительный падеж, а не дательный) и «словене».
8 Ряд ученых полагает, что переводить это «темное место» следует так: «Новгородцы получили свое имя русских от варяжского рода, а прежде звались словенами».
9 «Пороки» — камнеметные машины.
10 То есть в летописном списке, имевшемся у новгородского коллекционера Петра Никифоровича Крекшина.
11 Знаменательно, что еще до всеобщего крещения в Новгороде уже функционировала церковь Преображения Господня: христиане в городе были и свободно отправляли службы.

Изображение

#3 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:22

VII. До «революции 1136 года»

1071 г. — князь Глеб Святославич в Новгороде и Ян Вышатич в Белоозере расправляются с местными волхвами (видимо, людьми угро-финского происхождения).

Вот рассказ ПВЛ о событиях в Новгороде:

«Такой волхв объявился и при Глебе в Новгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, уверяя, будто наперед знает все, что произойдет, и, хуля веру христианскую, уверял, что „перейду по Волхову перед всем народом“. И был мятеж в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение, встал и сказал: „Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует богу, пусть ко кресту идет“. И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И начался мятеж великий между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и спросил: „Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?“ Тот ответил: „Знаю все“. И сказал Глеб: „А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?“ — „Чудеса великие сотворю“, — сказал. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу» 74).

1095 г. — прибытие в Новгород Кристины Шведской, которая стала женой князя Мстислава Владимировича.

С начала и до середины XII в. идет роспись Софийского собора, мозаичное украшение других храмов.

1103–1107 гг. — построение в новгородском Рюриковом городище церкви Благовещения (перестроена заново в 1342–1343 гг., разрушена в Великую Отечественную).

1105 г. — Новгородская первая летопись сообщает:

— «В то же лето пошли в Ладогу на войну» 75), — то есть Новгород воюет со «шведской» Ладогой — и воюет успешно, ибо с той поры и Ладога, и Приневье рассматриваются как сугубо новгородские земли.

1107 г. — «Трясет землю 5 февраля» в Озерном крае 76).

1111 и 1113 гг. — новгородский князь Мстислав Владимирович совершает военные походы на чудь и после второго из них закладывает на Ярославовом дворище в Новгороде Николо-Дворищенский собор, чаще именуемый просто Никольским.

— В завершенной примерно к этому времени «Повести временных лет» Нестор впервые упоминает реку Неву, правда, описывая ее еще как «устье озера Нево», то есть Ладожского 77).

1114 г. — другой составитель ПВЛ (не Нестор) пишет под этой датой:

«В тот же год заложена была Ладога из камня на насыпи Павлом посадником, при князе Мстиславе 1.
Когда я пришел в Ладогу, поведали мне ладожане, что „здесь, когда бывает туча великая, находят наши дети глазки стеклянные, и маленькие, и крупные, проверченные, а другие подле Волхова собирают, которые выплескивает вода“. Этих я взял более ста, все различные...
Этому у меня есть свидетель, посадник Павел ладожский, и все ладожане» 78).

Эти бусы — средиземноморские глазчатые, а также мозаичные, из многослойных стеклянных палочек — поступали в Ладогу из Бирки и Хедебю, крупных скандинавских торговых центров.

1115 г. — конский мор в Озерном крае.

1116 г. — летопись сообщает, что на праздник Сорока святых князь Мстислав Владимирович «ходил на Чудь с новгородцами и псковичами, и взял город чудской по имени Медвежья Голова 2, и погостов бесчисленное множество взяли, и возвратились домой с большой добычей» 79).
«В то же лето Мстислав заложил Новгород более первого».
«Того же лета Павел, посадник ладожский, заложил Ладогу, город каменный» 80), — сообщает НПЛ, противореча данным ПВЛ о заложении каменной крепости в Ладоге двумя годами раньше.

1117 г. — в новгородском Антониевом монастыре возведена церковь Рождества Богородицы, схожая по архитектурным приемам с Никольским собором.

1119 г. — в новгородском Юрьевом монастыре построен Георгиевский собор и в нем, как и в недавно сооруженном Никольском, расписывают фрески.

Здесь стоит обратить внимание на то, что за короткое время — с 1113 по 1119 гг. — в Новгороде появляются три великолепных храма — Никольский, Рождества Богородицы и Георгиевский, — схожие по композиционному решению, несущие на себе отблеск единой авторской мысли, единого архитектурного замысла.

Автор одного из них — Георгиевского — нам точно известен из уникальных сведений, содержащихся в Новгородской третьей летописи.

Это — новгородский зодчий Петр.

Творческое единство всех трех сооружений дало возможность исследователям предположить, что автором и двух остальных соборов является тот же талантливый архитектор русского Средневековья, тем более, что в алтаре собора Рождества Богородицы найдена фигура, над головой которой написано: «Петр».

1123 г. — новгородский князь Всеволод Мстиславич идет весной Невою на емь и побеждает ее, предварительно испытав лишения при покупке хлеба.

Под 11-м августа 1224 г. в НПЛ записано:

«Перед вечером начало убывать солнце — и все погибло.
О, великий страх и тьма настали, и звезды вышли и месяц, а потом снова стало прибывать, и налилось сильно, и рады были все во граде» 81).

1125 г. — «В то лето была буря великая с громом и градом, и хоромы разбила и с божниц оклады разодрала, стада скота утопила в Волхове, а другие едва остались живы» 82).

1127–1130 гг. — сооружение в Новгороде церкви Иоанна Предтечи на Опоках, которую князь Всеволод Мстиславич передает купцам (храм перестроен в 1453 г.).

1127 г. — наводнение в Озерном крае.

1128 г. — «То лето было лютым: осьминка ржи была по гривне, и люди ели липовый лист, кору березы, иные — мох, конину; а трупы других, павших от голода, лежали по улицам, на торгу и на дорогах, и всюду; наняли возниц возить мертвецов из города. Туга беда пришла ко всем, и отец с матерью сажали свое дитя даром в лодки купцам, чтобы не умерли, а другие раздавали своих по чужим землям...
В то же лето вода была великая в Волхове, и хором много снесла» 83).

1130 г. — «Пошел Всеволод с новгородцами на Чудь зимою в говение, самих посек, хоромы пожег, жен и детей привел домой.
Того же лета плывшие из заморья купцы потопили людей и товар, и сами многие утонули, и другие вылезли, но нагие; а из Дони [Дании] пришли здравы» 84).

— Создание Уставной грамоты Всеволода Мстиславича, а также других жалованных грамот новгородским монастырям.

1131 и 1133 гг. — Всеволод Мстиславич вновь ходил на чудь, причем в последнем походе 9 февраля взял город Юрьев.

1133 г. — первое летописное упоминание о «Великом мосте» через Волхов с Софийской стороны к Торгу.

1134 г. — новгородских купцов берут в Дании под стражу, но за что и чем дело завершилось — неизвестно.

1135 г. — князь Всеволод Мстиславич начинает строить на Торгу Успенскую церковь (перестроена в 1458 г.). Это — последний храм княжеского строения в черте города.

1136 г. — новгородский епископ Нифонт выступает инициатором создания антикняжеского Софийского временника. Эта инициатива вскоре приводит, между прочим, к радикальному результату — «новгородской революции».

«Новгородцы призвали псковичей и ладожан и держали совет, как изгнать князя своего Всеволода, и посадили его с женою, и с детьми, и с тещею в епископов двор мая месяца в 28 день; и стерегли день и ночь с оружием, по 30 мужей в день.
И сидел 2 месяца, и выпустили из города июля в 15-е, а Владимира, сына его, приняли.
А в вину ему поставили:
1) не блюдет смердов;
2) „зачем хотел сесть в Переяславле?“ 3;
3) „ехал с полку впереди всех 4, поначалу велев наступать... и потом отступить велел“.
Не пускали его, пока другой князь не пришел» 85).

Новгородцы совершили своеобразную революцию, изгнав из города поставленного Киевом князя и начав тяжкую чехарду приглашений на княжение тех деятелей, на которых указывало городское вече.

В данном случае князем стал Святослав Ольгович, приглашенный из Чернигова.

Это означает окончательное становление Новгорода (и Озерного края в целом, включая и приневские земли) как особого города-государства.

Поскольку «княжеская чехарда» — дело специального исследования, я ее пересказывать не стану, ограничась лишь упоминанием о тех или иных заметных деяниях отдельных правителей.

_______________
1 Вероятно, тут летописец хотел сказать, что событие это произошло не в присутствии Мстислава, а во время его княжения.
2 г. Отепя в Эстонии, до 1917 г. — Оденпе или Оденпяя.
3 Речь идет о желании Всеволода Мстиславича в 1132 г. княжить в Переяславле вопреки «ряду» о пожизненном княжении в Новгороде.
4 Первым побежал с поля боя. Это было в январе прошлого (1132) г., перед неудачной битвой у Ждан-горы


VIII. Озерный край до прихода Орды

В 1137 г. устав князя Святослава Ольговича зафиксировал окняжение Приладожья, или Обонежского ряда Великого Новгорода, с распространением на него новгородской системы даней и погостов, а также церковной десятины.

Из этого следует, между прочим, что до этого времени Приневье от такой системы было свободно 86).

В том же уставе 1137 г. впервые упоминается поселение Тервиничи на Ояти, находившееся неподалеку от нынешней Алеховщины, название которой происходит от слова «ольха» 87).

Видимо, близко к этому времени основан был и торговый рядок Клети близ Невы, в устье реки Ижоры.

Это — один из начальных, древнейших центров, открывших торговую историю Приневья.

1142 г. — «Приходила емь и воевала область Новгородскую; ладожане перебили их 400 мужей, не упустив ни единого.
В то же лето приходил свенский 1 князь с епископом в 60 шнеках, напав на купцов, плывших из заморья в 3 лодьях, но не преуспел в том, купцы же, выйдя из 3 лодий, перебили их полтораста человек 2» 88).

1143 г. — «В то лето ходила Корела на Емь и отступила, 2 лойвы [своих] побив» 89) — это первое (не очень понятно, отчего так сильно запоздавшее) упоминание в русских летописях о кореле.

— Корела идет с новгородцами с Невы войной на Суздаль.

Середина 1140-х гг. — монах новгородского Антониева монастыря создает «Вопрошание Кирика, иже вопрошал епископа Нифонта и инех» (речь шла о толковании религиозных догматов), — и Нифонт сочиняет «Ответы Кирику Новгородцу».

1145 г. — паводок, неурожай и голод в Озерном крае.

— В Озерном крае в тот год было наводнение.

1147 г. — раскол между новгородской епархией и московской митрополией.

1149 г. — «В ту зиму приходила Емь на Водь с ратью в тысячу, и, услышав о том, 500 новгородцев пошли на них с воеводой и не упустили ни мужа» 90).

Около 1152 г. в Новгороде сооружают церковь во имя Михаила Архангела, а в Ладоге в 1153 г. — церковь во имя святого Климента.

1155 г. — в процессе автономизации новгородской церкви городское вече «явочным порядком» избирает первого своего епископа — Аркадия.

1155–1157 гг. — Эйрик IX Святой Шведский с епископом Генрихом Упсальским совершает «первый крестовый поход» против суми, захватывая часть юго-западной Финляндии 91).

1156 г. — построение в Новгороде деревянной церкви во имя святой Параскевы Пятницы — покровительницы торговли не только новгородских, но и немецких, готских и шведских купцов 92).

1156–1159 гг. — сооружение в Ладоге Успенской церкви.

1157 г. — «Было немалое зло в людях, и восстали они на князя Мстислава Юрьевича, и начали изгонять его из Новгорода; торговая же половина города подняла оружие в его защиту; и столкнулись братья, и заняли мост на Волхове, и стали стражи у городских ворот, а другие — на другой половине, но ни единой капли крови не пролили меж собой» 93).

Результатом этих драматических событий стало вокняжение в Новгороде в следующем году Святослава Ростиславича.

1161 г. — сухое лето, неурожай и злые морозы во всем Озерном крае, а на следующий год Волхов идет вспять.

1164–1173 гг. — в Ладоге идет строительство знаменитого внутрикрепостного храма в честь святого Георгия, вскоре украшенного замечательными фресками.

1164 г., с 23 по 28 мая — набег шведов:
«Пришли Свеи под Ладогу, и пожгли ладожане хоромы свои, а сами затворились в городе 3 с посадником своим Нежатою, послав за князем и новгородцами.
Враги же приступили под город в день субботний, но неуспешно, получив большой урон; и отступили к реке Вороной.
В 5-й же день после того, в четверг, в 5 часов дня, пришел князь 4 с новгородцами и с посадником Захарьей; и победили с Божьей помощью, одних посекли, а других взяли в плен: пришли они в 55 шнеках, и захватили 43 шнека, спаслось их мало, и те израненные» 94).

1165 г. — Новгород официально получает право избирать своего епископа.

1167–1173 гг. — в новгородском Детинце на месте прежней «дубовой Софии» епископа Иоакима боярин Сотко Сытнич (прообраз легендарного Садко) строит церковь Бориса и Глеба (на ее месте в XVII столетии поставили церковь Андрея Стратилата).

1171 г. — папская булла Александра III архиепископу Упсальскому Стефану и ярлу Гутторну, в которой впервые в европейских документах упоминаются финны и ижора: папа призывает обуздать «язычников» корел и ижору 95).

В последней четверти XII—начале XIII вв. в Новгороде сооружается ряд первоклассных церквей: Благовещения на Мячине (1179, расписана в 1189-м), Петропавловская на Синичьей горе (1185–1192), Немецкая святого Петра (1184–1189), Воскресенская (1195–1196), Ильи Пророка на Славне (1198–1202, переделана в 1455-м).

Церковное новгородское строительство достигает расцвета, давая мощный толчок развитию храмового зодчества на севере Руси.

1179 г. — «На зиму пошел [князь] Мстислав [Храбрый] с новгородцами на Чудь, на Очелу, и пожег всю землю их, и они отбежали к морю, и тут их множество пало» 96).

1181 г. — в Новгороде сгорела церковь Параскевы Пятницы.
Всего она горела пятнадцать раз, но всякий раз гости (купцы) отстраивали ее.

1185 г. — 1 мая было затмение солнца, описанное и в «Слове о полку Игореве».

— Heурожай на Новгородчине.

1186 и 1193 гг. — соискательство священника Олисея Гречина в выборах новгородского архиепископа, окончившееся неудачей.
Впрочем, о Гречине в наше время знают много больше, нежели об архиепископах той поры, поскольку в ходе новгородских раскопок была найдена его усадьба, стоявшая близ церкви Святого образа (построена в 1134 г., разрушена в XVIII в.), причем выяснилось, что Олисей Гречин был еще и руководителем артели художников.

1187 г. — поход корелы на шведский город Сигтуну и убийство ими 12 августа Иоанна Упсальского, о чем сообщают «Анналы Сигтунские»:
«Убит Иоанн, архиепископ Упсальский, у Альмариул язычниками накануне августовских ид и погребен в Упсале. Тогда же сожжена Сигтуна теми же язычниками» 97).

Свидетельствует об этом и шведская рифмованная «Хроника Эрика» (между прочим, «Хроника» эта — первое европейское стихотворное произведение, в котором отражены исторические факты из жизни Приневья, почему и будет неоднократно цитироваться в моем переводе на следующих страницах):

Немало горьких бед и страшных дел
тогда познали шведы от корел,
что к шведским шхерам тайно корабли
и в штиль, и в шторм настойчиво вели,
а там — к Мелару, в глубь чужой земли,
где шведов часто грабили и жгли.
И вот однажды им явилась мысль —
они в Сигтуну морем ворвались,
ее спалив безжалостно дотла,
так что она подняться не смогла.
Ион-архиепископ был убит,
и хладнокровно бедствий яд излит
на христианский страждущий удел,
что радовало русских и корел 98).

До 1182 г. создается «Житие Аркадия, архиепископа Новгородского».

1188 г. — «В то лето посадили в темницу новгородцев Варяги в Готах, а Немцы в Хоружке и Новоторжце; а весной не пустили из Новгорода ни одного своего мужа за море, не дав поселения Варягам и не пустив их без мира» 99).

— Неурожай в Озерном крае.

1191 г. — «Ходили новгородцы с Корелою в лойвах на Емь, воевали землю Емскую, пожгли ее, а скот посекли» 100).

1194 г. — сильные пожары в Новгороде, Ладоге и Русе.

1195–1199 гг. — заключение новгородцами торговых договоров с немцами, готландцами и «латинянами».

1196 г. — русские князья подтвердили «новгородские вольности».

1198 г. — Финляндская епископская хроника сообщает о походе новгородцев (нашими историками предполагается, что вместе с корелой) на шведскую колонию Або, которая после нанесенного удара не могла оправиться в течение двадцати лет.

— Сооружение близ Рюрикова городища последнего княжеского храмового строения в Новгородчине — архитектурного и живописного шедевра — церкви Спаса Преображения на Нередице и ее роспись в следующем году.

1200 г. — захват шведами приневских Березовых островов.

Это событие на исходе XII в. завершает первый этап борьбы Новгорода со Швецией (борьба эта возобновится лишь через несколько десятилетий, хотя шведы все еще будут проявлять активность в пространстве русских земель).

1200—1211 гг. — боярин Вячеслав Прокшинич строит церковь Сорока мучеников (расписана в 1227 г.).

Начало XIII в. — основание Перынь-Богородицкого монастыря на месте, откуда в 988 г. Добрыня свергал языческого идола Перуна.

1201 г. — «Осенью пришли Варяги 5 горою на мир и дали им мир во всем волею своей» 101).

Во время этого замиренья, знаменовавшего приход XIII в., новгородцы заключили со шведами договор о безопасности плавания по Неве и Финскому заливу.

1207 г. — церковь Параскевы Пятницы на Торгу отстроена после пожара в камне.

1208–1210 гг. — построение собора Никольского монастыря в Ладоге.

1217 г. — пожар в Новгороде:
«В Варяжской божнице изгорел товар весь варяжский без числа» 102).

1218–1219 гг. — в Новгороде строится Варваринская церковь.

Около 1220 г. создана не дошедшая до нас в оригинале грамота о Торговом суде.

1220 г. — рождение у князя Ярослава Всеволодовича сына Александра — будущего победителя шведов на Неве 103).

1221 г. — папа Григорий III требует запрета торговли с «варварами», то есть с новгородцами, корелой и емью.

1225 г. — два феодала из Эстонии пишут папе о «желании корелы, ижоры и води» креститься по католическому обряду.

Зимой 1227 г. — новгородский князь Ярослав Всеволодович идет походом на емь (тавастов, как называют их шведы) и в том же году проводит массовое крещение корелы в православную веру.

Это тоже своего рода «крестовый поход», но, скажем так, антикатолический 104).

1227 г. — волнения в Новгороде, вызванные приневскими волхвами: видимо, результат нежелания принять новую веру 105).

1228 г. — «Пришла Емь воевать в Ладожское озеро в лодках; и пришла весть в Новгород на Спасов день.
Новгородцы же, севши в насады, выехали в Ладогу с князем Ярославом. Владислав же, посадник ладожский, с ладожанами, не дождавшись новгородцев, погнался в лодьях за ними вслед, где они воевали, и настиг их и бился с ними.
Настала ночь — и отступил к островцу 6, а Емь осталась на берегу с полоном, взятым около озера в исадах и в Олони [Олонце]. В ту же ночь просили мира, и не дал им его посадник с ладожанами, и тогда они посекли весь полон, а сами побежали в лес, спрятав свои лодки, и много их тут пало, а лодки их сожгли.
Новгородцы же, выйдя в Неву 7, сотворили вече и хотели убить Судимира 8, и укрыл его князь в насаде у себя. И оттуда вернулись в Новгород, не дождавшись ладожан.
А оставшиеся тут ижеряне 9, повстречав бегущих, перебили их во множестве, а остаток разбежался, куда глаза глядели. А на тех напала Корела, находя их в лесах ли, на Неве ли, в полях ли, и выловив их, перебила.
Всего же пришло их 2 000 или больше, Бог весть, и все стали мертвы, хотя и бежало немного их в свою землю, но все тут пали» 106).

1230 г. — страшный голод в Озерном крае — и роение в массах языческих идей.
Летопись сообщает под этим годом следующее:
«Избил мороз... изобилие в волости нашей, и оттого установилось великое горе.
Начали покупать хлеб по восьми кун, а кадушку ржи по двадцати гривен, а во дворах — по пятнадцати, пшеницу — по сорока гривен, а пшено — по пятидесяти, а овес — по восемнадцати гривен.
И разбрелись [жители] города нашего и волости нашей, и полны были чужие грады и страны братьями нашими и сестрами, а оставшиеся начали умирать.
И кто не прослезится об этом, видя мертвецов, по улицам лежащих, и младенцев, поедаемых псами...»

— Тем не менее именно этим годом помечено построение в Новгороде Десятинной церкви (перестроена в 1454 г.).

1231 г. — в эту тяжелую годину новгородцам пришла помощь «из заморья»:
«Того же лета отворил Господь милосердие свое на нас, грешных, сотворил вскоре милость: пришли Немцы из заморья с житом и мукою, и сотворили много добра, а город уже был при скончании дней своих» 107).

1233 г. — новгородцы заключают торговый договор с немецкими городами.

— Сооружение в Новгороде надвратной Федоровской церкви.

1236 г. — Ярослав Всеволодович сажает своим наместником в Новгороде сына — княжича Александра, будущего героя Невской битвы.

1237 г. — 9 декабря папа Григорий IX направляет главе шведской церкви архиепископу Упсалы буллу с призывом совершить крестовый поход на «язычников»-емь (тавастов):
«Поскольку, как это следует из содержания присланных нам ваших писем, народ, который называется тавасты, в свое время великим трудом и рвением вашим и ваших предшественников обращенный в католическую веру, сейчас под воздействием рядом живущих врагов креста, вернувшись к неверию прошлого заблуждения, вместе с некоторыми варварами при содействии дьявола полностью разрушает новый посев Церкви Божьей в Тавастии... мы предписываем вам, брат наш, настоящим апостолическим посланием, чтобы вы спасительными предписаниями побудили католических мужей, сколько их живет в упомянутом Королевстве [Швеции] и на соседних островах, чтобы они, взяв на себя знак креста, против этих отступников и варваров мужественно и мощно выступили» 108).

1238 г. — татаро-монголы, напавшие на Русь годом раньше, останавливаются в ста верстах от Новгорода у урочища Игнач Крест — и таким образом, Новгород, Псков и весь Озерный край избегают страшных последствий ордынских набегов, хотя, впрочем, ничем иным, как результатом вражеского нашествия стала приостановка храмостроения в Новгороде с 1238-го по 90-е гг. XIII в.

От 1238 до 1246 г. — создание «Слова о погибели земли Русской» (погибели в результате нападения татаро-монголов на Русь), в котором, между прочим, имеется характеристика территории, занимаемой Древней Русью:

«Отсюда до угров и до ляхов, до чехов,
от чехов до ятвягов 10,
от ятвягов до литовцев, до немцев 11,
от немцев до корелы,
от корелы до Устюга, где обитают поганые тоймичи 12,
и за Дышащее море 13,
от моря до болгар 14,
от болгар до буртасов 15,
от буртасов до черемисов 16,
от черемисов до мордвы...» 109)

Любопытно в этом описании то, что неизвестный нам автор не включает корелу в число подвластных Новгороду народов. Корелы здесь — вполне самостоятельный народ.

Мне в этом обстоятельстве видится отражение древней, еще от времен Рюрика идущей, автономной независимости карелов — бывших варягов-русов.

Хотя Рюрик по смерти отца и включил его, отцовы, наделы в пространство своего княжеского владения, однако, устремившись от Новгорода к югу, рюриковичи, видимо, дали возможность развиться у карел этого чувства независимости...

_______________
1 Шведский.
2 Это напал на новгородских купцов получивший от них отпор Ион Сверкерссон, сын шведского короля Сверкера старшего.
3 То есть в крепости.
4 Святослав Ростиславич.
5 Тут — шведы.
6 Это — первое в летописи, хотя и безымянное, упоминание острова Орешка.
7 Первое упоминание о Неве в этой летописи.
8 Посадника.
9 Тоже впервые упоминаются в летописи.
10 Литовское племя.
11 Здесь это — скандинавские народы, шведы.
12 Племена, живущие на берегах реки Тоймы, притока Северной Двины.
13 Белое море и Северный Ледовитый океан.
14 Волжских булгар: предков современных татар.
15 Мордовское племя.
16 Марийское племя.


IX. «Дни Александровы»

1240 г. — новгородская летопись повествует:

«Пришли Свеи в великой силе, и Мурмане, и Сумь, и Емь в великом числе кораблей. Свеи с князем 1 и со своими епископами. И встали в Неве в устье Ижоры 2, намереваясь захватить Ладогу, а также и реку 3, и Новгород, и всю Новгородскую область. Но преблагий, премилостивый человеколюбец Бог оберег нас и защитил от иноплеменников, попусту трудившихся без Божьего повеления, ибо пришла весть в Новгород, что Свеи идут к Ладоге» 110).

Считается, что эту весть сообщил князю Александру Ярославичу ижорянин Пелгусий, хотя вероятнее, что весть Пелгусия о приходе врага доставил в Новгород некто иной, может, его посланец.

Сам же Пелгусий чуть позже рассказал князю о своем чудесном видении, так изложенном в «Повести о жизни и о храбрости благоверного и великого князя Александра», кратко именуемой также «Житием Александра Невского»:

«И был некий муж, старейшина земли Ижорской, по имени Пелгусий 4. Поручен же был ему морской дозор. Восприял же святое крещение и жил среди рода своего, который оставался в язычестве. Наречено же было имя ему в святом крещении Филипп. И жил он богоугодно, соблюдая пост в среду и пятницу. Поэтому и удостоил его Бог увидеть необыкновенное видение в тот день. Расскажем об этом вкратце.
Разведав о силе войска [неприятеля], он пошел навстречу князю Александру, чтобы рассказать князю о станах их и об укреплениях. Когда стоял Пелгусий на берегу моря и стерег оба пути 5, он не спал всю ночь. Когда же начало всходить солнце, он услышал на море страшный шум и увидел ладью, плывущую по морю, а посредине ладьи — святых мучеников Бориса и Глеба, стоящих в одеждах багряных и держащих руки на плечах друг друга. А гребцы сидели, словно окутаны облаком. И сказал Борис: „Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему Александру“. Увидев такое видение и услышав слова мученика, стоял Пелгусий потрясенный, пока ладья не скрылась с глаз его.

Вскоре после этого приехал князь Александр. Пелгусий же взглянул радостно на князя Александра и поведал ему одному о видении. Князь же ему сказал: „Об этом не рассказывай никому“ » 111).

Далее — продолжение летописного рассказа:

«Князь же Александр нимало не промедлив, пришел на них с новгородцами и ладожанами и победил их силою святой Софии и молитвами владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии, месяца июля в 15 день 6, на память святого Кирика и Улиты, в воскресенье, на Сбор 630 святых отцов в Халкидоне.
И тут была великая сеча Свеям» 112).

«Житие» сообщает о битве такие подробности (вполне вероятно, достоверные, ибо автор специально сообщает, что «был домочадцем и очевидцем» жизни князя Александра и слышал его и его воинов рассказы о сражении на Неве):

«После того [Александр] решился напасть на них в шестом часу дня 7.
И была сеча великая с латинянами 8, и перебил их [князь] бесчисленное множество, и самому королю возложил печать на лицо острым своим копьем 9.
Здесь же в полку Александровом отличились шесть мужей храбрых, которые бились вместе с ним.
Один — по имени Гаврило Олексич 10. Этот напал на судно и, увидев королевича, которого тащили под руки 11, въехал по мосткам, по которым всходили, до самого корабля. И побежали все перед ним на корабль, затем обернулись и сбросили его с мостков с конем в Неву. Он же с Божьей помощью оттуда выбрался невредимым и снова напал на них, и бился крепко с самим воеводою, окруженным воинами 12.
Другой — новгородец по имени Сбыслав Якунович, не раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в сердце своем. И многие пали от руки его и подивились силе его и храбрости.
Третий — Иавков, полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на врагов с мечом и мужественно бился, и похвалил его князь.
Четвертый — новгородец, по имени Миша 13. Этот пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля латинян.
Пятый — из младшей дружины, по имени Савва. Этот напал на большой, златоверхий шатер и подрубил ствол шатерный. Воины же Александровы, увидев падение шатра, обрадовались.
Шестой — из слуг его, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и окружило его много врагов. Он же от многих ран упал и скончался.
Обо всем этом слышал я от господина своего Александра и от других, кто в то время участвовал в той сече» 113).

Летопись сообщает о павших в битве:

«Новгородцы же тут пали: Константин Луготинич, Гюрята Пинещинич, Намест, Дрочило Нездылов, сын кожевника, а всего 20 мужей с ладожанами, или менее, Бог весть.
Князь же Александр с новгородцами и ладожанами вернулись восвояси все здоровы, сохраненные Богом и святою Софиею и молитвами всех святых» 114) .

В летописи находим и рассказ о потерях шведов:

«И был убит воевода их именем Спиридон; а другие говорят, что и епископ был убит тут же. И пало их многое множество, и уложили [они] своих мужей в два самых больших корабля и пустили их перед собою в море. А остаток их, выкопав яму, уложили в нее [убитых] без числа. А многие другие были изранены. И в ту же ночь [они], не дождавшись рассвета понедельника, посрамленные, отошли» 115).

«Житие» довершает рассказ таким эпизодом:

«Было же в то время чудо дивное... на другом берегу реки Ижоры, где полки Александра не могли пройти, нашли многое множество врагов, перебитых ангелом Божиим. Оставшиеся бежали, а трупы погибших своих набросали в корабли и потопили в море» 116).

Зимой 1240 г. немцы-ливонцы строят деревянную крепость в Копорье, но князь Александр в 1241 г. изгоняет оттуда немцев и срывает крепость 117).

1242 г. — 5 (12) апреля Александр, прозванный за победу на Неве Храбрым, разбивает на Чудском озере рать Ливонского ордена и заключает с Орденом мир 118).


До нас не дошли исторически документальные изображения князя Александра Ярославича, именовавшегося сначала Храбрым, а позже — Невским. Но о его облике мы можем судить по чудом уцелевшим в годы войны фрагментам фрески в аркасолии дивной церкви Спаса [Преображения] на горе Нередице близ новгородского Городища — живописному портрету отца Александра, князя Ярослава Всеволодовича.

В 1246 г., вскоре после смерти отца, княживший тогда в Новгороде Александр велел иконописцам запечатлеть его облик — и теперь, исходя из того, что сын, по идее, должен иметь много схожего с отцом, мы и можем составить представление о том, как выглядел Александр.

Это, конечно, был не белокурый молодец, каким предстал он в фильме Сергея Эйзенштейна, а темноволосый человек с достаточно худощавым лицом и несколько печальным взглядом.

Так что православные иконы с начала XVI до исхода XIX в., на которых Александр Ярославич предстает именно таким человеком, сохранили, видимо, верную традицию изображения князя, основанную на подлинных воспоминаниях о его облике.
Традицию эту иллюстрирует, к примеру, стенная композиция палехских мастеров конца позапрошлого века, украшающая Грановитую палату московского Кремля.


1249 г. — второй крестовый поход ярла Биргера Магнуссона против еми, в результате которого шведы захватывают значительную территорию западной Финляндии 119).

Около 1250 г. — первые предпосылки к образованию Ганзейского торгового союза — залогу торговли североевропейцев с Новгородом через Неву, Ладогу и Волхов 120).

В середине XIII в. в Новгороде создаются превосходные иконы ярко выраженного и полностью сложившегося «новгородского письма»: «Иоанн Лествичник», «Георгий и Власий», «Белозерская Богоматерь»...

1251 г. — голод и наводнение в Озерном крае.

1251–1252 гг. — переговоры представителей Александра Ярославича в Норвегии:

«Той зимой, когда конунг Хакан 14 сидел в Трондхейме, прибыли с востока из Гардарики 15 послы конунга Александра [Храброго, позже — Невского] из Хольмгарда 16.
Звался Микьял и был рыцарем тот, кто предводительствовал ими 17.
Жаловались они на то, что нападали друг на друга управляющие конунга Хакана на севере в Марке 18 и восточные кирьялы 19, те, что были обязаны данью конунгу Хольмгардов, так как они постоянно вели войну с грабежами и убийствами.
Были там назначенные встречи и было принято решение, как этому положить конец.
Было им также поручено, чтобы они повидали госпожу Кристин, дочь конунга Хакана, так как конунг Хольмгарда так повелел им, чтобы они спросили конунга Хакана, не пожелает ли он отдать свою дочь за сына конунга Александра.
Конунг Хакан принял такое решение, что послал он весной людей из Трондхейма, и отправились [они] на восток в Хольмгард вместе с послами конунга Александра.
Возглавлял ту поездку Виглейк, сын священника, и Боргар. Отправились они в Бьергюн и там еще восточнее.
Прибыли они летом в Хольмгард, и принял их конунг хорошо, и установили они тогда мир между собой и своими данническими землями так, что никто не должен был нападать на другого, ни кирьялы, ни финны; но продержалось это соглашение недолго.
В то время было большое немирье в Хольмгарде.
Пришли татары на государство конунга Хольмгарда 20, и по этой причине больше не занимались тем сватовством, которое велел начать конунг Хольмгарда.
И когда они выполнили свои поручения, отправились они с востока с достойными дарами, которые конунг Хольмгарда посылал конунгу Хакану» 121).

1256 г. — «Пришли Свеи и Емь, и Сумь и Дидман со своею волостью и множеством рати 21, и начали строить город на Нарове 22.
Тогда князя 23 не было в Новгороде, и послали новгородцы за ним, а сами разослали по волости вестников, собирая полки.
Те же, окаянные, услышав про то, побежали за море.
В тот же год, зимой, пошел князь Александр на Копорье, и пошел на Емь, и был зол путь, и не было видно ни дня, ни ночи, и многим шествующим была пагуба, но соблюл Бог новгородцев.
И придя на землю Емскую, [он] иных избил, а других пленил силою честного креста и святой Софии, и вернулись новгородцы с князем Александром все здоровы» 122).

— Папа Александр IV призвал «поднять знамя креста против отступников», то есть против части емлян, поддерживавших новгородцев, а также корелы с ижорой 123).

1262–1263 гг. — торговые договоры Новгорода с Ганзой, Готским берегом, Любеком и немецкими городами, в которых оговорено, что Новгород не несет ответственности за деятельность корелы на Неве и в Финском заливе.

Это опять-таки удостоверяет известную независимость корелы к тому времени от Новгорода, судя по всему, раздражавшую не только новгородских князей, но и самих новгородцев 124).

— В договоре 1262 г. впервые в русско-европейских документах упомянут остров Котлин 125).

14 ноября 1263 г. — смерть Александра Невского по возвращении из Орды, где он «отмолил» жителей своих княжеств — в том числе и Озерного края — от участия в походах татаро-монголов 126).

_______________
1 Это был, как предположил еще в 1940 г. питерский историк Игорь Шаскольский, шведский ярл Ульф Фаси.
2 Это — первое упоминание реки в летописи.
3 То есть Волхов.
4 Родоначальник ижорского рода Пелконенов.
5 Коль скоро Пелгусий мог видеть оба фарватера, то он находился, видимо, на берегу острова Котлина.
6 22 июля по новому летосчислению.
7 Это — по древнерусскому счету. По нашему же времени это было в шестом часу после восхода солнца, то есть в 11 часу утра.
8 «Латиняне» здесь — синоним слова «римляне», под которыми подразумеваются люди, исповедующие римско-католическую веру.
9 Исследователь Невской битвы Игорь Шаскольский писал про обычай древних римлян клеймить лица своих рабов, почему, мол, автор «Жития» и ввел в рассказ эту деталь, дабы подчеркнуть, что ярл Ульф Фаси после того, как Александр ранил его копьем в лицо, как бы становился его рабом.
10 Между прочим, этот Гаврило Олексич, будучи правнуком выходца «из Немец» Радши, являлся, в свою очередь, прадедом Григория «Пушки», от которого пошел род Пушкиных, в том числе — великого нашего поэта (см. по этому поводу статью Юрия Гуляева и Анатолия Шишкина «Александр Невский и Голенищевы-Кутузовы» в сборнике «Колпица» (СПб., 1995. С. 27–30).
11 Битва происходила в пору правления короля Эйрика XI Эйриксона Леспе (Картавого), у которого не было сына, «королевича», но была сестра, а на ней был женат двадцатипятилетний Биргер Магнуссон из Бельбю, двоюродный брат ярла Ульфа Фаси, предводителя шведов в этой битве; за этим-то «королевичем» и пустился в погоню Гаврило Олексич.
12 Не с «воеводой Спиридоном» ли, который, по утверждению летописи, пал в битве?
13 Прародитель новгородской аристократической фамилии Мишиничей.
14 Норвежский король Хакан Старый.
15 С Руси.
16 Из Новгорода.
17 Питерский историк Игорь Шаскольский полагал, что это был Михаил Федорович (в скором будущем — ладожский посадник), а московская скандинавистка Татьяна Джаксон считает, что под этим именем подразумевается участник Невской битвы, новгородец Миша.
18 То есть в Финмарке, области на севере Скандинавского полуострова.
19 Корелы.
20 Это была рать татаро-монгольского военачальника Неврюя, присланная Ордой по просьбе Александра против его брата Андрея.
21 Имеется в виду немецко-эстонский феодал Дидрих фон Кивель с его рыцарями.
22 Будущую Нарвскую крепость.
23 Александра Ярославича.


X. Выборг и Корела

1269 г. — Новгород подготовил договор с Любеком и Готским берегом о торговле и суде, где тоже оговорены контакты с корелой 127).

— В том же году сменивший Александра его брат, новгородский князь Ярослав Ярославич «хотел идти к Колываню 1».

«И уведавши о том, прислали Немцы 2 посла с мольбою: „Кланяемся на всей воле вашей, от Наровы отступаемся, а крови не проливайте“; и так новгородцы, пораздумав, взяли мир по всей воле своей.
Князь же хотел идти на Корелу, и умолили его новгородцы не идти на Корелу; князь же отослал полки назад» 128).

— К этому же времени относится устав князя Ярослава Ярославича «о мостех», обязывавший новгородское купечество взять на себя заботу и расходы по мощению торговых путей.

1270 г. — князь Ярослав Ярославич заключил новый договор с северогерманскими купцами, опять-таки не беря ответственности за действия корелы на Неве 129).

— «Того же лета был мятеж в Новгороде: начали изгонять князя из города, и созвали вече на Ярославовом дворе».

Среди вин Ярославу Ярославичу сказано было:

«Зачем изгонял от нас иноземцев, которые у нас живут?»
«И совокупилась в Новгороде вся волость новгородская, псковичи, ладожане, Корела, Ижора, Вожане; и пошли все к Голину от мала до велика, и стояли неделю на броде, а полк Ярослава по другую сторону» 130).

Враждующих примирил митрополит.

1275 г. — булла папы, запрещающая продажу оружия и военных материалов приневцам: кореле, ижоре, води и лапонцам.

В зиму 1277/78 г. — новгородский князь Дмитрий Александрович «с новгородцами и со всей Низовскою землею 3 казнил Корелу и взял землю их на щит» 131).

— Дмитрий Александрович производит у корелы административную реформу, и в летописи впервые появляется термин «Корельская земля»: князем ее стал Борис Константинович Тверской.

1279 г. — «Испросил князь Дмитрий у Новгородцев поставить себе город Копорье, и, поехав, сам срубил его» 132).

1280 г. — «Князь великий Дмитрий, приехав с посадником Михаилом и с большими мужами, заложил каменный 4 город Копорье» 133) .

Судьба города решена была через два года.

1282 г. — «Князь Дмитрий выступил с мужами своими 5 и со двором своим и поехал мимо Новгорода к Копорью. Новгородцы же вышли всем полком своим против него к озеру Ильменю; князь же от Копорья отступил, а новгородцы показали князю путь 6, но не взяли его, а лишь двух дочерей его и бояр его с женами и детьми привели в Новгород в тюрьму: „Если мужи твои покинут Копорье, то и отпустим их“. — И поехали порознь месяца января в 1 число.

В тот же день изгнал Довмонт ладожан из Копорья и захватил весь княжий товар Дмитрия, задержав и ладожский и отвезя его в Копорье на Васильев день.
А новгородцы послали за Андреем князем 7, а сами пошли к Копорью; мужи Дмитриевы вышли из города, и указали им путь новгородцы, а город разметали» 134).

1283 г. — «...Выезжали Немцы 8 ратью Невою в озеро Ладожское, побили новгородцев, обонежских купцов; пошли ладожане в Неву и бились с ними» 135).

1284 г. — «Воевода шведский Трунда со Шведами в лойвах и в шнеках вошел Невою в Ладожское озеро своею ратью, собираясь взять дань с Корелы.
Новгородцы же, поехав с посадником Сменом 9 и с ладожанами месяца сентября в 9 день, на память святых праведников Акима и Анны, встали в устье Невы и, дождавшись, избили их, а остаток их бежал» 136).

1285 г. — осуществляя свое право распоряжаться как назначениями, так и освобождением от занимаемых постов местных священнослужителей, новгородцы изгоняют от себя епископа Арсения.

1286 г. — в Новгороде основывается «Немецкий двор»: ганзейское торговое представительство, которое в течение последующих ста лет будет функционировать успешно и бесперебойно.

1292 г. — «Ходили молодцы новгородцы с княжьими воеводами воевать на Емскую землю...

В то же лето приходили Свеи воевать; было их 800: 400 пошли на Корелу, а 400 — на Ижору, и избила их Ижора, а Корела — своих, а иных взяли в плен» 137).

1292–1300 гг. — сооружение в Новгороде новых церквей: Николы на Липне, Воскресения, Преображения и Михаила Архангела на Торгу.

1293 г. — основание Выборга по приказу марскалка Торгильса Кнутсона в ходе летнего третьего крестового похода шведов на емь.

Об этом событии рассказывают строки шведской рифмованной «Хроники Эрика», так описывающие удар по «язычникам» — кореле и русским — со стороны «господ христиан»:

Пошли они в языческий предел,
тем положив конец большой беде
(ведь слишком близко подходили к ним
язычники с намерением злым).
И крепость возвели они свою
владений христианских на краю,
на краешке языческой земли —
и добрый мир в ту местность принесли:
пришли туда покой и тишина,
и Богу нынче молится страна,
и много пленных вызволили тут.
Теперь ту крепость Выборгом зовут,
к востоку обращенную, как щит.
Беда у стен языческих стоит —
и меньше нынче русские смогли
там сохранить подвластной им земли.
Из камня крепость выведя тогда,
в обратный путь пустились господа,
оставив фогта, коему страшны
не стали злые люди той страны:
он, не боясь, на ярость их смотрел —
и покорил язычников-корел,
и в скорый срок к ногам его легли
четырнадцать погостов той земли» 138).

Историк Игорь Шаскольский так резюмирует итоги похода:

«Захват шведами западной части Карельского перешейка и постройка Выборгского замка представляли серьезную угрозу для Новгорода. Устье Невы, важнейший для Руси выход к морю, оказалось под постоянной угрозой вражеского нападения» 139).

1294 г. — «В том году на говеньи, в сыропустную неделю 10 послал великий князь Андрей [Александрович] тысяцкого Андреяна с малым числом новгородцев к городу Свейскому 11. Приступили крепко во вторник на похвальной неделе — и подстрелили из крепости доброго мужа Ивана Клекачевича, и многие были ранены.

Той же ночью, за грехи наши, началась оттепель, под крепостью разлилась вода, а коням не стало корма. И отошли, и вернулись домой все здоровы, хотя и ранены.
А привезенный Иван Клекачевич от той раны умер» 140).

1295 г. — «Поставили Свеи с воеводой своим Сигом 12 город 13 в Кореле.
Новгородцы же, придя, крепость разметали, а Сига убили, не выпустив ни человека» 141).

Город Корела существовал как важный торговый пункт на переходе из Ладожского озера по Вуоксе в Финский залив, конечно, задолго до прихода сюда шведского отряда и построения им тут оборонительных сооружений (напомню: вполне допустимо предположить, что на этом месте, вероятно, еще более четырехсот шестидесяти пяти лет назад — около 830 г. — находились строения и столичного города конунга русов Хакана, именовавшегося Бярмы).

О названии Корелы историки Виктор Громов и Игорь Шаскольский пишут:

«Первоначальное карельское название Корелы — Кякисальми или Кекисальми (сохранившееся до наших дней в карельском и финском языках) — в переводе означает «Кукушкин пролив» (кяки — кукушка, сальми — пролив).
Шведское название Корелы Кексгольм (Кексхольм — Kexholm, первоначально — Кекесхольм) образовалось по созвучию от карельского Кякисальми. „Хольм“ по-шведски „остров“. Название „Кекесхольм“ шведами понималось как „остров Кекес“» 142).

Рифмованная «Хроника Эрика» так сообщает о захвате шведами Корелы:

Дома Кексхольма к их ногам легли,
но город христиане не сожгли.
В тот день войска язычников разбив
и стрелами немало поразив,
оставшихся в живых угнали в плен —
внутрь выборгских надежных, крепких стен.
Часть христиан отправилась домой,
везя добычу славную с собой.
Их вождь уйти со всеми не успел,
не завершив в Кексхольме важных дел.
А тут внезапно русские пришли,
чтоб отомстить за стыд своей земли,
шесть дней и шесть ночей штурмуя тех,
что в крепости сражались, как на грех,
оставшись без снабженья, — и слегло
их с голоду немало. И могло,
пожалуй, только чудо их спасти
и из осады к дому отвезти.
Тогда наружу вышла шведов рать,
чтоб попытаться строй врага прорвать.
И много русских пало в том бою,
с истошным криком жизнь отдав свою.
И если шведы бой в строю вели,
враги от них бежали, как могли.
Но пали христиане в том бою —
напрасно ждут их в Упландском краю —
и Сигурд Локе тоже был убит.
Пускай Господь все души приютит
бойцов, что пали за родимый край,
и предоставит в их владенье рай,
а русские за их кровавый труд
пусть в ад кромешный сразу попадут!
Так русскими был город этот взят —
и с той поры они его крепят
и держат в нем отборнейшую рать,
чтоб христиан к нему не подпускать 143).

— 4 марта того же года король Биргер Магнуссон дает Любеку охранную грамоту для торговли с Русью через Неву, Ладогу и Новгород.

1297 г. — новгородцы отстраивают каменные стены крепости Копорья.

1300 г. — в январе германский король Альбрехт просил от имени Любека шведов, чтобы они обеспечили его купечеству свободное плавание по Неве, поскольку те нападали на немецкие суда, шедшие в Новгород 144).

— А летом того же года происходит событие, тоже упомянутое в «Хронике Эрика» и столь важное в истории Петербурга, что оно достойно посвящения ему отдельной главы.

1 Таллину.
2 Здесь — эсты, чудь.
3 То есть с владимиро-суздальскими войсками.
4 В отличие от только что срубленного им деревянного.
5 Из Переяславля.
6 То есть прогнали.
7 То есть за сыном Александра Невского.
8 Это — шведы. Здесь и далее в летописи «Немцами» и называются главным образом шведы (когда не они, я всякий раз специально это оговариваю). А покуда, во избежание путаницы, я буду называть их в пересказе именно шведами.
9 Семеном Михайловичем.
10 То есть 10 марта.
11 То есть к Выборгу: это, между прочим, была первая попытка новгородцев овладеть новой шведской крепостью.
12 Так новгородский летописец именовал шведского полководца Сигурда Локе.
13 Крепость.




Изображение

#4 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:27

XI. Строение и гибель Ландскруны

а) О «Хронике Эрика»

До 1300 г. мы почти не знаем письменных источников о землях, на которых в 1703 г. был основан Санкт-Петербург. Вот почему столь ценны для нас строки шведской «Хроники Эрика», где упомянуто о построении на Охтинском мысу первой на питерской земле крепости.

Но для начала, вероятно, стоит упомянуть о русских источниках, повествующих об истории Ландскруны.

Излагаемым в «Хронике Эрика» событиям посвящены два отрывка из Синодального списка Первой Новгородской летописи старшего извода.

Что представляется особенно важным, отрывки эти содержат немало кратко изложенных, но оттого не менее драгоценных для нас сведений, о которых шведский хронист не упоминает:

«В лето 6808 1 ...Того же лета придоша из замория Свеи в силе велице в Неву, приведоша из своеи земли мастеры, из великого Рима от папы мастер приведоша нарочит 2, поставиша город над Невою, на усть Охты-реки 3, и утвердиша твердостию несказаньную, поставиша в нем порокы 4, похвалившеся оканьнии, нарекоша его Венець земли: бе бо с ними наместник королев именем Маскалка 5; посадивше в нем мужи нарочитыи с воеводою Стенем 6 и отъидоша; князю великому тогда небудущю в Новегороде...

В лето 6809 7. Приде князь великыи Андреи 8 с полкы низовьскыми, и иде с новгородци к городу тому, и приступиша к городу, месяца мая 18, на память святого Патрикия, в пяток перед Сшествием святого духа, и потягнуша крепко; силою святыя Софья и помощью святою Бориса и Глеба твердость та ни во что же бысть, за высокоумье их; зане всуе труд их без божия повеления: град взят бысть, овых избиша и исекоша, а иных извязавше поведоша с города, а град запалиша и разгребоша.
А покои, господи, в царствии своем душа тех, иже у города того головы свои положиша за святыю Софью» 145).

Вот этот сюжет и соответствует 1458–1805 строкам старейшей шведской рифмованной «Хроники Эрика».

Время написания «Хроники Эрика» историки определяют различно: от 1320 до 1332 гг. «Эрик» же заголовка «Хроники» — это Эрик Магнусон, шведский герцог, сын короля Магнуса Ладулоса и отец короля Магнуса Эриксона Смека (1316–1374).

Что касается маршала Торгильса Кнутсона, то судьба его была плачевна: в 1306 г. он был казнен.

Однако именно по его воле летом 1293 г. был основан Выборг — и шестьсот лет спустя маршалу поставили в нем памятник, хотя многие ученые и отрицают ныне его участие в закладке крепости на Воловьем острове.

Автор «Хроники Эрика» нам точно неизвестен.

Как утверждают знатоки средневековой Швеции, он не был ни, скажем, духовным лицом, ни поэтом-профессионалом.

Полагают, это был дворянин из окружения Матса Кеттильмундсона — рыцаря, с 1299 г. военачальника в Западной Финляндии, затем дротса (канцлера), главы правительства опекунов при малолетнем короле Магнусе Смеке.

Умер Матс Кеттильмундсон в 1326 г.

Отрывки из «Хроники Эрика», относящиеся к истории построения и падения Ландскруны, на русский язык были впервые — в прозе — переведены Еленой Александровной Рыдзевской (1890–1941; скончалась в блокадном Ленинграде) в ее книге «Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. Материалы и исследования», изданной в Москве в 1978 г.

Часть нижеследующих моих комментариев к шведским реалиям той поры почерпнута из сопроводительных записок Елены Александровны (правда, они перепроверены и скорректированы).

Весьма впечатляющий исторический комментарий к событиям 1300–1301 гг. создал питерский историк Игорь Павлович Шаскольский (1918–1994) в книге «Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII–XIII вв.» Л., 1978. Изыскания и подстрочный перевод Шаскольского тоже, конечно, были учтены мною в работе.

В 1994 г. выборгское издательство «Фантакт» выпустило книгу «Хроника Эрика» в переводе Александра Желтухина под научной редакцией Аделаиды Сванидзе.

Книга эта — знаменательное событие в истории культурных русско-шведских отношений. «Хроника Эрика» впервые переведена на русский язык целиком и стихами.

Книга хорошо — подробно и со знанием дела — откомментирована.

Она сопровождается статьями Аделаиды Сванидзе «„Хроника Эрика“ и исторические реалии средневековой Швеции» и Александра Желтухина «Литературные и языковые традиции „Хроники Эрика“».

В приложении — генеалогическая таблица героев «Хроники», а также список географических названий и добротный указатель литературы — русской, шведской, финской, немецкой, английской, датской.

Есть в комментариях и спорные места. Авторы, скажем, пишут о том, что морское ополчение шведов (так называемый ледунг) «покинуло шведский берег после Троицы 1300 г. и прибыло в устье Невы 30 мая».

Но в 1300 г. Троица и была 30 мая, так что марскалк Торгильс Кнутсон появился на Неве явно не ранее второй половины июня.

Далее. Мнение шведского историка Рольфа Пиппинга о том, что остров, на который напали шведы в Ладожском озере, — это Птинов, на мой взгляд, недостаточно обосновано.

Мне думается, буря отнесла шведские суда в северо-западном, а не юго-восточном направлении — и на роль острова более подходит находящийся там остров Коневец.

Есть, как мне кажется, в комментариях не совсем точное указание на размер шведской морской мили (в моем комментарии приводится принятое сейчас обозначение).

Ну, и так далее. Спорить по поводу любой исторической публикации можно много. Но такие споры вовсе не умаляют значения этой отлично выполненной, серьезной и талантливой книги.

Первая попытка поэтического перевода части «Хроники Эрика» была сделана в 1993 г. в моем очерке «История Ландскроны», опубликованном питерским журналом «Аврора» (№ 5—1993).

Замечу, правда: хотя мой перевод и появился за год до выхода выборгского издания, то был лишь отрывок — 348 из 4543 строк оригинала.

Я старался передать безыскусный стиль автора, не блещущий ни художественными образами, ни изысканными рифмами.

Однако с оригиналом «Хроники» я тогда знакомиться не стал, полагая, что без знания шведского языка это не нужно.

А позже я все же выписал в Российской Национальной библиотеке книгу «Erikskronikan, enligt cod. Holm. D.2. Rolf Pipping. Uppsala, 1921» и стал читать непонятный текст.

Читать его было тем занятнее, что ведь содержание каждой строки я знал. И хотя я почти не ведал значения каждого из отдельных слов, многое для меня открылось.

Во-первых, размер. Он был не тот, которым я перевел было отрывок.

Это был ямб (со своими скачками и перебивами, но — ямб, и я хочу отметить, что в переводе Александра Желтухина «скачки» этого ямба переданы отлично).

Во-вторых, я узнал, как звучали в конце XIII—начале XIV в. по-шведски имена Невы, Ладоги, Охты и некоторые иные.

В-третьих, я понял точную разбивку отрывка на строки. Их было меньше, чем в моем начальном переводе, и изложению их надлежало стать более динамичным, более жестким.

В-четвертых, я услышал подлинный шведский язык «Хроники» — резкий, живой, неподдельный.

Стих должен был стать менее мягким, совсем немелодичным, исполненным напирающими друг на друга согласными, более труднопроизносимым.

Все это понудило меня приступить к новому переводу.

Он и представляется далее на суд читателя с построчным комментарием.



б) Глава (условная) из «Хроники Эрика»

На Пингисдаг 9 окончив сбор недолгий,
повел походом шведов марскалк Торгильс,
флот снарядив по слову короля,
какого не знавала их земля,
взяв тысячу и сто бойцов с собой 10,
чтоб повести с язычниками 11 бой
и волей короля, врагам на страх,
срубить Ландскруну-крепость в их краях.
Уверен 12: столько добрых кораблей
на Нюо 13 не бывало с давних дней.
Нашли там гавань 14 — очень добрый порт:
в нем прочно, к штевню штевень, к борту борт,
помостами сплотили корабли,
чтоб разметать их штормы не смогли.
И был там мыс: удобнейший на вид —
он с юга ширью Нюо был омыт,
а Сварта-ээ 15, более узка,
текла на север 16 от того мыска;
вот здесь-то, на скрещенье их пути,
решили шведы крепость возвести.
О том прознали русские — и вот,
в успех поверя 17, двинулись в поход,
на сборы не потратив много дней 18,
введя в ладьи оседланных коней.
Тогда и христиане поднялись,
язычников решив повергнуть ниц, —
вверх по реке поплыли в свой черед
на Вита-трэск 19. Их было восемьсот,
глава их звался Харальдэр 20. И весть
прислали им дозорные, что есть
какой-то остров 21 средь озерных вод,
где с тысячу язычников живет —
и, чтобы уничтожить их, туда
они свои направили суда.
У Вита-трэск суровый нрав морской,
что подтверждаю этою строкой 22;
на север от него — земля Карел,
а на восток и юг — Руси удел.
Лишь тридцать миль 23 тем озером пройти
бойцы сумели, и на полпути
поднялся ветер, страшной силы полн,
и побелели гребни свежих волн,
и в бурю эту чудом лишь смогли
до берега добраться корабли.
Земля Карел была невдалеке;
под утро у деревни на реке 24,
промокнув и почти лишаясь сил,
отряд суда на берег выносил,
чтоб не отдать их в жертву шторму, чей
дул ветер страшный целых пять ночей:
все это время шведы в тех краях
рубили поселян, сжигая в прах
и многие деревни той страны,
и ушкуи 25, и малые челны.
Но тут утихла буря, и тогда
они спустили на воду суда
и двинулись обратно, ибо им
есть нечего осталось и самим.
На Пеккинсари 26 прибыли — и часть
вниз поплыла рекою, чтоб попасть
к тем рыцарям у крепости, а ряд
бойцов влился в сторожевой отряд.
И вскоре, озирая берега,
дозорные увидели врага:
до тысячи отряд передовой
насчитывал врагов, готовых в бой 27.
Когда судьба, такой бедой грозя,
испытывает, долго ждать нельзя —
и шведы по реке спустились вниз.
А русские плоты связали из
сухих деревьев срубленных — притом
был каждый вышиною с добрый дом, —
чтоб их поджечь и сплавить, без труда
спаливши ими шведские суда;
но чтоб не дать к судам им подойти,
заплот воздвигли шведы на пути:
была большая срублена сосна
и преградила путь плотам она 28.
Вот русские — у крепости; светла
броня их шлемов, панцирей была,
сверкали их мечи 29; и говорят,
что шли они в поход на русский лад 30.
Их было тридцать тысяч и одна, —
сказал толмач о рати их 31; она
превосходила шведскую, но с ней
в сравненье были упландцы 32 сильней.
Враги ко рву во всю рванулись мочь,
вдвоем стараясь третьему помочь.
С восьми суровых башен глядя вниз,
стояла крепость с жерлами бойниц 33.
Пред нею — ров, связавший две реки 34,
За ним, рядами — шведские полки.
На южном фланге — хельсингская рать 35;
на них напали русские, сказать
стараясь будто: «Мы прорвемся тут,
чего б ни стоил наш отважный труд».
Рубился хельсинг, бил, колол, стрелял,
но враг в атаке устали не знал.
Тогда настал и рыцарей черед
Матс Кеттильмундсон 36 двинулся вперед
с отрядом шведов, юных, как и он;
за ним — ван Кюрны, Хенрик и Ион 37,
ванг Порсе, младший, Педер 38, а за ним
другие шли, оружием своим
отбросив русских за пределы рва
и там, за рвом, обрушась на врага.
На этой узкой местности за рвом
враги могли напасть вдесятером
на каждого из упландцев, но те
рубились смело в этой тесноте
и били так язычнический сброд,
что у врага потек кровавый пот.
И целыми — без ран и без вреда —
к себе вернулись рыцари тогда 39.
Со стен им было видно, что стоят
у леса строем русские. Отряд
был тысяч в десять. Солнечно сиял
оружия красивого металл.
Они смотрели молча сквозь туман
на крепость. И один из христиан
промолвил, стоя в крепости: «Готов
сейчас сразиться с лучшим из врагов,
коль мне позволит марск 40, и привести
его сюда — иль самому пойти
в плен, если только буду побежден.
Я разбужу врага, коль дремлет он».
И тут же снаряжаться стал. Броня
была надета. Сел он на коня,
неспешно переехал через мост;
а миновав затем дозорный пост,
он обернулся, стражам пожелал
счастливо оставаться и сказал:
«Прошу я Бога мне удачи дать,
тогда меня увидите опять:
вернусь — и даже не один — сюда.
Ну, а постигнет вдруг меня беда —
Так, значит, Богом мой удел решен».

Изображение
Местоположение крепости Ландскруны, построенной шведами под водительством Торгильса Кнутсона и по проекту архитектора-итальянца, посланного в Швецию папой римским в 1300 г.

Дротс Матс 41 (а это был, конечно, он)
тогда был юн и робости не знал;
он вызов русским с толмачом послал;
тот молвил им: «Велел мой господин —
из благородных рыцарей один
из самых лучших — передать: он ждет,
чтоб вышел с ним на поединок тот,
кто всех из вас смелее, — и взамен
взял жизнь, добро, свободу или плен.
Он здесь. Он близко. Ежели из вас
сумеет кто-то победить, тотчас
последует за ним, плененный, он;
но если будет русский побежден,
пусть в плен идет. Других условий нет».
«Его мы видим, — русские в ответ
сказали. — Он подъехал близко к нам», —
и ропот пробежал по их рядам.
Их князь сказал: «Кто б в битву ни пошел,
подумает пусть прежде хорошо,
чем безрассудно жертвовать собой:
не худший рыцарь вас зовет на бой;
боюсь, о том, кто выйдет воевать,
придется нам немало горевать» 42.
Они сказали, проведя совет:
«Охотников средь нас на битву нет,
зане такое дело не для нас».
До самой ночи ждал ответа Матс,
затем коня поворотил и с ним
в обратный путь отправился, к своим, —
и там с весельем встретили его.
Хваля за смелость воина сего,
а скверный сброд язычников браня,
напомню: мир до завтрашнего дня
был с ними заключен, а то б к ночи
пустили в дело упландцы мечи,
но русские ушли во тьме домой,
виня себя за безрассудный бой.
Тогда, постройку крепости свершив,
исправив все, припасами снабдив,
оставили тут триста человек
больших и малых: двести было тех,
что в бой готовы выступить всегда,
а сотня — для поденного труда:
печь хлеб, пивко из солода варить
и по ночам дозорами ходить 43;
а гарнизон в порядок приведя,
над войском тут поставили вождя,
тем обеспечив охраненье стен:
им был назначен добрый рыцарь Стен.
Все рыцари свершили — и тогда
в обратный путь пустились господа 44.
Покинув устье Нюо, встали тут:
попутный ветер ждали (так же ждут
его и нынче многие 45) — и жгла
досада шведов, что стоят дела,
что ветра нет. Матс Кеттильмундсон свой
отряд отважный, бодрый, молодой
решил на берег вывести, чтоб им
дать выход силам дремлющим своим.
Они велели выпустить коней
на землю Ингер 46 — и прошли по ней
и Ватланду 47, избивши в том краю
всех, кто пытался жизнь спасти свою,
живым оставив только горсть углей
спаленных изб и выжженных полей.
А рыцари, окончив подвиг свой,
в день Микилсмиссо 48 прибыли домой.
Король 49 в тот день одобрил их дела,
а королева Мерита пошла
впервые в храм с тех пор, как у нее
в Стокгольмском замке первенец ее,
принц маленький недавно был рожден
и Магнусом на счастье наречен.
А жители Ландскруны, на беду,
терпеть во многом начали нужду 50:
в подвалах их, невысохших пока,
припасы перепортились: мука
слежалась, стала затхлой; вместе с ней
и солод перегрелся, стал пресней.
Пошли болезни. Страшная цинга
сгубила многих: хуже нет врага.
Бывало, утром воинство сидит
и ест, и пьет, здоровое на вид,
но зубы изо ртов летят на стол.
И не один из них тогда ушел
из жизни; крепость от напасти той
казаться стала попросту пустой.
Они держались из последних сил,
покуда кто-то вдруг не возгласил:
«Несчастьям нашим горьким счета несть, —
не сообщить ли марску эту весть?
Узнает он об этом и тогда
пришлет, конечно, сразу же суда
с живым скотом — свиней пришлет, овец,
пришлет и нам замену наконец,
больных свезя на тех судах назад».
Но тут один из рыцарей сказал:
«Не надо сердце марска удручать —
Господь сумеет помощь нам подать...»
В ту пору снова русские смогли
собрать войска со всей своей земли,
язычников созвавши и корел 51:
ведь крепость защищала весь предел —
и житель мог бежать, боясь конца,
иль шведам подчиниться до конца.
Итак, громада войска собралась
и часть его тогда перебралась
через Неву, чтоб путь перехватить
и устье крепко сваями забить 52.
До крепости там были только две
морские мили — плыть ли по Неве
или скакать по берегу. Когда
из крепости увидели суда,
они, надев броню, не стали ждать,
а в путь пустились, чтобы разузнать
намеренья врага. Десятка два
в отряде было рыцарей. Сперва
они, достигнув устья, никого
из русских не нашли и ничего
увидеть не смогли; на берегу
лежали только бревна, что врагу
сюда, на берег, удалось втащить,
да сваи, что они хотели вбить 53.
И не найдя врага, решил отряд
скорей вернуться к крепости назад,
не ведая, что в роще на пути
стоит засада, чтобы нанести
по ним удар и в плен их захватить,
а нет — так поголовно истребить.
В той роще было три засады, и
по сотне русских в каждой. Впереди
завидя их, вступили шведы в бой,
оставив две засады за собой,
а третьей удаль показав свою, —
но рыцарь Стен был ранен в том бою.
И так сквозь все засады удалось
прорваться им — и русским там пришлось
несладко, но упорно вдоль реки
они гнались за шведами; клинки
по шлемам их гремели точно так,
как молот в кузне. Бешеных атак
немало шведы вынесли, но что б
тут русские ни делали, и в лоб
и сбоку нападая, всякий раз
из седел выбивали их тотчас, —
и пешие они брели с трудом 54.
Когда же возвратились шведы в дом,
враги от крепостных ворот ушли,
потом с собой все войско привели —
и осадили крепость, что была
значительна, а рать ее мала:
в ней лишь шестнадцать человек могли
встать на защиту 55. Днем и ночью шли
тогда враги на приступ, день и ночь
стараясь силы шведов превозмочь,
меняя за отрядами отряд:
один идет вперед, другой — назад.
От битвы, от бессонницы, от ран
почти иссякли силы христиан —
нетрудно будет это вам понять 56:
когда на вас идет за ратью рать
и днем и ночью, диво ли, что тот,
кто это терпит, сильно устает;
и сколь такого вынесешь труда?
Пожар в Ландскруне вспыхнул — и тогда
бой рукопашный начался; сошли
со стен сначала шведы до земли,
оставив павших наверху лежать,
потом спустились в погреб — и опять
продолжили с язычниками бой,
в котором каждый гибнул сам собой,
в своем углу, отдельно от друзей
(и раненые гибли в той резне).
Тогда-то крикнул русским рыцарь Стен:
«Иль вы господ не брали раньше в плен?»
И опустила жажда жить мечи:
«Ну, что ж, сумеем рабский труд влачить,
таская камни, ползая в цепях...»
Но крикнул Торкиль Андерсон 57 в сердцах:
«Не удручайте сердце марска!» — и
пронзил, собравши силы все свои,
грудь русского копьем, и рухнул тот, —
и снова схватка в погребе идет.
Был собственным товарищем, бедняк,
убит отважный воин Карл Хаак:
в одежде вражьей он напасть решил
на русских с тыла, но не узнан был —
и пал, пронзенный дружеским мечом 58.
Да смилуется Бог над этим злом
свершенным, над отчаянной бедой,
над этою ужасной чередой
всех воинов, отдавших жизнь свою
в том погребе, в неравном том бою.
Но взять их в плен язычникам пришлось,
лишь клятву им произнеся, что злость
оставят и вреда не учинят,
и жизнь им всем надежно сохранят, —
и лишь тогда, на жизнь свою в обмен,
они сдались по предложенью в плен.
Да одарит небесным благом Бог
того, кто выжить в том бою не смог,
да сжалится над тем, кто принужден
язычникам отдаться был в полон!
Когда же битве той настал конец
и русские добычу, наконец,
и пленных поделили меж собой,
погнав в свои пределы их толпой 59,
то с крепостью разделались они:
ее сожгли язычников огни —
и уголья истлели без следа.
Так пала эта крепость навсегда.

Что можно еще сказать в заключение?
Хронологические рамки построения и гибели крепости Ландскруны простираются от 30 мая 1300-го до 19 мая 1301 г. (если считать, что заключительный штурм крепости начался 18 мая и продолжился «ночь и день»).

Построение Ландскруны можно отнести к началу второй половины июля 1300 г., учитывая, что шведы прибыли на Неву в двадцатых числах июня и потратили около месяца на сооружение начальной крепости, после чего были подвергнуты нападению русских войск. Затем они достроили Ландскруну, — и основная часть войска в начале сентября отплыла в Швецию.

_______________
1 1300 г. по новому летосчислению.
2 О посланном папой на Неву архитекторе Ландскруны ни один другой исторический источник, помимо Новгородской летописи, не упоминает. И мы, увы, не знаем имени этого архитектора — первого в истории земель будущего Петербурга.
3 А это — первое упоминание в русском летописании о реке Большой Охте.
4 Так назывались тогда камнеметные машины.
5 Это было не имя, а титул: «марскалк», то есть маршал. Так называли тогда в Швеции ярлов — наместников короля и военных вождей. Звали же этого маршала Тюргильс (другие написания: «Торгильс» — так в «Хронике» — или «Торкель») Кнутсон (а по более позднему хронисту, Эрику Олаю, — «Канутсон»).
6 О «Стене» нам точно известно еще только из «Хроники Эрика», где он называется «добрым рыцарем Стеном». Упомянут Стен и шведской хроникой, но тот ли самый это человек, мы наверняка сказать не можем.
7 1301 г. по новому летосчислению.
8 Андрей Александрович (1255–1304), сын Александра Невского — князь Городецкий, Костромской, Нижегородский, а также великий князь Владимирский.
9 По-шведски «Пингисдаг» — Троицын день. В 1300 г. он пришелся на 30 мая, ибо Пасху отмечали 10 апреля, а Троица — это Пятидесятница, празднуемая на пятидесятые сутки от Пасхи. Значит, марскалк Торгильс Кнутсон пошел в поход 30 мая 1300 г. А пала Ландскруна почти ровно через год («в пяток перед Сшествием святого духа»).
Любопытно, что и Санкт-Петербург был заложен в Троицын день — 16 мая 1703 г.
10 Хронист Эрик Олай называет цифру 1200.
11 Как уже ясно, «язычниками» автор именует и христиан-русских, и карел, и емьян-тавастов.
12 «Уверен», «я полагаю», «я думаю» и т.д. — привычная для хронистов той поры поэтическая формула.
13 «Нюо» (ударение на первом слоге) — так автор называет Неву: так произносили шведы в ту пору ее имя.
14 «Нашли там гавань» — в окладной Писцовой книге 1500 г. упомянуты селения, находившиеся на Охтинском мысу «у Лахты», то есть у залива. Он хорошо виден и на карте, начерченной по эскизу Питера Пикарта 1703 г. (не путать с Лахтой на северо-западе Невской губы Финского залива).
Сейчас залив на Охтинском мысу за ненадобностью засыпали.
15 «Сварта-ээ» (Черная речка) — так шведы называли реку Большую Охту. Имя это они пользовали во все годы присутствия на Неве — в роли и торговцев, и владетелей края.
16 Тут у автора неточность: на самом деле не «на юг и север», а на запад и восток.
17 «В успех поверя» — традиционный оборот средневековых поэтов.
18 Еще один пример такой традиционности: упоминание о «немногих днях», потраченных на сборы.
19 «Вита-трэск» (Белое озеро) — так шведы именовали тогда Ладожское озеро.
20 Рыдзевская полагает, что «Харальдэр», вероятно, — один из западнофинляндских вождей Харальд Торстенсен.
21 Среди специалистов нет единого мнения о том, что это за остров. Я уже писал во вступлении к этой главе: на мой взгляд, это — нынешний Коневец.
22 Рыдзевскую эта строка наводит на мысль, что «Хроника Эрика» предназначалась прежде всего для чтения вслух.
23 Тридцать миль составляли примерно 55 километров, ибо шведская морская миля равна была 1,852 км. Иными словами, считая по прямой, шведский отряд проделал по Ладоге примерно половину пути до острова Коневца, но в это время с востока налетел шторм — и ветер пригнал шведские суда к восточному ладожскому берегу Карельского перешейка.
24 Шторм, видимо, прибил суда шведов к одной из карельских деревень, лежавших у впадения в Ладогу речки Авлоги.
25 Ушкуи — крупные весельные лодки.
26 «Пеккинсари» (Ореховый остров) — и ныне называется Ореховым (а это, между прочим, прямая калька с финско-карельского «Pahkinasaari»).
Тут имеет смысл поразмышлять о том, что многие нынешние славянские географические названия Приневья имеют финно-угорское происхождение. К «славянству» названия «Орешек» все мы настолько привыкли, что нам трудно, конечно, поменять свои представления и прийти к мысли об изначальности «не наших» географических имен. Однако это надо сделать, поскольку в противном случае мы и дальше будем находиться в плену наивных «патриотических» заблуждений. Помнить о начальной заселенности этих мест финно-уграми (в частности — летописной корелой, долго существовавшей под именем варягов-руси) — знак подлинной исторической культуры.
27 «Готовых в бой» — еще один пример средневековых литературно-поэтических штампов, идущих, видимо, от традиции устного произнесения поэтических сочинений.
28 Этот пассаж хрониста заставляет задуматься над тем, как и откуда намеревались русские сплавить горящие плоты.
Судя по всему, гавань, действительно, находилась на Охте, где и стояли суда шведов. Значит, русские — хорошо, видимо, зная эти места, — проплыли Невой до изгиба близ южного предместья нынешней Малой Охты, где высадились на берег, проследовали сушей до крутого изгиба Большой Охты — и, срубив там плоты, выпустили их из-за поворота на «сплоченные» шведские суда, перекрывшие у крепости реку. Шведы ответили на этот хитроумный маневр достойно — и флот их был спасен. Русские же затем устремились на штурм Ландскруны.
29 «Светла броня шлемов и панцирей», «сверкание мечей» — постоянный стилистический штамп и в скандинавском, и в немецком рыцарских эпосах. В «Хронике Эрика» видим то же.
Это тем более может поразить читателя, который привык к, так сказать, общеотрицательным оценкам врага, что ниже в тексте «Хроники» те же самые «светлосверкающие войска» русских воинов не без презрения именуются «язычническим сбродом», что, в общем-то, понять куда легче, чем то, что автор (употребляя, повторю, всеми средневековыми сочинителями пользуемые штампы) дает этим войскам внешне «положительные» оценки.
30 Что означает эта туманная фраза хрониста (не «идти» ли «в атаку врассыпную»?), специалисты пока не разобрались. Но само понятие «идти в поход на русский лад» многозначно и предполагает, что оно рождено было из опыта боевых столкновений между шведскими и русскими, новгородскими, армиями.
31 Видимо, шведы имели до начала битвы какие-то контакты с нападавшими, в ходе которых русский «толмач» — переводчик — и сообщил шведам устрашающие для них сведения.
32 «Упландцы» — уроженцы Упланда, средней Швеции.
33 Эти краткие строки дают представление о том, как выглядела сооруженная по проекту папского архитектора Ландскруна.
Если число башен равнялось восьми, значит, все они были снабжены бойницами, а, может быть, бойницы находились и между башнями. Судя по тому, как размеры крепости были обозначены на более позднем плане внутри уже увеличившейся фортеции Ниеншанц, она не превышала метров ста по длине стены, или четырехсот метров по периметру. Тем не менее, для своего времени это было достаточно мощное оборонительное сооружение.
34 Ров был прорыт, видимо, по трассе, проложенной севернее нынешнего проезда, идущего от моста Петра Великого (Большеохтинского) к Красногвардейской площади.
35 «Хельсингская рать» — отряд уроженцев Хельсингланда: лежал севернее Упланда на западном побережье Ботнии.
36 Матс Кеттильмундсон уже упоминался во вступлении — будущий регент короля Магнуса Эриксона Смека. Автор явно выделяет его среди прочих героев отрывка.
37 Хенрик и Ион ван Кюрны — голштинские дворяне на шведской службе.
38 Педер ванг Порсе младший — датский дворянин на шведской службе.
39 Картина тут, в отличие от недавнего красочного описания оружия русских, нарисована хронистом, конечно, предвзято. «Кровавый пот» выступает только у бедного «язычнического сброда», шведы же остаются безупречно неуязвимыми.
40 «Марск» — краткая форма титула марскалка, маршала: так в просторечии называет рыцарь маршала Торгильса Кнутсона, находящегося пока с отрядом в крепости.
41 «Дротс Матс» — «канцлер Матс» Кеттильмундсон.
То, что рыцарь назван здесь канцлером, может помочь уточнить время создания «Хроники»: начальная граница — не раньше 1316 г., когда родился король Магнус и Матс стал дротсом, а конечная — около 1326-го, года смерти рыцаря.
42 Судя по Новгородской летописи, поход 1300 г. на строившуюся Ландскруну великий князь Андрей Александрович не возглавлял. Как полагает Игорь Шаскольский, основу пришедшего к Ландскруне русского войска составляли не новгородцы, а ладожане с их посадником.
Кроме того, в средневековых хрониках или летописях не стоит воспринимать прямую речь персонажей как дословное воспроизведение реальных слов. Обычно это — литературный вымысел хрониста или летописца, хотя многие такие «цитаты» (скажем, приписываемое Александру Невскому знаменитое выражение: «Не в силе Бог, но в правде») стали крылатыми.
43 Историк Игорь Шаскольский подвергает сомнению указанную цифру.
Трехсот человек, по его мнению, было недостаточно для квалифицированной защиты крепости. Видимо, полагает Шаскольский, автор «Хроники» не назвал еще какой-то вспомогательный контингент.
Но, с другой стороны, нетрудно дать отчет в том, что особо большого войска не весьма обширная крепость Ландскруны просто не вместила бы.
44 Еще один — и не последний! — пример использования автором «Хроники Эрика» поэтических штампов.
45 Эти строки говорят о том, что к началу XIV в.шведы из отряда Торгильса Кнутсона, несмотря на многолетнюю историю варяжско-викингского мореплавания, не владели искусством лавирования, то есть хождения на парусах против ветра.
46 «Ингер» — это, в передаче автора, имя Ижорской земли на южном побережье Финского залива и Невы.
47 «Ватланд» — название земель, на которых жили водские племена, охватывавших ижорские территории подковой. Там, на землях ижоры и води, и «развлекался» — разбойничал — отряд «благородного рыцаря» Матса Кеттильмундсона в рассуждении, как бы напакостить аборигенам, и в ожидании попутного ветра.
48 «Микилсмиссо» — день Микеля, Михайлов день, отмечаемый 29 сентября: это праздник по поводу окончания летних и осенних работ, день базаров и торговли.
Легко подсчитать, что экспедиция Торгильса Кнутсона, имевшая целью построение Ландскруны, заняла сто двадцать два дня.
49 Швецией тогда правил король Биргер Магнуссон (1290–1319).
50 Эти события происходили уже в 1301 г.
Четыреста с лишним лет спустя, в 1705 г., когда управляющий петербургским Адмиралтейством Иван Яковлев поставил в городе около сотни новых домов и вселил в них иностранных морских офицеров, картина повторилась: просыхая, свежесрубленные стены создавали в избах атмосферу, которая привела к болезням и даже ряду смертельных случаев.
Что до цинги, то ею в 1707 г. переболел в Петербурге сам царь Петр I (не говоря уж, конечно, о сотнях рядовых строителей города).
51 «Язычники», упомянутые здесь рядом с корелой — это, видимо, люди ижоры и води, против которых обрушились в прошлом году рыцари Матса Кеттильмундсона.
В то же самое время в новгородской летописи в качестве участников похода 1301 г. названы только сами новгородцы и «полкы низовськы», составлявшиеся из жителей владимиро-суздальских земель.
И в этом отношении «Хроника», назвавшая как участников похода, помимо русских, еще и «корел с язычниками», дает нам более полное представление о тех силах, в чьих интересах было уничтожение появившегося в самых низовьях Невы шведского форпоста, призванного контролировать важный торговый путь.
Тут, наверное, стоит упомянуть еще и о письме новгородцев к любекским купцам, в котором они предупреждали в 1301 г. своих партнеров по торговому союзу:
«Король шведский отнимает у вас и у нас путь по Неве» 146).
Очевидно, и тем и другим было о чем беспокоиться, имея под боком Ландскруну, сооруженную на традиционном торговом пути из Балтики в глубину России и далее на восток и юг.
52 «Забить»выход в морской фарватер ниже крепости надо, видимо, было для того, чтобы не дать шведам спокойно уйти в море после построения крепости.
Автор «Хроники» исчисляет расстояние от Ландскруны до «устья» (очевидно, под «устьем» тут понимается начало морcкого фарватера) примерно в 3,7 километра по нашим меркам. Значит, передовой русский отряд должен был перекрыть морской путь неподалеку от того места, где от Невы отходит к северу река Большая Невка. Вот тут-то и кроется объяснение замысла русских. Ведь тогда морской, активно пользуемый судами фарватер пролегал именно по Большой Невке и по северному проливу у острова Котлина.
На северном берегу Большой Невки позже (в XVII в.) стояли таможенные службы и Басекарехуусет: дом для отдыха приплывающих моряков и купцов; нечто подобное могло существовать тут и в начале XIV в.
53 Большая Невка подходила, конечно, более, нежели Большая Нева, чтобы попытаться здесь как-то перекрыть ее течение: она менее широка и глубока. А способ этот мог заключаться в том, чтобы вколотить на обоих берегах реки сваи, после чего натянуть между ними, скажем, длинную цепь или соорудить помост, затруднивший бы движение судов по фарватеру.
Замечу еще, что этот и последующий эпизоды дают понять: в конце XIII и начале XIV в. в нижнем течении Невы было достаточно твердых троп и дорог, чтобы их могли одолеть даже тяжело вооруженные конники. Это — вопреки установившемуся в более позднее время мнению, основанному, главным образом, на иностранных описаниях молодого Петербурга, что место это было сплошь болотистое и передвигаться тут можно было лишь по узеньким сухим тропкам, пролегавшим от одного поселения местных жителей к другому.
54 Хронист вновь, разумеется, пристрастен.
Бой двадцати больных, обессиленных рыцарей с тремя сотнями русских воинов должен был закончиться для шведов плачевно. Но они выходят из стычки лишь с одним раненым — своим командиром Стеном.
Что до новгородцев, то они, один за другим, летят на землю.
55 Получается, что на каждой стене Ландскруны стояло только по четыре рыцаря. Картина для повествователя — несколько неловкая.
Думаю, многотысячному русскому войску не надо было тратить «дни и ночи», чтобы справиться с шестнадцатью пока способными к бою шведскими воинами, пусть и беззаветно храбрыми. Русским, вероятно, хватило бы одного приступа с тридцатью двумя лестницами.
Словом, повторю, что число защитников крепости автором, конечно, занижено, то есть, по Шаскольскому, тут не берется в счет неназванное хронистом вспомогательное воинство.
56 Тут — тоже пассаж, напоминающий, что «Хроника» предназначалась для произнесения перед слушателями вслух.
57 «Торкиль» — так в «Хронике».
58 Некоторые исследователи видят в эпизоде, связанном с Карлом Хааком, свидетельство того, что виновником нечаянной гибели хитроумного шведского рыцаря был не кто иной, как сам автор «Хроники»: на основании этого эпизода, завершающегося особым обращением автора к Богу о помиловании случайного убийцы за эту «отчаянную беду», сделан вывод о присутствии хрониста при защите Ландскруны.
59 Судя по предыдущим описаниям, победителям и делить-то мало кого оставалось. Часть погибла «наверху», на стенах, часть — «по углам» погреба, один — персонально от шведской руки. Сколько же их осталось?..
Правда, летопись упоминает о части шведов, которых новгородцы «извязавше поведоша с города», но, видимо, число пленных было достаточно мало.
О дальнейшей судьбе этих пленных мы ничего не знаем, если не считать упомянутого выше предположения о том, что одним из них был, возможно, и сам автор «Хроники», впоследствии вернувшийся из русского плена на родину.
Есть, напомню, и еще одно близкое по времени к истории построения и падения крепости на Неве упоминание в новгородской летописи и в одной из шведских хроник о некоем Стене. Однако специалисты не рискуют стопроцентно отождествить летописного тезку с «комендантом» Ландскруны.
Не будем этого делать и мы...


XII. Годы торговли и сражений

1302 г. — новгородские послы заключили торговый договор в Дании 147).

1303 г. — шведский король Биргер признает право Любека на свободное плавание по Неве, но шведы продолжают пиратствовать на ней, препятствуя тем самым нормальной торговле новгородцев.

— В Изборске возведена каменная крепость.

— Неурожай в Озерном крае.

1307–1308 гг. — новгородцы пеняют своему приглашенному князю Михаилу Ярославичу за то, что он «кормит корелою князя Бориса Константиновича» 148).

1310 г. — «Ходили новгородцы в лодьях и лойвах в озеро 1 и пошли в реку Узьерву 2, и срубиша на пороге новый город 3, старый сметя» 149).

1311 г. — «Пошли новгородцы войною на Свейскую землю за море 4, на Ямь с князем Дмитрием Романовичем, и, переехав море, взяли сначала Купеческую реку, села пожгли и взяли в плен, а скот посекли...
Потом взяли Черную реку, пришли к городу Ванаю 5, взяли его и сожгли, и Немцы бежали в Детинец... и послали с поклоном, прося мира, новгородцы же мира не дали, и стояли 3 дня и 3 ночи, и все села вокруг пожгли, а скота не оставили ни рога.
И потом, идучи, взяли Кавгалу-реку, Перну-реку, и вышли к морю, и пришли здравы в Новгород, и рады были владыка и Новгород весь» 150).

1311 г. — построение новгородской церкви Успения в Колмово.

1312 г. — 15 августа охранная грамота заменена шведами любекским купцам постоянной привилегией на проезд в Новгород по Неве, Ладоге и в обратном направлении, а также на помощь во время стоянок на Неве и на строительство на ее берегах складочных мест.

По сути дела, это — первое документальное свидетельство того, что как минимум с данного времени на землях нынешнего Санкт-Петербурга наверняка стали появляться торговые склады, а значит, явилась и надобность в заведении здесь торгового порта.

Таким образом, 15 (23 по новому стилю) августа 1313 г. — дата начала торговой истории на территории нашего города.

В 1312—1313 гг. в Новгороде поставили церковь Николы Белого.

1313 г. — «Выехал посадник ладожский с ладожанами на войну; и за грехи наши враги наши, окаянные Свеи 6 напали на Ладогу и сожгли ее» 151).

1314 г. — «Избила Корела новгородцев, что были из Руси в Корельском городке 7, и призвали к себе Свеев; новгородцы же с наместником Федором [Васильевичем] пошли на них, и переметнулась к ним Корела, и перебили новгородцы Свеев и изменников-корел» 152).

Отметим, что тут опять-таки зафиксировано неоднозначное отношение корелы к усилившейся подчиненности ее Новгороду.

Интересно, не был ли вызван бунт одним из многих неурожаев на землях Озерного края, разразившимся в том же году и имевшим, вероятно, и более драматичное, нежели только голод, последствие?

1316 г. — «Вышли наместники Михайловы 8 из Новгорода, и пошел князь Михайло к Новгороду со всей Низовской землею; а новгородцы учинили острог около города по обе стороны; и сошлась к городу вся волость новгородская: псковичи, ладожане, рушане, Корела, Ижора, Вожане.

Князь же Михаил, не дойдя до города, стал в Устьянове; и, не получив мира, пошел оттуда» 153).

Запись интересна фиксацией состава в 1316 г. «всей волости новгородской», в которую, помимо новгородцев, входили еще и жители Пскова, Ладоги и Русы (именно упоминание Русы и есть особенность этой записи: раньше она не называлась), а также корела (которая, несмотря на всю свою этническую строптивость, все-таки несомненно и прочно входит в круг общеновгородских политических интересов), ижора и водь.

1317 г. — «Приходили Свеи в озеро Ладожское, и побили много обонежских купцов» 154).

Свидетельство удостоверяет не только факт разбойного нападения шведов на Ладогу, но и явно устойчивые коммерческие взаимоотношения купцов Озерного края с онежскими коллегами, увы, потерпевшими за широту своих торговых интересов.

1318 г. — «Ходили новгородцы войною за море, в Полную реку 9, и много воевали, и взяли Людерев город 10 с сумским князем и епископом; и пришли в Новгород все здоровы» 155).

1320–1330-е гг. — появление в пору расцвета житийного иконописания таких произведений, как «Житие святого Георгия», «Никола с Козьмой и Дамианом и житие Николы», «Мученица Ульяна».

1321 г. — 26 июня в Озерном крае произошло затмение солнца.

1322 г. — «Приходили Свеи к Корельскому городку и не взяли его.

Того же лета пошел князь великий Юрий 11 с новгородцами к Выборгу 12, городу Свейскому; и бил его 6-ю пороками 13, ибо был крепок; и перебил многих Свеев в городе, а иных перевешал, а иных отвел на Низ 14; и простояв месяц, пошел на приступ, и не взял его, но за грехи наши пало несколько добрых мужей» 156).

До 1323 г. — была заложена крепость, именуемая Тиверский городок.

Историк Светлана Кочкуркина высказывает в книге «Корела и Русь» такое мнение о времени его постройки:

«Дату его постройки можно вывести только приблизительно.
Один из пунктов Ореховецкого мирного договора 1323 г. запрещал шведам и новгородцам строение крепостей по обе стороны границы. Следовательно, Тиверский городок возник до 1323 г. С другой стороны, вполне возможно предположить, что сооружение вблизи новгородско-шведской границы крепости как дополнительной преграды на пути к административному центру Кореле было, вероятно, ответной акцией на возросшую активность шведов, которые в 1293 г. построили Выборг. Таким образом, возникновение тиверских укреплений относится к периоду между 1293 и 1323 гг.» 157).

_______________
1 Ладожское.
2 Вуоксу.
3 Корелу.
4 За пиратство шведов на Неве против любекских купцов.
5 Близ Тавастгуса.
6 То есть шведы, направившиеся на Ладогу, вероятнее всего, из Выборга.
7 В крепости Кореле, поставленной новгородцами четыре года назад.
8 Михаила Ярославича, князя Тверского, правившего в Новгороде с февраля по весну этого года.
9 На картах XVI в. обозначена река Полна, впадавшая в Балтику севернее Невы.
10 Комментаторы полагают, что речь тут, видимо, идет о захвате нынешнего Або.
11 Юрий Данилович — внук Александра Невского.
12 Кажется, это — первое упоминание Выборга в НПЛ; причем в новгородских летописях название шведской крепости писалось чаще всего как «Выбор», что дало иным историкам-патриотам основание утверждать, будто Выборг — это якобы сугубо славянский город.
13 Камнеметными машинами.
14 То есть взял в плен и отвел в свои владимиро-суздальские земли.

Изображение

#5 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:32

XIV. Дела корельские и новгородские

1337 г. — «Той зимою Корела, приведя Свеев, побила много Руси-новгородцев и ладожских купцов, и христиан, живших в Кореле, а сама побежала в Свейский городок и потом много побила христиан из Свейского городка» 161).

С этим восстанием связаны события и следующего года.

1338 г. — «Тою весною ездили новгородцы с посадником Федором [Даниловичем] в Неву и стояли под Ореховом, ведя посольские переговоры со Свейским воеводой Стенем 1, но мира не заключили и с тем возвратились в Новгород.
Воевали Свеи много с Корелою по Обонежью, после чего и Ладогу сожгли, осадив посад, но города не взяв.

После того ходили молодцы новгородские с воеводами и осаждали городецкую Корелу Свейскую 2, и много опустошили их земли, и взяли много добра, и скот побили, и возвратились все здоровы, с полоном».

* * *

Поскольку речь сейчас идет о весне 1338 г., то стоит прервать ненадолго летописную цитату и сказать, что именно этой весной, 17 мая, новгородцы заключили торговый договор с любекскими и готландскими купцами, сохранившийся только на немецком языке и открывавшийся такими словами:

«Да будет ведомо всем людям, которые эту грамоту слышат и видят.
Приехали заморские послы, от Любека господин Маркварт фон Косфельде, от Готланда господин Венемер фон Эссен, а от великого князя [Юрия Даниловича] Филипп, от новгородцев Андрей, и Филипп, и Павел, и Анисим, и Микула, наместник [боярского правительства Новгорода] Феликс».

* * *

Продолжим летописную цитату о делах 1338 года:

«Тем же летом пришли Свеи из городка 3 с войной на Толдогу 4, и оттуда ходили на Водскую землю, но ничего не взяли, ибо копоряне остереглись и вышли [навстречу им], хоть и в малом числе, с Федором Васильевичем 5, и бились с ними; и убили тут Михея Копорянина, мужа доброго, а под Федором конь был ранен, но самому ему не было урона.
Князь же Наримонт был в Литве, и за ним многих посылали, а он не поехал на зов, но вывел сына своего, Александра, из Орехового, оставив только своего наместника...

Той же зимою прислали в Новгород из Свейского городка Выборга послов от воеводы Петрика, говоря, что Свейский князь не ведал, что учинилось размирье с Новгородом, которое сотворил по своей воле воевода Стень.
Новгородцы же послали Кузьму Твердиславича 6 и Олександра Борисовича посольством, и те привезли мир, заключенный по тому, что заключали с великим князем Юрием в Неве 7, а для переговоров о Кобылицкой Кореле 8 [решили] послать к Свейскому князю» 162).

О корельских событиях 1337–1338 гг. Светлана Кочкуркина пишет:

«О восстании 1337/38 г. существуют две версии.
По новгородской летописи, восставшие с помощью шведов перебили много новгородских и ладожских купцов и других живущих в Кореле христиан, затем бежали в Выборг, где от их рук тоже пострадали христиане.
Софийская летопись излагает события несколько иначе. Подступили шведы к Кореле, и воевода Валит Корелянин сдал город шведам. Новгородцы лишь в начале июля подошли к крепости, и Валит перешел на сторону сильных, в данном случае новгородцев» 163).

1339 г. — «В тот год послали новгородцы Кузьму Твердиславича и Олександра Борисовича с друзьями, а от владыки 9 — свойственника его Матфея за море: посольством к Свейскому князю.
И нашли его в Мурманской земле 10, в городе Людовле, и заключили мир по старым грамотам. А про Корелу только устно договорились:
„Если к вам наши бегут, секите их или вешайте; а если ваши к нам, мы им то же сотворим, чего бы они ни сулили; а тех, что окрестились в нашу веру, выдавать не будем, хотя таких осталось и мало, ибо померли промыслом Божьим“» 164).

— Около этого времени написана была берестяная грамота, найденная в наши дни при раскопках в Новгороде на углу Великой и Козмодемьянской улиц.
Грамота содержала переписку новгородцев — Григория с Дмитром (оба ведали сбором дани с корелы).
Привожу ее в пересказе:

«От Григория к Дмитру.
Мы здоровы.
А ты езжай, не бойся.
Мир взяли по старой меже князя Юрия 11.
Ныне тебя посылают к кореле на Каяно море, так не помешай, не напакости.
Присловья возьми о взятии лонесских даней 12.
Возьми и мои...
Если сможешь, помоги мне тем» 165).

1342 г. — торговый договор Новгорода с Ригой, Готским берегом и немецкими городами, где упомянут «корельский воск».

— Этим же годом датирована летописная запись о примечательном событии из жизни части Озерного края.

Касалась она и новгородского аристократического семейства Мишиничей, но не потомков героя Невской битвы (у того была своя ветвь родни и своя генеалогическая ветвь), а других, которые вели род от некоего Юрия Мишинича через посадника Варфоломея Юрьевича — участника переговоров 1323 г. между князем Юрием Даниловичем и королем Магнусом Эриксоном):

«В том году Лука Варфоломеев 13, не испросив разрешения Новгорода и благословенья митрополита и владыки 14, забрал с собою холопов и поехал за Волок 15 на Двину и поставил город Орлиц 16, и, собрав Емчан 17, взял на щит 18 все погосты Заволочской земли по Двине...
И пришла весть в Новгород: „Луку убили“, — и встал черный люд на Ондрешка и на посадника Федора Даниловича, сказав, что те послали убийц к Луке, и пограбили их дома и села.
А Федор и Ондрешко побежали в городок Копорье и там сидели всю зиму до великого говенья.
И в то время приехал Онцифор 19 и бил челом Новгороду на Федора и на Ондрешка: „Те-де заслали убийц к моему отцу“.
И владыка и Новгород послали архимандрита Есифа с боярами в Копорье за Федором и Ондрешком, и те приехали и сказали:
„Не думали [мы], чтобы убить брата нашего Луку и никого не посылали к нему“.
И Онцифор с Матфеем 20 собрали вече у св. Софии, а Федор и Ондрешко созвали колоколом другое — на Ярославлем дворе.
И послали Онцифор с Матфеем владыку на вече и, не дождавшись [возвращения] владыки с того веча, ударили на Ярославлев двор.
И захватили там [сторонники Федора и Ондрешка] Матфея, Козку и сына его Игната, и посадили в церковь, а Онцифор убежал со своими пособниками.
То было утром, а после обеда собрался весь город — эта сторона — у себя, а другая — у себя. И владыка Василий с наместником Борисом заключили мир меж ними — и так возвеличен был крест, а дьявол посрамлен» 166).

История эта, свидетельствующая о неутихающем, взрывчатом социальном темпераменте новгородцев, будет иметь продолжение восемь лет спустя.

Меж тем в середине XIV в. в Новгороде появляется ряд новых прекрасных по архитектуре церквей: Благовещенская на Городище (1342–1343), Спаса Преображения на Ковалеве (1345; строили ее под надзором и на средства боярина Онцифора Жабина, а расписали фресками в 1380 г.), Успения на Волотовом поле (1352), Михайловская в Сковородском монастыре (1355). Последние две в 1360–1370-х гг. расписываются фресками.

1346 г. — «В том году пришел князь Литовский Ольгерд со своею княжеской братией и стал в Шелоне, в устье Пшаги-реки, и звал новгородцев:
„Хочу с вами видеться. Ругал меня ваш посадник Остафий Дворянинич 21, называл меня псом“.
И взял Шелонь и Лугу на щит, а с Порхова города 22 и с Опоки взял откуп.
А новгородцы выехали против него в Лугу, и, вступив в город, созвали колоколом вече и убили Дворянинича-посадника на вече, сказав ему, что „из-за тебя волость наша захвачена“» 167).

Присутствие Ольгерда и его потомков долго будет сказываться и ощущаться в Новгородчине.

_______________
1 Не имел ли этот Стень отношения к рыцарю Стену, что был комендантом Ландскруны?
2 Тут имеется в виду то, что в прошлом году Корела сдалась шведам.
3 Вероятно, из Выборга.
4 Погост в Новгородской земле.
5 Новгородским посадником и Копорским воеводой.
6 Крупнейшего новгородского дипломата середины XIV в.
7 То есть по Ореховецкому договору 1323 г.
8 Группе корелы, жившей, по мнению одних ученых, на юге Карельского перешейка, на территории нынешнего Токсовского района Ленинградской области, а по мнению других — в юго-восточной части Финляндии, в районе озера Сайма.
9 Новгородского архиепископа с 1331 г. Василия Калеки.
10 То есть в Норвегии.
11 По Ореховецкому договору князя Юрия Даниловича 1323 г.
12 Списки о сборе прошлогодних даней.
13 Это и был склонный к авантюрам сын новгородского посадника Варфоломея Юрьевича и брат Матфея Варфоломеевича, заключавшего договор 1339 г.
14 То есть архиепископа Василия Калеки.
15 Волок Двинский в Северодвинской земле.
16 Орлец, южнее Холмогор.
17 Жителей города Емца на речке Емец.
18 То есть захватил.
19 Онцифор Лукинич, будущий посадник.
20 Матфей Варфоломеевич — тоже будущий посадник и, как полагают, брат Луки Варфоломеевича и дядя Онцифора, но Янин его к роду Мишиничей не причислил.
21 Согнанный год назад с посадничества и замененный Матфеем Варфоломеевичем.
22 Это — первое упоминание о Порхове в летописи.


XV. Магнус идет на Неву и Орешек

1348 г. — «Магнус, король Свейский а, прислал к новгородцам [вызов], сказав:
„Пошлите на съезд своих философов, 1 я пошлю своих — пусть поговорят про веру, выяснят, чья вера лучше: если ваша будет лучше, я пойду в вашу веру; если же наша окажется лучше, вы пойдете в мою — и будем мы все заодно; а не станете объединяться, я пойду на вас всею моею силою“.

Владыка же Василий и посадник Федор Данилович 2 и тысяцкий Авраам, и все новгородцы, поразмыслив, отвечали Магнусу:
„Если хочешь узнать, чья вера лучше, наша или ваша, пошли к патриарху в Цесарский град 3, ибо мы приняли веру православную от Греков, а с тобою спорить о вере не собираемся, а если есть между нами какая обида, то шлем к тебе на съезд“.

И послали новгородцы к Магнусу тысяцкого Авраама, Кузьму Твердиславича и других бояр.

Авраам же, прибыв в Ореховец со своими друзьями, хотел отправиться к Магнусу, который был тогда со всею своею силою в Березовом острове 4. Ореховцы же били челом Аврааму, чтобы не ехал от них из городка.

И поехал к Магнусу Кузьма Твердиславич с друзьями.
Магнус же отвечал Кузьме: „Обиды меж нами нет никакой. Идите в мою веру. А не пойдете, иду на вас всею моею силою“.
И отпустил Кузьму с его друзьями.

Добравшись до Ореховца, укрылись все в его крепости, а Магнус подступил к городку со всею своею силою.
А Ижору начал крестить в свою веру, а кто не крестился, на тех напускал своих воинов.

Прослышав же о том, что король отправил рать на Ижору, новгородцы послали против них Онцифора Лукинича, Якова Хотова и Михайлу Фефилатова с небольшой дружиной. Молитвами святой Богородицы, пособием святой Софии и помощью святых мучеников Бориса и Глеба Господь пособил Онцифору: перебили 560 Шведов, а иных взяли живьем 5, а изменников казнили. И вернулись новгородцы все здоровы, потеряв только трех человек.

Посадник же Федор Данилович и наместники великого князя, и все новгородцы, и немногие псковичи, и новоторжцы, и вся волость Новгородская приехали в Ладогу, а к князю Симеону Ивановичу 6 отослали послов, сказавших [ему]: „Иди, господин, к нам оборонять свою отчину. Идет на нас король Свейский на крестном целовании“ 7.

Князь же великий Симеон дал ответ новгородцам:
„Рад, поеду к вам“.

Но медлил князь долго: отправился было к Новгороду, но, доехав до Торжка, отправился обратно в Москву, а в Новгород послал брата своего Ивана.

Князь же Иван, добравшись до Новгорода, не поехал к новгородцам в Ладогу.

А тем временем король Магнус взял на Спасов день 8 Ореховец. Авраама же, Кузьму и восемь других бояр взял к себе, а иных всех отпустил из города, и сам поехал от городка прочь, а в Ореховце оставил рать.

Князь же Иван, услышав, что Ореховец взят Шведами, поехал из Новгорода назад, не взяв ни благословения владыки, ни челобитья новгородцев. Новгородцы же поехали из Ладоги и встали у Ореховца...

Той же осенью, в господне говенье, встали новгородцы под Ореховом и стояли до великого заговенья.

И приступили к городу с осадой в понедельник чистой недели... и утром во вторник, в день памяти обретения святой и честной главы Иоанна Предтечи, взяли город.
А Свеев посекли, а иных живьем захватили, а новгородцев, братьев своих — Якова Хотова, Олександра Борисовича — посадили в Ореховом» 168).

Из этого летописного свидетельства становится ясно, что новгородцы пошли на приступ Орешка в понедельник 23 февраля, а во вторник 24 февраля крепость была отвоевана у шведов. И уже со следующего, 1349 г., здесь начнутся работы по укреплению этого новгородского форпоста.

С событиями 1349 г. связана, между прочим, любопытная запись в «Очерке русской морской истории» известного знатока российского флота Феодосия Веселаго. Поведав о набеге 1348 г., историк пишет:

«Новгородцы на следующий же год отняли крепость [Орешек], прогнали Магнуса и на месте разрушенной Ландскруны, на устье Охты, построили Новую крепость, впоследствии переименованную в Ниеншанц» 169).

К сожалению, сообщение это Веселаго никакими документальными ссылками не подтвердил.

Так что нам остается только принять к сведению, но, увы, не на веру, мнение историка об истинноcти факта того, что в 1349 г. на месте сожженной почти полвека назад Ландскруны новгородцы возвели «Новую крепость» (она же — «Невское устье», «Ниен» и будущий «Ниеншанц»)...

1350 г. — «Ходили новгородцы воевать на Свейскую землю с наместником, Борисовым сыном, с тысяцким Иваном Федоровичем, с воеводами Михаилом Даниловичем, Юрием Ивановичем и Яковом Хотовым.

И в понедельник, в 21 день марта, пришли к городу Выбору и пожгли весь посад.

На другой день вышли Свеи из города, и ударили на них новгородцы, и побежали Свеи в город, и убили тут несколько Свеев, и волость у города захватили и сожгли, а Свеев посекли много, а жен и детей, и иных живьем взяли.

...В том же году ходили новгородцы в Юрьев, и разменяли на взятого в Орехове Свея на Авраама и на Кузьму [Твердиславича], Олександра [Борисовича], Ондрея и дружинников, что находились за морем у Свейского короля Магнуса, и 9 июня, на память святого мученика Александра, вернулись в Новгород все здоровы 9.

Того же месяца в 16 день отняли посадничество у Федора Даниловича и дали его Онцифору Лукичу...

В тот же год выгнали новгородцы из Новгорода Федора-посадника и брата его Михайлу, и Юрия, и Ондреяна, а дома их разграбили, и Прусскую улицу всю пограбили, а Федор, Михайла, Юрий и Ондреян сбежали во Псков, где побыли немного и отправились в Копорье» 170).

Вот так — сменой администрации, изгнанием прежнего посадника и разграблением не только его личного дома, но и имущества его близких, населявших новгородскую Прусскую улицу, — и завершилось противостояние Онцифора Лукича и Федора Даниловича, начавшееся восемь лет назад с таинственной гибели отца Онцифора, Луки Варфоломеевича, в его самочинном походе на двинские земли.

Между прочим, Федор и его сподвижники бежали именно во Псков потому, что в 1348 г. новгородцы заключили с псковичами Болотовский договор о самостоятельности Псковской республики.

Весь этот эпизод в истории Озерного края достаточно незауряден, а потому и заслужил столь подробный рассказ.

Впрочем, через четыре года Онцифор Лукич сам, по своей воле, подобно древнеримскому патрицию и диктатору Цинциннату, ушедшему в добровольную отставку, откажется от своего посадничества...

1352–1353 гг. — в Новгороде, Пскове и многих других русских городах свирепствует чума.

_______________
1 Магнус Эриксон, король Швеции и Норвегии, знакомый нам по «Хронике Эрика» — тогда он был молод и носил прозвище Смек.
2 Он вернулся в этом году на посадничество.
3 Царьград, Константинополь.
4 Историки спорят, что кроется за этим «Березовым островом»: то ли один из современных Березовых островов между Выборгом и Невской дельтой, то ли тот, упомянутый летописью в единственном числе — это единственное число тут немаловажно! — Березовый остров, который назывался также Фоминым, а ныне именуется Петроградской стороной?
В любом случае, это — первое упоминание острова с таким именем в летописи.
5 Произошло это в местности, находившейся вблизи Орешка и называвшейся Жабьим Болотом. К сожалению, сейчас трудно без особых разысканий указать хотя бы приблизительное его местонахождение.
6 Симеону Ивановичу Гордому, великому князю Московскому.
7 То есть крестовым походом; это был четвертый крестовый поход шведов на земли Приневья, имевший, видимо, теперь целью склонить к католичеству уже не только северобалтийское население, но и южнобалтийскую ижору.
8 6 августа 1348 г.
9 Этот поход тоже, между прочим, совершился под водительством Онцифора Лукинича, что новгородцы буквально через неделю соответственно и оценили


XVI. Костры в Озерном крае


1352 г. — «Побили челом новгородцы, бояре с черным людом, архиепископу новгородскому владыке Василию, чтобы „ехал ты, господин, снарядил костры 1 в Орехове“.
И он, поехав, костры снарядил, и приехал в Новгород.
И приехали послы из Пскова, били челом владыке Василию, говоря:
„Святой Троице угодно было бы, господин, чтобы ты был у святой Троицы и благословил детей своих псковичей“.
И он, не умедлив, поехал, взяв с собою архимандрита Никифора, игуменов и попов. Приехал во Псков, служил в [храме] св. Троицы, у св. Богородицы на Снетной горе, у св. Михаила, у Ивана Богослова, опять у св. Троицы.
Ходил около города с крестом и благословлял всех детей своих псковичей.
Поехал из города, доехал до Прощеника в воскресенье, и проехав за Прощеником с одну версту, остановился на реке Черехе, где разболелся.
Привезли его в монастырь святого Михаила на устье Узы-реки, на Шелони 2, где он во вторник, в день памяти святого мученика Иакинфа 3 и преставился» 171).

Так окончил свою жизнь выдающийся церковный деятель XIV в., новгородский архиепископ Василий Калека, в конце которой он совершил и серьезное строительно-архитектурное деяние, заложив каменные башни в крепости Орешке, и благословил на верность православной вере жителей Пскова.

Архиепископом новгородским стал сначала Моисий, а за ним — Алексей-чернец...

1360–1361 гг. — посадник Семен Андреевич строит на берегу новгородского Федоровского ручья церковь Федора Стратилата, ставшую классическим образцом русского храмового зодчества XIV в.

1362–1366 гг. — новая чумная эпидемия на севере Руси.

1364 г. — «В Корельском городке посадник Яков поставил костер 4 каменный» 172).

1374 г. — в Новгороде —по архитектурным канонам построенной за тринадцать лет до того церкви Федора Стратилата — строится церковь Спаса Преображения на Ильине.

Последняя четверть XIV в. знаменуется созданием новых знаменитых в будущем икон: «Донской Богоматери» и очередного «Чуда святого Георгия о змие».

1377 г. — новгородцы совершают неудачный поход к Ботническому заливу, в результате чего их позиции в Эстерботнии (на восточном побережье залива) существенно ослабевают, почти вовсе теряются: очередная и, увы, не последняя потеря Новгородом своих некогда обширных владений на Скандинавском полуострове.

1378 г. — великий — и дотоле неслыханно смелый в отношении церковных догматов иконописания — византийско-российский художник Феофан Грек, исполняя повеление боярина Василия Даниловича, расписывает фрески в храме Спаса на Ильине.

Эти фрески и сегодня, вопреки варварским действиям последующих церковных властей и благодаря работе российских реставраторов, можно увидеть в новгородском храме, ставшем, благодаря им, всемирно известным.

1381—1382 гг. — возведение новгородских церквей Рождества на кладбище и Дмитрия Солунского (последняя «за мало дней рассыпася» и перестраивалась в 1383-м и 1462 г.).

1383 г. — «В Новгород приехал князь Патрикий Наримонтович, и приняли его новгородцы, и дали ему кормление: Орехов город, Корельский город и пол-Копорья города и Луское 5 село» 173).

Видно, что неудача с предоставлением в кормление новгородских и приневских земель в 1333 г. Наримонту Гедиминовичу, отцу князя Патрикия, ничему новгородцев не научила, хотя и понятно их стремление держать слово о предоставлении потомству Наримонта наследственных кормлений.

Обратим внимание и на то, что в этом летописном отрывке впервые упоминается «Луское село» — будущая Луга.

— К этому же году относится и основание Тихвина (его название происходит от чудских, эстских понятий «тих» — «дорога» и «вин» — «перевоз» (то есть обозначали место «перевоза у дороги» через речку Тихвинку).

1384 г. — «Приходили горожане ореховские и корельские с жалобою к Новгороду на князя Патрикия. И поднял князь Патрикий новгородцев Славненского конца, и стали славняне за князя, и созвали вече на Ярославлем дворе, а другие — вече у святой Софии, и те и другие — с оружием, словно рать на рать, и разметали большой мост.
Но спасли Господь и святая София от междоусобной битвы — и отъяли [новгородцы] у князя [Патрикия] те города, и дали ему [взамен] Русу и Ладогу.

В тот же год поставили новгородцы милостию святой Софии, поспешением великого архистратига Михаила и с благословения отца своего владыки Алексея каменную крепость на Луге — только за 30 дней и 3 дня» 174).

Эта «каменная крепость» получила имя «Ям»: она возведена была на месте водского поселения, существовавшего тут, по преданию, еще в IX в. Ныне стоящий на месте этой старинной крепости город носит имя «Кингисепп», имеющее к древнему вепсско-славянскому поселению весьма загадочное отношение.

1385 г. — новгородское вече принимает решение о том, что церковный суд в крае должен вершиться не московской митрополией, а новгородской епархией вкупе с боярами и «житийными людьми».

1386 г. — «Погорел город Ореховец» 175).

— Тогда же на Ореховом острове новгородцы начали строить новые каменные крепостные стены.

1387 г. — «В том году владыка Алексей благословил весь Новгород ставить каменную крепость в Порхове.
И послали новгородцы Ивана Федоровича и Фатьяна Есифовича — и поставили они каменный град Порхов» 176).

1391 г. — крупный международный торговый форум в Изборске:

«Осенью того года отправили новгородцы на съезд с Немцами в Изборск послов: посадников Василья Федоровича, Богдана Обакумовича и Федора Тимофеевича, тысяцкого Есифа Фалалеевича, Василья Борисовича и купцов.
А немецкие послы приехали из заморья: из города Любека, с Готского берега, из Риги, Юрьева, Колывани и изо многих иных городов. Тогда заключили мир с Немцами.

Тою же зимою те же послы немецкие приехали в Новгород со своими товарами, и целовали крест, и начали сызнова ставить двор свой, поскольку до того крепкого мира не было уже 7 лет» 177).

1392 г. — «В тот год пришли из-за моря разбойники-Свеи в Неву, взяли села по обе стороны реки за пять верст до города Орешка.
И князь Симеон 6 с горожанами, их согнав, иных избил, а других разогнал и языков [пленных] в Новгород привел» 178).

Для нас интересно и важно здесь первое летописное упоминание о степени заселенности невских берегов: обратите внимание, что села в этом описании стоят уже «по обе стороны реки».

— Новгород получил право на торговлю в Дерпте.

1395 г. — «Приходили немцы Свеи к новому городу, к Яме, и пошли прочь, и князь Константин 7 с горожанами иных перебил, а другие убежали» 179).

1396 г. — «В том году пришли Свеи в Корельскую землю и напали на два погоста: Кюрьевский и Кюлолосский, и сожгли церковь. И князь Константин с Корелою гнался за ними, и взял языков, и прислал их в Новгород» 180).

1397 г. — «Той осенью пришли Немцы 8, взяли семь сел у Ямского городка и сожгли их» 181).

Начало XV столетия ознаменовалось оживлением культурной жизни Новгорода.

В первые десятилетия века новгородцы создают великолепную, яркую икону, посвященную сражению 1169 г., — «Битва новгородцев и суздальцев», — а также строят церкви Петра и Павла в Коровниках и Василия (на месте былого капища языческого божества Велеса).

— В ту же пору (наверняка до 1411 г., когда погиб Тиверский городок, упомянутый летописцем действующим) составлен был список, поименованный «А вот имена градам всем Русским, дальним и ближним».

В нем среди прочих значатся и города, принадлежащие к территории Озерного края, с которыми нам будет небезынтересно ознакомиться:

«А вот города Залесские: ...Новгород Великий, детинец каменный, а старый деревянный, а святая София о шести главах, а озеро Ильмень, река Волхов; Ладога каменная, Орешек, Корельский, Тиверский... Копорье каменное, Яма каменная на Луге» 182).

— Тогда же в Новгороде безымянным автором создано было публицистическое произведение, которое именуется теперь как «Рукописание Магнуша» (тут имеется в виду король Швеции и Норвегии Магнус Эриксон, умерший в 1374 г.). «Рукописание» является предупреждением соседям Руси от войны с нею.

Как утверждает большинство отечественных исследователей, это сочинение не имеет непосредственного отношения ни к королю Магнусу, ни даже, строго говоря, к истории Руси.

Однако «Рукописание» интересно тем, что современник упомянул в нем ряд исторических событий, связанных с Озерным краем (к тому же нельзя не отметить, что некоторые зарубежные историки, например, видный профессор Копенгагенского университета Джон Говард Линд, расценивают «Рукописание» как документ, вполне заслуживающий серьезного внимания и изучения):

«Вот я, князь Магнуш, король шведский, нареченный в святом крещении Григорием, уходя из этого мира, пишу завещание при жизни своей и приказываю своим детям, и своим братьям, и всей земле Шведской: не нападайте на Русь, если крест в том целовали; нет нам в этом удачи.
Первым пошел войной мессер Бельгер 9 и вошел в Неву; и встретил его князь великий Александр Ярославич на Ижоре-реке, и самого прогнал, а рать его побил.
И потом брат мой Маскалка 10, войдя в Неву, город поставил на Охте-реке, посадников со множеством немцев 11 там посадил, а сам пошел за море.
И пришел великий князь Андрей Александрович, город взял, а наместников и немцев избил.
И потом было нам размирие с Русью на сорок лет 12.
И потом, через сорок лет, заключили мы мир вечный на Неве с великим князем Юрием Даниловичем, земли и воды разделили, кому чем владеть, грамоты написали и скрепили печатями 13.
И потом, через тридцать лет, я, Магнуш-король, нарушил мир, поднялся со всею землею Шведскою и вошел в Неву, и взял город Ореховец, и наместников своих в городе посадил, а с ними часть войска оставил, а сам пошел за море. И потом новгородцы пришли, город свой взяли, а наместников и немцев, которые в городе были, перебили.
И я, не остерегшись этого, через год опять пошел к Ореховцу со всею Шведскою землею, и дошла до меня весть, что новгородцы под Ореховцем. И потом я опять пошел под Копорье, и под Копорьем ночь ночевал; и весть ко мне пришла: новгородцы совсем близко.
И я, услышав это, побежал за море; из-за волн с парусами было не справиться, и поднялась буря сильная, и потопила рати моей много в устье Наровы-реки 14. И пошел я в землю свою с остатком войска...
И теперь я приказываю своим детям, и своим братьям, и всей земле Шведской: не наступайте на Русь, если крест в том целовали; а кто пойдет — против того будут и огонь, и вода» 183).

19 августа 1403 г. Выборг получил от шведского короля Эрика XIII статус города.

_______________
1 Крепостные башни: от латинского «castrum» — «крепость».
2 Неподалеку от нынешнего Порхова во Псковской области.
3 3 июля 1352 г.
4 То есть башню.
5 То есть Лужское.
6 Симеон Дмитриевич, князь Суздальский.
7 Константин Иванович, князь Белозерский.
8 В данном случае «немцами» были датчане и норвежцы.
9 Тут имеется в виду Биргер Магнуссон, имя которого не упоминается ни в новгородской летописи, ни в «Житии Александра Невского», но попало в историю как раз из «Рукописания Магнуша».
10 Вот тут — ключ к происхождению самого «Рукописания».
«Маскалкой» маршал Торгильс Кнутсон, который, конечно, не был Магнусу никаким братом, назван был только в Новгородской первой летописи. А это, в свою очередь, значит, что автор «Рукописания» черпал свои сведения именно — и только! — из новгородских летописей, а не из иных исторических документов.
11 Разве мог шведский король именовать своих соотечественников «немцами»?
12 Не на «сорок», а на двадцать два.
13 Тут речь идет о заключении Ореховецкого договора 1323 г.
14 Вот этому-то эпизоду с потоплением шведской рати и нашел копенгагенский профессор Джон Говард Линд подтверждение в шведской рифмованной летописи «Поэма соединения» («Svenska medeltidens Rim-Kröniker». Stockholm, 1865. Bd. 1. S. 177). Потому он и принимает «Рукописание Магнуша» всерьез, ибо оно опирается и на исторические факты.


XVII. Судьба Тиверского городка

1404 г. — в Никоновской летописи говорится, что смоленскому князю Юрию Святославичу Новгород дает в кормление тринадцать городов, среди которых упомянут и Тиверский городок.

— В этом же году крепость на Ореховом острове официально получает имя «Орешек».

1410 г. — в Орешке закладывается новая каменная крепость.

1411 г. — «Пришло Свейское войско и взяло Тиверский — пригород новгородский 1.
И новгородцы, прослышав о том, через три дня после этой вести пошли на Свеев с князем Симеоном Ольгердовичем 2.
И приехав в Свейскую землю, села их повоевали и пожгли, а Свеев многих иссекли, а иных полонили, а 26 марта, на сбор архангела Гавриила, взяли у города Выбора охабень и сожгли, и приехали в Новгород со множеством полона.
А воеводы были у новгородских полков: посадник Юрий Онцифорович, посадники Фома Есифович, Александр Фоминич, Иван Данилович, Григорий Богданович, сыновья посадничьи Афанасий Есифович, Михаил Иванович, Андрей Иванович, Иван Федорович, Фома Трощеникич, Дмитрий Иванович, Есиф Филиппович, Авраам Стефанович; а Свеи у Выбора одного только человека убили: Павла с Нутной улицы» 184).

1413 г. — боярин Иван Морозов (потомок героя Невской битвы Миши) строит церковь Иоанна Предтечи в новгородском Десятинном монастыре.

— В Озерном крае и Новгороде побывал советник и камергер герцога Бургундского фламандский рыцарь Гильбер де Ланнуа и оставил нам первое краткое описание Новгорода и его роли в жизни Руси того времени.

1417 г. — в Новгороде, Ладоге, Русе, Порхове и Кореле свирепствует чума.

1418 г. — как отражение связанных с эпидемией бедствий, в Новгороде вспыхивает «восстание должников против кредиторов».
Однако в том же году новгородцы возводят и Саввинскую церковь: вера побеждает страсти, и дьявол опять посрамлен...

1420 г. — «Начали новгородцы торговать деньгами серебряными, продавая их Немцам. А торговали ими 9 лет...

Той же осенью приехали в Новгород от Немцев от местера Сильвестра 3 посол велиядьский кумендер Гостило, свойственник местеров Тимофей с воеводой ругодивским и договорились с князем Константином [Дмитриевичем] и со всем великим Новгородом, чтобы быть на съезде местеровом, а князю Константину и новгородцам послать своих бояр.
И послали наместника великого князя Федора Патрикеевича, посадника новгородского Василия Есифовича, посадников Афанасия Федоровича, Якова Дмитриевича, Михаила Юрьевича, Ивана Ивановича.
Они нашли местера на Нарове и заключили вечный мир по старине, как было при великом князе Александре Ярославиче» 185).

1421 г. — в Новгороде поcтавлена церковь во имя Иоанна Милостивого.

1424 г. — «И был мор в Корельской земле» 186).

1426 г. — 2 июля магистр Нарвы пишет ревельским властям об иске «русского Савы с Васильева острова, живущего на Неве» к ливонцу Курту Баренховету. Ливонец взял у Савы серебро, но не отдал ему оговоренного количества соли 4, а бежал из Нарвы.

Это — первое упоминание о Васильевском острове в официальных документах.

Остров, как видим, уже получил к тому времени свое нынешнее наименование (правда, по чьему имени, в честь кого он был так назван, нам, увы, неизвестно).

Однако факт этот полностью исключает, по крайней мере, давно уже высказывавшиеся многими историками и получившие широкое хождение догадки о том, что к топониму «Васильев остров» имели отношение новгородские бояре Василий Казимир или Василий Губа-Селезень, которые вышли на историческую арену много позже — примерно через полвека.

1430-е гг. — творческий всплеск в разных областях культурно-строительной жизни Новгорода: архиепископ Евфимий — ярый противник централизованности русского государства и новгородский патриот — строит на Владычном дворе блистательную «Грановитую палату с тридцатью дверями» (1433); возводится церковь Бориса и Глеба в Плотниках (1436); создаются великолепная икона «Покров Богоматери» (около 1431), изысканный панагиар 5 мастера Ивана (1436), а также так называемый Карамзинский летописец (около 1435) и Новгородско-Софийский летописный свод (1437).

Затем крупное храмостроение замирает почти на восемьдесят пять лет (это — годы внутригородских и общероссийских смут, погромов Новгорода Москвой и медленного залечивания ран), однако иконописание — как искусство малых форм — отмечено появлением новых шедевров: икон «Флора и Лавра», «Параскевы Пятницы», «Чуда святого Георгия о змие», «Жития с Ильей Пророком и святым Георгием».

1436 г. — в договоре Новгорода с ганзейскими купцами упоминается купеческий староста Александр Матвеевич, печать которого через полтысячелетия была обнаружена при раскопках Тиверского городка, о чем сообщает руководительница раскопок Светлана Кочкуркина:

«Хочу остановиться на одной индивидуальной находке — вислой свинцовой печати.
На одной ее стороне изображен сидящий Дмитрий Солунский с мечом в руках, а на другой — надпись в пять строк: „Александр Матвеевич“.
Безусловно, наличие именной печати подразумевает присутствие важного документа, который ею был скреплен. Документ до нас не дошел, и мы не знаем, каким он был. Относительно же имени Александр Матвеевич известно, что его носил купеческий староста, упоминавшийся в договоре Новгорода с ганзейскими городами 1436 г. и в договорной грамоте Великого Новгорода с немецким купечеством 1439 г. В них сообщается, что купеческие старосты располагали именными печатями, которыми скреплялись упомянутые документы (см.: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. Т. 2. М., 1970. С. 108–109).
Но нам известно также, что Тиверск погиб в 1411 г. и уже не восстанавливался. Мог ли этот Александр Матвеевич послать в Тиверск документ до 1411 г.? Теоретически возможно, хотя мог существовать и другой Александр Матвеевич» 187).

_______________
1 Тут под словом «пригород» имеется в виду современное понятие «форпост»: он находился между Корелой и Выборгом на острове, омываемом двумя рукавами реки Вуоксы у порогов Тиури, отсюда и название «Тиверский».
2 С литовским князем Лугвенем, сыном Ольгерда.
3 Видимо, Гостило, Тимофей и «ругодивский», то есть нарвский, воевода были посланцами гроссмейстера Тевтонского ордена, которым в 1414–22 гг. был Михаэль Кюхмайстер фон Штернберг.
4 Соль была традиционным для Приневья товаром.
5 Панагиар — блюдо, на котором выносится просфора, возносимая в честь Св. Богородицы.


XVIII. Столкновения с Орденом


1444 г. — «В ту осень пришли Немцы 1 и пожгли посад у города Ям и ограбили берег [Балтийского моря], а в Новгород сообщили: „Мы с вами не воюем, а воюет с вами князь Григорий из Клевского заморья с помощью своего проводника Итолка Ругодивца“. А то все Немцы налгали...

Тою же зимой пошли новгородцы в Немецкую землю за Нарову [реку] с князем Иваном Владимировичем, пленили и пожгли много около Ругодива 2 и до Пурдозне, и возле Наровы до Чудского озера.

В тот же год собрал Немецкий местер всех своих воинов, привел с пушками под город Ямы, где стоял пять дней, и по Водской земле и по Ижоре, и по Неве пленял и жег. А города, [которые] уберегли Господь и святой архистратиг Михаил, не взял.
А самих Немцев много пало под городом, а другие израненные ушли в свою землю.
А в то время в городе Ямах был суздальский князь Василий Юрьевич, а новгородцы послали лужских и водских селян и ижорских бояр вперед, а сами с князем Иваном Владимировичем хотели идти с ними за Нарову воевать.
А в то время, за грехи наши, начался сильный конский мор в городе и в селениях. Новгородцы развернулись и не пошли за Нарову. Тем временем псковичи прислали послов в Новгород, прося о мире, и увидели, что в Новгороде пало много коней, а новгородцы за Нарову не идут, и отъехали без мира.

В тот же год ходила Корела войной на Мурманов 3 и многих перебили, пленили, и пришли здоровы» 188).

1446 г. — архиепископ Евфимий обновил в ладожской крепости каменные стены.

1447 г. — договор гофмейстера Ордена Финке фон Овербаха, правившего в Риге, со шведским королем Христофором о походе на Нейшлот, Яму, Копорье, Нотэборг (Орешек) и Ландскруну (Ниен) с Ладогой.

Любопытны два обстоятельства: то, что Орешек в этом договоре назван по-шведски «Нотэборгом», как шведы и будут именовать его в течение девяноста лет после завоевания в XVII в., а также то, что уже наверняка действующий (см. запись за 1312 г.) новгородский порт Невское Устье (он же — Ниен) именуется по старому шведскому названию «Ландскруной», что достаточно точно указывает на географический адрес этого новгородского порта: на Охтинском мысу.

1448 г. — «Князь Александр Васильевич 4 пошел с новгородцами против князя местера Рижского 5, и против короля прусского 6, и против короля Свейского Карла — и стали новгородцы на Нарове с князем Александром, бились через Нарову реку с погаными Немцами и... побили многих, а иных в бусах на море побили, тех в море потопив, а других взяв в плен числом 84.
А с ними взяли и двух Немецких князей, и много корысти добыли молитвами благоверных князей. А других побил под Ямою городком князь Василий Васильевич 7 с мужами новгородскими» 189).

— Тогда же, в 1448 г., новгородцы перестроили крепость в Яме.

1452 г. — в шведской хронике упоминается сложенный из камня замок, так и называемый — Кивенаппа, «Каменный центр», стоящий на горе в центре селения. Это — будущая крепостца Кивенаппа, ныне — поселок Первомайский на Карельском перешейке неподалеку от среднего течения реки Сестры.

1463 г. — архиепископ Иона строит в Новгороде церковь Сергия Радонежского.

1466 г. — первое упоминание в летописи деревни Мокришвицы, то есть будущего Лодейного Поля и поселка Каномы близ нее.

1467 г. — в Озерном крае погибло от чумы до четверти миллиона человек.

По обету в связи с мором в новгородском Зверином монастыре возводят церковь Симеона Богоприимца — это вообще последний храм, появляющийся в городе перед долгой паузой в храмостроении.

_______________
1 Это были рыцари Ордена, которым руководил гроссмейстер Конрад фон Эрлихсхаузен.
2 Нарвы.
3 Норвежцев.
4 Правнук Ольгерда из князей Чарторыжских.
5 То есть против Финке фон Овербаха.
6 Гроссмейстера Ордена Конрада фон Эрлихсхаузена.
7 Из суздальских князей.


IX. Конец Новгородской республики

1469 г. — волнения в Новгороде, вызванные притязаниями великого князя Московского Ивана III Васильевича на трактовку территории Новгородской республики как его «отчины» (что, впрочем, уже признавали раньше и некоторые новгородцы).

Партия посадничьих детей Исаака Борецкого с матерью их Марфой подбивает народ призвать на княжение в Новгороде литовского великого князя и польского короля Казимира.

1470 г. — первое летописное упоминание Нового Села на реке Нарове (будущий Ивангород).

1471 г. — руководимый партией Борецких Новгород заключает союзный договор с литовским великим князем и королем польским Казимиром Ягайловичем (Ягеллончиком) о защите ими Новгорода от власти Москвы; король дает Новгороду своего наместника и обязуется защищать его вольности.

Реакция Москвы не замедлила сказаться.

14 июля на реке Шелони происходит битва новгородцев, которых возглавляли посадники Василий Казимир и Дмитрий Борецкий, с московским войском князя Данилы Холмского и ратью псковичей.

Питерский историк Юрий Алексеев в книге «Государь всея Руси» пишет об этом:

«В воскресенье, 14 июля, на Шелони произошло сражение, решившее участь феодальной республики.

Московская, псковская и новгородская летописи, расходясь в деталях, единодушны в одном: войска Господина Великого Новгорода были разбиты наголову. Многие тысячи воинов пали на поле сражения, две тысячи были взяты в плен. В плену оказалась верхушка новгородского боярства, наиболее враждебная Москве» 190).

24 июля — казнь в Русе четверых новгородских бояр-руководителей, в их числе — Дмитрия Борецкого и Василия Губы-Селезня.

27 июля — начало переговоров в Коростыни новгородской депутации во главе с архиепископом Феофилом с представителями великого князя Московского Ивана III Васильевича о мире.

11 августа — подписание в Коростыни «мирного докончания», о котором Юрий Алексеев рассказывает:

«Новгород сохранил почти всю территорию республики, отказавшись формально только от Волока и Вологды...
На первый взгляд, все осталось почти по-старому...
На самом деле все изменилось коренным образом — от процедуры заключения договора до его важнейших статей. Новгородские депутаты уже... не просто „докончали мир“, как бывало раньше, а прежде всего... признали великого князя своим господином и подчеркнули, что они — его „отчина“...
С внешнеполитической самостоятельностью Новгорода было покончено...
Политические институты и традиции вечевого города сохраняют теперь только номинальное значение» 191).

1477 г. — в ответ на новые антимосковские волнения новгородцев Иван Васильевич Московский 9 октября идет походом на мятежный город.

В конце ноября он приблизился к Новгороду:

«Того же месяца 27-го, в четверг, пришел князь великий под город через Ильмень-озеро по льду...

Месяца декабря в 5-й день пришел из Новгорода владыка Феофил и посадники, и жители, которые прежде были у великого князя.
И бил челом владыка и все, кто был с ним, чтобы государь смилостивился...
И просили, чтобы государь сжалился, указал своей отчине, как положит ему Бог на сердце, жаловать свою отчину.
И князь великий велел отвечать им:
— Коли уж ты, владыка, и вся наша отчина Великий Новгород перед нами виноватыми сказались и ныне сами спрашиваете, какому нашему государству быть на нашей отчине, в Новгороде, то мы хотим государства своего, как на Москве.
А государство наше великих князей таково: вечевому колоколу в отчине нашей, в Новгороде, не быть, посаднику не быть, а государство нам свое держать, как у нас» 192).

1478 г. — окончательное падение независимой от Москвы Новгородской республики:

«Января 15-го послал князь великий в Новгород бояр своих привести весь Великий Новгород к крестному целованию.
И целовали все люди, и жены боярские вдовые, и люди боярские.

И того же месяца послал князь великий наместников своих и велел им стать на дворе великого князя Ярослава.

Февраля 2-го князь великий велел схватить боярыню новгородскую Марфу Борецкую да внука ее Василия Федорова сына Исаакова, да иных многих и велел отвезти их к Москве, а имущество их велел отписать на себя.

Месяца марта 5-го на Москву приехал князь великий и за собой велел из Новгорода привезти на Москву колокол их вечевой.
И был привезен, и вознесли его на колокольницу на площади с прочими колоколами звонить. А с тех пор, как стал Новгород, такого изволенья на него не бывало ни от какого великого князя, ни от иного кого» 193).

Еще раз — комментарий Юрия Алексеева:

«Четверг, 15 января 1478 г. стал последним днем феодальной республики...
Началась перестройка всей системы управления Новгородской землей.
Перед нами — один из величественных и трагических исторических феноменов.
Конечно, романтические представления о новгородской „вольности“, свойственные многим писателям и публицистам XIX—XX вв., весьма далеки от реальности. Господин Великий Новгород был феодальной республикой и ничем иным.
В нем не было никаких признаков буржуазного уклада, поэтому сравнение его с Флоренцией, Миланом и т.д., ...неправомерно. Напротив, и в экономике, и в социальных отношениях республики преобладали архаические черты. Не изделия высокоразвитого цехового ремесла, а продукты промыслов, прежде всего пушнина, своего рода „колониальные товары“, были основной статьей новгородского экспорта и источником обогащения бояр и „житьих людей“.
Тем не менее на протяжении долгих веков Новгородская республика играла выдающуюся роль в истории Русской земли.
Мореплаватель и землепроходец, купец и воин, ремесленник и мыслитель, Новгород имел свои героические традиции, бережно сохранявшиеся в течение веков и наложившие глубокий отпечаток на духовный облик его сыновей.

Но вторая половина XV в. застает Новгородскую республику на вечерней заре ее долгой и яркой истории, когда особенности общественного строя, способствовавшие расцвету республики, в ходе исторического развития обратились в свою противоположность. Еще живые в сознании тысяч новгородцев традиции вечевой вольности, лишенные уже реального содержания, превратились в тормоз для дальнейшего развития и самого Новгорода, и всей Русской земли.
Столкновение старой традиции с реальными потребностями и задачами новой эпохи, разрушение старых морально-политических ценностей, сопровождаемое к тому же огромными людскими и материальными жертвами в ходе жестокой феодальной войны, не могло не вызвать болезненного слома общественного сознания.
Блестящая и заслуженная, исторически оправданная и необходимая победа Москвы над Новгородом, победа, выводящая страну и сам Новгород на новые широкие пути исторического бытия, неразрывно связана с трагедией уходящей в прошлое когда-то героической и плодотворной старой вечевой традиции» 194).

Чем обернулось подвластие новгородцев Москве, видно по летописному эпизоду, датированному тем же, 1478 годом:

«Новгородцы предложили Иоанну 1 взимать на всех волостях новгородских дань с сохи по полугривне, то есть по семи денег.
Государь велел спросить их: „Что есть их “соха”?“ Они сказали: „Три обжи — соха, а обжа — один человек пашет на одной лошади, а кто на трех лошадях, и сам-третий пашет, так то — соха“. Великий князь сначала захотел взять с сохи по полугривне, но владыка и все посланные от Новгорода ударили челом и начали умолять, чтобы государь пожаловал их своею милостью и взимал бы дань по их челобитью, то есть однажды в год по 7 денег с трех обжей.
И государь наконец уступил их моленью, согласился взимать дань один раз в год с сохи по полугривне со всех волостей новгородских — со всякого, кто ни пашет землю, и с клюников, и со старост, и с холопов» 195).

Отрывок дает ясное представление о том, что такое «обжа» — понятие, встречающееся буквально на каждой странице новгородских окладных Писцовых книг, которые стали составляться уже через восемь лет после того, как окончательно пала Новгородская республика.

А с 16 января 1478 г. начинается новая страница в истории всего Озерного края, всего Приневья, ибо днем раньше кончилась новгородская его история — и теперь началась история общерусская.

1480 г. — двадцатичетырехтысячное шведское войско нападает на границы Руси, но безрезультатно.

1483–1489 гг. — переселение «крамольников»-новгородцев под Москву, а на их место — москвичей: в частности, в двадцать семь погостов Водской пятины переехало восемьдесят московских семейств.

В их числе — в «волость на реке на Неве, у моря», принадлежавшую ранее боярину Тимофею Грузову, — перебрался московский князь Иван Юрьевич Одинец «со товарищи» (отсюда — названия деревень Большой и Малой Адицевых, то есть Одинцовых, находившихся ранее на невском правобережье в районе нынешнего Финляндского вокзала).

Иными словами, в Озерном крае начинается процесс, о котором пишут многие русские историки — и прошлых лет, и современные.

К примеру, знаменитый наш ученый, академик Сергей Платонов дает такую красочную картину происходящего в своем очерке «Смутное время»:

«Московский великий князь постепенно, в несколько приемов, но достаточно быстро уничтожил новгородский боярский класс. Средствами для этого были прямые „опалы“, иногда завершавшиеся казнями, а, главным образом, знаменитый „вывод“, к которому любила прибегать Москва в отношении покоренных областей.
Великий князь Иван III первоначально обещал новгородским боярам вывода не делать: „тем свою отчину жалуем“, говорил он в 1478 году: „вывода бы не паслися [не опасались бы], а в вотчины их не вступаемся“.
Но позже, когда в Новгороде были обнаружены боярские „коромолы“, именно в 1484 и 1489 годах, государь вывод применил: „переведе из Великого Новагорода многих бояр и житьих людей и гостей, всех голов больши тысячи (говорит летопись под 1489 годом), и жаловал их, на Москве давал поместья, и в Володимери, и в Муроме, и в Новегороде в Нижнем, и в Переяславле, и в Юрьеве, и в Ростове, и на Костроме, и по иным городом; а в Новгород в Великий, на их поместья послал Москвичь лучших многих, гостей и детей боярских и из иных городов из Московские отчины многих детей боярских и гостей“.
Это и была та самая мера, с помощью которой Москва так успешно и скоро ассимилировала свои завоевания.

Не прошло и четверти века со времени присоединения Новгорода к Москве, как новгородские „бояришки все извелися“, и боярское землевладение исчезло и заменилось мелким поместным владением служилых московских людей, а новгородские „смерды“ (крестьяне), сидевшие на арендуемых ими „боярщинках“, оказались, по московскому образцу, прикрепленными к поместьям детей боярских великого государя.
Так изменилась физиономия Новгородских пятин» 196).

Тут стоит сразу отметить одно обстоятельство.

«Физиономия Новгородских пятин» именно изменилась, но не стала принципиально иной. Произошла многочисленная замена одних землевладельцев другими: новгородских — московскими. Но нельзя сказать, что в Приневье, скажем, именно с этой поры начался резкий прирост населения. Оно (и немалое!) на этих землях уже существовало.

Юрий Алексеев отмечает еще одну особенность процесса:

«В руках великокняжеского правительства скопилось много тысяч обеж, принадлежавших прежде боярам, монастырям и новгородскому владыке. Слом старого новгородского землевладения с необходимостью ставил вопрос о судьбах этих земель.
Тут-то и появилось „поместье“ — новая форма феодального землевладения. Именно в эти годы новгородские земли стали впервые раздаваться на основе нового поместного права...
Итак, 1484 г., роковой для новгородского боярства, был в то же время годом фактического возникновения поместья как в Новгородской земле, так и в подмосковных уездах, где по местному праву получали землю бывшие новгородские бояре» 197).

1484–1492 гг. — на берегу Рощинского озера близ Свири Александр — бывший отшельник достигшей уже расцвета к концу XIV в. Валаамской обители — сооружает первые деревянные строения монастыря, который впоследствии назван будет Александро-Свирским.

_______________
1 Ивану III Васильевичу, великому князю Московскому.

Изображение

#6 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:37

XX. Описания Приневья и рождение «пра-Петербурга»

1486 г. — в Новгороде проводится первая в истории «московского периода» Озерного края перепись населения, по результатам которой составляется, видимо, первая же новгородская окладная (то есть служившая основанием для взимания податей) Писцовая книга, в оригинале до нас не дошедшая.

1487 г. — Новгород завязывает довольно тесные отношения с Ганзой, заключая договор на двадцать лет, однако шесть-семь лет спустя они будут грубо прерваны Москвой, что, естественно, нанесет непоправимый урон новгородской экономике.

Около 1490 г. создается «Повесть о присоединении Новгорода к Москве».

1490 г. — Новгородская первая летопись сообщает:

«В лето 6998 (1490) поставлен был град каменный в Великом Новгороде повелением великого князя [Московского] Ивана [III] Васильевича».

Речь идет о построении нового каменного новгородского кремля.
Не исключено, что в его сооружении принимал участие итальянский зодчий Аристотель Фьораванти, который в этом году был в Новгороде и чинил мост через Волхов.

1492 г. — весной «повелением великого князя Ивана Васильевича заложили четырехугольный град 1 на немецком рубеже против Ругодива 2, города немецкого на Нарове, на Девичьей горе, на Слуде 3, и дали ему имя Ивангород» 198).

Комментарий к этому событию Юрия Алексеева:

«Новый город, заложенный на крайнем северо-западе Русской земли, на берегу глубоководной Наровы, недалеко от впадения ее в море, город, овеваемый балтийскими ветрами, должен был стать первым морским портом Русского государства и одновременно — крепостью на Балтике 4.
Россия начала становиться балтийской морской державой...
Первое „окно в Европу“ было прорублено» 199).

— В сентябре архиепископ Геннадий Новгородец составляет новый Миротворный круг (религиозный календарь) — и новолетие переносится с марта на сентябрь.

1493 г. — дипломаты Ивана III подписывают антишведский договор с Данией — акт, предусматривавший многие последствия, которые Юрий Алексеев характеризует так:

«Борьба за выход на балтийские торговые пути означала прежде всего борьбу против Ганзы. Ганза пользовалась покровительством императора и была тесно связана с Ливонией.

В XIV в. Ганза безраздельно господствовала на северных европейских морях. Союз немецких торговых городов во главе с Любеком насчитывал десятки членов, располагал могущественным флотом и широко разветвленными торговыми связями.

Но во второй половине XV в. Ганза уже прошла зенит своей славы.

С образованием национальных государств все труднее становилось купцам отстаивать свою монополию. В борьбу с Ганзой вступила Англия Тюдоров. Против ганзейской монополии выступило и Русское государство.
Для борьбы с Ганзой нужен был союзник, обладавший достаточно сильным флотом. Таким союзником явился датский король — старый враг Ганзы.
С Данией впервые завязываются переговоры, происходит обмен посольствами, и в 1493 г. заключается договор о „братстве, любви и союзе“. Союз с Данией не только означал помощь Русскому государству в борьбе против Ганзы, но и возлагал на Русь обязательство помогать датскому королю против его вассала — правителя Швеции Стена Стуре.
Так завязался новый сложный дипломатический узел с участием всех балтийских государств» 200).

1494 г. — осенью Иван III «повелел поимати 5 в Новгороде гостей немецких колыванцев 6, да и товар их переписать и запечатать» 201).

Приказ был дан вследствие, как поясняется, издевательства в Ревеле над русскими торговыми людьми.

Так началась торговая война с Ганзой, в результате которой ганзейцы перевели основную торговлю из Новгорода в Ригу, Дерпт и Нарву, что, конечно, содействовало падению в ганзейских кругах торгового престижа Новгорода и всего Озерного края с приневскими землями.

1495 г. — заключено в тюрьму еще около полутора сотен ревельских, дерптских, любекских, гамбургских и других ганзейских купцов.

— Ранней осенью новгородцы, москвичи и псковичи идут походом на Выборг.

Историк Евгений Кепп пишет в книге «Выборг» о причине и последствиях этого похода:

«Летом 1495 года войско шведов вторглось на русские земли, но, встретив отпор, вынуждено было отступить в Выборг.
Полки Ивана III во главе с воеводами Василием Даниловичем Щеней 7 и новгородцем Яковом Захарьевичем вскоре подошли сюда. Осада длилась три месяца.

30 ноября русские воины пошли на решительный штурм, и гарнизон крепости готов был сдаться, но в последний момент шведский военачальник 8 приказал взорвать в подвалах башни Андреаса (центральная башня в системе укреплений города со стороны материка) пороховую смесь. Взрыв был таким сильным, что башня содрогнулась и обрушилась, штурмовые лестницы были отброшены, многие из осаждавших крепость погибли 9... Вскоре русские воеводы вынуждены были снять осаду.
Случай этот в истории города получил название „Выборгский гром“» 202).

1496 г. — 17 января Иван III отправляет из Новгорода князя Василия Ивановича Патрикеева-Косого и Андрея Федоровича Челядкина в Тавастланд.

Юрий Алексеев пишет об этой экспедиции:

«Шведский отряд, посланный навстречу, был уничтожен.
Разрушив несколько шведских крепостей в глубине Финляндии, русские войска в феврале достигли побережья Ботнического залива в районе Або (Турку).
Правитель Швеции Стен Стуре, находившийся в Або, объявил всеобщее ополчение. По данным шведских хроник, ему удалось собрать до 40 тыс. чел. Но русские не приняли сражения с превосходящими силами противника и отступили в свою землю.
Зимний поход 1496 г. проводился по классическим правилам средневековой войны — вражеская территория разорялась, население уводилось в плен...
6 марта войска вернулись в Новгород» 203).

— В Новгороде проведена вторая перепись населения и снова, надо полагать, составлена окладная Писцовая книга (она тоже не дошла до нас в оригинале).

* * *

А теперь я должен предупредить читателя, что сделаю небольшой рывок в сторону от Приневья к северу, ибо в середине того же 1496 г. был предпринят поход, который имел два направления: условно говоря, «ботническое» и «кольское». Поход этот был и масштабен, и весом по последствиям как для всей Северо-Восточной Руси, так и для ее Озерного края.

Вот что пишет в книге «Я послал тебе бересту...» о его результатах историк и археолог Валентин Янин:

«В 1496 году московский князь „осподарь всея Руси“ Иван III послал своих воевод князей Ушатых, Ивана Бородатого да Петра „за море Немец воевати Каян“.
Во время этого похода, увенчавшегося успехом, московская рать повоевала реки Кемь, Торму, Колокол, Овлуй, Сиговую, Снежну, Гавку, Путаш и Лименгу...
Большинство этих рек называется так и сейчас. Вот некоторые из них: „Кемь“ — Кеми-Йоки, „Торма“ — Торнио-Йоки, „Колокол“ — Каликс-Эльв, „Овлуй“ — Оулун-Йоки, „Сиговая“ — Сика-Йоки, „Лименга“ — Лимигоя. Все эти реки находятся в северной Финляндии, впадают в Ботнический залив Балтийского моря, а рядом с ними стоит современный финский город Каяни» 204).

А теперь — комментарий Юрия Алексеева о маршруте и значении похода Ушатых:

«Следующий удар последовал на неожиданном для шведов направлении.
В июне по распоряжению великого князя воеводы князья Иван Ляпун [Бородатый] и Петр Федорович Ушатые (из рода ярославских князей) во главе ополчения устюжан, двинян, онежан, вожан, пермичей совершили морской поход.
Пройдя через Белое море, они обогнули Кольский полуостров, захватили три шведских буса (корабля) и вторглись в северную часть Финляндии. Парусно-гребные суда русских проникали по северным рекам в глубь территории противника.
Жители Каянской земли, „кои живут на Илименге-реке“, „били челом за великого князя“, а их предводители поехали в Москву для принесения формальной присяги. Часть Северной Финляндии признала свою вассальную зависимость от Русского государства.
Это был важный политический результат.
Несколько скупых строчек в летописи — вот все, что нам известно о походе князей Ушатых и их войска. Тем не менее северный поход 1496 г. (продолжавшийся с июня по октябрь) смело может быть назван одним из самых выдающихся военных предприятий эпохи.
Впервые [в истории централизованного — ставшего теперь уже общерусским — государства] целая рать отправилась в дальний морской поход, впервые в водах Северного океана были захвачены суда противника, впервые суда русских поморов проявили высокие качества как морские транспортные средства.
Северный океан и его моря начали осваиваться не только в хозяйственных, но и в государственных интересах Русской земли.

В том же году из устья Двины была отправлена морским путем дипломатическая миссия в Данию — толмач великого князя Григорий Истома на четырех судах дошел до Тронхейма и далее ехал сухим путем через Норвегию. Северный путь в Европу вокруг Скандинавии начал функционировать более чем за полвека до того, как корабль англичанина Ченслера был случайно прибит штормом к русским берегам. Последний эпизод шведской войны был неудачен для русских.

В конце августа шведская флотилия из 70 бусов, вооруженных артиллерией, пересекла Финский залив и врасплох напала на Ивангород. Крепость не была готова к обороне (возможно, вообще не окончена постройкой). Наместник и воевода князь Юрий Бабич, проявив нераспорядительность и преступное малодушие, бежал из крепости.
Взяв город штурмом, шведы разорили его до основания и истребили всех жителей поголовно, не взирая ни на пол, ни на возраст» 205).

* * *

1497 г. — в Москве издан новый Судебный кодекс, т. н. «Судебник Ивана III» — крупнейший российский юридический документ столетия, по которому стали жить и Новгородчина, и весь Озерный край с Приневьем.

— В марте послы взошедшего на трон Иоанна I, короля Швеции и Дании подписали в Новгороде перемирие на шесть лет без уточнения границ.

1499 г. — новгородский архиепископ Геннадий создает первый на Руси полный перевод Библии на старославянский язык, знаменуя тем начало нового культурного подъема в Озерном крае.

1499–1500 гг. — XV век завершается составлением в Новгороде очередной окладной Писцовой книги: Дмитрий Васильевич Китаев и Никита Губа Семенович Моклаков с Юрием Сабуровым составили ее по данным переписей 1486, 1496 и 1499–1500 гг.

Из книг этих мы получаем сегодня, между прочим, самые древние документальные данные о заселенности невских берегов — Спасского Городенского погоста Ореховского уезда, в котором значатся 4 села и сельца, 86 деревень и 241 двор с 335 жителями (более подробно об этой Писцовой книге я говорю в следующей главе).

В конце XV в. впервые упоминается Николо-Медведский монастырь и село Гостилино близ будущей Новой Ладоги.

Концом же столетия датируется и «Сказание о иконе Тихвинской Богоматери» — иконописного шедевра, одного из наиболее почитаемых в ближнем Приневье.

В первой четверти XVI в. в деревеньке Кишковщине у Юксовского озера (в нынешнем Подпорожском районе Ленинградской области) сооружен был древнейший памятник русской деревянной архитектуры, сохранившийся до наших дней, так называемый «клетский храм» — Георгиевская церковь.

1502 г. — начало XVI столетия сразу же преподносит нам достоверное сведение о действии на Неве торгового порта: из Ревеля на Неву доставлены были две тысячи ластов (ласт — 42 пуда) соли.

1504 г. — регент (правитель) Швеции Сванте Стуре заключает с московитами мир на двадцать лет.

— В декабре в Москве проходит церковный собор о религиозной ереси и «жидовствующих» — последователях возникшего в Новгороде и распространившегося по стране учения священников Дениса и Алексея (неверно приписываемого некоему «жидовину Схарию», выходцу из Литвы), основная суть которого состояла в отрицании церковной собственности, то есть «нестяжательстве».

Результатом этого процесса стало сожжение нескольких «еретиков» как в Москве, так и в Новгороде.

1506—1508 гг. — мор в Озерном крае.

1509 г. — новгородцы начинают постепенно возобновлять отношения с Ганзой.

1510 г. — 13 января в Пскове снят вечевой колокол.

— Русско-шведское перемирие, заключенное в результате возобновления дипломатических отношений между двумя странами, продолжено на шестьдесят лет.

В Новгороде, близ усадьбы бывшего московского, а теперь новгородского купца Ивана Сыркова, на его средства и под его смотрением сооружается церковь Жен-мироносиц — взамен старой, сгоревшей тут два года назад.

Это — начало плодотворной и многолетней храмостроительной деятельности семейства Сырковых.

1513 г. — Стен Стуре-Младший подтверждает в Новгороде перемирие между Швецией и Московией на шестьдесят лет.

1515 г. — в Новгороде основывается Хутынский монастырь — и в нем повелением великого князя Московского Василия III Ивановича сооружается (по подобию московского кремлевского Успенского храма) Преображенский собор, в котором вскоре пономаря Тарасия посещает видение.

Словно бы поднявшись на высоту, Тарасий видит, как над Новгородом, пораженным мором (вероятно, отражение реального мора 1506–1508 гг.) и пожарами, висит озеро Ильмень, готовое поглотить город.

Это становится основой составленного вскоре апокалипсического духовного сочинения «Видение Хутынского пономаря Тарасия (Прохора)» и одноименной иконы, запечатлевшей вид Новгорода и его храмов, в частности — великолепного собора Бориса и Глеба, возведенного Сотко Сытиничем (Садко) на месте начальной деревянной Софийской церкви епископа Иоакима.

Борисоглебский собор, украшенный громадной фреской-иконой, изображающей святых, возвышается на этой иконе даже над каменной Софией (он впоследствии дважды перестраивался, но до наших дней, к сожалению, не сохранился).

— К этому же времени относится летописное сообщение:

«В лето 7023 (1515) поставила Новгородская волость церковь каменную в Тихфине в монастыре, а нарядник был Дмитрий Сырков».

Речь тут идет о сооружении первого на территории Приневских земель каменного собора — Успенского.

Это была одна из первых работ новгородского купца, в будущем посадника Дмитрия Ивановича Сыркова, представителя упомянутого под 1510 г. семейства храмостроителей. Помимо отца его, Ивана, известен также своей архитектурной деятельностью и сын Дмитрия — Федор Сырков.

Тихвинский собор строился по образцу поставленного в московском Кремле зодчим Аристотелем Фьораванти Успенского храма. Сырковы вообще привнесли в Озерный край элементы московского художественно-архитектурного стиля.

Семейство принимало участие в застройке на территории Новгорода, его пригородов и Приневских земель около полудюжины монастырей (Тихвинский монастырь Федор Сырков начнет строить после 1560 г., так что летописец несколько «поторопился», связывая упоминание об Успенском храме с «монастырем»: время монастыря настанет лишь через сорок пять лет).

Деятельность семейства Сырковых найдет даже отражение в названии одного из новгородских монастырей, так и называющегося — Сырковым.

1517–1518 гг. — первое путешествие в Московию посланца главы Священной Римской империи Максимилиана барона Сигизмунда (Зигмунд фон) Герберштейна, будущего автора записок об этой поездке.

1520 г. — московский купец Василий Тараканов строит в Новгороде церковь святого Климента на Яворове.

1521 г. — 21 августа выборгский комендант Ролов (Рольф) Матссон доносит датско-шведскому королю Христиану II о событии, которое имеет сегодня для нас, жителей Петербурга, весьма существенное значение:

«Да будет Вашей милости известно, что здесь, вблизи России, явился корабль с несколькими яхтами к одному городу, называемому Ниэном 10, который они ограбили и сожгли, и взяли у Русских все, что им попалось под руку.
И прибыли несколько человек, подданных Вашего Величества, живущих здесь, в Выборгском лене, в море на островах, и жаловались мне, что они [пираты] взяли и разграбили у них суда и имущество, которое эти бедные люди имели при себе, когда плыли в Ниэн и из Ниэна за припасами, и выгнали несколько человек за борт, а затем пустили по ветру суда этих бедняков.
Узнав об этом, снарядил я свои яхты и посадил на них людей Вашего Величества. Они вступили в бой с двумя лодками, отнятыми [пиратами] у Русских и у других купцов. На судах найдено было много добра, имущества, захваченного ими у подданных Вашего Величества, рожь, соль и пр., купленного ими [жителями островов] для своего пропитания. На судах было 14 человек, которые и производили этот разбой.
Они теперь содержатся у меня с судами и с имуществом.
Кроме того, здесь находится посол Великого князя 11 и требует, чтобы я возвратил Русским их собственность, найденную на судах и похищенную у них неприятелем.
Люди же Вашей милости шли на смерть, чтобы отбить у неприятеля Вашей милости упомянутое имущество» 206).

Документ этот хранится в Копенгагенском архиве.

В 1857 г. он был опубликован в Копенгагене доктором Эдвардом Грёнебладом.

Мы не знаем, как в конце концов отреагировали шведы на требование посла вернуть захваченный пиратами товар. Да и не это важно в процитированном документе. Важно то, что он безоговорочно, документированно зафиксировал два факта.

Во-первых, то, что в первой четверти XVI столетия на Неве уже действовал торговый порт.

А во-вторых, то, что порт этот был русским — и шведы с этим обстоятельством естественнейшим образом считались, никакому сомнению его не подвергая.

Таким образом, 21 августа 1521 года вполне может считаться днем рождения Ниена — он же Невское Устье из Писцовой книги 1521 г., — который мы вправе назвать сегодня «пра-Петербургом».

1522 г. — мастер Иван Попов-Новгородец создает изумительной красоты серебряный оклад Евангелия, ныне ставший музейным экспонатом.

_______________
1 Крепость.
2 Нарвы.
3 На месте Нового села (см. запись за 1470 г.).
4 Правда, сугубо портовые Ивангородские сооружения на Нарове будут построены только шестьдесят лет спустя.
5 Взять под стражу.
6 Ревельцев-таллинцев.
7 А также князем Шуйским.
8 Комендант Кнут Поссе.
9 Под Выборгом пал, в частности, внук и сын известных московских бояр, брат первого посла в Константинополе Иван Андреевич Суббота-Плещеев.
10 Эти слова документа выделены мной. — А. Ш.
11 В Москве в ту пору княжил Василий III Иванович.


XXI. Первые карты Озерного края и начало северной торговли

1524 г. — 3 апреля договор 1510 г. утвердили в Новгороде послы взошедшего год назад на шведский престол основателя новой династии Густава I Вазы: шведам по этому договору позволено открыть в Новгороде свой торговый двор.

1525 г. — Волхов вновь идет вспять.

1526 г. — второе путешествие Сигизмунда Герберштейна в Россию, результатом которого через двадцать три года станет его книга «Записки о московитских делах», содержащая сведения о Новгороде и Озерном крае (за три года до того Герберштейн издаст карту, на которой поместит и Новгород):

«Река Волхов... протекает через Новгород и, пройдя тридцать шесть миль, впадает в Ладожское озеро...
Из Ладожского озера выливается большая река Нева, которая через шесть приблизительно миль впадает в западном направлении в Немецкое море 1.
При устье ее, во владении московского государя, на средине реки расположена крепость Орешек, которую немцы называют Нутембургом...
Река Нарова отделяет Ливонию от владений московского государя; если идти затем от Ивангорода в направлении к северу вдоль морского берега, то попадается река Плюсса, у устья которой расположена крепость Ям.
В двенадцати милях от Ивангорода и в стольких же от Яма, лежащих на пространстве четырех миль друг от друга, попадаются крепость Копорье и одноименная с нею река; затем насчитывают шесть миль до реки Невы и крепости Орешек, а от Орешка до реки Карелы 2, от которой получил название и город, — семь миль.
И наконец, отсюда после двенадцатимильного пути можно добраться до реки Полны, которая отделяет владение московского государя от Финляндии, называемой русскими Хаинской 3 землею и состоящей под властью шведских королей» 207).

1526–1528 гг. — Новгород и его земли наносятся на две карты Бернарда Ваповского.

1527 г. — Новгородский договор 1510 г. утвержден Густавом I Вазой.

1527–1528 гг. — в Новгороде сооружается уникальная в древнерусском зодчестве сдвоенная четырехкупольная бесстолпная церковь Филиппа Апостола и Николая Чудотворца (разобрана в конце XIX в., но достоверно восстановлена в 1978 г.).

1529 г. — на Ярославовом дворище в Новгороде освящена построенная Дмитрием Сырковым новая трехэтажная церковь во имя святого Прокопия.

1532 г. — построение на средства великокняжеской казны Великого моста через Волхов (в дальнейшем, с 1535-го по 1574 г., в Новгороде построят еще несколько мостов — Волховский, Гребельский, Жилотужский, Зелейный, Кончанский, Нередицкий, Новый и Петровский).

— В Страсбурге опубликована карта «Севера» Якоба Циглера, на которой нанесены земли Озерного края.

1533 г. — построены церковь при трапезной Александро-Свирского монастыря, стоящего у впадения реки Свири в Ладожское озеро, а также церковь Сретения в новгородском Антониевом монастыре, при которой до 1537 г. сооружается уникальная бесстолпная трапезная.

1534 г. — 25 марта новгородский архиепископ Макарий отправляет священника Илью с боярами Палицыным и Осипановым на искоренение язычества в Ореховском и Корельском уездах, а также в Копорье и Яме.

Это — начало последовательной христианизации Приневья, ведущейся более суровыми по отношению к аборигенам мерами и в более крупных, нежели раньше (а мы помним, что началась эта акция еще триста тридцать лет назад), масштабах — в силу новой, общегосударственной ориентации Новгорода.

1535 г. — Иван IV Васильевич (будущий Грозный), вступивший на московский трон два года назад, подтверждает Новгородский договор 1524 г.

1537 г. — в январе в Новгороде подтвержден договор между Московией и Швецией о мире на шестьдесят лет, свободной торговле и выдаче перебежчиков в связи с воцарением Ивана IV.

1538–1539 гг. — Инша Булгаков составляет очередную Писцовую книгу Водской пятины.

— Новгородский иеромонах Илья создает выдающееся литературное произведение — «Житие Георгия Нового».

1539 г. — Олаус Магнус составляет «Морскую карту» с Новгородом на ней.

— Появление Летописного свода новгородского архиепископа Макария, а в следующем, 1540 г. — «Пасхалий» иерея Агафоника.

Около 1540 г. в Новгороде написана впечатляющая высоким художеством икона «Премудрости созда себе дем» и расшита пелена «Богоматерь Боголюбская».

1541 г. — сильный пожар в Новгороде.

1542 г. — бежавший в Польшу боярин Иван Васильевич Ляцкий составляет с помощью картографа Антония Вида подробную карту России.
На этой карте впервые в практике европейской картографии присутствуют надписи на русском и латинском языках, а также отмечен Новгород Великий (опубликована эта карта будет в 1555 г.).

1544 г. — жители Ореховского уезда, которые жаловались до того на притеснения и насилия шведов в русской Карелии, вооружившись, нападают на приморский шведский поселок Териоки (название идет от финско-карельского «Терва-йоки», что означает «Смоляная речка») и сжигают его.

1545 г. — последнее упоминание в Писцовой книге, составленной в этом году, о торговом рядке Клети на Ижоре близ Невы, до того заметного коммерческого центра (падение его, несомненно, — результат коммерческих действий Ниена!).

1547 г. — новые жалобы жителей русской Карелии о насилиях шведов.

— Новые пожары в Новгороде.

1548 г. — преемник Макария, архиепископ новгородский Феодосий, подтверждает распоряжения своего предшественника о кардинальном искоренении язычества в Озерном крае.

1548–1554 гг. — сооружение Федором Сырковым главного собора в новозачатом монастыре, который по создании получит имя Сыркова монастыря.

1550 г. — в Новгороде написано «Житие Спиридона, архиепископа Новгородского» — современника Александра Невского.

1551 г. — составление новой Писцовой книги по Водской пятине.

1551–1552 гг. — чума в Новгороде и Приневье.

1552 г. — в Хутынском монастыре строят бесстолпную церковь Варлаама и двустолпную трапезную.

1552–1553 гг. — создание выдающегося публицистического произведения: «Посланий» новгородского архиепископа Пимена.

1553 г. — 24 августа участник экспедиции Хью Уиллоби, англичанин-капитан Ричард Ченслер, зашел на своем корабле в устье Северной Двины.

Об этом плавании, столь значительном в жизни, между прочим, и Озерного края, Сергей Платонов пишет:

«В эти годы произошло в Московской жизни событие, на вид случайное, на самом деле стоявшее в тесной связи с общим ходом международной жизни Запада.
Событие состояло в том, что в устье Северной Двины в 1553 году зашел английский корабль „Edward Bonaventure“, в 160 тонн, принадлежавший к той экспедиции, которая была снаряжена компанией или обществом английских купцов для отыскания морского пути в Китай („Cathay“) и Индию по северным морям.
Такого пути найти не удалось; из трех кораблей два со всеми людьми замерзли в „становищах“ на русском берегу Ледовитого океана, а третий, вместо Индии, попал к русскому Николаевскому Корельскому монастырю в южную часть Двинской дельты.
Это было 24 августа. Капитан корабля Ричард Ченслер (Richard Chancellor) проехал с моря в главный русский поселок на Двине — в г. Холмогоры. Оттуда дали знать о появлении торговых английских „немцев“ в Москву, а из Москвы последовал приказ доставить их в столицу. На зиму Ченслер с „гостями“, то есть с купцами и с прочими спутниками, отправился в Москву, а его корабль с экипажем был укрыт в Унской губе, далеко врезанной в материк.
Появление англичан в Москве совпало с теми огорчениями, какие пришлось русским людям переживать от закрытия западной границы. Оно давало надежду на благополучный выход из создавшегося кризиса. Вместо балтийских гаваней и Смоленского рубежа, необходимые люди и товары могли проникать в Московское государство „божьей дорогой — океан-морем“ через Двинское устье...
С появлением англичан Беломорский путь, морем до Английских гаваней, обращался в наиболее удобный, совершенно независимый от враждебных соседей. Он создавал возможность прямых и правильных сношений с Западом как раз тогда, когда эти сношения насильственно прерывались на всех ранее действовавших путях...
В короткий срок английские разведчики ознакомились с главнейшими путями в Поморье как на восток, так и на запад от Двины.
Они успели проехать от Холмогор до Соловков, оттуда до устья р. Выга, Выгом до волоков к Повенцу, а затем озерами Онежским и Ладожским и р. Волховом дошли до Новгорода» 208).

_______________
1 Так Герберштейн именует Балтику.
2 Это — река Вуокса.
3 Каянской.


XXII. Русско-шведские столкновения ширятся

1554 г. — распри между королевским фогтом Андерсом Нильссоном и боярином Иваном Бровцыным из-за спорного участка Риитамаа в Карелии.

— Осенью посланник русского царя Никита Кузмин по ложному доносу коменданта Выборга задержан в Стокгольме как лазутчик 1.

— Иван Бровцын нападает на участок Риитамаа, сжигая его: шведы объявят это поводом к началу русско-шведской войны.

— В новгородском Сырковом монастыре сооружается церковь Владимирской Богоматери.

— В этом году агент английской торговой компании в России Джон Хасс докладывает в Англию, что «Новгород хорошо снабжается льном, воском, кожей, говяжьим салом и многими другими вещами. Лучший лен в России привозится туда и продается там сотнями тюков» 209).

* * *

Питерские историки Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут в книге «Хроника „бунташного века“» о далеко еще не сгинувшей, а даже крепнувшей день ото дня — несмотря на притеснения Москвы — новгородской торговле (а стало быть, и торговле всего Озерного края, включая и Приневье):

«Основными товарами на новгородском рынке были продукты сельского хозяйства и промыслов, потребность в которых в первой половине XVI в. быстро возрастала.
Первое место по продаже среди сельскохозяйственных товаров занимал хлеб...
Новгородские таможенные грамоты второй половины XVI века упоминают важнейшие сельскохозяйственные продукты, привозимые в город на продажу. Это — рожь, ячмень, пшеница, просо, гречиха, мука, толокно, ячменный солод...
С окрестных лесов на торг доставлялись лесные ягоды — малина, черника, земляника, клюква, брусника, смородина, а также лесные орехи.
Иностранные купцы привозили винные ягоды, грецкие орехи, мускат, имбирь, перец, лимоны...
В значительном количестве на новгородском торгу продавали скот и продукты животноводства...
Значительное место в торговле Новгорода по-прежнему составляли традиционные экспортные товары — мед, воск и пушнина, пользующиеся особенно большим спросом у иностранных купцов... Мед нередко приобретали десятками и сотнями пудов...
Воск новгородского происхождения был одним из основных экспортных товаров России, закупаемых иностранными торговцами в первой половине XVI в. Большие его партии доставлялись в Таллин (Ревель) и другие города Прибалтики для дальнейшей перепродажи на Запад.
Однако на первом месте среди товаров, вывозившихся за границу, оставались меха.
Шкурки песцов, куниц, горностаев, норок, бобров, лисиц, зайцев, медведей, волков большими партиями приобретались иностранцами в Новгороде и вывозились в Западную Европу и страны Востока...
В торговых рядах можно было приобрести не только вещи из металлов, но и железо в слитках, медь, олово, свинец... Среди металлов особое место отводилось серебру, ввозившемуся в слитках и в виде готовых ювелирных изделий и монет...
Иностранные купцы ввозили в большом количестве сукна английского, фландрского, немецкого производства...
В торговых сделках между новгородскими и иностранными купцами часто упоминались соль, сельдь, перец, вина, изюм, сыр, предметы роскоши и многое другое...
От Новгорода в центральные районы страны, на северо-запад в Прибалтику и на юг вели несколько важных торговых путей...
Давние торговые связи были у Новгорода с Псковом и его пригородами. Сухопутный путь до Пскова, длиною около 155 верст, лежал через Пшагу (Мшагу). Летом можно было добраться частично водой по озеру Ильмень и реке Шелони.
Через Псков новгородцы ездили торговать в Ригу, в ливонские земли, Ивангород, Нарву (Ругодив), Тарту (Дерпт) и Таллин [Ревель].
Волхов тесно связывал Новгород с Ладогой, Орешком и Корелой, а через Ладожское озеро и Неву — с Финским заливом...
Новгородцы ездили в Швецию через Орешек. Далее их путь лежал в Выборг и через море в Стокгольм.
Позднее, в 40-е годы XVII в., дорога „за рубеж“ проходила через Канцы — шведскую крепость в устье Охты при впадении ее в Неву 2.
Сам город был не только транзитным торговым пунктом, но и центром крупнейшей торговли со шведскими и западноевропейскими купцами...
Наряду с русскими в Новгороде часто бывали ганзейские, английские, литовские, шведские, датские и голландские купцы» 210).

Замечу, что, несмотря на успешное вовлечение Новгорода и Новгородчины в общероссийскую, общегосударственную орбиту, Москва отнюдь не оставила мысли о нанесении новых ударов по этому все еще процветавшему краю...

* * *

Меж тем в Приневье назревали новые грозные события.

1555 г. — 18 января русские три дня стоят под Выборгом, а на обратном пути многие тонут в полынье Рявохяндского залива.

— 7 марта русские войска нападают на шведскую деревню Нурмиярви.

— 11 марта Иван Бибиков разоряет селение Йотиселька (между нынешними поселками Симагино и Ильичево) в пятнадцати верстах от крепостцы Кивенаппа (ныне — поселок Первомайское), но комендант крепостцы побивает до шестисот русских.

— 3 августа королевский флот под командой Якоба Багге, пройдя Невой от Выборга, встает у Орешка, требуя вернуть перебежчика, однако не получает его, салютует русской крепости и возвращается в Выборг.

Багге посылает королю доклад о своих действиях с Олафом Скитте, который убеждает короля Густава I Вазу начать военные действия против русских.

— 10 сентября четыре тысячи шведов под командованием Якоба Багге, Нильса Бойе, Класса Христенсона и Генриха Классона Горна идут на русские владения.

— 15 сентября шведская армия разбивает лагерь под Орешком.

— С 29 сентября по 2 октября шведы, спустившись по Неве к Ниену, пережидают там противный ветер, а затем отправляются обратно в Выборг.

1556 г. — 12 января неудачей завершаются переговоры, которые воевода Петр Михайлович Щенятев и новгородский наместник Дмитрий Федорович Палецкий вели с представителями шведского короля, причем комендант Выборга объявил на этих переговорах прошлогодние августовские действия Якоба Багге самовольными, а русских — нарушителями мира, что, естественно, наших дипломатов никак не удовлетворило, и они формально объявили Швеции войну.

— 21 января Щенятев и Палецкий переходят границу шведских владений «в Смолиной и Лебяжьей» (то есть в районе поселков Териоки — как я пояснял раньше, «Смоляной реки», нынешнего Зеленогорска — и Кутерсельки, который и сейчас по-прежнему именуется Лебяжьим) и начинают обстрел Выборга.

— 24 января русские отступают от Выборга вследствие нелепого случая: шведы перевозили ночью по деревянному мосту сено, и непонятный топот лошадей, стук и скрип колес понудили русских в страхе спешно покинуть свою позицию.

— По приказу Ивана IV в Новгороде возводят церковь во имя Никиты Мученика.

1557 г. — московские дипломаты составляют подтверждение Ореховецкого договора 1323 г. — и 2 апреля в Новгороде подписывается русско-шведский договор о восстановлении мира.

Одним из результатов мирного договора становится то, что со второй половины XVI в. в Новгороде — помимо прежних Готского и Немецкого торговых дворов — появляются и Шведский, и Датский, а позже и Английский.

— Наместником в Новгороде в 1557 г. становится вместо Палецкого князь Михаил Васильевич Глинский.

— В том же году происходит событие, о котором питерский историк Руслан Скрынников пишет в книге «Иван Грозный»:

«Едва закончив войну со шведами, правительство решило основать морской порт в устье Наровы. В июле 1557 года выдающийся инженер дьяк Иван Выродков построил на Нарове „город для бусного [корабельного] приходу заморским людям“, первый русский порт на Балтийском море.
Царский указ воспретил новгородским и псковским купцам торговать в ливонских городах Нарве и Ревеле. Отныне они должны были ждать „немцев“ в своей земле.
Но попытка наладить морскую торговлю с Западом через устье Наровы не дала результатов. Корабельное „пристанище“ на Нарове было готово, а иноземные купцы продолжали плавать в немецкую Нарву» 211).

1558–1583 гг. — Ливонская война Ивана IV — многолетняя и неплодотворная.

1559 г. — в Новгороде сооружается великолепная серебряная рака святого Иосифа Новгородского.

1560 г. — по приказу Ивана IV в Тихвине основываются два монастыря — Большой Успенский (мужской) на левом берегу реки Тихвинки и Малый Введенский (женский) на ее правобережье. Строительство монастырей вел Федор Дмитриевич Сырков.

Монастырское строение в юго-восточном Приладожье вызвано было начавшейся Ливонской войной. Монастыри призваны были играть роль не только религиозно-духовных центров, а также — прибежища для беженцев, согнанных с места жительства военными действиями, но и своеобразных фортификационных форпостов. Что касается Тихвинского монастыря, то он в скором времени эту свою функцию блестяще выполнит, противостоя шведскому нашествию в первом десятилетии XVII в.

1562 г. — английский капитан Энтони Дженкинсон изображает на своей карте обширную русскую область «Новогардию» (как нетрудно догадаться — «Новгородчину», то есть нынешний Озерный край с Приневьем) и сопровождает это изображение сведениями о ней, относящимися к концу прошлого, XV в.

1562 г. — Иван IV жалует пятьдесят рублей на строительство в новгородском Духовом монастыре Троицкой церкви.

1563 г. — таможенная грамота Орешка фиксирует его плодотворную торговлю: это — одно из последних официальных упоминаний о торговых операциях в Приневье перед разгромом Новгородчины Иваном IV.

1565–1570 гг. — на месте скита отшельника Мартирия — в районе нынешней станции Зеленец Волховского района — поднимаются первые строения Зеленецкого монастыря, находящегося ныне в запустении, — Троицкая и Благовещенская церкви. Построение последней связано с именем уже знакомого нам зодчего Федора Сыркова.

1568–1570 гг. — сильнейший голод и чума в Новгороде и на Приневских землях.

В декабре 1569 г. Опричная дума принимает решение о походе на Новгород.

О причине этого похода Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут в «Хронике „бунташного века“»:

«Поводом к походу опричников на Новгород послужила сдача литовцам в январе 1569 г. русского пограничного города Изборска, являвшегося одной из наиболее неприступных крепостей России того времени...
Подозреваемые в измене лица были казнены. В их числе оказался и комендант Изборска — знатный новгородский дворянин А. Ж. Нащокин, застреленный царскими лучниками в Александровой слободе.
После этой расправы по распоряжению царя наиболее неблагонадежные лица псковского и новгородского посадов были выселены.
Из Пскова выселено 500 семей, а из Новгорода — 150.
В основном это были низы городского люда... проявлявшие недовольство опричной политикой Ивана Грозного.
Еще большее недоверие к новгородцам проявилось после раскрытия опричниками в октябре 1569 г. заговора в земщине в пользу двоюродного брата царя — князя Владимира Старицкого...
Поиск заговорщиков, связанных с новгородцами, привел к одному из видных представителей государственного аппарата управления — земскому боярину В[асилию] Д[митриевичу] Данилову, возглавлявшему Пушкарский приказ.
Оклеветанный служившими у него и затем бежавшими пленными литовскими пушкарями в связях с польско-литовским королем, В. Д. Данилов под пытками сознался в измене. Обвинение... сводилось к тому, что заговорщики хотели „Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича хотели злым умышленьем извести“» 212).

8 января — 13 февраля 1570 г. — разгром опричниками Ивана Грозного Новгорода и Приневья.

Еще отрывок из «Хроники» Варенцова и Коваленко:

«В воскресенье 8 января Иван Грозный отправился в город...
Опричники принялись опустошать Софийский собор. Они выломали в нем старинные иконы, забрали драгоценную церковную утварь и колокола, сняли и вывезли древние Корсунские ворота. По всему городу хватали именитых горожан и приводили их на Городище, где над ними было устроено судилище...
Людей кололи ножами, рубили топорами, заливали на морозе водой. Их связывали веревками и десятками сбрасывали с Волховского моста в реку. По реке на лодках ездили опричники и добивали выплывших баграми и топорами.
После пыток признание в измене у новгородцев было вырвано...
Бесчинству опричников не было предела...
В Новгороде были снесены все высокие постройки, было иссечено все красивое: ворота, лестницы, окна.
Наиболее опустошительному разорению подвергся новгородский торг. Особенно ценные товары опричники делили между собой, а скопившиеся в течение двадцати лет на складах огромные партии льна, сала и воска для продажи в Западной Европе они свозили в большие кучи и поджигали...
Только 13 февраля по приказу Грозного на Городище были доставлены „из всякой улицы по человеку“, которым „милостиво“ было объявлено о прощении» 213).

Сколько же народа было погублено опричной грозой?

Вот что пишет по этому поводу Руслан Скрынников:

«Самые точные данные о новгородском разгроме сообщает синодик опальных царя Ивана Грозного. Составители синодика включили в его текст подлинный отчет, или „сказку“, Малюты Скуратова, главного руководителя всей карательной экспедиции. Запись сохранила даже грубый жаргон опричника:
„По Малютине скаске в ноугороцкой посылке Малюта отделал 1490 человек (ручным усечением), ис пищали отделано 15 человек“.
В большинстве своем „отделанные“ Малютой „православные хриcтиане“ принадлежали к посадским низам. Их имена опричников не интересовали.
К дворянам отношение было более внимательным. В синодике значатся имена и прозвания нескольких сот убитых дворян и их домочадцев 3.
Суммируя все эти данные, можно сделать вывод о том, что в Новгороде погибло примерно 2 000 или 3 000 человек» 214).

И еще один отрывок из «Хроники» Варенцова и Коваленко о последствиях опричного погрома:

«Одновременно с погромом Новгорода опричники разорили новгородские пригороды — Ладогу, Корелу, Орешек и Ивангород. Грабежам подверглись и новгородские пятины.
Однако опричный разгром Новгорода не затронул основную массу городского и сельского населения.
Причины запустения города после похода опричников кроются в другом.
Действия опричников по времени совпали с тяжелейшим экономическим кризисом, поразившим новгородскую землю с конца 60-х гг. XVI в.
Неурожай 1569 г. породил сильный голод, а летом этого же года эпидемия чумы охватила новгородские пятины. Только в одном Новгороде к концу сентября 1569 г. было похоронено в братских могилах около 10 тысяч человек.
В дни опричного погрома в городе отмечены случаи людоедства. Убитых людей голодные горожане крали ночью из-под стражи и питались ими. От голода погибло людей больше, чем от казней.
По данным писцовых книг 80-х гг. XVI в., новгородский посад начал запустевать еще до похода опричников. В 1567 г. запустел 161 двор, в 1569-м — 66, в 1570-м — 190, в 1571 г. — 240 дворов» 215).

— В начале 1570 г. на Неве разбойничал опричник Ивана Грозного Темеш Бастанов.

— В июне на Неву вторглись и шведы, опустошив острова до Лахты.

— В этом году шведы предприняли попытку заключить с Московией мирный договор.

Руслан Скрынников пишет об этом:

«Швеция прилагала все усилия к тому, чтобы избежать войны с Россией. Новый шведский король Юхан III послал на границу послов. Но ехавшие впереди послов гонцы были задержаны в Новгороде. Один из гонцов заявил о желании перейти на царскую службу и сообщил, что шведские послы уполномочены подписать с Россией мир на любых, даже самых тяжелых условиях, включая уступку Ревеля.

Царь спешно направил в Швецию разрешение на въезд послов, однако было слишком поздно. Швеция заключила мир с Данией. Шведское правительство сняло с повестки дня вопрос об уступке русским Ревеля» 216).

В начале 1572 г. царь восстанавливает в Новгороде наместническое древнее правление и назначает главным наместником боярина Ивана Мстиславского, которому отныне принадлежит вся власть в Озерном крае.

— Тем не менее Кутук-мурза, командовавший татарами и казаками в войске Саин-Булата Бекбулатовича, именно в этот год разграбил берега Невы и прошел набегами до Гельсингфорса, Борго и других финских городов.

— В этом же году в Писцовой книге впервые упоминается деревня Яносари на острове Янисари (Заячьем), которая числится сначала принадлежащей Емельянову, а затем некоему Гавриле.

А в культурной жизни Новгорода совершается ряд заметных событий:

некий шведский «толмач» открывает школу для русских детей;
живописцы создают впечатляющую икону «Страшный суд»», и ныне демонстрируемую посетителям музея;
серебряных дел мастер Григорий изготавливает «кружевной», тончайшей и изысканной работы серебряный стакан — тоже теперь музейный экспонат.

1573 г. — словно подтверждая продемонстрированное в прошлом году Григорием искусство, мастер Ефим Степанов сооружает в Антониевом монастыре богато украшенную раку святого Антония Римлянина.

1574 г. — швед Герман Флеминг идет вверх по Неве, руша купеческие русские городки.

1575 г. — 13 июля — заключение на Сестре-реке русско-шведского перемирия с условием не трогать ни тем, ни другим Финляндию, Ингрию и Карелию.

1577 г. — несмотря на заключенный два года назад договор, князь Мстиславский напускает по льду Финского залива конницу на территорию Финляндии.

1578 г. — в ответ на прошлогоднюю вылазку князя Мстиславского шведский полковник Генрих Классон Горн вторгся из Нарвы в Ингрию.

— Датский дипломат Якоб Ульфельд, побывавший в Новгороде, оставил его описание.

1579 г. — нападение шведов на Ингрию и Орешек через Выборг и Эстонию, а на Обонежье — через Нейшлот.

— 24 октября Понтус де ла Гарди 4 — француз, воевавший у маршала Бриссака, затем служивший в Англии и Дании, взятый в плен и перешедший на службу шведской короне и в довершение ко всему женившийся на побочной дочери короля Юхана — осаждает Корелу.

— 5 ноября шведы захватывают Корелу, а после этого всю Корельскую провинцию.

1580 г. — Корела официально переименовывается шведами в Кексгольм, а Корельская провинция — в Кексгольмскую губернию. Комендантом Кексгольма назначен Йеран Бойе.

— Смена Нильса Бойе на посту главнокомандующего Понтусом де ла Гарди.

— Составление «Карты Понтуса де ла Гарди» с обозначением на ней Кексгольма (Корелы), Нотэборга (Орешка), Ниена (тут он впервые появился на европейской географической карте), Лемболы, Токсова, Келтиса (Колтушей), Коркиной, Марсиной и Березовой мыз и других поселений.

Это — пусть и достаточно условное, но первое картографическое изображение ближнего Приневья.

Изображение
Карта, изготовленная по приказу шведского полководца Понтуса де ла Гарди в 1580 г. — через полвека с лишним после самого первого официального упоминания о русском торговом порте Ниене.
Карта эта — древнейшая, на которой Ниен был уже и запечатлен (на Неве, в левой стороне карты, рядом со звездочкой, означающей тут, между прочим, что у Ниена уже существовала тогда крепость, или, по крайней мере, некое защитное крепостное сооружение).


1581 г. — в ходе Ливонской войны шведы захватывают Нарву (и русские теряют, таким образом, столь трудно налаженное было «нарвское плаванье»), и временно овладевают Ивангородом, Копорьем и Ямом.

1581–1582 гг. — составление «Писцовой книги Воцкой пятины 7090», неоконченной из-за нападения шведов на Орешек.

— Побывавший в России секретарь ордена иезуитов Антонио Поссевино сообщил о численности населения Новгорода — двадцать тысяч человек — и о том, что в сооружении укреплений Малого земляного вала участвовал «некий римский архитектор» (не имеется ли тут в виду Аристотель Фьораванти?).

1582 г. — февраль — поражение шведов от воевод Михаила Катырева и Дмитрия Хворостинина.

Комментарий Руслана Скрынникова:

«В феврале 1582 г. воеводы М[ихаил] П[етрович] Катырев и Д[митрий] И[ванович] Хворостинин направились к захваченным шведами русским крепостям.
На пути к Яму, близ деревни Лялицы, передовой полк Хворостинина столкнулся с неприятельскими войсками. На помощь к нему поспешил большой полк, а „иные воеводы — как сообщают “Разряды” — к бою не поспели“.
Русские не ввели в дело всех своих сил, тем не менее они одержали полную победу. Планы общего наступления на Нарву, однако, остались неосуществленными» 217).

— С 8 сентября по 7 ноября Понтус де ла Гарди тщетно осаждает Орешек, после чего совершает — неудачный же — поход на Новгород.

1583 г. — 10 августа — Иван IV заключает Плюсское перемирие со шведами.

Комментарий Руслана Скрынникова:

«Шведские дипломаты пытались добиться от русских уступки всего побережья Финского залива, но их усилия не увенчались успехом. Мирные переговоры на реке Плюссе завершились в августе 1583 года подписанием краткого трехлетнего перемирия. Шведы удержали за собой все захваченные ими русские города — Корелу, Ивангород, Ям и Копорье с уездами. Россия сохранила небольшой участок побережья Финского залива с устьем Невы.
Так закончилась 25-летняя Ливонская война, в которую оказались втянутыми крупнейшие государства Прибалтики. Первая попытка России прочно утвердиться на берегах Балтийского моря завершилась неудачей» 218).

— Шведский король Юхан III намеревается перенести прежнюю границу с Россией, установленную Ореховецким миром, от реки Сестры к Неве и строить свою крепость напротив Орешка.

1585 г. — на эстляндской границе идут переговоры московитов со шведами, во время которых в реке Великой тонет шведский полководец Понтус де ла Гарди, о чем русская летопись сообщает в таких словах:

«Послы свейские поехали в судне на гребле, а с ними было человек 70, и принесло судно ветром на пень да вынесло доску, а Немцы почали метатца в воду, и судно потонуло, и на завтра в субботу выволокли из воды Пунцу 5».

— Перемирие 1583 г. продлено на четыре года.

1586 г. — создание чрезвычайной силы историко-публицистического произведения— «Повести о приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича, всея России самодержца, како казнил Великий Новеград...» — и почти полное прекращение крупного храмостроения на территории Озерного края, за редкими исключениями, на три четверти века.

— Крестьяне Олферко да Ивашко Дубенские отстраивают на Неве деревню Дубки, распахивают пашню, заводят скот: ближнее Приневье начинает путь к трудному восстановлению после перипетий изнурительных разорений опричнины и русско-шведских войн.

1589 г. — новгородский архиепископ Александр получает митрополичью шапку — и с той поры церковь в Новгороде и во всем Озерном крае руководится митрополитами.

Александр пребывал в этом чине до 1591 г.

Январь 1590 г. — русские полки отвоевали у шведов Ям, блокировали Копорье и продвинулись к Нарве. Дмитрий Хворостинин разбил выступившие навстречу шведские войска, и россияне приступили к осаде Нарвы.

Осаду эту возглавил Борис Годунов — умелый правитель при царствовавшем после смерти Ивана Грозного Федоре Ивановиче, но плохой военачальник.

— 19 февраля русские начали решительный штурм Нарвы, который завершился ничем из-за нерешительности Годунова.

Комментарий Руслана Скрынникова:

«По условиям перемирия, заключенного под стенами Нарвы, шведы очистили захваченные ими ранее русские крепости Ивангород и Копорье.
Россия вернула себе морское побережье между реками Наровой и Невой. Но ей не удалось овладеть портом Нарвой и восстановить „нарвское мореплавание“. Таким образом, основная цель наступления не была достигнута» 219).

1591 г. — новая напряженность на русско-шведской границе.

Скрынников пишет:

«Швеция провела крупнейшую со времен Ливонской войны мобилизацию и к 1591 году сосредоточила на русской границе до 18 000 солдат...
Столкновения на русско-шведской границе продолжались еще в течение года, после чего военные действия уступили место мирным переговорам» 220).

1592 г. — сменивший Александра новгородский митрополит Варлаам (он пребывал в этом чине до 1601 г.) направляет «Послание к валаамским старцам».

_______________
1 В дальнейшем судьба Никиты Кузмина решалась на самом высоком, как сейчас принято говорить, уровне. Одним из условий русско-шведского договора о восстановлении мира 1557 г. стал следующий пункт: «Русские заложники и все задержанные шведами члены посольства при посланнике Никите Кузмине, равно как и он сам, возвращаются шведами с почетом и с возвратом им их имущества». А в договоре об установлении перемирия царя Ивана IV с королем Юханом III (1572 г.) указывалось: «За бесчестье русских послов думного советника Ивана Михайловича Воронцова и дворянина Наумова король Швеции должен заплатить штраф в 10 тыс. ефимков (талеров) и передать России 200 вооруженных конников „со всем нарядом по немецкому чину“, т.е. полностью экипированных и вооруженных рейтаров-ландскнехтов, плюс к этому несколько мастеров-рудознатцев, т.е. геологов, умеющих отыскивать сребряные руды». (Прим. ред.)
2 Это — знакомый нам русский порт, который шведы именовали Ниеном, а русские Канцами, или Невским Устьем; после Столбовского мира 1617 г. он перешел в руки шведов.
3 Дворян было 211, дьяков и подьячих — 45, столько же — членов их семей; монахов, холопов и других лиц — 30; около 200 дворян отправили в Александровскую слободу.
4 В отечественной историографии принято написание Делагарди. В таком виде имя француза De la Gardie приводится в цитируемых далее документах и работах историков. (Прим. ред.)
5 Так — «Пунца» — в летописи назван Понтус де ла Гарди.

Изображение

#7 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:45

XXIII. От Тявзина к Столбову через строение Ниеншанца

1595 г. — 18 мая — заключение шведско-русского Тявзинского мирного договора.

Комментарий Руслана Скрынникова об этом:

«В мае 1595 года русские послы подписали в Тявзине „вечный мир“ со Швецией.
Шведы обязались вернуть России крепость Корела, важнейший форпост обороны за Невой и последнюю русскую территорию, удержанную ими после Ливонской войны.
Владея устьями Невы и Наровы, русские располагали выходами к морю. Но они не могли основать здесь свои морские гавани. Шведский флот сохранял господство на Балтике. Шведские представители добились того, что мирный договор подтвердил принцип морской блокады русского побережья в районе Ивангорода. План превращения Ивангорода в морские ворота России потерпел неудачу.
Тявзинский мир нанес ущерб экономическим интересам страны, нуждавшейся в расширении торговли с Западной Европой» 221).

1599 г. — в таможенную книгу Выборга внесена запись о зимней торговле Василия Григорьева, купца из Невского Устья.

1600 г. — В тихвинском Успенском монастыре сооружают Звонницу, через полвека — едва ли не впервые в России — украшенную часами.

— Карл IX, захвативший шведский трон у законного его обладателя, своего племянника, польского короля Сигизмунда III Вазы, обновляет привилегии Выборга: вся русская торговля должна идти теперь только через Выборг и Ревель.

С начала XVII в. полновластными хозяевами в Новгородчине становятся уже не наместники, а назначаемые Москвой воеводы — и в краю воеводствуют князья Василий Иванович Шуйский и Иван Никитич Одоевский.

1601 г. — составление так называемых Уваровского и Погодинского новгородских хронографов (летописаний).

Тут надо отметить следующее немаловажное для этого времени обстоятельство. С начала XVII в. в Новгородчине идет мощный историко-литературный процесс, так характеризуемый Владимиром Варенцовым и Геннадием Коваленко:

«Одной из примечательных страниц в истории культуры Новгорода является развитие летописания в XVII в. ...
Исследования С[ергея] Н[иколаевича] Азбелева 1 позволили выявить в рукописных собраниях Москвы, Ленинграда и Новгорода более 70 списков новгородских летописей XVII в. Из них четыре списка являются наиболее крупными по объему, излагающими новгородскую историю непрерывно за восемь столетий.
Все эти своды — Забелинская летопись, Новгородская третья летопись, Уваровская и Погодинская — представляют большую ценность для изучения культуры Новгорода не только XVII в., но и более ранних веков...
Только в Новгородской третьей летописи мы находим единственное упоминание о строителе Георгиевского (1119 г.) собора Юрьевского монастыря — мастере Петре. В ней же находятся уникальные сведения о деятельности известного живописца XIV в. Феофана Грека, работавшего над фресками церкви Спаса Преображения на Ильине улице в 1478 г.
...Не опубликованная до сих пор целиком Забелинская летопись является основным памятником литературы Новгорода XVII в.» 222).

— В Зеленецком монастыре поднялась каменная церковь Одигитрии, построенная в честь почитавшейся в крае иконы Тихвинской Богоматери.

1605 г. — развитие шведско-русских отношений после смерти Бориса Годунова.

Комментарий Владимира Варенцова и Геннадия Коваленко:

«После вступления Лжедмитрия I в Москву Карл IX предлагает ему ратифицировать Тявзинский договор 1595 г. и заключить союз против Сигизмунда III. Однако Лжедмитрий не признал его законным государем и отказался вести с ним переговоры.
Важное место в политических расчетах шведского короля занимал Новгород. Карл IX вспомнил о его былой самостоятельности, о том, что Новгород и в рамках централизованного государства сохранял некоторые черты федеративного устройства и автономии, о том, что новгородские наместники и воеводы сохранили право прямых сношений со шведскими королями.
В 1605 г. Карл IX обратился к новгородцам с воззванием, в котором изобличил перед ними коварную политику папы римского, учинившего в России смуту и кровопролитие с целью искоренения православной религии, и заявлял о своей готовности оказать им помощь» 223).

В 1605 г. в Озерном крае воеводствуют Василий Иванович Буйносов-Ростовский и Михаил Петрович Катырев-Ростовский.

1606 г. — начало переговоров комендантов пограничных крепостей Карла IX с новгородскими властями о предоставлении Новгороду независимости от Москвы.

— Ивангород, Орешек и Корела признают Лжедмитрия II, который объявился под Москвой после смерти Лжедмитрия I.

— Воеводой в Новгороде в тот год был князь Никита Васильевич Трубецкой, а в 1607–1608 гг. — князь Алексей Петрович Куракин и Михаил Иванович Татищев.

1608 г. — в августе в Новгород прибывает Михаил Скопин-Шуйский, талантливый молодой русский полководец, начавший службу в восемнадцатилетнем возрасте и популярный в народе.

— В ноябре Скопин-Шуйский заключает в Новгороде предварительное соглашение о военной помощи с королевским посольским секретарем Монсом Мортенссоном и начинает сбор дружин в Новгороде со всего русского Севера, ведя пропаганду против Лжедмитрия II и передавшихся на его сторону русских городов.

1609 г. — 23 февраля — подписание Выборгского договора (с тайным пунктом о передаче шведам — навечно — Корелы); Россия обязалась снабдить шведское войско Якоба де ла Гарди артиллерией, амуницией и продовольствием в обмен на военную помощь со стороны шведов в борьбе против поляков.

Комментарий Владимира Варенцова и Геннадия Коваленко:

«В феврале 1609 г. в Выборге был подписан союзный договор со Швецией, по условиям которого Россия отказывалась от претензий на Балтийское побережье и передавала Швеции „в вечное пользование“ город Корелу с уездом.
Шведское правительство должно было послать в Россию пятитысячное войско для борьбы с противниками Василия Шуйского 2.
По меткому выражению Н[иколая] И[вановича] Костомарова, со стороны Карла IX это была „помощь во имя собственного спасения“, так как если бы полякам удалось овладеть Московским государством, то Сигизмунд III обратил бы соединенные силы двух государств „для возвращения короны, похищенной его дядей“.
Для Карла IX было важно поддерживать в России всякое независимое от Польши национальное правительство» 224).

Находящийся в это время в Новгороде дьяк Иван Тимофеев, публицист, автор знаменитого «Временника», который он начал сочинять уже в пору захвата Новгорода войсками де ла Гарди, расценивал позже приглашение шведов как попытку одной стаей волков защитить стадо овец от другой стаи волков же.

— Март: прибытие к Новгороду шведских войск, которое Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко описывают так:

«В конце марта 1609 г. шведское войско под командованием опытных военачальников Эверта Горна, Христиерна Сомме, Акселя Курка, Андерса Бойе подошло к Новгороду. Его возглавлял 26-летний Якоб Делагарди, сын побочной дочери шведского короля Юхана III и известного шведского военачальника Понтуса Делагарди, прошедший хорошую школу воинского искусства у известного полководца, наместника Нидерландов графа Морица Оранского.
Оставив главные силы в Тесове, он с небольшим отрядом прибыл в Новгород, где ему была устроена торжественная встреча. Здесь Скопин-Шуйский подтвердил своей подписью Выборгский договор и выплатил часть жалованья наемному войску» 225).

— 25 апреля отряд под командованием русского военачальника Федора Чулкова и шведа Эверта Горна взял под свою руку предавшиеся Лжедмитрию II Порхов и Орешек.

— 10 мая из Новгорода в Москву выступил Михаил Скопин-Шуйский с двухтысячным войском, а из Тесова в том же направлении двинулась десятитысячная армия под командованием Якоба де ла Гарди.

1609–1611 гг. — путешествие по Московии шведа Петра Петрея, оставившего описание страны и, в частности, Приневья.

— Начало противодействия населения Карелии переходу под власть шведской короны.

1610 г. — 12 марта после ряда задержек, вызванных неуплатой жалованья шведам, армия Скопина-Шуйского и де ла Гарди торжественно вступила в освобожденную от осады «тушинских воров» Москву. Шведы меж тем ничего, кроме обещанной Выборгским договором Корелы, не получили.

— 23 апреля Скопин-Шуйский внезапно скончался, по слухам, отравленный ядом.

— В июне Якоб де ла Гарди прибыл из Москвы в Выборг, после чего отправился с войском — через Вуоксу — к Кореле.

— В конце июня — начале июля де ла Гарди, у которого новгородцы задержали обоз, посланный во главе с Меншиком Борановым, приказал блокировать торговые пути к городу.

Тогда же, по утверждению шведского историка Иоганна Видекинда, де ла Гарди «послал в Выборг предписание комиссарам задержать все находящиеся там русские торговые суда — и по продаже их груза употребить вырученные деньги на уплату жалованья войску, и что он сам также задержал на Неве два нагруженных солью судна и, захватив еще несколько тысяч бочек соли в городе [in urbe], повелел поспешить туда как можно скорее с транспортными судами для перевозки этой добычи» 226).

В письме этом, вероятно, впервые в XVII столетии, упомянут «urbe» на Неве, то есть, несомненно, Ниен, он же — Невское Устье, или Канцы.

В городе этом де ла Гарди побывал и сам, видел его и вскоре упомянет это место в новом письме к королю.

4 июля Якоб де ла Гарди начал осаду Корелы: ее гарнизоном руководил воевода Иван Михайлович Пушкин, предок поэта.

В августе де ла Виль, помощник де ла Гарди, захватил Ладогу (вернет он ее россиянам только через год).

— Сам Якоб де ла Гарди пишет в это время королю о необходимости завоевания русского Северо-Запада, предлагая основать на Неве новую крепость в шести милях от Орешка, у торгового порта Ниена.

В ответ на это Выборгская комиссия поручает де ла Гарди составить подробное картографическое описание Ладожского озера.

С 1611 по 1616 гг. новгородскими воеводами были князь Иван Никитич Одоевский, Василий Иванович Бутурлин, а с 25 июня 1611 по 12 марта 1617 гг. — и Якоб де ла Гарди.

1611 г. — 23 февраля Якоб де ла Гарди яростно, но безуспешно атакует Орешек.

— 2 марта перед шведами капитулировала Корела — и де ла Гарди готовится к решающим переговорам с Новгородом.

— В мае в Новгород прибывает представитель нижегородского ополчения и Земского совета Василий Бутурлин с целью склонить шведов к отправке войска на помощь Москве.

— Получив из Стокгольма инструкции о желательном присоединении к Швеции Ивангорода, Орешка, Яма, Копорья, Гдова и Колы, де ла Гарди, вставший в середине июня лагерем у Хутынского монастыря, излагает их на переговорах в Новгороде и получает согласие Бутурлина (от имени ополчения и Совета всей земли), но вместе с тем решительный отказ новгородцев, не желающих отдавать свои земли.

Этот отказ новгородцев дорого, увы, обойдется городу.

— 23 июня, узнав, что поляки стоят на Поклонной горе под Москвой, Земский совет принимает требование де ла Гарди о признании русским царем одного из сыновей Карла IX.

Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко так комментируют действия Совета:

«Это решение знаменовало крутой поворот в династической политике и означало формальный отказ от польской кандидатуры.
Оно было продиктовано... желанием некоторых его представителей вернуть Русскому государству единство и спокойствие, сплотив его, хотя бы на время, вокруг шведского кандидата...
По всей вероятности, у шведского кандидата в Совете всей земли были не только сторонники, но и противники. Не случайно „бояре и дворяне и думные дьяки и всяких чинов служилые люди советовались со всякими людьми не один день“, прежде чем приняли это решение» 227).

— 2 июля в Новгород доставили проект приговора ополчения.

Варенцов и Коваленко пишут об этом приговоре:

«Новгородцы не передали его Делагарди, а лишь изложили его содержание, умолчав о том, что приговор предусматривал уступку шведам пограничных крепостей Ладоги и Орешка. Новгородские власти придерживались собственной линии в переговорах со шведами. Об их позиции можно судить по сохранившемуся черновику проекта договора...
Этот проект предусматривал подтверждение Выборгского договора, союз со Швецией и совместные действия против польско-литовских отрядов. Делагарди должен был очистить Ям, Ивангород, Копорье и Гдов, но не присоединять их к Швеции, а вернуть Московскому государству... Шведские войска не должны вступать в Новгородский и Ореховский уезды...
Переговоры зашли в тупик, и Делагарди решил взять Новгород штурмом, чтобы заставить новгородцев принять его условия» 228).

— 16 июля шведы начали атаку.

Еще — Варенцов и Коваленко:

«Шведам не удалось взять штурмом укрепления Окольного города, так как петардист был убит, и взорвать ворота они не смогли.
Новгородская летопись сообщает, что шведам помог попавший к ним в плен Ивашка Шваль, который тайком пробрался в город и открыл Чудинцевы ворота...
Сильное сопротивление встретили шведы со стороны отряда В[асилия] Бутурлина. Но это сопротивление было непродолжительным... До последнего сражались стрелецкий голова Василий Гаютин, дьяк Афиноген Голенищев, казачий атаман Тимофей Шаров, Василий Орлов. Погиб в огне протопоп Амос, отказавшийся сдаться врагам.
Шведы овладели укреплениями Малого земляного города. Однако их атака захлебнулась у стен детинца...
В осажденном детинце собрали военный совет. Воевода [Иван Никитич] Одоевский и митрополит Исидор 3 приняли решение о прекращении сопротивления.
17 июля шведы заключили с новгородскими властями соглашение о перемирии, вошли в кремль. Целую неделю шли переговоры об условиях соглашения.
Договор был заключен 25 июля от имени Новгородского государства и шведского короля. Его преамбула содержала ссылку на решение Совета всей земли от 23 июня.
Он подтверждал Тявзинский мир и Выборгский договор 1609 г., но... признавал шведского короля покровителем России и предусматривал избрание одного из его сыновей великим князем Новгородского государства, а также Московского и Владимирского государств, если они захотят присоединиться к Новгороду...
Формально июльский договор отделял Новгород от Русского государства, связывал его обязательствами перед Швецией.
Фактически Новгород порвал с земским освободительным движением» 229).

Управление Новгородской землей перешло в руки де ла Гарди (при «совете» Одоевского и Исидора) — и шведский полководец направляет в Стокгольм приложенный к отчету о взятии Новгорода первый полный, составленный по его приказу план захваченного города.

Однако новый король Швеции Густав II Адольф не спешил сажать на русский престол своего брата Карла Филиппа, ставя во главу угла восточной политики не династическую, а территориальную экспансию.

— Не лишенный исторического интереса факт российско-шведских связей и отношений: с 1611 г. в шведскую службу поступил русский дворянин Петр Нассакин (видимо, первоначально — Нащокин). Сын его, Петр Петрович, через полвека будет записан в Шведскую рыцарскую палату (своего рода Бархатная книга дворянства).

— В конце года назначенный главным строителем новой шведской крепости на Неве архитектор и инженер Линдвед Классон Хестеско возвел на мысу меж Невой и Охтой четырехбашенную деревянную крепость Ниеншанц для пятисот человек гарнизона.

Изображение
Фрагмент карты Э. Н. Аспегрена 1640 г. показывает нам, как выглядела крепость Ниеншанц, возведенная в 1611 г. строителем Линдведом Классоном Хестеско.


Изображение
Приблизительная реконструкция внешнего вида крепости (по В. Г. Кржишталовичу).


1612 г. — к началу года шведы захватили российское побережье Финского залива и бассейн реки Невы, города и крепости Ладогу и Старую Руссу, Ивангород, Копорье и Ям, Гдов, Порхов и Тихвин (он, правда, вскоре от шведов отложился).

— 17 мая Эверт Горн взял Орешек, который с той поры до 1702 года именовался по-шведски — Нотэборгом (немецкий вариант, принятый и в России, — Нотебург).

— Используя земельные пожалования для привлечения на свою сторону дворянства и новгородской верхушки, шведы вручили воеводе Одоевскому Славятинский погост, а дворянам Григорьеву, Дубровскому, Лупандину, Негановскому, Отрепьеву, Якушкину — более пяти тысяч четвертей земли.

— Чтобы обезопасить ополчение с севера, Дмитрий Пожарский начал переговоры с Новгородом. Когда в октябре Москва была освобождена от интервентов, новгородцы напомнили руководству ополчения о Карле Филиппе и получили ответ:

«Нам теперь такого великого государственного и земского дела, не обославшись и не учиня совета и договора с казанским, астраханским, сибирским и нижегородским государствами и со всеми городами Российского царства, со всеми людьми от мала и до велика, одним учинить нельзя; и мы теперь об избрании государском и о совете, кому быть на Московском государстве, писали во все города, чтобы из всех городов прислали к нам в Москву» 230).

1613 г. — 21 февраля, несмотря на то, что среди сторонников Карла Филиппа на соборе выступали, между прочим, такие князья, как Пожарский, Куракин, Мстиславский, Черкасский, Земский собор избрал царем Михаила Федоровича Романова.

— 25 мая вспыхивает восстание тихвинских посадских людей против шведского гарнизона, сидевшего в захваченном городе. Поддержанные пришедшим на помощь отрядом Дмитрия Воейкова, посадские люди овладели монастырями и городом.

— В июне в Выборге шли несколько нелепые уже переговоры об избрании российским царем Карла Филиппа.

Комментарий к этому событию Владимира Варенцова и Геннадия Коваленко:

«Новгородские представители отказались признать его русским царем от лица всего Русского государства.
Один из членов новгородского посольства гость Степан Иголкин заявил, что новгородцы не подчинятся шведской власти, как не подчинились польской, до тех пор, пока в живых останется хотя бы один ребенок. С большим трудом новгородским послам удалось спасти его от ареста» 231).

— В августе шведы вновь овладевают тихвинским Введенским монастырем и начинают почти месячную осаду Успенского монастыря, однако 15 сентября тихвинцы изгоняют их — и город надолго становится центром освободительного движения края.

Тихвинцы начинают строительство речного флота, состоящего из особой конструкции лодок — «тихвинок», — вооруженных мелкокалиберными пушками. Этот флот на протяжении двух последующих лет действует в Ладожском озере.

Тихвин и монастыри становятся базой сбора регулярных русских войск и свозимых сюда из Москвы боеприпасов, местом формирования партизанских отрядов.

— В течение полутора лет ширится партизанское движение в Карелии и Олонецком погосте. Известны имена некоторых партизан — например, Ивана Ракаччу из Большой Тикши и Максима Рясинена.

Осенью шведы использовали польско-литовских наемников, желая захватить Карельское Поморье и Заонежье, но против них выступили андомские, пудожские и шальские крестьяне, ведомые воеводой Богданом Чулковым. Неудачей кончается и попытка наемников взять Холмогоры, Сумский, Толвуйский и Шунгский остроги. Шведско-польско-литовские силы захватывают было поселение на месте будущей крепости Олонца, но россияне и карелы громят их и изгоняют с берегов Олонки и Мегрети.

— В период оккупации Новгорода шведами Иван Харламов, родоначальник известного новгородского торгового семейства, выезжает в Колывань (Таллин), где совершает ряд торговых операций. Впоследствии Харламовы до конца XVII в. поддерживают тесную связь с зарубежными компаньонами.

1614 г. — в январе Якоб де ла Гарди и Эверт Горн пытаются привести новгородцев к присяге шведскому королю Густаву II Адольфу, однако те отказываются под предлогом того, что уже раньше присягнули Карлу Филиппу. Вскоре Горн возобновляет эту попытку, и в городе проходит плебисцит: «Хотят ли жители целовать крест Густаву Адольфу или желают остаться верными присяге королевичу Карлу Филиппу?» — на каковой вопрос все голосуют за Карла Филиппа, подчеркивая при этом единство Новгородского государства с Российским царством.

— Осенью король Густав II Адольф, лично командуя войсками, захватил Гдов.

При этом был взят в плен Василий Бутурлин, который после этого перешел в шведскую службу; в 1645 г. получил чин майора, в 1649-м — подполковника; с 1651 г. стал дворянином и в следующем году занесен был в Шведскую рыцарскую палату; женат был на уроженке Бьерке Анне Христофоровой.

— В августе Джон Мерик 4 предлагает Москве посредничество в примирении со Швецией, за что просит английским купцам льгот, и отправляется в Новгород.

— Немец Матвей Шаум, служивший в армии де ла Гарди, составляет подробную «Историю достопамятных происшествий, случившихся с Лжедмитрием, и о взятии шведами Великого Новгорода».

Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко сообщают следующее:

«В 1614 г. в Новгороде побывал шведский историк Мартин Ашаней.
Он отождествил врата новгородского Софийского собора с Сигтунскими вратами, которые, согласно легенде, в 1187 г. были взяты в Сигтуне новгородцами. Это, кстати, был хороший предлог для того, чтобы вывезти их в Швецию. Не случайно шведский король, ухватившись за это, приказал привезти врата в Стокгольм 5.
Так возникла легенда о Сигтунских вратах Софийского собора в Новгороде, получившая распространение в России благодаря переведенной на русский язык „Истории Швеции“ шведского историка Улофа Далина. Однако Сигтунскими вратами в ней названы не Корсунские, а внутренние врата Софийского собора» 232).

1615 г. — в январе новгородский дворянин Яков Боборыкин убеждает шведов начать переговоры с Москвой и выезжает с посольством архимандрита Киприана в столицу.

Митрополит Исидор требует в Новгороде у Эверта Горна:

«А когда нас королевич 6 от себя отказал, и мы стали вольные, дайте нам повольность. Что вы нами торгуете, издеваетесь, что скотом, а люди есьм».

— Голод и эпидемии (результат роста поборов и ограничения в снабжении продовольствием со стороны шведов) уносят в Новгороде восемь тысяч человеческих жизней. Этим произвол шведов не ограничивается: они грабят церкви и монастыри.

— В мае, несмотря на шведское присутствие, в Невском Устье осуществляется акция, о которой питерский ученый Сергей Гадзяцкий писал в «Исторических записках»:

«Любопытным памятником невского торга является Записная книга сбора таможенных пошлин на Невском устье 1615 г. В мае этого года подьячий Афанасий Бражников „по наказу великого боярина и ратного воеводы Иверта Гургия Карлуковича и по выписи из уставные грамоты за приписью дьяка Семена Лутохина збирал на Невском устье государеву таможенную пошлину с торговых с немцев 7 и русских людей, которые ездили с Невского устья в Орешек и в Новгород, и назад и которые немецкие и русские люди стоя торговали на Невском устье“.
В книгу записано было, „сколько в котором судне в немецком какова товару было, и кто который товар ценою по сказке приходного Фредерика Меллера, и что по указу с того товару и со всякого взято в государеву казну пошлинных денег, с немецких людей по указу, а с русских людей по уставной грамоте“» 233).

— Яков Боборыкин и Матвей Муравьев доставляют из Москвы в Новгород царскую жалованную грамоту, и новгородцы составляют отказную от присяги королю и от королевича Карла Филиппа грамоту, которую вручают Эверту Горну.

Муравьев за это был выслан из Новгорода, а Боборыкин арестован и препровожден в Выборг, где находился под угрозой смертной казни, от которой его спасло вмешательство дипломата Джона Мерика.

— В июле Густав II Адольф безуспешно осаждает Псков.

— 30 июля псковичи наголову разбили шведские отряды, причем убили командующего новгородским гарнизоном фельдмаршала Эверта Горна и ранили принимавшего лично участие в битве короля Швеции.

1616 г. — в январе, в сельце Дедерине, при посредничестве Джона Мерика и голландских послов начинаются мирные переговоры между Россией и Швецией.

— Переговоры в Дедерине к зримым результатам не приводят, после чего Джон Мерик, уже один, настаивает на новой встрече, которая в конце декабря проходит в деревне Столбово на реке Сяси (ныне — Хваловского сельсовета Волховского района).

— Шведский король Густав II Адольф пишет матери:

«Кексгольм, Нотэборг, Ям, Копорье и Ивангород составляют ключи от Финляндии и Лифляндии и заграждают Балтийское море от России.
Если бы мы возвратили Нотэборг или Ивангород, или оба города вместе и если бы Россия подозревала о собственном своем могуществе, то близость моря, рек и озер, которых она до сих пор не умела еще оценить, дала бы ей возможность не только вторгнуться в Финляндию со всех сторон и во всякое время года, но даже, благодаря ее огромным средствам и неизмеримым пределам, покрыть Балтийское море своими кораблями, так что Швеция беспрестанно подвергалась бы опасности».

Тут уместно привести отрывок из замечательного двухтомного труда Андрея Иоганна Гиппинга «Нева и Ниеншанц», изданного в Петербурге в 1909 г., почти через полвека после смерти автора, при жизни издания книги не дождавшегося:

«Если мы окинем взором географическое положение... страны и примем в соображение, что река Нева, соединяющая Ладогу и Финский залив, во все бывшие войны составляла точку, сосредоточивавшую на себе внимание воюющих держав, то покажется очень правдоподобным, что Швеция приобретением Невы желала приготовить себе естественную и легко обороняемую границу.
Господство над Невою долженствовало отделить Россию от остальной Европы и в то же время вручить Швеции ключи от тех богатых запасов, которые хранились в обширных областях России...
Для такой важной цели никакие усилия и пожертвования не могли казаться важными; с другой стороны, легко понять, что такая великая мысль должна была оказываться живою в своих действиях и не могла ограничиваться одним умствованием» 234).

— Весной голландские дипломаты наблюдают страшные сцены голода в Новгороде.

— Голландский купец Григорий ван дер Гейден доставляет в новгородские и ладожские государевы житницы рожь и ячмень по умеренной цене, тем самым несколько облегчая катастрофическое положение в Новгороде.

— Выборг получил право на ярмарки в Гельсингфорсе, Вильманстранде, Ниене и Моле.

1617 г. — 27 февраля граф Якоб де ла Гарди, Индрик Горн, выборгский и карельский наместник Арвид Тенисcон и королевский секретарь Монс Мортенссон подписали в Столбове с князем Данилой Ивановичем Мезецким, окольничим, наместником Алексеем Ивановичем Зюзиным, дьяками Николаем Никитичем Новокшововым и Добрыней-Филиппом Никитичем Семеновым мирный договор между Швецией и Россией.

По Столбовскому договору к Швеции отходили Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и — еще по договору царя Василия Шуйского — Корела; Россия получила обратно Новгород, Старую Руссу, Ладогу, Порхов и Гдов с Сумерской волостью, церковные раритеты храма св. Софии и колокола.

Карл Филипп отказался от претензий на отданные земли, а царь Михаил Федорович отрекся в титуле от Ижорских земель, передав их в титул королю Швеции.

Шведы открыли вольный торговый двор в Новгороде, Москве и Пскове, а русские — в Колывани, Выборге и Стокгольме.

Комментарий Владимира Варенцова и Геннадия Коваленко:

«После заключения Столбовского мира Новгород стал своего рода связующим звеном между Русским государством и русскими территориями, перешедшими под власть шведской короны. В соответствии с договоренностью... православное духовенство этих территорий подчинялось новгородскому митрополиту, который назначал священников в православные приходы Корельского уезда и Ижорской земли, руководил церковным строительством и вершил суд по церковным делам. В Новгород из-за шведского рубежа приезжали монахи, священники, торговцы и перебежчики, спасавшиеся от национального угнетения и феодальной зависимости...
По условиям Столбовского договора единственным торговым партнером России, с которым русские купцы могли вести прямую торговлю, была Швеция.
Особенность этой торговли состояла в том, что кроме прямых торговых операций, проводимых на русском гостином дворе в Стокгольме, русское купечество осуществляло также транзитную торговлю с западноевропейскими купцами через города Прибалтики: Ригу, Ревель (Таллин), Нарву (Ругодив), Канцы (Ниеншанц) и Выборг.
Монопольное право торговли шведов с русскими купцами повторялось позднее в Валиесарском (1658 г.) и Кардисском (1661 г.) договорах» 235).

— В начале марта в Новгород пришла царская грамота с известием о возвращении Новгорода — «искони нашей отчины».

— 13 марта шведы ушли из Новгорода.

Князь Данила Мезецкий, Алексей Зюзин, Николай Новокшовов и Добрыня-Филипп Семенов, встреченные народом и митрополитом Исидором, вступили в город, везя с собою список — копию с чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери — главной поруки с русской стороны при подписании Столбовского мирного договора.

— К 23 августа Мезецкий и Зюзин составили «Описание Новгорода 1617 года» — документ о потерях города и его святынь в пору шведской оккупации. Найденное в РГАДА, оно было опубликовано в 1984 г.

С 1616 по 1619 гг. в Новгороде воеводствовали князья Иван Андреевич Хованский, Мирон Андреевич Вельяминов и Данила Иванович Мезецкий.

_______________
1 Речь тут идет о труде Сергея Азбелева «Новгородские летописи XVII в.», изданном в Новгороде в 1960 г.
2 Он стал к тому времени царем на Москве после смерти Лжедмитрия I.
3 Он был митрополитом в Новгороде с 1603 по 1619 гг.
4 Английский посланник (посол?) Джон Уильям Мерик, известный в России под именем князя Ивана (Джон) Ульянова (Уильям) или под именем Ивана Ульяновича Рицера (рыцаря, ибо он был баронетом). Джон Мерик пользовался огромной популярностью в России, так как хорошо говорил по-русски, имел несколько поместий в России, ладил со знатью и со своими соседями по поместью, мелкими дворянами, и был первым дуайеном дипкорпуса в России, ибо с 1622 г. стал первым постоянным иностранным представителем (посланником, а затем и послом) при русском дворе в Москве.
5 Приказ этот отдан был в следующем, 1615 г., но де ла Гарди не выполнил его, зная, какое возмущение вызовет это у новгородцев, хотя на самом деле врата были немецкие, сделанные в Магдебурге.
6 То есть Карл Филипп.
7 Видимо, со шведов: торговля шла тогда только с ними.


XXIV. Начало шведского периода Приневья


В октябре 1617 г., выступая перед депутатами риксдага (Государственного сейма Швеции), король Густав II Адольф заявил им следующее:

«Великое благодеяние оказал Бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навек должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде так часто нас беспокоили.
Русские — опасные соседи; границы их земли простираются до Северного, Каспийского и Черного морей; у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города; они могут выставлять на поле большое войско; а теперь этот враг без нашего дозволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море.
Большие озера — Ладожское и Пейпус [Псковское], Нарвская область, тридцать миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него; у России отнято море и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек» 236).

— 12 октября шведский риксдаг упомянул Ниен в ряду крупнейших своих городов — Або, Выборга, Нарвы и Ревеля, — а король утвердил торговую ординацию, где сказал об основании «города на Бьерке», поставив его на одну ступень с Нарвой, Ивангородом, Ямом, Копорьем, Кексгольмом и Нотэборгом.

Тогда же Густав II Адольф разрешил иностранцам посещать Нарву и Ниеншанц.

Относительно упомянутого королем «Бьерке» Гиппинг, имея поначалу в виду «Бьерке, О — Березовые острова», пишет:

«По хорошей пристани, место это с незапамятных времен посещалось плывшими в Неву и из оной, и вот почему я разделял прежде мнение, что король Густав хотел там основать город. Но, вникая в дело глубже, я нахожу, что предположение невероятное, ибо Бьерке лежит на расстоянии около 40 верст от города Выборга, именно при входе в Выборгский залив, которым всякий, отправившийся в этот последнеупомянутый город, должен проходить. Если бы при Бьерке был построен город, то падение Выборга было бы неизбежно, чего никогда не могло быть в намерении короля, тем более, что постановлением, в котором упоминается о проекте заложения города при Бьерке, он дает Выборгу право стапельного города.
Вследствие того я полагаю, что под словом „Бьерке“ тут должно разуметь совсем другое место, а именно так называемую ныне Петербургскую [Петроградскую] сторону, которая до основания С.-Петербурга именовалась Бьерке (Koivo Saari).
Кроме того, там было прекрасное место для основания города, хотя он и был впоследствии перенесен выше, поближе к крепости, вероятно, по той причине, что на сем последнем месте было стечение народа больше и самый город, находясь при крепости, был в большей безопасности.
Что это действительно было так и что король уже в 1617 году имел намерение построить при реке Неве город, видно из того же постановления, где он дал иностранцам право посещать Нарву и Ниэн (Неву), из коих последнее место он в следующем параграфе обозначает ясно, говоря, что „город должен быть основан при Бьерке“» 237).

— Как и в прошлом году, голландский купец ван дер Гейден доставил в Новгород и Ладогу дешевый хлеб, за что — как и Джон Мерик, способствовавший заключению мира со Швецией, — получил жалованную грамоту и щедрые дары от царя.

— Теперь еще об одном «российско-шведском семействе». В 1617 г. в шведскую службу поступил подполковник Александр-Любим Дмитриевич Рубцов. Он был женат на Анне Исаевне Аминовой, а их сын Константин был в браке с дочерью предпоследнего ниеншанцкого коменданта Александра Пересветова-Мората, отец которого, Петр, был женат на другой Аминовой — дочери ингерманландского воеводы Фридриха. Прародителем Аминовых был выходец из Богемии Иоганн (у нас, естественно — Иван), женатый на Прасковье Щербаковой; видным представителем семейства был и Федор Аминов: он в 1618 г. поступил на шведскую службу и стал штатгальтером Ивангородской крепости; женат был на Авдотье Ламановой.

1618 г. — 29 марта Семен Жеребцов и Иван Доможиров с дьяком Иваном Лговским подписали с Клаусом Эриксоном, Ефимом Бернсом и секретарем Индриком Юнссоном Межевую запись о размежевании по Столбовскому договору Новгородского, Ладожского и Гдовского уездов.

Граница между Швецией и Россией проходила теперь по следующим современным географическим ориентирам (я описываю только южную, ижорскую ее часть, не касаясь линии размежевания, шедшей севернее Ладоги).

Начинаясь при впадении в Чудское озеро реки Нарвы, она поднималась по нынешней границе между Россией и Эстонией до Нарвского водохранилища. Пересекала его с запада на восток, а затем опускалась между селениями Черновским и Вервенкой.

Далее от речки Пяты она шла мимо Пятского озера к речке Верце до ее впадения в реку Лугу, после чего — по Луге мимо селений Большой Сабск, Изори, Гостятино, Лемовжа, Твердять, Старица и Вяз.

Между Вязом и Муравейном она поворачивала на восток к речке Кемке, поднималась по ней до Липова, а потом — еще выше, по реке Ящере между Сорочкиным и Низовской.

Затем по речке Лутинке граница шла на север к Дивенской, а от нее — на северо-восток к Орлинскому озеру, мимо Заозерья, Острова и Орлина к Дружной Горке.

После этого от Кургина поворачивала на восток: шла через Слудицы к Борисову на Оредежи, затем — мимо Малых и Больших Слудиц к месту впадения речки Еглинки в Тосну у Гришкина.

По Тосне она поднималась до Андрианова и Усадища, а после снова шла к востоку — мимо Красного Латыша к речке Чудле, поворачивая от нее на восток между Костуей и Ивановским, касаясь южного изгиба Мги. После этого устремлялась на северо-восток и, миновав Жарок и северную оконечность большого Сокольего Мха, выходила западнее Гороховца на речку Оломну.

Тут граница, повернув несколько на запад, начинала общее восхождение к северу — мимо Пятого и Четвертого Рабочих Поселков к озеру Люкосаргскому, в которое впадает речка Лава.

По Лаве граница и поднималась до ее впадения в Ладожское озеро, минуя Второй Рабочий Поселок, Назию, Жихарево, Васильково, Подолье и Лаврово.

— С этого года (до начала XVIII в.) шведы стали составлять поземельные Писцовые книги Ижорской земли.

1619 г. — шведы начинают ремонт Нотэборга.

На период с 1619 по 1627 гг. новгородским митрополитом стал Макарий.

1620–1622 гг. — воеводой в Новгороде был князь Данила Иванович Мезецкий.

1622 г. — новгородский гость, то есть купец, Макар Загорский первым — и впервые — после заключения Столбовского мира побывал в Стокгольме, где провел три летних месяца и заключил ряд торговых сделок.

— 22 ноября все иностранцы были лишены права нагружать и выгружать в Ниене купеческие товары под угрозой конфискации судна и товара: результат интриг выборгских купцов, за сто лет деятельности Ниена получивших на то основание.

1623–1625 гг. — воеводой в Новгороде был Григорий Петрович Ромодановский.

1624 г. — Густав II Адольф вводит во владение (ленную вотчину) Дудоровским погостом государственного советника Иоганна Бенгтсона Шютте — прежнего своего школьного наставника, который спустя пять лет станет первым генерал-губернатором Лифляндии, Ингерманландии и Карелии до 1634 г.

1625 г. — 14 апреля словолитчик (типограф) Петер фон Целов, по происхождению русский, начал издание целого ряда религиозных сочинений на русском языке: король намерен был католизировать местное русское, карельское и ижорское население.

1626–1627 гг. — строительство Шведского торгового двора в Новгороде (по Столбовскому договору) — в центре города и за счет русской казны. Двор сгорит в 1633-м, будет отстроен в 1648-м и закрыт в 1656-м в связи с русско-шведской войной.

1626–1628 гг. — князь Иван Никитич Одоевский — воевода Новгорода.

— Стокгольм посещают новгородские купцы Дмитрий Воскобойников, Федор Харламов и Богдан Шорин.

1627–1635 гг. — новгородским митрополитом был Киприан.

1629–1630 гг. — в Новгороде воеводствуют князь Дмитрий Иванович Пожарский и Михаил Федорович Глебов.

26 сентября 1630 г. на Важинском погосте — на берегу речки Важинки в нынешней деревне Мигуновской Подпорожского района — заложили доживший до наших дней дивный памятник древнерусского деревянного зодчества: «круглую» Воскресенскую церковь (поставили ее на месте прежней церкви, стоявшей тут еще в 1580 г.).

1630-е гг. — начало процесса, о котором Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут следующее:

«В 1617 г. по условиям Столбовского мирного договора во владение Швеции перешел Корельский уезд...
Из опустевших в результате военных действий земель уезда был образован Кексгольмский лен, который, как и другие шведские провинции, не имел статуса метрополии и не был представлен в риксдаге. Так же, как и Эстляндия, Ингерманландия и Лифляндия, он стал объектом колониальной эксплуатации.
Черносошные в большинстве крестьяне Корельского уезда... единственное избавление от феодального и религиозного гнета... видели в переселении в пределы русского государства. Переселенческое движение, начавшееся уже в период осады Корелы, в 30-х гг. приняло массовый характер.
Уход карел на русские земли грозил запустением территории Кексгольмского лена. Поэтому шведские власти принимали все меры к тому, чтобы остановить этот процесс и вернуть переселенцев» 238).

1631–1632 гг. — Юрий Ефимович Сулешов и князь Сергей Никитич Гагарин были воеводами в Новгороде.

1632 г. — 17 июля Густав II Адольф подписал в Горшпруке первые привилегии на основание у реки Невы торгового города Ниена и ряда других, еще и не заложенных городов: к примеру, упомянутого выше Бьерке.

— 16 ноября в ходе Тридцатилетней войны король был убит в битве при Лютцене.

— На восстановительные работы в Новгород из Москвы отправили группу иноземных строителей во главе с «городовым смышлеником» шведом Юстом Матсоном.

О том, что произошло со шведским строителем дальше, Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко сообщают следующее:

«Осмотрев укрепления и сделав необходимые промеры, „смышленик“ распорядился углубить и расширить ров и укрепить его тыном... Кроме того, по его приказу в непосредственной близости от Земляного города с северной стороны был насыпан высокий холм. Когда подобный холм стали насыпать с южной стороны, воевода Ю[рий] Сулешов запретил эти работы, так как не без основания считал, что две высоты, господствующие над городскими укреплениями, могут быть полезны только врагу.
В Москве, очевидно, согласились с такой оценкой деятельности „смышленика“.

Весной 1633 г. его потребовали выслать в Москву, а насыпанный по его распоряжению холм приказали срыть» 239).

1632–1654 гг. — правление в Швеции королевы Христины.

1632 или 1633–1666 гг. — Генрих Мартенсон Фаттабур был первым пастором Ниена.

1633–1635 гг. — Иван Михайлович Катырев — новгородский воевода.

1633 г. — Георг фон Швангель составил предварительный план Ниеншанца.

1634 г. — в Ижорской земле, Ниеншанце, Нотэборге и Новгороде побывали немецкий путешественник Адам Олеарий и поэт Пауль Флеминг, написавший несколько сонетов, на которые его вдохновила Россия.

Вот отрывки из книги «Описание путешествия в Московию» Олеария:

«26 мая мы... отправились в крепость Ям, которая в 3 милях (а не в 12 милях, как пишет фон Герберштейн) от Нарвы, лежит в Ингерманландии, за рекою, богатою рыбою, особенно лососями, и называющеюся Ямскою речкою 1. Здесь переезжают на пароме. Эта крепость невелика, но окружена крепкими каменными стенами и 8 бастионами. Когда Нарва была отнята у русских, тогда же и этот город был завоеван.
Здесь вблизи имеется мыза, населенная русскими, которые, наравне с крепостью, в подданстве у его королевского величества шведского.
Здесь нам дали новых лошадей, на которых 29-го с.м. мы проехали верхом 6 миль до крепости Копорье, где нас прекрасно встретили салютными выстрелами... Отсюда поездка шла через двор русского боярина, именем Никита Васильевич; так как он расположен в 7 милях от Копорья, а мы оттуда поздно выбрались, то нам пришлось ехать всю ночь 2...

31 мая, в 1 час пополудни, мы здесь простились, до вечера проехали 4 больших мили до Иоганнесталя, где благородный владелец Иоганн Скитте б собрался строить город, и церковь уже по большей части была готова. Здесь имеется тройное эхо, или отзвук, которым мы чрез нашего трубача добрую часть ночи увеселялись, тем более что от большого количества комаров не могли заснуть. Здесь мы, из-за многих болотистых местностей, впервые имели сильнейшие неудобства и неприятности днем от больших мух и ос, накусавших большие волдыри на нас и наших лошадях, а ночью — от комаров, которых мы могли отгонять только дымом, неприятным для наших глаз и нашего сна...

1 июня рано утром, в 3 часа, мы собрались в путь и прибыли — [в Ниеншанц] в 6 часов. Ниеншанц, или Ние, как иные его зовут, лежит в 2 1/2 милях от Иоганнесталя на судоходной воде, которая вытекает из Ладожского озера в Финское и Балтийское море, отрезывает Карелию от Ингерманландии и имеет хорошее питание. Здесь мы застали королевских господ послов, которые, поговорив секретно о некоторых делах с нашими послами, отправились вперед к Нотебургу. Мы последовали за ними 2 июня. Тамошним наместником господином полковником Иоганном Кунемундтом 3... мы были хорошо приняты и введены при салютных выстрелах.
Крепость Нотебург, в 8 милях от Ниеншанца лежит от экватора на 50° 30' у выхода из Ладожского озера; она со всех сторон окружена глубокою водой и расположена на острове, похожем на орех... Отсюда и название его Nöteburg (Ореховый замок)...
Крепость построена русскими и окружена стенами в 2 1/2 сажени толщиною. Так как амбразуры (подобно таковым во всех старых русских крепостях) направлены прямо вперед и снаружи немногим лишь шире, чем изнутри, то они не особенно удобны для стреляния из них и для защиты. В одном из уголков крепости находится особая, крепко защищенная небольшая цитадель, откуда крепость может быть обстреливаема внутри.
Эта крепость была взята на капитуляцию его королевским величеством шведским чрез полководца господина Якова Делагарди. Нам говорили, что осажденные русские держались вплоть до последних двух человек. Когда они по капитуляции должны были выступить со всем скарбом и имуществом и со всеми находившимися при них людьми, то вышли только эти двое. Когда их спросили, где же остальные, они отвечали: остались только они одни, так как все другие умерли от заразной болезни. Вообще русских хвалят, что они гораздо храбрее и смелее держатся в крепостях, чем в поле...
Как ни весело расположено это место, все-таки оно представляется нездоровым ввиду пресного озера и многих расположенных кругом болот. При нас в июне месяце целых три недели тут было такое множество комаров, род Pyraustis, или огненных мух, которые летят кругом огня и сами себя сжигают... что не видно было с ладонь свободного от них воздуха и нельзя было ходить с открытым лицом, не испытывая неудобств. Жители называют их „русскими душами“...

28 июля мы, наконец, въехали в Великий Новгород...
Город лежит весьма удобно для торговли, так как через него протекает судоходная река Волхов, которая берет начало из озера Ильмень и впадает в Ладожское озеро, дающее у Нотебурга начало реке Неве, изливающейся в Финский залив. В прежние времена лифляндцы, литовцы, поляки, шведы, датчане и фламандцы вели оживленную торговлю с Новгородом, вследствие чего он стал весьма богат и могуществен» 240).

С 1634 по 1542 гг. — правление первого генерал-губернатора Лифляндии и Ингрии Бенгта Бенгтсона Оксеншерны.

1635–1648 гг. — Афоний — новгородский митрополит.

1635 г. — 30 марта горожанам Ниена велено не чинить препятствий русским купцам в отправлении товара в Выборг.

1636–1638 гг. — князь Петр Александрович Репнин воеводствует в Новгородчине.

1637 г. — сооружение в Стокгольме деревянного Русского торгового двора с часовней, важней (помещением для взвешивания товара) и амбаром для съестных припасов.

1638 г. — 20 марта выходит указ шведской королевы Христины, предписывающий русским купцам торговать только с Выборгом, а Выборгу — с Нарвой, Ниеном и всей Ингрией.

— 6 мая иноземным корабельщикам и купцам запрещено вовсе ездить в Ниен и выгружать там свои грузы под страхом конфискации судна и товара.

Интриги выборжан, таким образом, достигают своего пика, и сама будущность Ниена и его горожан, казалось, встает под вопрос.

Однако 28 сентября королева Христина издает важный для судеб Ниена и всего Приневья указ:

«Мы, Христина, и проч. и проч., сим объявляем, что поскольку Его Королевское Величество, блаженной памяти Государь, достославный Родитель Наш, повелел во славу великого Бога и созидания христианской церкви, особенно в пользу, украшение и к довольству нашей провинции Ингерманландии, основать и устроить новый город при Неве, где озеро Ладога имеет свой исход в море, и поскольку тогда уже начало было утверждено на прочных основаниях и многие признаки гражданского торгового города не преминули обнаружиться, но вследствие сожаления достойной кончины высоконареченного блаженной памяти Королевского Величества и других неустройств времени начатое основание не могло дойти до заключительной степени развития хорошего города, а напротив, как Мы слышали, многих устрашала неизвестность, в которой они жили, и не было никакого положительного удостоверения касательно Нашего намерения об основании города, то Мы нашли нужным не ограничиваться тем, что уже сделано, но продолжить дело сие согласно с воспринятым прежде намерением, о чем Мы и объявляем всенародно в этой Нашей открытой грамоте и публикуем, предоставляя каждому туземцу и иностранцу, у кого к тому есть желание и возможность, право селиться в сказанном Ниэне, сообразно с указаниями и уделенными местами, строиться и жить. А до тех пор, пока народ не будет впредь обеспечен новыми привилегиями, пользоваться ему шведским городовым правом, общими привилегиями и преимуществами городов, равно и свободным плаванием между городами Нашими: Выборгом и Нарвою, и другими местами как внутри государства, так и в чужих землях, отменяя сим Наше бывшее по сему делу запрещение.
Предоставляем городскому сословию в указанном Ниэне от нижеписанного числа 12-летнюю свободу от малой пошлины, печных денег, взиманий с пивоварения и винокурения, со всего, что в указанном городе в узаконенных пределах его варится и курится, равно и свободу от всех обыкновенных гражданских повинностей.
Со своей стороны должен каждый поселяющийся там и желающий заниматься каким-либо промыслом приобрести гражданское право и представить поручительство в удостоверение того, что по истечении льготных лет будет, сколько того требует закон, сохранять гражданские права и обязанности.
Сим повелеваем Нашему генерал-губернатору распорядиться, чтоб всем желающим селиться и строиться там указано было определенное место и земля, и приказываем защищать и руководствовать поселенцев согласно с ныне данными Нами привилегиями и преимуществами и с теми, кои в будущем могут быть даны.
В то же время запрещаем всем причинять им препятствия, вред или ущерб каким бы то ни было образом.
Для большего удостоверения сия грамота скреплена Нашего тайного и шведского государства опекунов и правительства подписью.
Стокгольм, 28 сентября 1638 anno.
Густафсон, Стольник Шведского Королевства; Яков Делагарди, Шведского Королевства маршал; Клаасс Флеминг, за Государственного адмирала; Аксель Оксеншерна, Шведского Королевства канцлер; Гавриил (Габриэль) Оксеншерна, барон, Шведского Королевства казначей» 241).

Этот указ стал результатом поездки генерал-губернатора Финляндии Петера Браге осенью 1648 г. в Тавасгуст, Нейшлот, Выборг, Кексгольм, Нотэборг и Ниен.

В его записке, поданной королеве, на Неве значатся до ста семидесяти селений.

1638–1639 гг. — в Новгородчине воеводствует Юрий Ефимович Сулешов.

1640-е гг. — пора складывания интенсивного торгового пути новгородцев, о котором Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут так:

«С Прибалтикой и Швецией Новгород связывало несколько торговых путей, по которым вывозились и ввозились товары... В зимнее время новгородцы ездили в Швецию через Орешек. Далее их путь лежал в Выборг и через море в Стокгольм.

Позднее, в 40-е годы XVII в., дорога „за рубеж“ проходила через Канцы — шведскую крепость в устье Охты при впадении ее в Неву. Сам город был не только транзитным торговым пунктом, но и центром крупнейшей торговли со шведскими и западноевропейскими купцами» 242).

Около 1640 г. — землемер Эйрик Нильссон Аспегрен составил первую карту Невского устья и его заселения: «Географическое описание земельных владений аудитор-генерала Стена фон Стенхаузена [это — государственный казначей, датчанин, получивший в Швеции дворянство и земельные участки в Спасском погосте, по его смерти переданные городу], расположенных в двух милях ниже города Ниэна на Большой реке и в двух милях севернее Дудерхофа, как всякий может видеть из карты, и окрестностей».

На карте показаны также усадьба Хендрика Йонсона, кирпичный завод Антона Богда, сенокосный сарай Донерта-сына, владения Йоэха Йоэльсона и Иоганна Шкюте (Шютте, Скитте). В Ниене появилась немецкая кирха. В русской школе учительствовал дьяк Тимофей.

1640–1642 гг. — князь Андрей Васильевич Хилков воеводствует в Новгородчине.

1641 г. — шведы завершили ремонт Нотэборгской крепости.

1642 г. — генерал-губернатором Ингрии, Кексгольма, Нарвы и Аленталии стал Эйрик Гюлленшерна.

— Генрих Сталь назначен первым суперинтендантом (духовным главой) Ингерманландской и Корельской епархий (за ним следовали Иоганн Рудбек, Петер Бромиус, Соломон Матмэ, Абраам Таувониус, Эрик Альбогиус, Петер Борг, Иоганн Гецелиус, Яков Ланг и Иоханнес Рунгиус, который скончался уже после завоевания Ингрии россиянами в 1704 г.).

— 28 сентября Ниеншанцу даны привилегии за подписями Петера Браге, Густава Горна, Акселя и Габриэля Оксеншернов и Клаасса Флеминга:

Ниен начинает пользоваться городовым правом шведского государства и привилегиями других городов;

учреждено гражданское правление, число должностных лиц, герб для городской печати: «Лев, стоящий меж двумя реками и держащий в правой лапе меч»;

дана, как Выборгу и Нарве, портовая свобода торговли на внутренних и иностранных рынках;

двенадцатилетние льготы продлены до 1654 года;

город получил контору для продажи напитков, почтовые дворы и гостиницы;

в отличие от Выборга, нацеленного на приобретение товаров, поступавших из Карелии, Ниен ориентировался на русскую торговлю (а везли русские лен, пеньку, паклю, сало, тик, бараньи, собольи и куньи меха, юфть, бурки, рукавицы, мыло, персидские одеяла, тюфяки и пр.).

Изображение
Карта шведского землемера Эйрика Нильссона Аспегрена «Географическое описание земельных владений аудитор-генерала Стена фон Стенхаузена, расположенных в двух милях ниже города Ниэна на Большой реке и в двух милях севернее Дудерхофа, как всякий может видеть из карты, и окрестностей».
Каждый может также понять, что эта карта, выполненная около 1640 г., — первое подробное и достаточно точное изображение тех земель, на которых ныне располагается Санкт-Петербург.
Из названия карты явствует и то, что топоним «Дудерхоф» существовал уже более чем за полстолетия до прихода на эти земли петровских солдат, офицеров и вельмож.


1643–1645 гг. — Гаврила Иванович Морозов — воевода в Новгороде.

1644 г. — 15 мая Георг фон Швангель составил карту Ниеншанца с надписью:

«После начертания мною в 1633 году по повелению ЕКВ предварительного плана этого чертежа число жителей увеличилось на две трети. Дай Бог успехов!»

— Составлена и первая карта, описывающая Балтийское море.

— 31 декабря — подтверждение королевой Христиной Столбовского договора 1617 г. в связи с ее совершеннолетием и принятием в собственное правление Шведского государства.

1645–1676 гг. — царствование Алексея Михайловича — и обновление Столбовского мирного договора в 1646 г. в связи с интронизацией нового русского государя.

— 31 августа Ниену дано право открывать на три недели вольную ярмарку.

— 1646 г. — 2 марта — Подтверждение царем Алексеем Михайловичем Столбовского мира в связи со смертью Михаила I.

1646–1647 г. — Степан Андреевич Урусов и Георгий Петрович Борятинский воеводствуют в Новгородчине.

1647 г. — на месте слияния рек Олонки и Мегреги основана крепость Олонец.

— В этом году первым из известных нам комендантов крепости Ниеншанц стал шотландец, подполковник Томас Киннемонд.

1648–1650 гг. — воеводой в Новгороде был князь Федор Андреевич Хилков.

1648–1652 гг. — в Новгороде митрополитствует Никон.

1648 г. — в Россию приезжает немецкий литератор, юрист и путешественник Георг-Адам Шлейссингер. Вот как обрисовал он в своем «Полном описании Московии» Новгород, первым оценив роль географической среды в истории города:

«Там выстроен своеобразный замок в русской манере, окруженный белой стеной. К тому же город укреплен и природой, благодаря окружающим его горам и большим болотам. Места там плодородные, хороши сверх всякой меры.
Есть там один из лучших сортов рыбы; на одну копейку дают рыбы в таком количестве и можно купить столько, что хватит на сытую еду, наверное, на троих. Рыбы изображены в гербе Новгорода.
Злаков всякого рода, овощей, мяса и дичи в этом городе изобилие. К тому же город ведет большую торговлю медом и воском, снабжая ими всю страну.
Перед городом выстроен красивый монастырь в честь святого Антония 4, к которому со всей России стекается большое количество паломников» 243).

— 31 июля принят «Таможенный устав о товарах, вывозимых из России и привозимых через Ревель, Нарву и Ниеншанц»: русские купцы получили многие преимущества по сравнению даже со шведами.

— 31 октября Ниену даруются поместья Стена фон Стенхаузена — Колсоя, Вихари, деревни Кондуя, Лахта Корельская, Сябрино и Спасский погост, а также Ахкуя, Ахкуя-Рисса, пустоши Уканова, Перкин и Аллуева.

1649 г. — идут переговоры; Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут о них:

«Важным вопросом русско-шведских отношений во второй четверти XVII в. был вопрос о так называемых „карельских выходцах“. Он был решен на переговорах в Стокгольме в 1649 г. Под угрозой срыва переговоров русские представители пошли на уступки и согласились в будущем выдавать всех перебежчиков, оказавшихся в пределах Русского государства после 1 сентября 1649 г.
Переселившиеся ранее этого срока выдаче не подлежали. В качестве компенсации за них русские власти должны были выплатить шведской стороне 190 тысяч рублей. По просьбе шведского правительства шведам было разрешено закупить в счет этой суммы хлеб в северо-западных районах России» 244).

— В том же году Варенцов и Коваленко отмечают такую историю:

«В 1649 году новгородский митрополит Никон „взял каменщиков и хотел соборную церковь Софии премудрости Божией рушить и столпы ломать“... Это вызвало волнение в городе. Новгородцы пришли на митрополичий двор и заявили Никону:
„Прежде многие власти были, а старины не портили; мы тебе старого ничего в соборной церкви переделывать не дадим“.
От него толпа пошла к Софийскому собору и изгнала оттуда мастеров. Недовольство Никоном накапливалось исподволь и проявилось во время восстания 1650 г.» 245).

— Заонежские и Лопские погосты объединяются в единую административную единицу во главе с воеводой, имеющим резиденцию в торгово-административном центре Карелии — городе Олонце.

— Неурожай в Новгородчине, результатом которого в начале следующего года стал запрет вывоза продовольствия за рубеж.

1650 г. — представители крупнейшей торговой и предпринимательской фамилии Новгорода — Иван, Семен и Василий Стояновы, — несмотря на трудное положение с продовольствием в городе и запрет на его вывоз, ведут крупную оптовую торговлю со Швецией. В марте Василий Стоянов просит у властей разрешения на вывоз за границу 30 возов мяса и 6 возов рыбы на сумму в 396 рублей.

— 15 марта в Новгороде вспыхивает мятеж, поводом к которому стал слух о том, что Стояновы везут в Швецию хлеб и мясо.

Мятежники арестовали (как затем выяснилось, по ошибке) и ограбили датского дипломата Эверта Краббе. Разграбили дворы новгородских купцов, торговавших со шведами, — Стояновых, Тетериных, Проезжалова, Вязмитина, Никифорова.

Ворвались на шведский двор и арестовали там приехавшего для закупки хлеба Дениса Эшфиллера, а также всех купцов, конфисковав их товары.

«Хлебный бунт» завершился в Новгороде в начале апреля казнью посадского человека Трофима Волка, избившего Эверта Краббе, и арестом почти ста семидесяти мятежников, которых ждали батоги и ссылка.

Василию Стоянову и Василию Никифорову в возмещение понесенного ущерба в следующем году выдали жалованные грамоты на звание гостя.

— Новгородский воевода князь Федор Хилков и дьяк Василий Софонов расспрашивают торговца Василия Закутина, побывавшего в Ивангороде и Канцах, о передвижениях шведских войск.

— Жителям Ниена дано право получать прямо с судов свободно ввозимую рожь, муку, ячмень и горох — и Ниен с Нарвой обретают право отсылать их за границу.

— Генрих Пипер впервые посещает заседание Госсейма Швеции как бургомистр Ниена (впоследствии он примет участие в заседаниях 1660-го и 1666 гг.);

29 ноября сейм — с подачи Генриха Пипера — принял резолюцию о сохранении привилегий Ниеншанца и на четыре года продлил освобождение жителей от гражданских повинностей — воротных и печных денег, а также от акцизов на соль, масло, водку и содержание боцманов.

1650–1654 гг. — Юрий Петрович Буйносов-Ростовский, приведший к Новгороду от Москвы войска на подавление бунта, становится новгородским воеводой.

1651–1654 гг. — Эрик Стенбок — генерал-губернатор Ингрии и Кексгольма.

1652–1663 гг. — митрополитом в Новгороде был Макарий II.

1654 г. — Карл X Густав избран преемником королевы Христины на шведском троне (правил до 1660 г.).

1654–1660 гг. — генерал-губернатором Ингрии и Кексгольмского лена становится Густав Горн Эвертсон, сын фельдмаршала Эверта Горна.

1655–1656 гг. — князь Иван Андреевич Голицын воеводствует в Новгороде.

1656–1657 гг. — новгородская Софийская сторона отстраивается после шведского разорения начала века.

1656 г. — выходец из тихвинского посада, часовых дел мастер Петр Кузьмич Печенкин устанавливает на звоннице Успенского монастыря в Тихвине часы с боем — одни из первых в России.

— В мае Семен Стоянов отправляет в Канцы сто пятьдесят семь бочек смольчуга на 1 727 рублей и десять бочек поташа на 650 рублей.

А в Россию из Нарвы и Канцев он привез 9 471 мушкет.

Это была последняя его сделка перед начавшейся вскоре новой русско-шведской войной.

_______________
1 Ямская крепость стояла на реке Луге.
2 Вероятно, двор находился у нынешних Гостилиц.
3 Имеется в виду Иоганн Бенгтсон Шютте, получивший земли Дудоровского погоста в 1624 г. Как видим, еще до появления названия «Дудергоф» это бывшее поселение «Дудорово», ныне именуемое «Можайский», называлось «Иоганнесталь» — конечно, по имени владельца, — однако название это просуществовало недолго.
4 Уточню: Антониев монастырь был основан не «в честь святого Антония», но сам был заложен в 1106 г. Антонием Римлянином.


XXV. Русско-шведская война и картографирование Ниена


1656 г. — с началом русско-шведской войны связан эпизод, о котором питерские историки Виктор Громов и Игорь Шаскольский пишут:

«Во время подготовки к войне была составлена карта будущего театра военных действий — Балтийского моря и прилегающих к нему земель, в том числе Карельского перешейка. На этой сохранившейся до наших дней карте было сделано самое раннее известное нам русское изображение города Корелы. На карте показаны две городские крепости, лежащие на острове посреди реки Вуоксы, пристань и амбары (склады для хранения товаров) на берегу Ладожского озера вблизи города» 246).

Карта эта воспроизведена в первом томе «Очерков истории Ленинграда», М.; Л., 1955. Помимо Корелы на ней обозначены Выборг, Ивангород, Канцы, Копорье, Ладога, Нарва, Новгород, Олонец, Орешек, Ям и русско-шведская граница 1617 г.

Рассказ о ходе русско-шведской войны приводит в своем «Очерке русской морской истории» Феодосий Веселаго:

«Весною 1656 года предположено было занять все прибрежье, от Риги до Невы, и также берега Ладожского озера. Для исполнения этого единовременно направились на разные пункты четыре отряда.
Движениями их управляли из Москвы, официально — князь Григорий Семенович Куракин со товарищи, а на самом деле — патриарх Никон. Сам царь Алексей Михайлович был в числе исполнителей и начальствовал одним из отрядов.
В мае вышел царь по смоленской дороге на стругах, построенных Дединовскими мастерами, спустился по Двине, взял Борисоглебск (Динабург), Куконаус (Кокенгаузен), названный Царево-Дмитриевым, и после безуспешной осады Риги осенью должен был возвратиться в Москву.
Другой отряд, князя Трубецкого, вступил в Ливонию, взял Новый городок (Нейгаузен) и только в октябре занял Юрьев (Дерпт). Позднее время и малочисленность отряда (2 000 чел.), уменьшенного побегами, заставили отложить всякую попытку на Нарву.
Назначение третьего отряда, стольника и воеводы [Петра Ивановича] Потемкина, было „идти за Свейский рубеж, на Варяжское море“. Потемкину дано было 1 000 человек войска и в том числе, на случай морских экспедиций, были кормщики и отправленные из Москвы 570 донских казаков, как опытных, бывалых моряков. Патриарх благословил их „итти в Стокгольм и другие места морем“.
Потемкин вступил в Ингрию [4 июня 1656 года] и [30 июня] подошел к Канцам 1, откуда шведы, по приближении русских, на судах ушли в Ругодив (Нарву). Потемкин сжег город, в котором было тогда до 500 дворов и большие запасы хлеба 2, назначенные для продовольствия целого края. В Канцах русские нашли восемь пушек, оставленных шведами.
При малочисленности своего отряда Потемкин, опасаясь быть отрезанным неприятелем, отступил к Орешку и, обложив его, простоял под ним до осени 3.
В продолжение лета Потемкин с частью своего отряда успел сделать и морской поиск: 22 июля ходил он „с ратными людьми, судами на море, и у Котлина острова с немецкими [шведскими] людьми был бой, и милостию Божиею... у Котлина полукорабль [галеру] взял и немецких людей побил, и языка поймал начального человека, капитана Ирека Далсфира, 8 человек солдат и наряд [пушки] и знамена поимели, а на Котлином острове латышане 4 деревни высекли и выжгли“.
Четвертому отряду, также в тысячу человек, под начальством воеводы Пушкина, назначено было занять Корелию.
Действия Пушкина ограничились тем, что, перейдя на гребных судах через Ладожское озеро, он до осени простоял при осаде города Корелы» 247).

Повествуя, в свою очередь, об осаде Пушкиным Корелы, Громов и Шаскольский дополняют и уточняют рассказ Веселаго:

«Летом 1656 года олонецкий воевода Петр Михайлович Пушкин (тоже предок великого поэта) собрал войско из тысячи олонецких солдат и 170 присланных из Новгорода стрельцов, перешел границу и вдоль северного берега Ладожского озера двинулся к Кореле-Кексгольму...

2 июля 1656 года русское войско подошло по берегу Ладожского озера к устью Вуоксы — к гавани Кексгольма, а 3 июля подступило к городу.
Воевода послал в Кексгольм „начальных людей“ для переговоров со шведскими властями — русское командование требовало сдачи крепости во избежание ненужного кровопролития... Комендант Олоф Бенгтсон, надеявшийся на приход подкреплений из Выборга, отказался сдать крепость.

Тогда вечером того же дня русское войско сделало попытку взять город штурмом, но шведский гарнизон орудийным и ружейным огнем отбил нападение.

На следующий день Пушкин вновь потребовал капитуляции города, но опять получил отказ. Взять город силой было нелегко.
По словам Пушкина (в его донесении в Москву), город Корела „стоит на двое — устроены два города [крепости] земляные, пошвы у тех у обеих городов каменные, а около... обеих городов обошла вода, пороги под городами в реке большие“.
В Кексгольме был гарнизон из 300 солдат, много пушек и боеприпасов.
Русское войско приступило к созданию осадных сооружений...
Однако военных сил у воеводы было недостаточно для взятия города...

В ночь на 26 сентября русские воины подожгли свои укрепления и выступили в обратный путь» 248).

Изображение
Это — первая русская карта, запечатлевшая Приневские и Прибалтийские территории. Карта была выполнена в 1656 г. — в преддверии очередной русско-шведской войны.


Неудачами под Орешком и Корелой дело в этом вооруженном русско-шведском столкновении для россиян, к сожалению, не кончилось.

Потемкин с Пушкиным потерпели поражение от шведов еще и близ деревни Тайпале на Карельском перешейке у озера Суванто, а после того были биты уже и Густавом Горном: под Кексгольмом, у деревни Ингрис, и — им же — у Копорья.

После этого русские отправились домой.

1657–1661 гг. — новгородским воеводой становится Григорий Семенович Куракин.

1658–1662 гг. — комендантом Ниеншанца назначен капитан Авраам Ранъельм (до получения дворянства — Рам).

1658 г. — в начале года русские заключают со шведами перемирие — и начинаются мирные переговоры.

— Генрих Горн пишет в Стокгольм о бегстве в ходе войны в Россию 4 107 семей из северной части Кексгольмского лена (а всего в эту пору Карелию покинули двадцать две тысячи человек, в течение же всего века — пятьдесят тысяч).

— 20 декабря в деревне Валиесари близ Нарвы был подписан мирный договор, по которому Россия получила Кокенгаузен (и у Веселаго уже было сказано, что его неосмотрительно поспешно переименовали в Царевичев-Дмитриев), Динабург (ставший Борисоглебском), Юрьев, Мариенбург и Сыренск.

Была восстановлена русско-шведская торговля.

Между прочим, назначенный наместником новообретенных земель боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин приступил было к заведению флота в Кокенгаузене, но поскольку город вскоре возвратили шведам, построенные суда пришлось сжечь.

Сергей Платонов пишет об Ордине-Нащокине:

«Уроженец Псковского края, он на всю жизнь сохранил полученные в юности местные впечатления и понятия. Для него всегда на первом месте были интересы западных московских окраин; его заветной мечтой было укрепить русское влияние на Балтийском побережье и добыть для Москвы выход к Балтийскому морю. Как для псковича, для него типично было тяготение к Рижскому заливу и Западной Двине, а не к Финскому заливу и Неве. Предметом его вожделений была Рига более, чем Нарва.
...Когда же царь Алексей поддался иным влияниям и... всецело стал на мысли, что малороссийский вопрос и борьба с Польшей есть главнейшее дело момента, Ордин-Нащокин получил отставку.
Наступление на Балтику было этим отсрочено до времен Петра Великого, но его необходимость была верно предуказана Нащокиным» 249).

1659 г. (впрочем, в научной литературе называют и другие даты: 1650, 1682 и 1695 гг.) — в деревне Гимрека (от вепсского «хийм» — «родня») на берегу одноименной речки в нынешнем Подпорожском районе Ленинградской области устроен был погост с деревянной шатровой столпообразной Рождественской церковью, состоящей из трех прямоугольных клетей, и с колокольней — «восьмериком на четверике».
Уникальный Гиморецкий погост сохранился до наших дней.

1659–1673 гг. — генерал-губернатором Ингрии и Кексгольмского лена стал Симон Грундель Хельмфельт, чьим именем назовут вскоре один из бастионов новой Ниеншанцкой крепости.

1660 г. — депутаты Ниеншанца просят в Гетеборге сейм об укреплении города после его разрушения — и 8 марта новый король Швеции Карл XI утвердил для города:

десятилетнюю свободу от податей;
на домостроительство направили таможенные пени и доходы;
к городу приписали двор священника Спасской церкви;
чтобы поощрить судостроение, понизили пошлины на те товары, что привозили судами, построенными на Неве и Охте.

Видимо, в начале 1660-х гг. шведский инженер Генрих Зойленбург перестроил крепость Ниеншанц.

1661 г. — 10 мая генерал-губернатор Симон Грундель Хельмфельт запретил военным брать у ниенштадтских жителей лошадей, разграничил права военных и гражданских властей и повелел наказывать всех, кто учреждал «тайные собрания», то есть жителей города, что нелегально собирались для противодействия злу и насилиям, чинимым военными.

— 17 июня полномочия на пост коменданта Ниеншанца получил шотландец, полковник Александр Андерсон, хотя точная дата его прихода неизвестна, ибо Ранъельм ушел в отставку только в 1662 г.; Андерсон был комендантом до 1667 г.

— 21 июня в Кардисе (частном имении на Пиерской дороге между Дерптом и Ревелем, ныне — Кярде, Эстония) князья Петр Прозоровский и Дмитрий Борятинский с Петром Прончищевым и дьяками Дохтуровым и Юрьевым подписали с представителями Карла XI госсоветником Бенгтом Горном, бароном Густавом Бауэром и ассистент-советником Андерсом Балльвиком мирный договор, по которому Россия за обещание Швеции не помогать Польше отказалась от приобретений по Валиесарскому договору;
были подтверждены границы Столбовского мира;
России дана была свобода торговли в Стокгольме, Риге, Выборге, Ревеле, Нарве и Ниеншанце (причем тут о Ниеншанце было впервые сказано как о городе).

1662 г. — 22 апреля Стокгольм ратифицировал Кардисский договор.

1662–1664 гг. — Иван Борисович Репнин и Никита Алексеевич Зюзин воеводствуют в Новгородчине.

1663 г. — 15 октября, в ходе русско-шведских переговоров на реке Плюссе, новгородский купец Максим Воскобойников участвовал в составлении письма с торговыми претензиями к шведам. Вместе с ним на переговорах присутствовал и его земляк, купец Константин Харламов.

Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут об этом:

«Подчас знание иностранных языков позволяло купцам применять их в сферах, далеких от торговли.
Новгородский гость Максим Воскобойников, владея шведским языком и бывая за границей, часто оказывал услуги русским послам в Стокгольме, собирая сведения о политическом положении в Швеции. Он же нередко выступал свидетелем в русско-шведских переговорах на реке Плюссе в 1663 и 1666 гг., защищая торговые интересы России» 250).

1664 г. — Сигизмунд Дейдер составил карту Ниеншанца.

— Жители Ниена жалуются на военного начальника полковника Якоба фон Горена за огорожение им для себя полей между нынешними Большой и Малой Охтами — и горожанам дается право пользования этими полями, как и рыбными ловлями и тонями, наравне с военными, на паритетных началах.

— Введена плата за переправу из Ингрии в Ниенштадт (одним из перевозчиков был Тайне Симон).

— Новгород посещает барон Августин Мейерберг, о котором Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко сообщают следующее:

«Большое место истории России уделил в своем „Путешествии в Московию“ австрийский дипломат барон Августин Мейерберг, писавший свое сочинение не как досужий наблюдатель, а как пытливый исследователь...
Еще больший интерес для исследователей представляет изготовленное по указанию Мейерберга собрание чертежей и рисунков, которые сопровождаются краткими пояснениями, написанными, очевидно, самим Мейербергом. Больше десяти рисунков представляют различные местности Новгородской земли: деревни Наволок, Красную, села Зайцево, Вины, Крестцы, Рахино, Яжелбицы, Иверский монастырь, переправу через реку Мошню. Особенно тщательно, с соблюдением пропорций, выполнена прорисованная в деталях панорама Новгорода со стороны Ильменя.
Авторами рисунков были, по всей вероятности, находившиеся в составе посольства рисовальщик Сторн и живописец Пюман» 251).

1664–1665 гг. — визит голландского посольства Якоба Борейля в Россию, о котором Варенцов и Коваленко, в частности, пишут:

«Почти в одно время с Мейербергом в Новгороде побывал в составе голландского посольства 1664–1665 гг. географ и путешественник Николаас Корнелисон Витсен, собиравший сведения по географии и этнографии русского государства.
Он вел подробный дневник посольства, который недавно был опубликован в Голландии 5 и в скором времени появится в русском переводе 6.
В Австрийской Национальной библиотеке хранятся выполненные с натуры рисунки Витсена с видом местностей и городов.
О них сообщил на страницах журнала „Знание — сила“ доктор исторических наук А[натолий] Н[иколаевич] Кирпичников. Он, в частности, писал:
„В венской коллекции выделяется, наверное, самая большая из всех созданных в XVII в. панорама Новгорода. Ее длина 1,9 метра.
Город изображен с юга. Видны образующие выразительный силуэт скопления построек на Софийской и Торговой сторонах, кремль, знаменитый, соединяющий обе части города, мост. Множество церквей сопоставимы с ныне существующими, хотя некоторые и требуют топографической привязки и других расшифровок.
Детально показаны деревянные и каменные укрепления города, прорисован „тайничный городок“ для получения воды, пристроенный к кремлю со стороны Волхова, обозначены даже часы на воротной Пречистенской башне кремля.
На Торговой стороне высится каменная с навесным зубчатым боем воротная башня. О таком сооружении мы до сих пор не знали.
Неоценимым подарком для всех интересующихся деревянным зодчеством является изображение усадьбы близ Новгорода“» 252).

1664–1667 гг. — строительство каменного русского торгового двора в Стокгольме (просуществовал до 1874 г.).

1664–1672 г. — Питирим — новгородский митрополит.

1665–1667 гг. — после шведского разорения отстраивается новгородская Торговая сторона.

1665 г. — умер дерптский президент Карл Мернер, владелец дачи Мернерсхольм к югу от Ниенштадта, которую его наследники отдали городу.

— 12 декабря Ниенштадту подчинены деревни Туккия, Ахкуя, Кормейсова, Корская, Варкобия, луга Анолы, а также Серетская, Углеретская и Порошская пустоши.

1665–1667 гг. — князь Василий Григорьевич Ромодановский воеводствует в Новгородчине.

1666 г. — вслед за Генрихом Фаттабуром, Эрландом Ионасом Ярне и Петрусом Троттониусом Смоландусом пастором Ниенштадта до 1675 г. становится Веньямин Симонсон Крок.

— 17 июля бургомистр Ниена Пипер вносит в госсейм Швеции требование о снижении в городе пошлины и о передаче ему дворов Лукины и Соквилы, принадлежавших вдове пастора Фаттабура, а также Вихоры, бывшей в пожизненном владении рыцаря Михеля Кискойнена (на старых картах селения под названиями Вихора и Кискойнен находились рядом).

1667 г. — шведы понижают свою пошлину до размера русской, ибо им невыгодно стало торговать на прежних условиях.

— Новгородский гость Семен Стоянов продает в Канцах восемьдесят бочек поташа шведскому комиссару Юхану де Родесу.

1668–1669 гг. — в Новгороде воеводствует князь Дмитрий Алексеевич Долгоруков.

1669 г. — 19 июня комендантом Ниеншанца становится полковник Александр Пересветов-Морат, из русских дворян-землевладельцев на шведской службе.

1670–1671 гг. — Михаил Иванович Морозов — воевода новгородский.

1670 г. — 8 января сеймом рассмотрена просьба Ниенштадта о выдаче денег на строительство в городе церквей, училища и ратуши; утвержден городской торговый устав.

— Около этого времени топограф Иоганн Адам Блассинг составляет «Географическую и путевую карту окрестностей Нотэборга и реки Невы по всему ее протяжению от Ладожского озера до Балтийского моря».

_______________
1 Потемкин пытался уговорить коменданта Нотэборга майора Франца Граве сдать крепость без боя, на что швед отвечал сугубо по-петровски: «Яблоко и грушу легче раскусить, чем такой орех».
2 До своего ухода из Ниена комендант крепости Томас Киннемонд сам — по приказу генерал-губернатора Густава Горна — сжег семьдесят тысяч тонн ржи и соляной магазин.
В ту же, видимо, пору погиб священник находившегося против Ниена села Спасского, ибо по возвращении шведов его опустошенный дом был приписан к городу.
3 Сняв осаду в ноябре.
4 «Латышами» русские именовали местных жителей.
5 Питером Бюком и Теодором Лохером в 1966 г.
6 Дневник этот вышел в 1996 г. под названием «Путешествие в Московию. 1664–1665. Дневник».

Изображение

#8 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 14:57

XXVI. Планы перестройки Ниена и начало Северной войны

1671 г. — магистрат Ниенштадта вновь просит сейм об укреплении города.

— 22 мая Верншельд, Врангель, Гильдегов, Гильтер, Курк, Оксеншерна, Пальмгрев, Ронберг и Оторп подписывают в Стокгольме план крепости Ниеншанц, выполненный майором Иоганном Шталем фон Хольштейном.

— 13 сентября Ниен отделился от финляндской таможенной камеры и подменился лифляндской: по ней шхуны и суда, отправляемые Невой в море, Нарву и Ревель, обязаны платить протори в Ниене, который тем самым уравнялся по правам с Нарвой.

1671–1672 гг. — в Новгородчине воеводствует князь Иван Петрович Пронский.

1672 г. — 30 мая родился царевич Петр Алексеевич, будущий царь и первый русский император.

1672–1674 гг. — воеводой в Новгороде был Петр Васильевич Шереметев.

1673 г. — в новгородском кремле сооружают Часозвоню.

— Новгородский мастер Георгий Иванов создает тончайшей работы серебряный стакан с чеканкой, резьбой и золочением.

1673–1674 гг. — визит шведского посольства Габриэля Оксеншерны, в которое входил инженер-капитан Эйрик Пальмквист, автор описания и нескольких карт Новгорода. Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко пишут об этой деятельности Пальмквиста:

«Ему было поручено собрать сведения о русской армии, коммуникациях и укреплениях. Сразу после возвращения он представил своему правительству подробный отчет о проделанной работе, известный под названием „Заметки о России“. Особое место в этих „Заметках“ отведено Новгороду. В них даны описание, план и зарисовки города со стороны Москвы и Антониева монастыря...
План Пальмквиста озадачивает исследователей тем, что на нем отсутствуют укрепления Малого земляного города и в то же время обозначены внутренние стены с башнями, делящие Софийскую сторону на три части, существование которых не подтверждается другими источниками... Эта загадка еще ждет своего решения» 253).

1673–1681 гг. — генерал-губернатором Ингерманландии и Карелии был Якоб Иоганн Таубе.

1674–1695 гг. — Корнилий — митрополит новгородский.

1674 г. — Эрик Йонсон Дальберг определен директором управления всеми крепостями, генерал-квартирмейстером Швеции.

1675 г. — король Карл XI подписал «Геометрический очерк Ниэна и Ингерманландии, вновь утвержденный Его Превосходительством господином военным министром и военною коллегиею по различным чертежам, а также по рисунку, начерченному по поручению королевского военачальника в замке его Экебюхоф, и подписанный Его Королевским Высочеством в присутствии его сиятельства государственного адмирала графа Густава-Оттона Стенбока, фельдмаршала Густава Банера и генерал-квартирмейстера Дальберга в Стокгольме 29 марта 1675».

— 14 октября Ниенштадту даны равные с Нарвой права:

на торговлю табаком, солью, сельдью, а также на оптовую и мелочную продажу;
на контроль за учрежденными ранее русскими торговыми конторами;
на наказание военных за варение пива и курение водки в городе;
на разрешение русским селиться в городе и на получение ими за принятие лютеранской веры общегражданских прав, а также таких льгот, как, скажем, дозволение на строительство в Ниенштадте собственных каменных домов и плата равных с другими податей.

1675–1676 гг. — в Новгороде воеводствует князь Михаил Алегукович Черкасский.

1675–1683 гг. — Петрус Карстениус — пастор в Ниенштадте.

1676–1682 гг. — царствование Федора Алексеевича.

1677 г. — Никита Степанович Урусов — воевода новгородский.

1678–1679 гг. — в Новгородчине воеводствует князь Юрий Михайлович Одоевский.

1678 г. — дворянин Иван Зеленой и подьячий Петр Евстафьев составляют план Тихвина, обоих его монастырей и прилегающих к ним селений с земельными владениями.

1679 г. — 4 июня, во время обострения шведско-русского противостояния, бургомистр Ниенштадта Генрих Гарц (или — Герц: он был бургомистром и в 1692 г.; сын его Герман служил городским секретарем до 1703 г.) и синдик Балтазар Ладо получили приказ короля о том, чтобы все мужчины Ингрии и Карелии месяц в год работали бы бесплатно, лишь за еду.

— Тогда же упразднена была должность третьего бургомистра Ниеншанца. Занимались эти трое раньше: один — политикой, другой — юстицией, а третий — городским строением. И вот теперь должность первого из них — «политика» — упразднили.

Но главное заключается в том, что его жалованье было передано на содержание ниенштадтской городской школы — блестящий образец для подражания любым администраторам и бюрократам всех времен и народов!

Около 1680 г. землемер Петер Торинг составляет «Геометрическую карту части Спасского погоста...» — бесценный документ, запечатлевший состояние Невской дельты в последнее двадцатилетие XVII в.

Изображение
Карта землемера Петера Торинга, составленная около 1680 г. и запечатлевшая многие драгоценные детали Невской дельты конца XVII столетия.


1680 г. — князь Иван Андреевич Хованский воеводствует в Новгороде.

— Создается план, именуемый «Дополнение о крепости Нотэборг, а также о том, что недавно пришло в упадок».

— В том же году Ниенштадт был уничтожен пожаром.

1681 г. — поездка Эрика Йонсона Дальберга по крепостям Ингрии и Карелии:

— 26 сентября он выехал из Стокгольма;

— 11 октбря он — в Выборге;

— 14 октября — в Кексгольме;

— 17 октября — в Ниеншанце;

— 20 октября — в Нотэборге;

— 21 октября вернулся в Ниеншанц;

— 25 октября — в Копорье;

— 27 октября — в Яме;

— 10 декабря Дальберг закончил «Подробную реляцию о современном состоянии крепостей Карелии и Ингерманландии, в каком они состоянии находятся после тщательного осмотра в ноябре 1681 года...»

К документу этому приложена была составленная Дальбергом в том же упомянутом в «Реляции» ноябре подробная «Геометрическая карта реки Невы от Ладожского озера и Нотэборга до Ниеншанца...»

Изображение
«Геометрическая карта реки Невы от Ладожского озера и Нотэборга до Ниеншанца...». Карта эта была составлена в 1681 г. Эриком Йонсоном Дальбергом в ходе его инспекционной поездки по Приневью.


— В этом году воеводой в Новгородчине был Василий Семенович Волынский.

— Генерал-губернатором Ингрии и Карелии стал Мартин Шульц, который в следующем году скончался.

По свидетельству одного из его потомков, питерского историка Сергея Сергеевича Шульца, генерал-губернатор был похоронен на Ниенштадтском кладбище, располагавшемся в районе нынешней Красногвардейской площади.

Могилу его, естественно, обнаружить сейчас невозможно.

1682 г. — «Реляцию» Дальберга с его рекомендациями о перестройке крепостей Ингрии и Карелии, к которым была приложена его «Геометрическая карта реки Невы...» в Стокгольме утвердили, однако к началу Северной войны для их реализации мало что было сделано.

— В Новгородчине воеводствует Иван Васильевич Бутурлин.

1682–1683 гг. — генерал-губернатором Ингрии и Карелии стал Ганс фон Ферзен.

1682–1688 гг. — в Новгороде построен Знаменский собор (расписан в 1702 г. артелью костромских живописцев под руководством Ивана Яковлевича Бахматова).

1682–1689 гг. — время правительницы Софьи Алексеевны.

1683–1684 гг. — в Новгороде воеводой был Федор Степанович Урусов.

1683–1688 гг. — Якоб Иоганн Ланг — пастор Ниенштадта.

1683–1691 гг. — граф Иеран Сперлинг — генерал-губернатор Ингерманландии и Карелии.

1684 г. — новгородский митрополит Корнилий сооружает Троицкий собор Зеленецкого монастыря (в нынешнем Волховском районе).

— Высшая власть над Ниеншанцем переходит из Дерпта в Або (Турку).

1685 г. — князь Михаил Алегукович Черкасский и Дмитрий Андреевич Борятинский воеводствуют в Новгородчине.

— В Новгороде построен Никольский собор Вяжищенского монастыря.

1685–1698 гг. — Россия ведет крупные закупки металла (естественно — у основных своих поставщиков из Стокгольма), о которых Владимир Варенцов и Геннадий Коваленко сообщают:

«Россия остро нуждалась в меди и железе, и эти товары стояли на первом месте в русско-шведской торговле во второй половине XVII в.
Вывоз шведского железа и меди, металлических изделий составлял в 1685 г. около 92 процентов, в 1697 г. — более 98 процентов, в 1698 г. — более 95 процентов общей стоимости товаров, вывозимых из Стокгольма.
Осуществлялась торговля этими металлами транзитным путем через Канцы» 254).

1686–1687 гг. — Петр Васильевич Шереметев — воевода новгородский.

1686 г. — пожар уничтожает в Новгороде Воеводский дом — и Приказ каменных дел направляет туда из Москвы талантливого русского умельца — каменных дел мастера Семена Ефимова, творчество которого стало, по сути, последним крупным архитектурно-строительным актом средневекового Новгорода.

С 1686 по1696 гг. Ефимов строит Воеводский дом, затем — кремлевские башни (пятиэтажный Кокуй и Пречистенскую, схожую со Спасской башней московского Кремля), после чего — мост через Волхов: один из первых каменных мостов в России.

1686–1697 гг. — шведы перестраивают Королевскую (Черную) башню в Нотэборге.

1688 г. — король Карл XI приказывает взимать с вывозимых в Россию медных труб пошлину как с нечищенной меди (то есть брать дороже), что вызвало недовольство русских купцов; в Карелии запрещено гнать свой деготь, выдавая его за русский, облагаемый меньшей пошлиной.

— Пастором Ниенштадта стал Андерс Лундберг.

1688–1690 гг. — в Новгородчине воеводствует Петр Семенович Прозоровский.

1688–1689 гг. — в таможенной конторе Ниенштадта задержана партия лекарств для личных потребностей Петра I и его брата Ивана V, по поводу чего воевода Прозоровский направил генерал-губернатору графу Сперлингу грамоту, чтобы, согласно статье 16 Кардисского договора, лекарства пропустили беспошлинно, о чем Сперлинг запрашивает короля, который отреагировал на запрос только в конце следующего года.

1689 г. — 14 апреля последним комендантом крепости Ниеншанц становится Иоганн (Иван Григорьевич) Аполлов — русский подполковник, в прошлом, до зачисления в Шведскую рыцарскую палату — Цебетриев (дворянином стал не сам Иоганн Аполлов, а его отец в 1635 г.).

Сестра Иоганна Аполлова, Александра, была православная, но замужем за лютеранином, капралом Симоном Калитиным.

— 7 июля король Карл XI лишает русских купцов права вывозить такое количество денег серебром и медью, сколько получено за привозимые в Стокгольм товары.

— Около этого же времени Ингерманландское княжество разделено на два пробства (административно-церковные единицы):

1) Ореховская область с Ниенштадтом и баронством Дудерхоф (с погостами Дудерхофом, Иервисари, Ингрисом, Келтисом, Корбосельским, Куйвасом, Лисиным, Лописом и Спасским);

2) Ивангород с Копорьем и Ямом.

Места пребывания пробств — Ниенштадт и Ивангород.

1689–1696 гг. — царствование Ивана и Петра Алексеевичей.

1690 г. — русских купцов лишают в Ниенштадте привилегий на малопошлинную торговлю.

1690–1691 гг. — Никита Петрович Прозоровский — воевода в Новгороде.

1691 г. — катастрофическое наводнение на Неве: вода доходила до Ниеншанца и Ниенштадта, поднявшись по нашим меркам на 25 футов (это — семь с половиной метров) выше ординара.

Это — наиболее высокая из зафиксированных высот воды за все время существования и Ниеншанца, и — в будущем — Санкт-Петербурга.

— 16 октября Ниеншанцу даны новые экономические привилегии в попытке совместить два принципа: «чем больше доходов казне, тем сильнее край» и «чем меньше пошлин для русских купцов, тем больше торговой деятельности для края», — что, на первый взгляд, есть задачи несводимые, однако с точки зрения грамотной экономики — вполне выполнимые.

1692–1696 гг. — в Новгородчине воеводствует Василий Иванович Прозоровский.

1692 г. — 23 марта шведский король утверждает сочиненные Христофором фон Хофеном, бургомистром Нарвы, и подписанные генерал-губернатором графом Сперлингом «Дедукции того, как русская торговля со шведскими, лежащими в соседстве городами с большей пользой и выгодою может производиться».

1695–1697 гг. — Ефимий — новгородский митрополит.

1696 г. — в деревне Согинцы на речке Важинке (современный Подпорожский район Ленинградской области) построена была Никольская церковь — выдающийся памятник древнерусского деревянного зодчества, доживший в дальнем Приневье до наших дней.

Собственно, это не одна церковь, но ансамбль: главное строение — восьмигранная церковь с двумя прирубами (алтарем и притвором), — соединенное папертью с шатровой колокольней.
Здание церкви — это два «восьмерика», поставленные один на другой и увенчанные шатром с главкой. Нижний «восьмерик» опоясан резными фронтончиками. Искусные плотники применили множество хитроумных и изящных приспособлений для защиты церкви от попадания внутрь дождевой воды. Сохранились и два резных столба из некогда изумительного внутреннего убранства церкви. Здание нарядно, празднично и оставляет впечатление чрезвычайной легкости.
Уникальна и колокольня Никольской церкви. Это — единственный сохранившийся в области образец «шестерика», поставленного на «четверик». Причем многие специалисты убеждены: уникальность ансамбля состоит и в том, что, судя по всему, не колокольня, как обычно, была пристроена к церкви, но процесс тут шел обратный — сначала построили колокольню, а уж к ней пристроили церковь.
Никольский храм в Согинцах завершает обзор средневековых архитектурных шедевров Большого Приневья — от Новгорода до Тихвина и от Поволховья до Посвирья...

1696 г. — Эрик Йонсон Дальберг становится генерал-губернатором Лифляндии, что к истории Приневья вроде бы прямого отношения не имеет, но, тем не менее, в ближайшем будущем сыграет в ее жизни роковую роль, ибо именно Дальбергу царь Петр предъявит претензии, начиная войну со Швецией.

1696–1725 гг. — царствование, а затем императорство Петра I Алексеевича, после 1721 г. — Великого.

1697 г. — 25 марта царь Петр отправляется в Европу с Великим посольством, которое продлится до 25 августа 1698 г., посетив Курляндию, Бранденбург, Голландию, Англию, Саксонию, Вену и Польшу.

— 8 апреля Петр I пишет думному дьяку Андрею Виниусу об осмотре Рижской крепости: «Сыты были только зрением».

О «рижском инциденте» существуют две версии. Одну из них — явно неприязненную к шведам — излагает Николай Павленко:

«За скупыми строками письма от 8 апреля скрываются события, оставившие у царя неприятные впечатления. Одно из них связано с поведением рижской администрации. Проявив любезность и показное гостеприимство при встрече, она грубо запретила гостям поближе познакомиться с крепостными сооружениями.
Любопытным русским, рассматривавшим крепость в подзорную трубу, среди которых находился и царь, караул пригрозил применением оружия, если они не удалятся...
Позже случай в Риге царь использует в качестве одного из поводов для объявления войны Швеции, во владении которой находилась Лифляндия» 255).

А вот — мнение историка Валерия Возгрина, стремящегося к более непредвзятой оценке события:

«С самого начала посольство проявляет обостренный интерес к вопросам обороноспособности шведских крепостей. Рижский эпизод достаточно хорошо известен, чтобы его пересказывать: укажем лишь на некоторые особенности ситуации, в которой произошел конфликт между Петром и губернатором Э[риком] Дальбергом.
Осмотр Петром и его окружением (в числе которого были и военные специалисты) укреплений Риги вряд ли был обусловлен лишь характерной для царя любознательностью, здесь отчетливо заметны чисто военные цели подготовки к будущей борьбе.
Ведь Петр приказал сделать точные замеры глубин рвов, снять план и вычертить профили бастионов и иных сооружений, что вызвало протест коменданта...
Дальберг обоснованно счел инцидент в крепости настолько важным, что немедленно сообщил о нем в Стокгольм, будучи уверен, что Петр готовит войну, намереваясь стать „твердой ногой“ на берегах Балтики...
Сообщения Дальберга — первые звенья в цепи подобных сигналов, возникновение которых легко проследить на всем пути следования посольства...
Постоянно речь идет об одном и том же: Петр намерен рано или поздно „получить гавань“ (вариант: „стать твердой ногой“) на балтийском побережье» 256).

— Петр I поручает генералиссимусу Алексею Семеновичу Шеину построить у Азова «крепость Святого Петра» (Петрополь).

Стоит обратить внимание на первое в пору царствования Петра I его обращение к имени патрона-апостола для наименования новозаложенной крепости.

Шесть лет спустя этот опыт будет повторен на Неве!

— На шведский престол вступает 15-летний король Карл XII.

1697–1699 гг. — Петр Матвеевич Апраксин воеводствует в Новгородчине.

1697–1716 гг. — Иов — новгородский митрополит (в его духовном попечительстве будут первое время и все новозавоеванные приневские земли).

1698 г. — Карл XII окончательно принял правление Швецией из рук бабки Гедвиги-Элеоноры и известил царя Петра о намерении прислать в Москву послов для подтверждения Кардисского мирного договора.

— 17 февраля начальник Нюландской и Тавагустской губерний полковник от фортификации барон Абраам Кронъйорт пишет Карлу XII о слабости Ниеншанцкой крепости, комментируя план ее перестройки:

«Этот план составлен мною по оригинальному чертежу местности этого края, который [чертеж, а не край] не совсем точен, а так как я не был в Ниеншанце и потому не мог сверить его, то чертеж этот признаю только за проект, предполагая впредь, когда лучше узнаю местность, подать всеподданнейшее мнение как о том, должно ли Ниэн или Нотэборг принять за настоящую точку защиты или же крепость должно построить при впадении Невы в Балтийское море 1, а равно и о том, в какой мере при укреплении одного из этих мест Его Королевское Величество в случае необходимости может найти для государства такую защиту и пользу, которые соответствовали бы расходам.
План Ниэна таков, что неприятель может только на один полигон сделать решительное нападение, так что крепость всегда может быть охраняема тысячей человек, защищена двумя тысячами человек против неприятельской осады, а с четырьмя тысячами (кроме артиллерии, конницы и других [войск]) — против самых сильных нападений. В крепости — кладовые для коммуникации и гарнизона и дворовые места для 150 граждан, которые могут иметь свои амбары и отдельную часть города с гаванью, могущею служить рвом для лучшего охранения города» 257).

Кронъйорт предлагал построить в Ниенштадте дом коменданта, церковь, ратушу с находящимся под нею подвалом, исправительным домом и тюрьмою, школу с квартирами для служащих при ней, дом пастора и церковнослужителей, таможню, казенный пакгауз, весовую и склады, пивоварню, пекарню, госпиталь и сиротский дом, госпиталь для раненых, который в мирное время должен был быть баней, пожарное депо, городской колодец с насосом, лесной двор, рынок, плац-парад, артиллерийский двор, ворота, квартиру плац-майора, сторожку и острог, главную гауптвахту, караульню, таможенный и обыскной дома, ветряные мельницы, шесть пороховых погребов, лестницу на стену, общие отхожие места и двенадцать колодцев.

Кроме того, должны были быть предусмотрены еще места для двадцати двух пакгаузов, пятидесяти больших дворовых мест при рынках и на больших улицах, а на малых — еще сто домов для ремесленников и горожан.

Под четырьмя крепостными куртинами должно было возвести двухэтажные своды (дальняя часть — для амуниции, внешняя — под казармы для гарнизона: офицеры — в верхнем этаже, солдаты — внизу).

В бастионах и фланках крепости должны были располагаться замаскированные пушки для защиты крепости, погреба для пушек, а перед ними — артиллерийские казармы.

Изображение
«Карта А. Кронъйорта», составленная неизвестным картографом приблизительно в 1698 г. (и с той поры именуемая по фамилии барона), почти сорок лет спустя скопированная в Петербурге учителем музыки царевны Елизаветы Петровны и сотрудником Гидрографического бюро Христофором Яковом Шварцем.


Мы не знаем сегодня точно, насколько предложенное бароном Кронъйортом было осуществлено в натуре (то есть насколько представленные планы соответствовали или стали соответствовать реальности), но мы знаем, что с предложениями Кронъйорта соотносима карта, называющаяся ныне так:
«Город Ниэн с окрестностями на 2 часа пути. Начертил Абраам Кронъйорт барон Королевского Величества Швеции, в соответствии с фортификационными работами 1698. Этот план весьма точно скопировал по старому шведскому плану с его ситуацией [начертанием] и раскраской в Ст.-Петербурге в 1737 19 января Х. Я. Шварц».

Куда подевался «старый шведский план», с которого Христофор Яков Шварц скопировал свою карту, нам не ведомо.

Ясно только, что полковник Кронъйорт вряд ли самолично начертил его: в 1698 г. он на Неве отсутствовал.

Правда, карта эта относится к 1698 г. довольно условно: в ее легенде указано лишь, что она сделана «в соответствии с... работами 1698» года, а изготовить ее могли и позже. Но и тогда у нас нет бесспорных оснований считать ее автором именно барона Абраама Кронъйорта: ведь у него хватало и профессиональных картографов.

Вот пример.

— 29 июня Йохан Майер составил план перестройки Ниеншанцкой крепости с городом Ниенштадтом.

— Меж тем 29 июля датский посол в России Пауль Гейнс, который с прошлого еще года вел в Кунцеве переговоры со Львом Кирилловичем Нарышкиным о создании русско-датского антишведского наступательного союза,сообщил в Копенгаген из Москвы, что, по его сведениям, «царь хочет добыть порт на закрытой шведами Балтике» 258).

— 18 августа, по сообщению хранящейся в Архиве Российской АН «Истории Великой России», принадлежащей перу известного петровского историка и дипломата барона Генриха фон Гюйсена, во время встречи на яхте английского короля Вильгельма III Оранского с Петром I король «снова 2 заявил, что был бы весьма рад, если бы он 3 сумел удовлетворить свои претензии к Швеции на порт на Балтийском море» 259).

— В 1698 г. последним генерал-губернатором Ингрии и Карелии стал граф Отто Веллинг.

1699 г. — в январе генерал-квартирмейстер Карл Стюарт поручил картографу Петеру Вассандеру составить на основании более старых карт «Ландскарту Нотэборгского лена».

— Тогда же составили «Карту, или Географическое описание Ингрии», условно именуемую «Картой Стюарта 1699 года».

Изображение
«Карта, или Географическое описание Ингрии» (1699). Сделана генерал-квартирмейстером Карлом С. Стюартом.


— 23 июля в Москву прибывают послы Карла XII и начинают долгие переговоры со Львом Нарышкиным, а затем с Федором Алексеевичем Головиным (они, один за другим, возглавляли Посольский приказ) о подтверждении Кардисского мира.

— 11 ноября стараниями генерала Георга Карла Карловича, посланца Августа II Сильного — саксонского курфюрста и польского короля, — подписан русско-саксонский антишведский союз.

Август обязался первым выступить против Карла XII в Лифляндии (наши историки обычно почему-то не берут во внимание того обстоятельства, что стремление Петра I начать войну походом на Нарву диктовалось, между прочим, и намерением соединить русские и польские войска где-нибудь в районе Пернова, ныне это — Пярну).

— 20 ноября Петр I подтвердил обязательства России по Кардисскому миру — и шведское посольство двинулось из Москвы обратно в Стокгольм.

— Однако уже через три дня, 23 ноября, Петр подписывает русско-датский антишведский договор — и формально отношения с союзниками были оформлены, но Петр настоял на рассмотрении Фредериком IV Датским пункта о послевоенном заключении «полезного обеим сторонам мира», что было сделано лишь в апреле следующего года.

1700 г. — 13 февраля Август II вторгся в Лифляндию и, осадив Ригу, начал Великую Северную войну 1700–1721 гг., даже не объявив Швеции формально о своем на нее нападении. Вероятно, именно это вероломство понудило Карла XII считать Августа первостепенным своим противником, направляя против него самые мощные свои удары.

— 2 марта Петр I пишет из Воронежа в Москву Федору Алексеевичу Головину, наказывая послать с разведкой в Нарву и Орешек доверенного человека и тем косвенно подтверждая свои собственные разведывательные намерения, совершенные им два года назад в Риге:

«Пришло мне на мысль: сказывал мне Брант 4, что есть в Ругодиве [Нарве] пушки продажные корабельные в 12, в 18 и в 6 фунтов ядром, и я с ним говорил, чтоб купить. И ныне для тех пушек пошли ты Корчмина 5, чтоб он их пробовал и купил несколько; а меж тем накажи ему, чтоб присмотрел города и места кругом, также, если возможно ему дела сыскать, чтоб побывал и в Орешек; а буде в нем нельзя, хоть возле его...
А детина, кажется, не глуп и секрет может снести. Зело нужно, чтоб Книппер 6 того не ведал, потому что он знает, что он 7 учен» 260).

— Уже 8 марта Корчмин пишет царю в Воронеж:

«С Москвы в Ругодив поехал я марта в 8, в субботу.
И по письму твоему торговать пушек стану; а желаю, чтобы и города посмотреть, и для того и когда случится и поторговаться, чтоб и не передать, а ныне один о цене спросить не смею... Надобно мне быть в Ругодиве до просухи для того, чтоб по твоему письму посмотреть водный путь, также буду иметь, чтоб быть на Воронеже, как дело Емельяново 8, дай Бог, совершилось. А сему делу есть время...» 261)

— 30 апреля король Фредерик IV подписал русско-датский договор.

Этим было завершено оформление датско-русско-саксонского антишведского союза, в соответствии с которым датчане напали на владения зятя Карла XII — герцога Голштейн-Готторпского.

— 18 августа в Москве провозглашен тридцатилетний мир с Турцией.

— 19 августа Россия объявила войну Швеции.

— Однако в тот же день Карл XII, высадившийся с войсками на датском побережье, под угрозой артиллерийской бомбардировки Копенгагена вынудил Фредерика IV заключить в Травендале мирное соглашение — и, таким образом, Дания выбыла из войны.

— 19 августа царь извещает Августа о готовности России начать войну с Карлом.

В тот же день царь приказывает новоназначенному новгородскому воеводе князю Ивану Юрьевичу Трубецкому, «дабы, наискорее объявя войну, вступил в неприятельскую землю и удобные места занял»;

— тогда же Петр посылает в Новгород генерал-майора Якова Вилимовича Брюса, генерала Ивана Ивановича Чамберса и вернувшегося из своей разведывательной поездки начала года Василия Дмитриевича Корчмина, о чем писал Трубецкому:

«Сегодня послали для блакиру [блокады] и пресечения пути в Ижорскую землю генерала-маиора Якова Брюса» 262).

— 22 августа царь вышел из Москвы в Нарвский поход, ведя туда гвардию, старый Лефортов и три полка нового набора.

— В сентябре впервые появляются сведения о двух иноземных инженерах, которые в 1703 г. будут иметь отношение к закладке и строительству Санктпетербургской крепости.

В этом месяце в Новгород из Нарвы прибывает саксонский инженер Вильгельм Адам Кирштенштейн.

И тогда же король Август II сообщает Петру I о посылке к нему генерала Людвига Николая Алларта и генерал-инженера Жозефа Гаспара Ламбера де Герэна (тот, правда, прибудет только в ноябре следующего года).

— 25 сентября Петр пишет своим сподвижникам Андрею Виниусу, Аниките Репнину, Федору Ромодановскому и Тихону Стрешневу о приходе 22 сентября к Нарве и взятии Копорья, Сыренца и Яма.

— 2 октября Петр I составляет письмо к коменданту Нарвы полковнику Хеннингу-Рудольфу Горну с требованием выпустить из Нарвы английского купца Эндрью Стейлса с товарищами, московскими жителями, а им пишет, чтоб захватили с собой вина.

Надо полагать, требование царя было выполнено, ибо имя Стейлса впоследствии постоянно фигурирует в переписке Петра: в первые годы Северной войны англичанин обосновался в Москве и Архангельске.

— 20 октября началась бомбардировка Нарвы.

— В конце октября Карл XII высадился в Пернове и двинулся с небольшим отрядом к Нарве.

— 17 ноября Петр с Головиным отъезжают из армии, оставляя командующим фельдмаршала герцога Карла Ойгена фон Круи.

— 19 ноября происходит Нарвская битва, в которой русская армия терпит полное поражение, теряет весь генералитет, всю артиллерию и большое число войск.

Через день Карл XII пожаловал Горна званием генерал-майора.

— До конца ноября шведы возвращают себе Ям, Сыренец и Копорье. В Новгороде, Печорах и Пскове идут оборонительные работы, в которых принимает участие инженер Вильгельм Адам Кирштенштейн.

— 3 декабря Карл XII рассылает по Приневью «Универсал» с сообщением о победе под Нарвой, требованием снабдить шведов продовольствием и призывом к подданным царя Петра переходить на службу к шведским властям.

Один из экземпляров этого «Универсала» переслал для сведения в Москву священник Осип Федоров из деревни Осмин Копорского уезда.

— 5 декабря Петр I вручает Борису Петровичу Шереметеву конницу для походов на врага в его прибалтийских округах.

— В конце года Карл XII и генерал-квартирмейстер Стюарт составляют план зимней русской кампании.

Кронъйорт по этому плану должен был идти к Ладоге, один корпус Горна — на Гдов, другой — на Псков, а король — соединиться с Горном во Пскове и двинуться на Москву.

Весной следующего года осуществление плана перенесли на лето, а потом вовсе отменили, ибо солдаты болели, пополнения не нашлось, да и провиант отсутствовал.

_______________
1 Выделено мной: я хотел подчеркнуть, что еще задолго до основания Петербурга по крайней мере в две умные головы — короля Густава II Адольфа и барона Абраама Кронъйорта — пришла мысль о том, что недурно бы перенести крепость от впадения Охты в Неву ближе к слиянию ее с заливом.
2 То есть вторично после встречи с царем в Утрехте.
3 Петр.
4 Христофор Брант, голландский купец.
5 Василия Дмитриевича Корчмина, сержанта бомбардирской роты гвардейского Преображенского полка.
6 Имеется в виду Томас Книпперкрон, шведский резидент в Москве.
7 Корчмин.
8 То есть мирные переговоры с Турцией, что вел Емельян Игнатьевич Украинцев.


XXVII. Приход века восемнадцатого

1701 г. — 15 января шведский военачальник Вольмар Антон фон Шлиппенбах напал на Псковско-Печерский монастырь, но вскоре отступил от него, особой военной славы тут не снискав.

— 30 января, беря во внимание характер будущего театра военных действий и намереваясь использовать удобные речные пути по Волхову и Луге, выводящие с одной стороны к Орешку, а с другой — к Яму и Нарве, Петр повелел Новгородскому приказу:

«На реках на Волхове и Луге для нынешней свейской службы под всякие полковые припасы и на дачу ратным людям сделать 600 стругов» 263).

Строительство это велось на Волхове у Новгорода и на Луге у деревни Онежицы, в восемнадцати километрах от нынешнего города Луги.

— 15 февраля царь Петр I подписал в Биржах с Августом II договор, в котором особо помянута была помощь короля в завоевании Петром Ингрии и Карелии.

Это вполне устраивало короля Августа, поскольку царь закреплял договором направление своих действий не на Эстляндию, в приобретении которой был заинтересован Август, а на ближнее Приневье. Для нас же немаловажно и то, что Бирженский договор сам свидетельствовал о резкой смене устремлений Петра на «ингерманландско-карельское направление»: это не было дипломатической игрой — весь ход последующих событий показывал, что царь действовал так, как объявил о том в Биржах.

— 23 мая семеро ладожан-торговцев составляют «Сказку» с описанием Ниеншанца и Ниенштадта. Примерно в то же время новгородские дворяне Бестужев, Кушелев и князь Мышецкий описывают Орешек (я приведу эти описания позже).

— В мае—июне шведский кондуктор Карл Элдберг составил «Гидрографическую карту реки Невы к востоку от рейда Ниеншанца и к западу от рейда Нотэборга до Балтийского моря с означением настоящего его положения, глубин и отмелей» — самую близкую к нашему времени среди карт, оставшихся от поры пребывания шведов в Приневье.

Изображение
«Гидрографическая карта реки Невы к востоку от рейда Ниеншанца и к западу от рейда Нотэборга...», составленная в мае—июне 1701 г. кондуктором Карлом Элдбергом.


— 3 июня Борису Петровичу Шереметеву поручено идти с войсками к Новгороду и Пскову; в указе, между прочим, назван и адрес действий:

«Быть к городам для поиску, которые города (многих вековых наследных земель) от предков, от Российского государства отлучены неправильно» 264).

— 18 июня Шереметев в осуществление указа посылает своих офицеров Бахметева и Сокирина в рекогносцировочные партии «к Канцам и Орешку для промысла и поиску над неприятелем».

Офицеры напали на несколько мыз, взяв тут малую толику оружия, но дошли только до реки Назии.

— В тот же день Шереметев пишет царю:

«На Луге стругов сделано 170 и достальные скоро поспеют, а на Волхове сделано немного, а иные почали делать... и я приказал накрепко, чтоб не плошались делом» 265).

— 21 июня из Разрядного приказа посланы к воеводам грамоты с наставлением служилым чинам, назначенным на «великого государя службу в Свейский поход», явиться в Новгород — в Большой полк к «генерал-фельдмаршалу и военному кавалеру Мальтийскому свидетельствованному Борису Петровичу Шереметеву». Это — едва ли не первое поименование Шереметева в официальных документах чином генерал-фельдмаршала.

— С 6 августа по 2 октября Петр I находится в Пскове и приказывает Шереметеву отправляться «в генеральный поход за Свейский рубеж».

— 4 сентября Михаил Шереметев, сын фельдмаршала, побил близ мызы Ряпиной на берегу речки Выбовки (ныне — Выханду, Эстония) отряд шведского генерал-майора Вольмара Атона фон Шлиппенбаха: это — первая, пусть и небольшая победа русской армии после поражения под Нарвой.

— 3 ноября в русскую службу принят генерал-инженер Жозеф Гаспар Ламбер де Герэн, в будущем — один из составителей первых проектов Санктпетербургской крепости.

— В ночь на 25 декабря, в Рождество (по григорианскому календарю) на нынешней территории Петербурга произошло знамение, о котором в рукописи «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга» сказано (даю отрывок в пересказе):

«По создании Санктпетербурга предки [местных жителей], умершие близ мест сих, им сказывали, что издревле на этих местах часто видимо было света сияние, и в году начатия войны со Швецией видим был свет великий.
Думали, что это горят леса королевские, выкаченные по берегам Невы-реки и подготовленные к отправке в Стокгольм. И когда пришли и увидели свет, удивлялись ему.
В 1701 году в ночь Рождества Христова вновь виден был свет местным окольным жителям, и они гадали, не пожар ли то.
Придя, увидели у сосны все сучья заполненными горящими восковыми свечами.
Удивились и, сняв топор с топорища и насадив на жердь, несколько человек стали рубить сук сосны с горящими свечами в намерении либо срубить этот сук, либо сбить с него свечи.
И как только вырубили сук глубиною пальца на два, cвет угас...» 266)

— 29 декабря в сражении у мызы Эрествере на реке Выбовке, на полпути между Печорами и Дерптом (по-русски мыза именовалась — Эрестфер, или Естверова), армия фельдмаршала Шереметева наносит крупное поражение войскам Шлиппенбаха.

Изображение

#9 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:05

XXVIII. 1702 год — до Нотэборгского похода

Приневские события 1702 г. можно начать с указа царя Петра от 5 января, отданного владельцу железоделательных заводов в Олонце Андрею Бутенанту:

«На Олонецких железных заводах иноземца Андрея Бутенанта фон Розенбуша вылить тотчас 100 пушек железных и чугунных самых добрых, без всяких изъянов, ядром по 12 фунтов да по 1000 ядер ко всякой пушке, и с Олонца, как ему уже указано, поставить в Новгород не позже марта 1702 года» 267).

Покуда царь Бутенантовыми заводами только распоряжается, но скоро он заберет их у иноземца в свою государеву казну...

— В начале же января, узнав о победе Бориса Петровича Шереметева при Эрестфере, царь послал к нему лейтенанта бомбардирской роты Преображенского полка Александра Меншикова, который привез генерал-фельдмаршалу пожалованный ему за победу орден Андрея Первозванного и письмо царя:

«1. Проведать о короле, где и сколько с ним...
2. В Канцах и в Орешке сколько людей?
3. Река Нева покрыта ль льдом, или прошла, и когда вскрывается?
4. Намерение есть, при помощи Божией, по льду Орешек доставать, и чтоб для того дела больше Преображенского, Семеновского и двух драгунских из Новгорода не брать; да Ладожских в прибавку; для того надобно подвод, сколько возможно, собрать к Новугороду, а именно те 3 000, которые распущены и велено кормить в ближних местах.
5. А для сикурсу [поддержки]... иттить господину фельтмаршалу... на Самру, и тут став, смотреть на обороты неприятельские, и чтоб, с Божиею помощию, на выручку не допустить к Орешку и Канцам...
7. Послать для языка к Орешку или к Канцам, чтоб достать самого доброго языка из которого[-нибудь] города.
8. Все сие приготовление зело, зело хранить тайно, как возможно, чтоб никто не дознался» 268).

— Предстоящую кампанию следовало поддержать и с воды — и для того в январе Петр I распорядился, в частности, начать на архангелогородской Соломбальской верфи строительство двух малых фрегатов, которое поручено было хорошо знакомым царю рядовым бомбардирской роты Преображенского гвардейского полка Лукьяну Верещагину, Ивану Немцову и Филиппу Пальчикову. Те вскоре строительство и начали.

Изображение
Карта-схема военных действий между Россией и Швецией в 1700–1703 гг.
На ней отмечены места крупнейших сражений как на суше, так и на воде: Нарвская битва 1700 г.; место схватки армий Шереметева и Шлиппенбаха у мызы Эрествере (Эрестфер) в конце 1701 г. и их же столкновение у Гумоловой мызы (Гуммельсгоф) в 1702 г.; другие битвы того же года: водное сражение отряда полковника Тыртова с судами вице-адмирала фон Нумерса на Ладожском озере; взятие Мариенбурга (где попала в плен среди прочих Марта Крузе — будущая императрица Екатерина I); осада и взятие Нотэборга в конце года; сражения 1703 г.: взятие Ниеншанца 1 мая, морская схватка на выходе Невы в Финский залив в ночь с 6 на 7 мая; взятие 14 мая Яма и 17 мая — Копорья.


— 22 января Петр I направил чрезвычайно важный в истории отечественного судостроения указ стольнику Ивану Юрьевичу Татищеву:

«В оборону и на отпор против неприятельских свейских войск на Ладожском озере сделать военных 6 кораблей по 18 пушек» 269).

Этот указ подтверждался и официальным «Наказом о строении кораблей» от 23 января:

«1. Делать корабли на реке Сяси, которая впала в Ладожское озеро от [города] Ладоги в 3 верстах, или на реке Паше, которая впала в реку Свирь, а Свирь в Ладожское озеро, осмотря места, где пристойно, из соснового лесу.
2. У тех кораблей быть из Новгорода стольнику Ивану Юрьеву сыну Татищеву, да с ним из отставных дворян новгородского разряда 12 человек, которые понадобятся.
И на тех реках на Сяси и на Паше... ему Ивану Татищеву самому осмотреть и измерить в аршинах и тутошних жителей допросить: в тех местах весною в полую воду также и летом вода сколь велика бывает; а о деле тех кораблей писать ему, Ивану Татищеву, в Новгородский приказ и в полк к ближнему окольничему и воеводе Петру Матвеевичу Апраксину» 270).

Питерский историк Павел Кротов, один из авторов коллективного труда «История отечественного судостроения», так, однако, комментирует в главе «Зарождение регулярного флота на Балтике» предписание царя от 22–23 января:

«Этот указ Петра I нельзя считать распоряжением, по которому началось создание Балтийского флота.
В самом указе говорится, что шесть намечавшихся к строительству кораблей предназначались для действий на Ладоге против шведской флотилии, без разгрома которой нельзя было взять Орешек» 271).

— Уже 14 февраля Татищев сообщал царю:

«По вышепомянутому твоего, Великого государя, указу я, холоп твой, на Ладожское озеро и на Сясьское и на Свирское устья, и на реку Сясь, и на Пашу, и на Свирь реки ездил, и тех рек и Ладожского озера устья осмотрел и в аршины измерял...
И для осмотра и описания сосновых лесов на реке Сяси послал я... из отставных дворян Парфена Фадеева сына Есипова» 272).

Павел Кротов комментирует:

«Для основания государственной верфи на Сяси выбрали участок реки вблизи места ее впадения в Ладожское озеро, у дворцового села Сясьское Устье (или Сясьские Рядки)...
Низовье Сяси было достаточно глубоководно для проводки даже крупных кораблей.
Там имелись удобные для устройства верфи берега и росли обширные сосновые леса.
На существовавших тут исстари плотбищах купцы издавна строили большие и малые корабли.
Новая верфь почти полностью обеспечивалась местными рабочими: плотниками, кузнецами и выполнявшими вспомогательные операции людьми.
Ее металлургической базой были железоделательные заводы в ближайшем Олонецком уезде. На них заказывали пушки, якоря, другие изделия из чугуна и железа.
Снабжение верфи парусиной, канатами, флагами, вымпелами и остальными корабельными припасами осуществлялось из центральных районов страны через Адмиралтейский приказ в Москве.
Финансирование верфи первоначально возлагалось на Новгородскую ратушу» 273).

Замечу: эти же достоинства (за малым разнообразием) имели впоследствии и другие приневские судостроительные верфи.

Впрочем, и недостатки у этих предприятий были сходны...

Изображение
ИзображениеИзображение
Карта-схема расположения Сясьской верфи.
А ниже — гравюры Питера Пикарта, изображающие два фрегата, построенные на Сяси в 1702–1704 гг: «Михаил Архангел» и «Ивангород» (оснащали их на Свири, на Олонецкой верфи).


— 14 же февраля Петр I распорядился:

«А для указывания тех фрегатов и заготавливания лесов послан [голландский] плотник Воутер Воутерсон [ван Колк], который выехал по призыву иноземцев Христофора Бранта и Ивана Любса... а что на те фрегаты надобно пушек и якорей и железа, и то все брать из запасного с олонецких заводов иноземца Андрея Бутенанта» 274).

— 16 февраля бурмистрам Олонецкого уезда велено немедля слать на Сясь плотников, работных людей с лошадьми, целовальников и подьячего.

— 21 февраля Шереметев откликается на январский указ царя:

«А под Канцы и под Орешек послали немедленно добрую посылку» 275).

— Однако уже 9 марта Петр в письме к Шереметеву фактически отменяет намерение «доставать Орешек»:

«Зело желали исполнить то... но волею Божиею и случаем времени оное пресеклось до своего времени» 276).

— 26 марта Воутерсон начал во владениях стольника Бутурлина заготовку корабельного леса, которая завершилась только к 20 июня.

— В конце марта руководитель Посольского приказа генерал-адмирал Федор Алексеевич Головин (иноземцы именовали его канцлером) объявил прибывшему в Москву по выполнении особого поручения царя лифляндскому дворянину Иоганну Рейнгольду фон Паткулю о принятии его в русскую службу.

Паткуль был личным врагом Карла XII: он возглавил у себя на родине движение за отмену редукций, по которым дворяне лишались части родовых земель, конфискованных в пользу шведской короны. Карл XII заочно приговорил его к смертной казни (что и будет совершено через три года), а Паткуль, даровитый, энергичный и самонадеянный интриган, немалые силы приложил для втягивания России в Северную войну.

— 16 апреля Петр I подписал созданный с помощью Головина и Паткуля «Манифест о вызове иностранцев в Россию».

Он сыграл в истории нашего государства немалую роль, отчего и приводится тут полностью: в переводе с немецкого оригинала и в приближении к современному русскому языку (замечу, что в таком варианте он предлагается читателю впервые):

«Божией милостью мы, пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич... (далее следовал полный титул царя. — А. Ш.)

Сим объявляем и уведомляем всех: с того времени, как мы милостью Всевышнего вступили на престол наших предков, нашей первой заботой было такое правление в государстве и на земле, владеть которой позволил нам Всевышний, дабы каждый наш верноподданный мог почувствовать, что единственной нашей целью является забота о его благосостоянии и процветании.

Поэтому мы используем всяческие способы и пути, которые могли бы любым образом служить осуществлению этого славного намерения. А для этого мы не только расширяем нашу торговлю и утверждаем внутреннюю безопасность нашего государства, тем оберегая его от всяческих опасных случаев, коими может быть разрушено благосостояние общественной пользы, но и таковым образом учреждаем состояние правления и многого остального, принадлежащего к наилучшему обучению всего народа, дабы наши подданные чем далее, тем более могли приобщиться ко всяческому обходительному общению с другими христианскими и осведомленными в правилах поведения народами.

И для того мы ввели в нашем государстве все нужные к такому благополезному делу учреждения и предуготовления, каких для того потребовали время и случай, и милостью и вспоможением Всевышнего намерены продолжать это и в будущем.

Но мы своевременно предусмотрели, что если мы не будем попечительствовать всему этому, то наши верноподданные не весьма будут склонны без всякой опаски употреблять изящные плоды многих наших неусыпных трудов.

И потому посреди всех этих трудов мы не перестали устремлять наши мысли на то, каким образом содержать нам в безопасности и оборонять наши рубежи от всех неприятельских нападений извне; как возродить умаленные в прежние времена преимущества, права и справедливости для нашего государства; как вернуть ему то, что насильственно было отторгнуто от нас в несчастливые времена и случаи безмерной жаждой того или иного ненавистного соседа, и тем самым установить во всем христианском мире и утвердить покой против разрушителей такового, поскольку этого всячески требуют и должность, и обязанность всех христианских правителей.

И для этого мы стремимся учредить в нашем государстве войсковое состояние как одну из наикрепчайших основ любого государства и правительства таким образом, дабы войско наше могло быть искусно построено во всех потребных ему воинских действиях, прошло бы правильное и надежное обучение и было поставлено под пристойное управление. И дабы все это наиболее способствовало нашей и нашего государства пользе, облегчая въезд и выезд, к которому были бы побуждены не только искусные в учреждении воинского нашего дела люди иных народов, но и все другие, служащие к приращению государства, — мы повелели объявить милостивое разрешение на то путем ясного нашего указа, издав оный в открытую печать для всенародного уведомления.

I.

Известно, что мы давно отставили и отложили при нашем государствовании старую привычку, по которой въезд к нам иноземцев был не совсем свободен. И потому мы не только подтверждаем этим указом, но и на то указуем, чтобы всякий, кто захочет въехать сюда для службы в нашем войске, может явиться со всеми находящимися при нем людьми и обиходом к первому губернатору или наместнику на границе — и оттуда на свободных подводах без всякой оплаты, спокойно и без опаски на своем пути следовать вплоть до самой нашей столицы.

И для этого мы приказываем послать сего же числа указы и наказы для всех наших наместников, губернаторов и приказных людей как на границе, так и на пути от Киева, Смоленска и Пскова к столице, чтобы там приезжающим офицерам не учинили бы никакой помехи и беспокойства, но, наоборот, встретили бы их со всяким вспомогательством и добрым благоволением.

Подобно воинским людям, такою же милостью будут свободно, пропуском, волею и честью удовольствованы и купцы, и художники, которые намерены будут ехать сюда.

II.

И хотя здесь, в столице нашей, давно уже введено свободное отправление веры для всех, и отдаленных от нашей церкви, христианских сект, однако данным указом сызнова нами подтверждается, что мы, при всей данной нам Всевышним силе, не приемлем на себя принуждения над совестью человеческой и охотно соизволяем, чтобы каждый христианин под собственную свою ответственность заботился о своем спасении.

И потому мы будем твердо повелевать, чтобы по прежнему обыкновению никто не имел препятствия в своем отправлении веры, как явном, так и приватном, но был в таком отправлении обеспечен и безопасен от всякого беспокойства.

И если случится, что в некоем месте нашего государства или при войсках и гарнизонах не найдется соответствующего духовенства, проповедников или кирх, то всякому позволено будет служить Богу не только в своем доме, для себя и своих близких, но и для тех, кто туда вознамерится прийти, чтобы по общему уставу христианской церкви вместе хвалить Бога, общаясь с ним и отправляя таким образом свою службу.

Поскольку при наших войсках есть отдельные офицеры и даже целые части полков, имеющие пасторов, мы подтверждаем им все те позволения, привилегии и вольности, которые здесь, в нашей столице, и у Города [Архангельска], и в прочих местах таким кирхам позволены, причем все это касается отправления и обычного духовного чина, и святых сакраментов, или таинств. А также, по прошению упомянутых офицеров, позволяем им строить новые кирхи и в иных местах.

III.

И чтобы иноземцы или иностранцы не устрашились въездом сюда, опасаясь того, что они могут попасть под суд, начальствование или образ наказания, несогласные с принятыми в их землях правилами, мы хотим сим и силою сего манифеста учредить тайный коллегиум воинской думы, или собрание, которое состояло бы из президента, советников, секретарей и иных канцелярских служащих. И в соответствии с указом о войсковом состоянии издать сие в печать и выбрать в данный коллегиум иностранных, искусных в воинском состоянии особ, которым и надлежит судить все отправления и все указы, относящиеся к иноземным войсковым состояниям вместе с военным иноземным комиссарством, казенными делами и их служителями, какого бы существования или принадлежности они ни были.

А что касается судов, то право первого челобитья в них учинено должно быть в полках, а начальство над ними следует иметь генеральному воинскому суду, как сие принято во всех иностранных учрежденных войсках. Проект же воинских статей вместе с иными нужными для иностранного войскового состояния учреждениями и указами президент сей воинской думы прикажет составить общему собранию коллегиума, а после этого подаст на наше рассмотрение, а затем прикажет объявить и издать.

Кроме того, суду коллегии нашей тайной думы подлежат все и всякие особы, обретающиеся в нашем иностранном войсковом состоянии — как офицеры высокого и низкого чина, так и иные служители и рядовые купно со всеми их домашними и теми, кто коим ни есть образом при них пребывает или им приобщены.

И таким же образом надлежит поступать в случае гражданских или иных преступных вин, несмотря на военные или какие-нибудь иные особые действия и невзирая ни на какие персональные договоренности.

И сему суду мы хотим подчинить всех иностранных иноземцев, что пойдут в нашу службу и пригодны для воинских чинов, дабы они, выйдя из-под защиты присущих их землям судебных законов, обыкновений, прав и обычаев, подпали под попечение коллегиума нашей воинской думы, коему мы впредь и предписываем вершить право и суд по Божественным законам, Римскому гражданскому праву и другим обыкновениям нравообученных народов, сохраняя при этом для всех нас милостивую надежду на то, что при том они всегда будут соблюдать в достойном осмотрении все наши преимущества, права и справедливости.

И дабы те, которые пойдут в нашу службу, обнадежены были, что у них никогда не будет отнято вольное право выйти вновь из нее, мы гарантируем им освобождение из нашей службы в согласии с обычаями, имеющимися в употреблении у всех иных потентатов в Европе. По каковому обещанию всякий и каждый, кому о сем ведать надлежит, поступать изволит.

В подтверждение, за нашим, собственной руки, подписанием и приложением печати, дано в нашей столице, на Москве, в 16 по старому день апреля 1702 года.
Подписано Государевою рукой.
Запечатано среднею Государственной печатью» 277).

— В ночь с 19 на 20 апреля царь Петр в сопровождении царевича Алексея (ему было двенадцать лет), генерал-адмирала Федора Алексеевича Головина, а также первого своего учителя, думного дьяка и «князь-папы Всепьянейшего и всешутейшего собора» Никиты Моисеевича Зотова, будущего канцлера Гаврилы Ивановича Головкина, офицера гвардии Юрия Юрьевича Трубецкого, своего ближнего друга Александра Даниловича Меншикова, многоликой свиты и пяти батальонов гвардии — Преображенского и Семеновского полков — отправился в Архангельск.

— 1 мая, как следует из более позднего письма Ивана Татищева царю, на Сясьской верфи началось строительство:

«В дворцовом селе на Сясьском устье зачато делать два корабля мая с 1-го числа и ныне те корабли делают» 278).

Так Татищев прореагировал на нетерпеливое послание царя, которое в оригинале до нас не дошло, но о содержании которого мы можем судить по памятной записи на цитируемом письме Татищева:

«Июня в 25 день послана Великим Государем грамота к нему Ивану, а велено на фрегатное дело лесные припасы в лесах с корня сечь и заготавливать их к делу и привозить и все шесть фрегатов делать с великим поспешением, и иноземцу Воутеру Воутерсону велено у того дела для указывания быть неотступно, чтоб нынешнего летнего времени не испустить и кормовых денег лишнего расходу, а работным людям тягот не учинить» 279).

Вот Татищев в своем — более позднем, напомню, — письме и разъясняет причину всяческих задержек:

«А по сказке иноземца корабельного дела мастера [Воутера Воутерсона] остальные корабли зачинать делать он будет, как зачатые корабли будут в отделке совершаться, для того, что-де одному ему за плотниками не усмотреть...

А апреля с 20 числа он, иноземец корабельный мастер, лесов сечь не велел, оттого, что леса пошли в сок, и такие-де леса в корабельное строение будут негодны... и он-де, иноземец, июля с 1 числа работных людей хочет распустить до декабря месяца» 280).

Чтобы рассмотреть эту тему, не разнося ее по разным числам, приведу сразу отрывок из показания самого Воутера Воутерсона от 13 июля этого года:

«Ныне у меня начато строить в мае месяце два корабля, и в совершении те два корабля будут, как на воду спустить, сего июля с 13 числа в шесть недель 1, и лесов на остальные четыре корабля у корабельного дела привезено на берег сполна, а из того лесу, который ныне у корабельного дела на берегу, готового тесаного лесу будет на два корабля, а на остальные на два корабля лес не тесан и тесать на те корабли в нынешнее летнее время не надобно, для того что, пока не достроятся те зачатые первые и на воду спущены будут два корабля, за остальные корабли приняться мне невозможно, потому что у нынешних кораблей за мастера первый год работаю, и не осмотря тех двух первых кораблей, как на воду спущены будут, за остальные корабли приняться мне невозможно... А на остальные корабли не достанет кокор — кореньев, которые секутся у дерева, — и те в нынешнее летнее время сечь негоже, а на четыре корабля тех кокор будет сполна, а как те первые два корабля построя, на воду спущу, и за другие корабли примусь в скорых числах» 281).

Таким образом, Воутер Воутерсон скорректировал программу царя Петра, сократив число возможных к построению на Сясьской верфи в 1702 г. фрегатов с шести до четырех, и сделал это по двум причинам.

Во-первых, произошла задержка с кондиционным, годным для корабельного строения лесом (в частности, вышла нехватка кокор — гнутых корневищ, клавшихся в основание киля судна).

Во-вторых, Воутерсон хотел сначала посмотреть, как будут выглядеть первые два спущенные на воду судна, прежде чем приниматься за следующие.

Скажу сразу два слова о судьбе сясьских фрегатов.

Два безымянные фрегата, заложенные на Сясьской верфи в мае 1702 г., мастер Воутер Воутерсон спустил на воду в сентябре того же года. После этого они долго достраивались — и первый прибыл на Олонецкую верфь для окончательной отделки только в конце 1703 г., а второй еще позже.

Назывались эти суда сначала условно «Фан-Сяс-1» и «Фан-Сяс-2» (то есть «Сясьские» — первый и второй). В 1705 г. их обратили в брандеры, предназначавшиеся для взрыва вражеских кораблей. Им присвоили звучные наименования «Этна» и «Везувий».

Еще два фрегата, которые получили впоследствии имена «Михаил Архангел» и «Ивангород», Воутерсон заложил в ноябре 1702 г. и спустил на воду первый — в 1704 г., а второй — в мае 1705 г. Оба прослужили до 1710 г., но Павел Кротов точно замечает:

«Первыми кораблями Балтийского флота сясьские фрегаты... не стали» 282).

Так что запомним: несмотря на то, что оба «Фан-Сяса» действительно были первыми заложенными в Приневье русскими боевыми кораблями, в строй Балтийского флота они вошли позже тех, которые спустя время заложены были на Свири.

— 18 мая в «Юрнале» — ротном дневнике передвижений бомбардиров Преображенского полка — появилась запись:

«Мая в 18 день. Приехали к Городу [Архангельску]» 283).

— 23 мая в Архангельске имело место происшествие, в ряду крупных событий вроде малозаметное, но для своего времени показательное и на судьбах многих людей сказавшееся, а потому достойное рассказа.

Оно касалось царевича Алексея и его воспитателя Мартина Нейгебауэра.

Вот что писал об этом в книге «Наука и литература в России при Петре Великом» видный историк XIX в. Петр Пекарский:

«В 1699 году приезжал в Москву для переговоров от саксонского курфюрста генерал Карлович, с которым Петр хотел было отправить за границу сына своего, царевича Алексея... В свите его находился сын одного данцигского бюргера Нейгебауэр: он учился сначала в родном городе, а потом слушал лекции в лейпцигском университете, где преимущественно изучал латинский язык, юриспруденцию и историю...
Карлович пригласил Нейгебауэра в Москву, говоря, что для воспитания наследного принца нужен образованный немец, который мог бы состоять при нем в должности гофмейстера. Нейгебауэр согласился на это приглашение и приехал в Россию, но смерть Карловича значительно замедлила его определение и только в июне 1701 года, после нескольких ходатайств, Нейгебауэру удалось получить место при царевиче для наставления „в науках и нравоучении“. Уже в конце того же 1701 года обнаружились неудовольствия между Нейгебауэром и русскими, состоявшими при царевиче. Иноземец... просил удалить прежних лиц, окружавших царевича, и в том числе учителя его, Никифора Вяземского, а на место их определить знающих иностранные языки и обычаи...
Жалобы и просьбы Нейгебауэра оставались без последствия, и 23-го мая 1702 года в Архангельске, за обедом, произошла ссора между учителями — немцем и русским.
Первый прежде всего выведен был из себя тем, что Вяземский и Нарышкин говорили тихо и смеялись с царевичем, который... терпеть не мог Нейгебауэра. Учитель заметил, что царевичу неприлично говорить при посторонних тихо со своими приближенными. Нарышкин и Вяземский оспаривали это замечание с насмешками.
Вскоре Алексей Петрович, по совету Вяземского, положил было на блюдо обглоданную кость. Нейгебауэр снова заметил, что обглоданные кости оставляют на тарелке, а класть их на блюдо, с которого берут другие, — невежливо. По этому случаю учителя начали между собой сильный спор, кончившийся бранью: Вяземский обозвал Нейгебауэра собакой, а этот честил своих противников званиями собак и варваров...
Об этой ссоре был розыск... Из бумаг московского архива министерства иностранных дел видно, что Меншиков был против Нейгебауэра... Это обстоятельство, должно полагать, было главнейшей причиною того, что в ссоре учитель немец признан был виноватым. В июле 1702 года состоялся указ:
„Иноземцу Нейгебауэру за многие его неистовства, что писался гофмейстером его высочества, а ближних людей, которые живут при царевиче, бранил и называл варварами, от службы отказать — и ехать ему без отпуска, куда хочет“...
Однако Нейгебауэр оставался в Москве до 1704 года: сначала его опасались отправить за границу, чтоб он не передал каких-нибудь известий о России, бывшей тогда в войне со Швециею; после сам Нейгебауэр искал места в русской службе и даже соглашался ехать при посольстве в Китай.
Наконец в навигацию 1704 года его, почти под караулом, отправили из Москвы в Архангельск, откуда на гамбургском корабле он и возвратился на родину» 284).

В том же 1704 г. в Германии появилась брошюра, изданная в форме «Письма знатного немецкого Офицера к Тайному советнику одного высокого Владетеля о дурном обращении с немецкими Офицерами, которых вызывали на свою службу Московиты». Ясно, что направлена эта брошюра была против «Манифеста» о призыве иноземцев на русскую службу, распространявшегося в Европе Иоганном Рейнгольдом фон Паткулем. Обличая многие (явные и мнимые) издевательства и несправедливости, которым иноземцы подвергались при дворе царя Петра, Нейгебауэр не забыл и свою собственную историю:

«Наставник наследного принца по имени Нейбауэр (Neubauer) должен был потерять голову за то, что просил принца, чтоб он не клал обглоданные кости на блюдо, с которого он с прочими ел. Наконец, после долгого и тяжелого заключения, Нейбауэр хотя избавился от смертной казни, однако поплатился всем, что имел, и потом принужден идти просить милостыню, а между тем он был рекомендован польским королем и ничего дурного не сделал» 285).

Царь Петр поручил ответить на памфлет барону Генриху фон Гюйсену, сменившему на время Нейгебауэра в должности воспитателя царевича. Гюйсен выполнил поручение в 1705 г. В ответном памфлете, разоблачая Нейгебауэра, он писал так:

«Как только он вступил в должность наставника, то совершенно опьянел от счастья и стал много думать о себе. В голове его явилось множество химер из геройской истории Дон-Кихота Ламанчского, и он воображал уже себя владетелем обширнейшего острова. Повсюду желая быть впереди, сидеть выше всех, споря с каждым о ранге, придавая себе надменный вид, обращаясь гордо и неприступно со всеми, даже знатнейшими лицами в государстве, он в то же время беспрестанно подавал царю жалобы и прошения, что в таком-то месте ему недостаточно оказали почестей и уважения, что какой-нибудь служитель не отдал ему должного почтения. Однажды царь, которому уже надоело все это, разумно и милостиво дал ему следующее наставление: „Ты говоришь только о почтении к себе и ранге и выказываешь своенравие, которое нейдет мужчине. Сам я веду себя, как другие владетели, однако при этом вовсе не надменен, а потому можно было бы следовать моему примеру“.
Об успехах царевича он [Нейгебауэр] не делал никаких отметок в мемориях, да и мало заботился о том... Несбыточно, чтобы человек с таким характером мог где-нибудь долго процветать или держаться на одном месте. И у г. N. струна была так сильно натянута, что наконец она лопнула.
Царевич, по привычке и следуя желанию своему, хотел обедать несколько ранее 11-ти часов, а между тем г. N., хотя и ничего другого не делал, как распивал у себя на квартире чай и водку с офицерами, требовал, чтобы его ожидали к столу и считал недовольным для себя, когда царевич отобедает один, а перед ним [Нейгебауэром] поставят снова целый обед.
Однажды г. N. поспешно вернулся из общества богатых купцов, быть может, потому, что те мало ему кланялись и не говорили комплиментов; между тем царевич, не дожидаясь его, уже сел за стол, а он за то начал брюзжать и укорять, почему не дождались его особы, как это в обыкновении при всех немецких дворах. Кавалерам царевича надоело, наконец, всегдашнее его фырчание, и они начали свободно и рассудительно возражать и указывать ему, что он уже слишком натянул лук и чересчур требует себе от них подчиненности. Эти противоречия и упреки так рассердили г. N., что он непристойно разбранил кавалеров и, увлеченный гневом и буйством, бросил от себя ножи и вилки с такою силою, что они упали на царевича. При этом он был так несчастлив, что, во время его вспышки, его шпага, как он сам сознался, выпала из ножен около царевича.
Так как он кавалерам при царевиче давно уже был неприятен, то они все единогласно донесли его царскому величеству, что этот иноземец или по безумию и сумасбродству, или же по дерзостной злобе кинул в царевича ножик и вилку и схватился за шпагу.
Когда многие свидетели подтвердили такое дикое преступление, г. N. только отлучили от царевича и отдали к кн[язю] Алексею Борисовичу Голицыну, гвардии майору, а ныне подполковнику, под почетный арест до тех пор, пока не окончится следствие, и здесь, по собственному сознанию г. N., он пользовался подлинно княжеским столом и всем необходимым, даже излишним удобством и свободою.
В другом государстве его засадили бы в Бастилию или другую какую крепость на многие годы, не спрашивая, что он сделал... Однако о г. N. производился формальный процесс... После четырнадцатидневного ареста, в присутствии бывших тогда налицо иностранных министров, был прочтен и опубликован состоявшийся по делу приговор, в котором не определено было г. N. иного наказания, как удаление его, по вышеприведенным причинам, от должности. Как только был он освобожден из-под ареста и получил свободу, то все его вещи были ему возвращены» 286).

Вот так написал Гюйсен о Нейгебауэре (даже учитывая памфлетность брошюры, большинство фактов тут, конечно, правдивы). Однако обещанных за свой труд денег барон не дождался.

На том и завершился «инцидент 23 мая»...

— Но уже 25 мая на Соломбальской верфи произошло новое — приятное — событие, о котором царь через десять дней сообщил в Воронеж адмиралтейцу Федору Матвеевичу Апраксину:

«Два малые фрегата спущены в Троицын день и пойдут скоро на море; имена: один „Святой Дух“, на нем Пампурх 2; другой „Курьер“, на нем Валрант 3» 287).

— 31 мая, в дальнем преддверии похода на Нотэборг, царь Петр держал на архангелогородском Мосеевом острове речь перед своей гвардией о грядущих боевых действиях России.

— 8 июня царь отдал наказ писарю бомбардирской роты Ипату Муханову:

«Ехать из Архангельска морем до реки Онеги, а сею рекою вверх для проведывания ближайшего и способного водного и сухого пути к Олонцу» 288).

Реализацией этого наказа стала громадная работа карельских крестьян под руководством Ипата Муханова и бомбардира-сержанта Михайлы Щепотева: строительство знаменитой «Государевой дороги», по которой в августе перетащили посуху от Беломорья к Онеге два «малые фрегата» и прошла гвардия. А пролегла Государева (в XVIII в. ее называли Осударевой) дорога от Онежской губы Белого моря к Повенецкому заливу Онежского озера по кемско-повенецким лесам и топям.

— К концу июня Муханов и Щепотев собрали на стройку до пяти тысяч крестьян из Поморья, Беломорья, Олонца, Каргополя — и 2 августа Щепотев доложил царю в Архангельск:

«Пристань я, сыскав, измерил» 289).

Этой пристанью было Усолье Нюхча: несколько промысловых избушек на беломорском берегу. От нее до Вожмасельги было 94 версты. Далее до Телькиной — 47. До Масельги — 10. До Повенца — 34. Всего же — 185 верст.

— К середине августа Щепотев сообщил:

«Известую тебе, государь, дорога готова, и пристань, и подводы и суда на Онеге готовы» 290).

Теперь царь мог двигаться от Архангельска к Онеге...

— К этой же примерно поре холмогорский архиепископ Афанасий закончил последнюю редакцию «Описания трех путей из России в Швецию», где есть такие слова о крепости Орешек:

«В начале той великой реки Невы на острову стоит град Орешек. Строение московских великих государей, ныне же владеют шведы. Весь каменный, невеликий, но зело крепкий... В том граде шведы строили весьма изрядную великую башню каменную, по нынешнее 1702 лето лет с десять, но не совершили» 291).

Меж тем в Архангельск приходили вести с Невы, к которой уже устремлял взоры царь Петр.

— 15 июня пришло письмо от окольничего Петра Матвеевича Апраксина: его корпус действовал в Приневье, где отряд Григория Островского имел удачную для себя стычку с флотилией шведского вице-адмирала Гидеона фон Нумерса. Апраксин писал:

«На заставе в Ильинском погосте пойман перебещик из-за Свейского рубежа, Русский человек Андрей Баженов, живший в Канцах и других городах по делам торговым и посланный из Канец шпионом для осмотру царских войск.
Он показал: генерал Крониорт из Канец выступил и чрез Неву перешел в многолюдстве для войны 4; а у нас конницы нет и отпору дать нечем. У него 3 полка рейтар старого набора, 4 полка драгун по 400 и 500 ч. в полку, 3 полка пехоты: солдат 3 тысячи человек; пушек 20, в том числе 4 медных. Слышал он, что идут на Реткину мызу и там будут стоять до указу. Та мыза от Ругодива в 40 или 50 верстах.
В Канцах осталось пехоты 1 000 да с 300 посадских; пушки все железные; крепость старая; ее починивают; три раската» 292).

Поразмыслив над этим письмом, Петр велел стольнику Ивану Полуэктову собрать в Водской пятине триста человек и послать их в подмогу Петру Апраксину.

— 1 августа, получив сведения, что Кронъйорт строит укрепления перед Ниенщанцем, Апраксин решил идти на шведа походом, о чем известил генерал-фельдмаршала Шереметева. Затем последовали полмесяца боев Апраксина с Кронъйортом на обширном приневском пространстве — от Назии до взморья...

— 5 августа, в ожидании начала трудного похода, царь прозорливо писал Борису Петровичу Шереметеву, анализируя международную обстановку в Европе:

«Война у Голанцов и других с Французом зачалась. Изволь ваша милость разсудить нынешний случай, как увяз Швед в Полше, что ему не толко сего лета, но, чаю, ни будущего возвратиться не возможно» 293).

— В тот же день царь отправил послание и в Воронеж — брату окольничего Апраксина — адмиралтейцу Федору Матвеевичу:

«Мы с обоими полками только ветру ожидаем, который получа, пойдем на море до Нюхчи, и оттоль переправяся сухим путем, на Онего озеро (только 120 верст), и из того озера Свирью в Ладогу» 294).

Ветер задул — и в «Юрнале» бомбардирской роты, капитаном которой был царь, появились записи:

«Августа в 5 день, то есть во вторник, от Города пошли на море...
В 10 день пришли к Соловецкому монастырю» 295).

— 10 августа Петр Апраксин отчитывался перед царем:

«По твоему указу уезд Ореховский и ниже города Орешка рекою Невою до Тосны и самой Ижорской земли я прошел и неприятельские их жилища, многие мызы великие и всякие селения все разорил и развоевал» 296).

Позже, составляя так называемую «Реляцию Крониортову», Апраксин уточнил подробности этой части похода:

«С ратными людьми своего полка неприятельскую крепость Памолуки, щанцы и все их таборы взяли, а те неприятельские люди, которых было с 400 человек, покинув табор свой, в ту крепость побежали было, которых на побеге побито многое число, живьем взято 7 человек... и воинские припасы, при них будучие, взяли... А потом с войском своим пошел в неприятельскую землю, не беря города Орешка, переправясь через реку Назью, в Канецкий уезд до мызы Сарской и до мызы Дудоровщины» 297).

Упомянутые в «Реляции» Сарская мыза и Дудоровщина — это нынешние город Пушкин и поселок Можайский в Красном Селе, то есть Апраксин действовал, по сути дела, практически на окраинах нынешнего Санкт-Петербурга.

О дальнейших приневских событиях — в письме Апраксина царю от 10 августа:

«И сего августа в десятый день пришли на реку Тосну, которая имеет устье свое от реки Невы ниже Орешка 20 верст, а не дошед до Канец за 30 верст. Тут сделан был передовым отрядом Крониорта в 400 человек городок с тремя пушками, чтобы не пустить нас за Тосну, и мост был разведен.
И того ж августа 10 числа был у нас бой и взяли мы городок, разбили до 400 человек и гнали их верст 15 до самой реки Ижоры; также взяли и славную мызу Ижорскую.
Крониорт со всем войском стоит в мызе Дудоровщине, верстах в 35 от нас; мы пойдем на него с Божиею помощью» 298).

Тут вновь — бомбардирский «Юрнал»:

«В 16 день. Отсель пошли в путь; и к вечеру пришли к пристани Нюхчей» 299).

Относительно 16 августа историк Павел Кротов пишет в «Истории судостроения»:

«В Нюхче Петр I получил письма от Б[ориса] П[етровича] Шереметева и П[етра] М[атвеевича] Апраксина. Из них явствовало, что русские войска связали шведские силы в Эстляндии, а также отбросили их от Орешка к устью Невы, но на Ладоге по-прежнему оставалась шведская флотилия, а сясьские фрегаты еще не были достроены.

Для обеспечения успеха предполагаемой осады Орешка на Ладоге нужны были корабли с артиллерией, которые могли бы на равных вести бой с бригантинами и галиотами флотилии Г[идеона] фон Нумерса.

Именно 16 августа Петр I должен был принять окончательное решение о переброске по суше двух фрегатов с Белого моря на Онежское озеро.

Начался переход, показавший великую самоотверженность русского народа во время Северной войны» 300)...

Изображение
Схема трассы «Осударевой дороги», разведанной и построенной под началом Ипата Муханова и Михайлы Щепотева, по которой от Архангельска к Ладоге протащили по суше два судна, построенные на Соломбальской верфи, — «Святой Дух» и «Курьер».


Впрочем, еще до начала этого впечатляющего перехода в Нюхче произошел один инцидент, о котором Петр позже сообщит в Воронеж Федору Апраксину:

«Господин Памберх на пристани Нюхче от генерала-инженера Ламберта заколот до смерти, которой он сам был виною (о чем, чаю, вам небезвестно)»301).

Речь тут шла о дуэли между знакомым уже нам голландским капитаном Питером ван Памбургом и французом Жозефом Гаспаром Ламбером де Герэном, который в конце 1701 г. был принят на русскую службу генерал-инженером в полковничьем чине.

Ламбер быстро стал человеком, близким царю и, особенно, Александру Меншикову, а оттого, видимо, и был оправдан судом за дуэль с Памбургом (такие дуэли были царем запрещены), поскольку обвинил голландца в нападении на себя.

Однако суть была вовсе не в дурном и скандальном характере Памбурга, который он показал еще в конце прошедшего века, когда командовал кораблем «Крепость»: приведя его в Стамбул, Памбург устроил пирушку с пушечной пальбой, которой насмерть перепугал жителей турецкой столицы.

Суть была в том, что Ламбер более, чем Памбург, нужен был царю в предстоящей осаде Нотэборга...

Покуда же, получив и прочтя письмо Петра Апраксина от 10 августа, Петр 17 августа поблагодарил его за победу над отрядом Кронъйорта, но, памятуя еще в конце апреля высказанный Апраксину наказ:

«Удобство же земли да соблюдется...» 302), — царь при этом и упрекнул стольника:

«А что по дороге разорено и выжжено, и то не зело приятно нам, о чем словесно вам говорено и во статьях положено, чтоб не трогать, а разорять и брать лучше города, неже деревни, которые ни малого сопротивления не имеют, а только своим беспокойство... Из пристани Нюхчи» 303).

Еще не получив ответа царя, Апраксин двинулся от устья Ижоры к ее истоку, то есть в район, расположенный южнее Дудоровской и Сарской мыз. Там, судя по «Реляции Крониортовой», на правом берегу реки Ижоры стояла армия шведов. И Апраксин так описывал в «Реляции» дальнейшие события, точно в документе не датированные, но, логически рассуждая, имевшие место в период примерно с 12–13 по 18–20 августа 1702 г.:

«В том месте у Его Государевых ратных людей с войсками генерала Крониорта был бой, и с того поля его, генерала Крониорта, со всеми войсками сбили и за реку Ижору гнали и, гоня (а тут у ратных Государевых людей был большой бой с 7 и до 12 часа дня), побили неприятельских людей, многое число языков поймали знатных и наемников несколько человек побито, о чем взятые их неприятельские языки, осмотрев тела их, сказали. И с того поля, с другой стороны реки Ижоры, он, окольничий, [Петр Апраксин] его, генерала Крониорта со всеми его войсками, сбили ж, и от реки Ижоры после того боя он, Крониорт, разметав много своего ружья и припасов, и артиллерийские наметы, побежал к пехоте своей и остальным конным войскам в урочище Дудоровщину. А окольничий с Его великого Государя ратными людьми стал обозом у реки Ижоры в земле их неприятельской Ингрии на том месте, с которого он, генерал Крониорт, сбит и разорен» 304).

Тут, в лагере на Ижоре, Апраксин и получил письмо царя, в котором нашел и похвалу, и порицание своим действиям...

Царь меж тем совершал переход «посуху» от пристани Нюхчи к Онежскому озеру. В Российском Государственном архиве древних актов хранится рассказ крестьян Нюхоцкой волости об этом переходе:

«От Нюхоцкой волости до Онего-озера 160 верст, а в прошлые 702 и 703 годы к работе той дороги и к мощению работные люди браны были с Каргопольского и с Олонецкого уездов, и с Лопских погостов, и с Соловецкой вотчины, и со всего Поморья, и мосты построены были крепкие, и по той дороге прежде всего провожали буеры всем Поморьем, а под всяким буером ходило подвод-лошадей по сту с подводчиками да сверх ходило работных пеших человек по сту для тяги буеров» 305).

Павел Кротов так комментирует эти слова крестьян о переправе по «Государевой дороге» «буеров»-фрегатов:

«Фрегаты, по всей видимости, были уставлены на гигантские салазки с широкими полозьями, подобные тем, что использовались при спуске кораблей на воду. Их тянули по помосту из бревен „лесами, мхами и болотами“ лошади и пешие.
Возможно, число людей и лошадей, тянувших фрегаты в 1702 году, было даже бо2льшим, так как крестьяне, объединяя в рассказе события 1702 и 1703 годов, называют суда не фрегатами, а буерами. Два буера, подарок голландских купцов Х[ристофора] Бранта и И[вана] Любса Петру I и А[лександру] Д[аниловичу] Меншикову, действительно были перетащены „Осударевой дорогой“ в 1703 году, но их длина и соответственно другие размерения были меньше, чем размерения фрегатов. Учитывая размеры „Святого Духа“ и „Курьера“, их правильнее именовать яхтами, а не малыми фрегатами, которые имели обычно две мачты» 306).

24 августа Петр Апраксин направил письмо с просьбой «прибавочных войск» в ответ на послание царя «от пристани Нюхчи»:

«Генерал Крониорт, разбитый на Ижоре, бежал в Сарскую мызу, где постоял дня три и удалился к Канцам. Прочие войска укрепились в Дудоровщине.
Послал я полковника Ивана Тыртова с плавным караваном на Ладожское озеро; были многие бои на озере с пушечною пальбою. Неприятели удалились под Орешек к своему берегу» 307).

Об экспедиции Ивана Тыртова на Ладогу Апраксин сообщил более подробно восемнадцать лет спустя в «Журнале Шведских служб, или Боевом формуляре ближнего окольничего Петра Матвеевича Апраксина за 1700–1706 годы», посланном кабинет-секретарю царя Алексею Макарову 30 ноября 1720 г.:

«В 1702 году по Ладожскому озеру от Канец и до Кексголма ходили шведских военных пять шкут, разоряли по берегам Ладожского озера монастыри, села и деревни 5. Пришед в Ладогу, послал я в гребных тридцати лодках полковника Ивана Тыртова с полком солдатским для разорения Кексголмского уезда, который многие мызы и деревни разорил и тамошних обывателей мызников, пасторов и других побрал.
И на озере с помянутыми шкутами имел бой. И оный неприятель, не вытерпев жестокого боя (где и сам оный полковник Тыртов из пушки картечью убит), принужден отдаться с нескольким числом офицеров и солдат.
Оные же шкуты неприятельские тогда 2 сожжены, 1 потоплена, 2 взяты (на которых 6 пушек, в том числе одна медная), а шестая ушла» 308).

Далее в письме царю от 24 августа Апраксин сообщал:

«Войдя рекою Влогою, взяли мы мызу Матоксу и самого славного мызника Нильса Нейса с женою и сыном, и с дочерью, и с своячною вдовою, и еще с ними двадцать человек мужеска и женска пола да 29 ружей и триста гранат ручных.
Враги везде бегут. Дай, Боже, и впредь такое счастье.
Благодарю за обещание прислать подкрепление; особенно нужна конница, без которой невозможно идти от Ижоры к Дудоровщине и к морю идти мне не можно: Канцы и дорога Канецкая у нас останутся позади справа в 20 верстах, а Дудоровская дорога пойдет от Канец прочь через Копорье к Ругодиву, а разделить людей на обе дороги некого.
О мызах и неприятельских селениях ты изволишь, Государь, писать, что сожжены напрасно. До сей реки Ижоры по самой дороге мыз и деревень было немного, и нужды б в них по ходу нашим войскам не было; а если б их не пожечь, позади нас в тех селениях неприятельские люди — не только служивые, но и Латыши — были б непрестанно, и нашим бы и в проездах был излишний труд. А сжег, Государь, мызы и всякое неприятельское селение близь реки Невы и по обе стороны дороги, чтобы утеснить неприятеля в подвозе съестных припасов. Впрочем, теперь накрепко запретил жечь от Сарской мызы к Канцам и к Дудоровской главной мызе» 309).

Отсылая это письмо, Апраксин не знал еще, что за два дня до того генерал Кронъйорт направился от Ниеншанца к Дудоровской мызе с получившим подкрепление войском.

В день отсылки письма к царю швед встал уже в Дудоровщине, ожидая новых подкреплений.

27 августа Апраксин сообщал царю:

«Августа в 26 день Крониорт прислал из войск своих шесть сот человек с полуполковником Муратом, чтоб осмотреть войска наши, и тот их подъезд наехал на твоих Государевых ратных людей, которые у меня посланы были на реку Славянку, которая имеет быть от обозу нашего в семи верстах, и в том месте тот неприятельский подъезд разбили и взяли одного драгуна, который о войсках их, неприятельских, сказал многие ведомости, и того языка распросные речи посылаю...
И мне, Государь, здесь на реке Ижоре так далеко в неприятельской земле в таком малолюдстве невозможно: неприятель сбирается во многой силе, а у меня конницы самое малое число, и та зело плоха и изнужена, а хлебных запасов у всех не стало... И для того от реки Ижоры отступлю за реку Тосну и к реке Назье и к Лаве» 310).

Шведский драгун Иоганн Густав Вегиль из отряда полковника Браккеля, присланного в подкрепление Кронъйорту (отряд насчитывал шестьсот человек), взятый в плен 26 августа, о котором в приписке сказано, что он был «пытан накрепко», действительно, сообщал вести, для Апраксина тревожные: у генерала Кронъйорта в Дудоровской мызе стояло 4 700 человек конных и 2 200 пехоты.

Генерал ожидал и новую подмогу: тысячу семьсот пехотинцев и шестьсот драгун, а также более семи тысяч ополчения, набранного из местных жителей («Латышей», как именовали россияне финско-карельско-чудское население). К тому же ожидали еще и финский двенадцатитысячный десант.

Вегиль сообщил еще и следующее:

«Собравшись со всем войском, генерал Крониорт пойдет на московские войска на реке Ижоре на сей неделе неотложно, а в Канцы с нынешними войсками генерал из Дудоровщины отступать не будет» 311).

В «Журнале Шведских служб» Апраксина записано:

«Простояв на реке Ижоре... пришли мы в прежний лагерь на реке Назье и со всеми полками в том лагере стояли до прибытия царского величества с полками с моря от Соловков» 312).

...По завершении похода по «Осударевой дороге», когда войска, ведомые царем Петром, 26 августа вновь пересели на суда, в бомбардирском «Юрнале» появились новые записи:

«В 28 день. Отсель пошли Онегою озером и поворотились назад за противною погодою»;

«В 29 день. После полудня пошли»;

«Сентября во 2 день вошли в устье Свирское»;

«В 5 день пришли в Ладогу 6» 313).

Изображение
Карта-схема боевых действий пехоты и драгун окольничего Петра Апраксина против армии шведского генерала Абраама Кронъйорта, а также посаженного в лодки отряда полковника Ивана Тыртова против судов эскадры вице-адмирала Гидеона фон Нумерса на южном побережье Невы и на Ладожском озере в августе 1702 г.


Близ этого времени Федор Алексеевич Головин направил послание к Петру Апраксину, в котором писал, отражая, видимо, намерение царя сразу по взятии Нотэборга идти на Ниеншанц:

«Изволь проведать, не мешкав, чтоб найти дорогу подле реки Невы берегом к Канцам... также подлинную ведомость о шкутах неприятельских, где и сколько обретаются, изволь отписать.
Новая крепость, что построена у неприятеля против Канцев за Невою, уведомиться доподлинно изволь, от Невы сколь далека и о скольких болварках, и какой ров и вал вышиною, и что пушек в ней и людей, и описать [места] около, есть ли» 314).

Надо отметить, что намерение идти тут же после взятия Орешка на Ниеншанц прочитывается и в более позднем письме Головина русскому посланнику в Польше князю Григорию Долгорукому от 18 сентября:

«Також и сами мы от Города [Архангельска] непроходимыми местами прошли, и теперь обретаемся в Ынгрии [Ингерманландии], к чему дай, Боже, счастие; и мыслим, что погостить нам и у Канцев» 315).

Что до того, каковы были Канцы совсем незадолго до описываемых событий, то об этом мы знаем: ведь еще 23 мая 1701 г. семеро ладожских торговых людей, плававшие по Ладоге и по Неве до моря (шведы, напомню, не препятствовали торговым оборотам россиян, с которыми состояли в войне), составили такую «Сказку» — описание, несомненно, знакомое и царю Петру:

«Город Канцы 7 стоит в устье Охты. Город земляной, вал старый, башен нет. За валом рогатки деревянные и ров. Изо рву к валу палисады сосновые. Город небольшой, земли в нем всего с десятину, величиною, по примеру, с каменную Ладогу.
Пушек в Канцах много железных. В городе только один воеводский [комендантский] дом да солдатских дворов с 10.
Не дошед до Канцев от Невы сажен с 300, зачат у них вал земляной от Невы к Охте, но недоделан. Перешед озеро, от урочища Лахты 8 к тому валу шанцоваться способно: земля сухая.
Охта течет из болот, впадает в Неву ниже города близко стены. Река глубокая: ходят по ней шкуты большие и корабли с половиною груза.
Посад Канецкий стоит против города за Охтою, по устье Охты к Неве. Чрез Охту сделан мост подъемный. В посаде всех дворов с 400. На посаде каменных палат нет: все деревянные 9.
Вверх по Охте с полверсты анбары большие торговых людей и королевские с 100, с хлебом и другими припасами» 316).

Добавлю еще, что и пленный Иоганн Густав Вегиль дал показания о Ниене и Нотэборге (в протоколе допроса — Орешке):

«В Канцах комендант прежний, Иван Опалев [Аполлов]. Крепости около Канец прежние: земляной вал. Пушек много и артиллерийских всяких припасов и хлебных запасов много. На реке Неве у Канец — перевозных двенадцать паромов.
Против Канец на другой стороне реки Невы построен вновь земляной городок, вал и около того вала ров в вышину и в глубину в сажень. Людей в нем пехоты триста человек и пушки по тому новопостроенному валу поставлены.
В Орешке чугунные пушки кругом города поставлены в три ряда. Артиллерийских припасов и хлебных запасов много» 317).

Что касается Ниенштадта, то примерно в это время там произошли два события, замеченные в городской жизни.

Во-первых, умер пастор Эрик Альбогиус. Вместо него назначен был магистр Захарий Габриэльсон Литовиус, однако в городе он так и не появился (это косвенно подтверждает простую истину, что Господь от Ниена отвернулся).

Во-вторых, ниенштадтский купец Иоганн Генрих Фризиус (сын одного из городских пасторов, Генриха Фризиуса) женился в эти дни на Екатерине, вдове Дидриха Блока, ниенского купца и ратмана, причем состояние жены сделало Иоганна Генриха Фризиуса настолько богатым, что после отъезда из Ниена он смог даже помочь правительству деньгами в войне с Россией, за что был занесен в Шведскую рыцарскую палату и стал во дворянстве именоваться Фризенъельмом.

Обычно историки совершают ошибку, говоря, будто Фризиус помогал Карлу XII деньгами, еще живучи в Ниенштадте. Но проделал он это много позже, о чем нас поставил в известность в статье «Ижорская земля (Ингерманландия) в последние месяцы шведской власти (1702–1703 гг.)» 318) питерский исследователь Игорь Шаскольский.

В «Журнале Шведских служб» Петра Апраксина записано:

«Сентября 13 царское величество из Ладоги изволил к нам в лагерь прислать Преображенского полка полковника Чамберса да генерала инженера Ламберта для осмотрения Шлюселбурха 10, которые по указу Его Величества, осмотря, вновь возвратились в Ладогу немедленно.

Сентября 22 царское величество высокою своею особою из Ладоги изволил прибыть к нам в лагерь и с ним фельт маршал Шереметев и другие высокие особы. И на другой день изволил быть к Шлюсенбурху» 319).

Что представлял собою тогда Орешек, мы можем сегодня судить не только по «Описанию трех путей» Афанасия Холмогорского, но и по «Росписи пути от Ладоги до Канцев», составленной около середины 1701 г. новгородскими дворянами Бестужевым, Кушелевым и князем Мышецким:

«Город Орешек на острову, каменный, величиною с Ладогу. Стены высокие, немного ниже Новгородских. Стоит от озера с версту. Невский проток подле Орешка от Русской стороны шириною сажен со 100, глубок и быстр. Суда ходят близ самой стены, а с левой к берегу не ходят.
Солдат в Орешке бывает по 100 и по 200, а больше 300 не бывает и быть не может, потому что город малый, а строения никакого нет, только воеводские 11 деревянные хоромы да солдатские 2 большие избы. Ныне людей там, по ведомостям, с 300» 320).

_______________
1 То есть он намеревался спустить первые два фрегата на воду к концу августа 1702 г.
2 В виду имеется голландец капитан Питер ван Памбург.
3 А это — капитан-англичанин Ян [Джон] Валронд.
4 Речь шла о знакомом нам бароне Абрааме Кронъйорте, который стал генерал-майором от инфантерии и с 1700 г. командовал шведской Ингерманландской армией, базировавшейся в Выборге.
5 Это была флотилия, возглавляемая шведским вице-адмиралом Гидеоном фон Нумерсом, причем, как следует из дальнейшего текста, судов у Нумерса было не пять, а шесть.
6 Имеется в виду город, а не озеро.
7 Напомню сразу, что «городом» тогда именовали крепость, фортецию, а собственно город звали «посадом».
8 Так назывался отходивший от Охты и сейчас, конечно, исчезнувший заливчик, очень удобный в качестве гавани для судов в неспокойное время.
9 Немаловажное свидетельство, ибо оно развенчивает позднейшие утверждения ряда мемуаристов и историков о том, что многие дома Санкт-Петербурга были якобы сложены из кирпичей и камней ниенштадтских домов. Это, как видим, выдумка: в Ниенштадте жилых каменных строений современники не обнаруживают.
Не исключено, правда, что камни могли закладываться в фундаменты каких-то строений.
10 То есть Нотэборга, в Шлиссельбург тогда еще, конечно, не переименованного.
11 Под «воеводой» тут подразумевается комендант крепости.



Изображение

#10 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:06

XXX. Литература и источники

1) Р а в д о н и к а с В. И. История первобытного общества. Ч. I. Гл. Х: «Географическая среда в позднее послеледниковое время (голоцен)». Л., 1939 (далее — Равдоникас...) С. 236–249.
См. об этом также:
Х у п ф е р П. Балтика — маленькое море, большие проблемы. Гл. «Возникновение Балтийского моря», Л., 1982. С. 5–12;
И с а ч е н к о Г. А. «Окно в Европу»: история и ландшафты. Гл. 2: «Последнее тысячелетие в регионе: контуры истории». СПб., 1998. С. 83?87.

2) П а р а н и н В. И. История варваров. Гл. I.2: «Динамика гидрографии». СПб., 1999 (далее — Паранин. История...). С. 60–71; поскольку далее в пересказе книги Паранина следуют, в большинстве случаев, множественные, неконкретные и мелкие ссылки на текст, я отсылаю читателя не к конкретным страницам, но ко всей книге в целом.

3) См.: Л а п ш и н В. А. Археологическая карта Ленинградской области. Ч. I. Западные районы. Л., 1990; Ч. 2. Восточные и северные районы. СПб., 1995.

4) И н о с т р а н ц е в А. А. Доисторический человек каменного века побережья Ладожского озера. СПб., 1882. С. I7I–I75.

5) Н е ж и х о в с к и й Р. А. Река Нева и Невская губа. Гл. «Образование реки Невы» Л., 1981. С. 22–25.

6) П а р а н и н В. И. История...;
См. также: Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе (сост. В. В. Латышев). СПб., 1890 (на эту книгу многократно ссылается в своей «Истории варваров» Виктор Паранин).

7) См.: Поэзия скальдов. Л., 1979;
реквизиты саг см.: Д ж а к с о н T. H. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). Тексты. Перевод. Комментарии. М., 1993 (далее — Джаксон...); Д ж а к с о н Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть ХI в.). Тексты. Перевод. Комментарии. М., 1994 (далее —Джаксон — 94...);
См. также: S а х о G r a m m a t i c u s. The History of Danes. Мassachusets, 1980;
С н о р р и С т у р л у с о н. Младшая Эдда. Л., 1970 (далее — Снорри... Эдда...);
С н о р р и С т у р л у с о н. Круг Земной («Хеймскрингла»). М., I980 (далее — Снорри...).

8) Вот — реквизиты перечисленных трудов:
Б е л я е в Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи // Seminarium Kondakovianum. Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый семинарием имени Н. П. Кондакова. III. Прага, 1929;
В е р н а д с к и й Г. В. Древняя Русь. Тверь; М. 1996 (далее — Вернадский...);
Г л а з ы р и н а Г. В. География Восточной Европы в сагах о древних временах // Древнейшие государства на территории СССР (далее — ДГ). 1986. М., 1989;
Д ж а к с о н... и Д ж а к с о н — 94...;
K и р п и ч н и к о в A. Н. Ладога и Ладожская земля VIII–XIII веков // Историко-археологическое изучение Древней Рycи. Итоги и основные проблемы. Л., 1988 (далее — Кирпичников... Ладога...);
К о ч к у р к и н а С. И. Корела и Русь. Л., 1986 (далее — Кочкуркина...);
Л е б е д е в Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985 (далее — Лебедев...);
M и л ю к о в П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. I. М., 1993 (далее — Милюков...);
H a з а р е н к о А. В. Докиевский период истории Восточной Европы в «Наndbuch der Geschichte Russlands» (ФРГ) // ДГ. 1983. М., 1984;
Н о с о в Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990 (далее — Носов...); Н о с о в Е. Н. Скандинавы в Поволховье // Российско-норвежские контакты. Взгляд из Санкт-Петербурга. СПб., 1996 (далее — Носов... Скандинавы...); Н о с о в Е. Н. Первые скандинавы в Северной Руси // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о российско-скандинавских отношениях СПб., 1998 (далее — Носов... Викинги...);
П а р а н и н В. И. Историческая география летописной Руси. Петрозаводск, 1990 (далее — Паранин...);
П о п о в А. И. Географические названия. Введение в топонимику. М.; Л., 1965 (далее — Попов...);
P r i t s a k O. The Origin of Rus’. Vol. 1. Old Scandinavian Sources other than the Sagas / Cambridge, Massachusets, USA, 1981 (далее — Прицак...);
Р а в д о н и к а с...;
Р ы б а к о в Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963 (далее — Рыбаков...);
Р ы д з е в с к а я Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IХ–ХIV вв. М., 1978 (далее — Рыдзевская...);
С е д о в В. В. Корела // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987; С е д о в В. В. Первый этап славянского расселения в бассейнах озер Ильмень и Псковского // Новгородские археологические чтения (далее — НАЧ). Новгород, 1994;
Х л е в о в А. А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 1997 (далее — Хлевов...);
Ш а р ы м о в А. М. Цикл очерков «Из истории Приневья», опубликованный журналом «Аврора»: Нева и ее дельта весной 1703 года (№ 9–10 — 1994. С. 83–122); Ледник и рождение Невы (№ 4—1995. С. 30–148); «...Все, мню, вымыслы пустые...» (№ 6—1995. С. 46–57); «Две руси»: что это такое? (№ 8—1995. С. 46–57); «Торговая русь» Омельяна Прицака (№ 10—1995. С. 92–113); Хроника руси-варягов. Гл. 1–7 (№ 3—1996. С. 134–148); гл. 8–18 (№ 6—1996. С. 118–145) (далее — Шарымов... Приневье...);
Ш а с к о л ь с к и й И. П. Известие Бертинских анналов в свете данных современной науки // Летописи и хроники. 1980. М., 1981;
Ш р а м м Г. Ранние города Северо-Западной Руси: исторические заключения на основе названий // НАЧ (далее — Шрамм...);
Я н и н В. Л. Основные исторические итоги археологического изучения Новгорода // НАЧ (далее — Янин...);
Я н с с о н И. Русь и варяги // Викинги...

9) И е з е к и и л ь, 38, 2–3.

10) П а р а н и н... История варваров... (гипербореям посвящена тут глава 2.5: «Гиперборейский народ и его локализация»).

11) В е р н а д с к и й... С. 95, 102, 106, 109, 111.

12) С н о р р и... Круг Земной... (здесь и далее в этом эпизоде ссылки на с. 441).

13) С н о р р и... Эдда... С. 13.

14) Т а м ж е. С. 14–15.

15) Т а м ж е. С. 42.

16) Т а м ж е. С. 46.

17) С н о р р и... Круг Земной... С. 442.

18) Повесть временных лет. Ч. 1. Текст и перевод (на современный язык переложил Д м и т р и й Л и х а ч е в). М.; Л., 1950 (далее — ПВЛ...). С. 205–206.

19) Т а м ж е. С. 10.

20) Цит. по: К о з л о в В. П. Тайны мистификаций. М., 1996. С. 174.

21) Переписка А. Х. В о с т о к о в а в повременном порядке // Сборник ОРЯС АН., Т. СХXVII. СПб., 1898. С. 392.

22) В е р н а д с к и й... C. 147.

23) Степенная книга // Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ...). Т. XXI, СПб., 1908 (далее — Степенная книга...). С. 63.

24) В е р н а д с к и й... С. 152.

25) Т а м ж е. С. 155–156.

26) Песнь о Нибелунгах. Авентюра XXII // Западноевроейский эпос. Л., 1977. С. 383.

27) Л е с н о й С. Откуда ты, Русь? Ростов/Д., 1995. С. 80 (далее — Лесной...)

28) П р и ц а к... (перевод отрывка мой: см.: Ш а р ы м о в... Прицак...)

29) Л е с н о й... С. 81–82.

30) П а р а н и н... С. 82–83; 85.

31) Цит. по: Г а р к а в и А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах (с первой половины VII века до конца Х века по Р.Х.). СПб., 1870 (далее — Гаркави...). С. 74.

32) В е р н а д с к и й... С. 267–269.

33) M и л ю к о в... С. 420.

34) H a з а р е н к о... С. 238–239.

35) Цит. по: М а т у з о в а В. И. Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979. С. 242 (перевод стихов Б. де Сент-Мора мой. — А. Ш.).

36) K и р п и ч н и к о в A. Н. Ладога VIII–X веков и ее международные связи //Древняя Русь: новые исследования. Славяно-русские древности. Вып. 2. СПб., 1995. С. 31 и прим. 12.

37) Ш р а м м... С. 145.

38) Цит. по: К о н о в а л о в а И. Т. Русский север глазами средневековых арабов// Прометей. Вып. 16. М., 1990. С. 72.

39) Цит. по: С в е р д л о в М. Б. Латиноязычные источники по истории Древней Руси, Германия, IX — первая половина XII в. М.; Л., 1989. С. 10–11.

40) П В Л... С. 213.

41) Л е с н о й... С. 13.

42) Цит. по: Д ж а к с о н... С. 73.

43) П В Л... С. 214.

44) Пересказ по: Т а т и щ е в В. Н. Собрание сочинений. Т. I. История Российская. Часть первая. Гл. IV: «О истории Иоакима епископа Новгородского». М., 1994 (далее — Татищев...). С. 108.

45) Т а м ж е.

46) П В Л... С. 214.

47) П е т р у х и н В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков. М., 1995. С. 115.

48) Я н и н... С. 17–19.

49) П В Л... С. 214.

50) Пересказ по: Т а т и щ е в... С. 110.

51) Т а м ж е.

52) Н о с о в... С. 11–14;
Cм. также: Р ы д з е в с к а я Е. А. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе // Краткие сообщения Института материальной культуры. Т. XI. М.; Л., 1945. С. 52;
S h r a m m G. Die normannischen Namen für Kiev und Novgorod // Russia Mediaevalis. Т. 5. 1984.

53) Н о с о в... Викинги... С. 78–81;
автор ссылается на: Д ж а к с о н Т. Н., М о л ч а н о в А. А. Древнескандинавские названия Новгорода в топонимии пути «из варяг в греки» // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. XXI. Л., 1990. С. 226–238.

54) П о п о в... С. 147.

55) Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 (1500) года // Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Кн. XII. М., 1852. С. 127.

56) М у р а в ь е в А. Н. Путешествие по святым местам русским. Гл. V. Валаам. СПб., 1848 (репринт 1990 года). С. 128–129.

57) Т а т и щ е в... С. 112–113;
Здесь и далее многие факты почерпнуты из:
Я н и н В. Л. Я послал тебе бересту... (далее — Янин — 75...). М., 1975;
А н д р е е в а Л. В., К о л я д а М. И., К о н д р а т ь е в а Е. В. По Ленинградской области. Посвирье, Бокситогорский и Волховский районы. Л., 1978;
К у ш н и р И. И. Архитектура Новгорода (далее — Кушнир...). Л., 1991;
Л у р ь е Ф. М. Российская история и культура в таблицах. СПб., 1998.

58) Д ж а к с о н... С. 213–215.

59) Т а м ж е. С. 213—215.

60) П В Л... С. 176—177.

61) Г л а з ы р и н а Г. В. Свадебный дар Ярослава Мудрого шведской принцессе Ингигерд (к вопросу о достоверности сообщения Снорри Стурлусона о передаче Альдейгьюборга [Старой Ладоги] скандинавам) //Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования (далее — ДГ ВЕ...). 1991 год. М., 1994. С. 240–244.

62) Я н и н — 75... С. 164–166.

63) Д ж а к с о н — 94... С. 153–173, 178–180.

64) Р ы б а к о в... Глава «Вещий Боян». С. 78–84.

65) Д ж а к с о н — 94... С. 82.

66) П В Л... С. 183.

67) С н о р р и... С. 411.

68) Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее — НПЛ...). М.; Л., 1950. С. 101.

69) Л е б е д е в... С. 216.

70) Н П Л... С. 310 (далее по НПЛ и ПВЛ даются ссылки только на прямые цитаты из этих летописей).

71) К о ч к у р к и н а С. И., С п и р и д о н о в А. М., Д ж а к с о н Т. Н. Письменные известия о корелах. Петрозаводск, 1990.

72) Н П Л... Симоновский список. С. 17.

73) Н П Л... Толстовский список;
Л е б е д е в... С. 8.

74) П В Л... С. 120–121.

75) Н П Л... С. 213.

76) Т а м ж е.

77) П В Л... C. 126.

78) Т а м ж е. С. 399–400.

79) Н П Л... С. 403.

80) Т а м ж е. С. 204.

81) Т а м ж е. С. 21, 205.

82) Т а м ж е.

83) Т а м ж е. С. 22, 206.

84) Т а м ж е.

85) Т а м ж е. С. 208.

86) K и р п и ч н и к о в A. Н., Д у б о в И. В., Л е б е д е в Г. С. Русь и варяги (Русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 197.

87) Памятные места Ленинградской области. Л., 1973. С. 253.

88) Н П Л... С. 26 и 212.

89) Т а м ж е. С. 27 и 213.

90) Т а м ж е. С. 215.

91) Л е б е д е в Г. С. Крестовые походы шведов в Финляндию, Ингрию и Карелию — глава предыстории Петербурга // Колпица. Тезисы научно-практической конференции. СПб., 1995 (далее — Колпица...). С. 56.

92) К у ш н и р... С. 28.

93) Н П Л... С. 30.

94) Т а м ж е. С. 218—219.

95) Г и п п и н г А. И. Нева и Ниеншанц. Ч. I. СПб., 1909 (далее — Гиппинг — I... и Гиппинг — II...). С. 56;
в дальнейшем изложении моей хроники большинство данных по приневской истории, связанных с торговлей новгородцев с североевропейскими купцами, деятельностью папской курии и действиями шведов по завоеванию территории, построению и укреплению Ниеншанца, а также административной деятельности Ниенштадта, дается по этому изданию без специальных ссылок на него за исключением прямых цитат.

96) Н П Л... С. 36.

97) Хроника Эрика. Комментарий к ст. 474–521 А. Ю. Ж е л т у х и н а. Выборг, 1994 (далее — Хроника Эрика...). С. 189–190.

98) Erikskrönikan. / Utg. av R. Pipping (далее — Хроника Эрика...). Stokholm, 1963. Vv. 474–489 (здесь и далее перевод стихотворных отрывков мой. — А.Ш.).

99) Н П Л... С. 39.

100) Т а м ж е. С. 230.

101) Т а м ж е. С. 50.

102) Т а м ж е. С. 52.

103) К о л п и ц а... Хронология жизни и деятельности Александра Невского. С. 97.

104) К о ч к у р к и н а… С. 108–109.

105) Ф р о я н о в И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 263–264.

106) Н П Л... С. 65.

107) Т а м ж е. С. 71.

108) Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы (далее — Князь Александр...). СПб., 1995. С. 54.

109) Воинские повести Древней Руси. Л., 1985 (далее — Воинские повести...). С. 118.

110) Н П Л... С. 77

111) К н я з ь А л е к с а н д р... Повесть о жизни и храбрости благоверного и великого князя Александра (далее — Повесть о жизни...). С. 197.

112) Н П Л... С. 77.

113) К н я з ь А л е к с а н д р... Повесть о жизни... С. 198–201.

114) Н П Л... С. 77.

115) Т а м ж е.

116) К н я з ь А л е к с а н д р... Повесть о жизни... С.198.

117) К н я з ь А л е к с а н д р... Летопись жизни и деятельности Александра Невского (далее — Летопись...). С. 287.

118) Т а м ж е.

119) Л е б е д е в... Колпица... С. 57–58.

120) К о ч к у р к и н а... С. 102.

121) Д ж а к с о н Т. Н. Александр Невский и Хакон Старый: обмен посольствами // Князь Александр... С. 134–135.

122) Н П Л... С. 312–313.

123) К о ч к у р к и н а... С. 110.

124) Грамоты Великого Новгорода и Пскова (далее — Грамоты...). М.; Л., 1949. С. 57–59.

125) Т а м ж е. С. 57.

126) Л е т о п и с ь... С. 209.

127) Н П Л... С. 319.

128) Г р а м о т ы... С. 59.

129) Т а м ж е.

130) Н П Л... С. 319, 321.

131) Т а м ж е. С. 323.

132) Т а м ж е.

133) Т а м ж е.

134) Т а м ж е. С. 324.

135) Т а м ж е. С. 326.

136) Т а м ж е. С. 325.

137) Т а м ж е. С. 327.

138) Х р о н и к а Э р и к а... Стихи 1324–1347.

139) Ш а с к о л ь с к и й И. П. Третий крестовый поход шведских рыцарей на восточные берега Балтики (1293 г.) // Средние века. Сборник. Выпуск 52. М., 1989. С. 145.

140) Н П Л... С. 327–328.

141) Т а м ж е. С. 328.

142) Г р о м о в В. И., Ш а с к о л ь с к и й И. П. Приозерск (далее — Приозерск...). Л., 1976. С. 6.

143) Х р о н и к а Э р и к а... Стихи 1348–1385.

144) Ш а с к о л ь с к и й И. П. Борьба Руси за сохранение выхода в Балтийское море в XIV в. Л., 1987. С. 14.

145) Н П Л... Синодальный список. С. 91.

146) Г р а м о т ы... № 33. С. 63.

147) Н П Л... С. 301.

148) Т а м ж е.

149) Т а м ж е. С. 90.

150) Т а м ж е. С. 333–334.

151) Т а м ж е. С. 94.

152) Т а м ж е. С. 95.

153) Т а м ж е.

154) Т а м ж е.

155) Т а м ж е.

156) Т а м ж е. С. 338–339.

157) К о ч к у р к и н а... С. 36–37.

158) Н П Л... С. 97.

159) К о ч к у р к и н а... С. 118–119.

160) Н П Л... С. 345–346.

161) Т а м ж е. С. 348.

162) Т а м ж е. С. 348–349.

163) К о ч к у р к и н а... С. 116.

164) Н П Л... С. 350.

165) Я н и н —75… С. 60–67.

166) Н П Л... С. 356.

167) Т а м ж е. С. 358–359.

168) Т а м ж е. С. 359–361.

169) В е с е л а г о Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. I. СПб., С. 38.

170) Н П Л... С. 361–362.

171) Т а м ж е. Симоновский список. С. 100.

172) П С Р Л... Т. 15. СПб., 1889. С. 98.

173) Н П Л... С. 379.

174) Т а м ж е.

175) Т а м ж е. С. 380.

176) Т а м ж е. С. 381.

177) Т а м ж е. С. 384.

178) Т а м ж е. С. 385.

179) Т а м ж е. С. 387.

180) Т а м ж е.

181) Т а м ж е. С. 398.

182) Т а м ж е. С. 477.

183) Рукописание Магнуша // Воинские повести... С. 148–149.

184) Н П Л... С. 402–403.

185) Т а м ж е. С. 412–413;
См. также: Г у б и н А. Б., С т р о к и н В. Н. Очерки истории Кёнигсберга. Под властью Ордена (1255–1525 гг.). Калининград, 1991. С. 57–60.

186) Т а м ж е. С. 414.

187) К о ч к у р к и н а... С. 36.

188) Н П Л... С. 423.

189) Псковская первая летопись //Псковские летописи. М.; Л., 1941. С. 213.

190) А л е к с е е в Ю. Г. Государь всея Руси (далее — Алексеев...).. Новосибирск, 1991. С. 78.

191) Т а м ж е. С. 82–83.

192) Рассказы русских летописей (далее — Рассказы...). М., 1993. С. 284.

193) Т а м ж е. С. 204–205.

194) А л е к с е е в... С. 108–109.

195) Н П Л... Софийская вторая летопись. С. 217.

196) П л а т о н о в С. Ф. Смутное время. Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI и XVII веков // Академик Платонов С. Ф. Собрание сочинений по русской истории (далее — Платонов...). Т. 2. СПб., 1994. С. 393.

197) А л е к с е е в... С. 150–151.

198) П С Р Л... Т. 18. СПб., 1913. С. 236.

199) А л е к с е е в... С. 182–183.

200) Т а м ж е. С. 183.

201) П С Р Л... Т. 28. М.; Л., 1963. С. 326–327.

202) К е п п Е. Е. Выборг. Очерк-путеводитель. Л., 1988. С. 60.

203) А л е к с е е в... С. 185–186.

204) Я н и н... С. 62.

205) А л е к с е е в... С. 186–187.

206) К у н и к А. А. Предисловие // Писцовые книги Ижорской земли. Т. 1, отд. 2. СПб., 1862. С. IV–V.

207) Г е р б е р ш т е й н С. Записки о Московитских делах // Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев (далее — Россия...). Л., 1986. С. 105–107.

208) П л а т о н о в С. Ф. Москва и Запад в XVI–XVII веках (далее — Москва и Запад...) // П л а т о н о в... С. 504–506.

209) В а р е н ц о в В. А., К о в а л е н к о Г. М. Хроника «бунташного века». Очерки истории Новгорода XVII века (далее — Хроника...). Л., 1991. С. 19.

210) Х р о н и к а... С. 17–22.

211) С к р ы н н и к о в Р. Г. Иван Грозный (далее — Скрынников...). М., 1975. С. 66.

212) Х р о н и к а... С. 23–27.

213) Т а м ж е. С. 23–27.

214) С к р ы н н и к о в... С. 159–168.

215) Х р о н и к а... С. 28.

216) С к р ы н н и к о в... С. 163.

217) Т а м ж е. С. 228.

218) Т а м ж е. С. 229.

219) Т а м ж е. С. 288–289.

220) Т а м ж е. С. 289–291.

221) Т а м ж е. С. 291–292.

222) Х р о н и к а... С. 118–119.

223) Т а м ж е. С. 31–32.

224) Т а м ж е. С. 32.

225) Т а м ж е. С. 34–35.

226) Цит. по: В и д е к и н д Ю. История десятилетней Шведско-Московитской войны. Holmiae, 1672. С. 184.

227) Х р о н и к а... С. 40.

228) Т а м ж е. С. 40–41.

229) Т а м ж е. С. 41–42.

230) Т а м ж е. С. 46.

231) Т а м ж е. С. 47.

232) Т а м ж е. С. 129.

233) Г а д з я ц к и й С. С. Ижорская земля в начале XVII века // ИЗ... М., 1947. Т. 21. С. 36–37.

234) Г и п п и н г—I I... С. 42.

235) Х р о н и к а... С. 59, 64.

236) Цит. по: С о л о в ь е в С. М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. 5. С. 95–96.

237) Г и п п и н г—I I... С. 44.

238) Х р о н и к а... С. 102.

239) Т а м ж е. С. 55.

240) О л е а р и й А. Описание путешествия в Московию // Россия... С. 281–284.

241) Г и п п и н г—I I... С. 60–61.

242) Х р о н и к а... С. 66.

243) Т а м ж е. С. 134.

244) Т а м ж е. С. 103.

245) Т а м ж е. С. 59, 85.

246) П р и о з е р с к... С. 43.

247) В е с е л а г о... С. 56–58;
См. также: Акты московского государства, изданные императорскою Академиею наук. Т. 2. Разрядный приказ: Московский стол: 1635–1659. 1656: Отписка орешковского воеводы Петра Потемкина о пленении корельского воеводы Роберта (Роборта) Ярна, направляющегося на судах в Стокгольм, и шведских языков, взятых на орешковской заставе под Канцами. С. 506;
Принудительный набор русских в Канцах на шведскую военную службу и поход воеводы Потемкина в Канцы. С. 506–507;
Отписка Потемкина о поражении шведов в Орешковском уезде, на заставе. Осада Орешка. С. 507; СПб., 1894.

248) П р и о з е р с к... С. 43–46.

249) П л а т о н о в С. Ф. Москва и Запад... // Платонов... С. 582–583.

250) Х р о н и к а... С. 113.

251) Т а м ж е. С. 131–132.

252) Т а м ж е. С. 132.

253) Т а м ж е. С. 133–134.

254) Т а м ж е. С. 69–70.

255) П а в л е н к о Н. П. Петр Великий. М., 1990. С. 64.

256) В о з г р и н В. Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны. История дипломатических отношений в 1697–1710 гг. (далее — Возгрин...). Л., 1986. С. 65–66.

257) Г и п п и н г—I I... С. 177–178.

258) В о з г р и н... С. 68.

259) Архив Российской Академии наук (РАН), разд. 1, оп. 70, № 13, л. 5;
См. также: В о з г р и н... С. 69.

260) Письма и бумаги императора П е т р а В е л и к о г о (далее — П и Б...) Т. 1. СПб., 1887. С. 338.

261) Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА...), ф. 375, оп. 1, ед. хр. 30, г. 1703 (ошибка архивистов: из содержания письма видно, что это — 1700 год. — А.Ш.). Исторические сочинения.

262) П и Б... Т. 1. С. 383.

263) В е с е л а г о... С. 146–147.

264) Военно-походный журнал (с 3 июня 1701 года по 12 сентября 1705 года) генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Ш е р е м е т е в а, посланного по высочайшему повелению в Новгород и Псков для охранения тех городов и иных тамошних мест от войск Шведского короля (далее — Журнал Шереметева...) // Материалы Военно-ученого Архива Главного штаба. Т. 1. СПб., 1871. С. 77.

265) Письма к государю императору Петру Великому от генерала-фельдмаршала, тайного советника, мальтийского, св. апостола Андрея, Белого Орла и Прусского Ордена кавалера графа Бориса Петровича Ш е р е м е т е в а (далее — Письма Шереметева...). Ч. 1. М., 1778. С.51.

266) Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки (РНБ). Эрмитажное собрание. Хр. n 350. С. 11.

267) Цит. по: У с т р я л о в Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. IV. Ч. II. Приложения. (далее — Устрялов...; без специальной ссылки на цитирование). СПб., 1863. С. 25.

268) П и Б... Т. 2 (1702–1703). СПб., 1889. С. 4–5;
начиная с этой ссылки, письма П е т р а I и его приближенных цитируются по 2-му тому без специальных отсылок к нему.

269) Материалы для истории русского флота (далее — МИРФ...).. Ч. I. СПб., 1865. С. 3.

270) Т а м ж е. С. 1.

271) Б о г а т ы р е в И. В., В а х а р л о в с к и й Г. А., Д о ц е н к о В. Д. (редакция), К р о т о в П. А., С а ц к и й А. Г. История отечественного судостроения. Т. I. Парусное деревянное судостроение IX—XIX вв. (далее — История судостроения...). СПб., 1994. С. 86.

272) М И Р Ф... С. 6.

273) И с т о р и я с у д о с т р о е н и я... С. 86–87.

274) М И Р Ф... С. 8.

275) П и с ь м а Ш е р е м е т е в а... С. 85.

276) П и Б... С. 22.

277) П и Б... Немецкий текст — С. 41–46; русский оригинал — С. 46–51.

278) М И Р Ф... С. 8.

279) Т а м ж е. С. 10.

280) Т а м ж е. С. 9.

281) Т а м ж е. С. 11.

282) И с т о р и я с у д о с т р о е н и я... С. 92.

283) Р Г А Д А, Кабинет Петра I, ф. 9, отд. I, кн. 25, Юрнал 1703 года бомбардирской роты Преображенского полка (далее — Юрнал...), л. 89.

284) П е к а р с к и й П. П. Наука и литература в России при Петре Великом (далее — Пекарский...). Т. I. СПб., 1862. С. 64–65;
См. также: Непотребный сын: Дело царевича Алексея Петровича. Серия «Исторические факты и литературные версии». СПб., 1996.

285) Цит. по: П е к а р с к и й... С. 67.

286) Т а м ж е. С. 81–85.

287) П и Б... С. 66.

288) У с т р я л о в... С. 243.

289) М е г о р с к и й В. Осударева дорога. Петрозаводск, 1906. С. 22.

290) Цит. по: Б е с п я т ы х Ю. Н., К о в а л е н к о Г. М. Карелия при Петре I. Петрозаводск, 1988 (далее — Карелия...). С. 29.

291) Цит. по: П а н и ч Т. В. «Описание трех путей из России в Швецию» Афанасия Холмогорского (к истории текста памятника) // Публицистические и исторические сочинения периода феодализма. Сборник научных трудов. Новосибирск, 1989. С. 106.

292) У с т р я л о в... С. 243.

293) П и Б... С. 72.

294) Т а м ж е. С. 79.

295) Ю р н а л... Л. 89.

296) П и Б... С. 394–395.

297) Цит. по: В о л ы н с к и й Н. П. Постепенное развитие русской регулярной конницы в эпоху Великого Петра с самым подробным описанием участия в Великой Северной войне. Выпуск I. 1698–1706 гг. Кн. 3: Приложения (I–XLII); (далее — Волынский...; без специальной ссылки на цитирование). СПб., 1912. С. 242.

298) П и Б... С. 395.

299) Ю р н а л... Л. 89.

300) И с т о р и я с у д о с т р о е н и я... С. 89.

301) П и Б... С. 88.

302) Т а м ж е. С. 63.

303) Т а м ж е. С. 81.

304) В о л ы н с к и й... С. 247–248.

305) Р Г А Д А, ф. 160, оп. 1709 г., д. 10, л. 21–22;
См. также: И с т о р и я с у д о с т р о е н и я... С. 89.

306) И с т о р и я с у д о с т р о е н и я... С. 89.

307) П и Б... С. 395–396.

308) В о л ы н с к и й... С. 33.

309) П и Б... С. 396.

310) В о л ы н с к и й... С. 3–4.

311) Т а м ж е. С. 5.

312) Т а м ж е. С. 34.

313) Ю р н а л... Л. 89, 89/об.

314) В о л ы н с к и й... С. 220.

315) П и Б... С. 407.

316) У с т р я л о в... С. 192–193.

317) В о л ы н с к и й... С. 5.

318) См.: Ш а с к о л ь с к и й И. П. Ижорская земля (Ингерманландия) в последние месяцы шведской власти (1702–1703 гг.). (Далее — Ижорская земля...) // Древнейшие государства на территории СССР. 1987–1989. М., 1989. С. 147.

319) В о л ы н с к и й... С. 34.

320) У с т р я л о в... С. 193–194.

321) Ведомости времени Петра Великого. Выпуск I. 1703–1707 гг. (далее — Ведомости...). М., 1903. Сообщение из Нарвы от 13 октября. С. 4.

322) Журнал или Поденная записка Блаженной и Вечнодостойной памяти государя императора Петра Великого с 1698 года, даже до заключения Нейштатского мира (далее — Журнал...). Ч. 1. СПб., 1770. С. 51–52.

323) Ю р н а л... Л. 89/об.

324) Ж у р н а л... С. 52–53.

325) Цит. по: Ш а с к о л ь с к и й И. П. Шведский источник об осаде Нотебурга Петром I (далее — Лейон...) // Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописной и редкой книги Библиотеки Академии наук СССР. 1985. Л., 1987. С. 220.

326) Т а м ж е.

327) Ж у р н а л... С. 53–55.

328) Л е й о н... С. 220.

329) Ю р н а л... Л. 89/об.

330) Ж у р н а л... С. 55.

331) Л е й о н... С. 220–221.

332) Ж у р н а л... С. 55.

333) Л е й о н... С. 221.

334) Ж у р н а л... С. 55.

335) Б а н т ы ш-К а м е н с к и й Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. Ч. 1. СПб., 1840. С. 132.

336) Ж у р н а л... С. 55–56.

337) Л е й о н... С. 221–222.

338) Ж у р н а л... С. 56.

339) Ю р н а л... Л. 89/об.

340) Ж у р н а л... С. 56.

341) П и Б... С. 99.

342) Т а м ж е. С. 411–412.

343) Ж у р н а л... С. 56–57.

344) Т а м ж е. С. 56.

345) Л е й о н... С. 222.

346) В е д о м о с т и... № 1 от 2 января 1703 г. Сообщения из Нарвы от 13 октября и «из Ниена во Ингерманландской земле» от 16 октября 1702 г. С. 4.

347) И ж о р с к а я з е м л я... С. 147.

348) В е д о м о с т и... № 3 от 15 января 1703 г. Сообщение из Гааги от 18 ноября 1702 г. С. 8.

349) Журнал государя Петра I c 1695 по 1709, сочиненный бароном Гизеном (Г ю й с е н о м Г. ф о н) // Собрание разных записок и сочинений, служащих к составлению полного сведения о жизни и деяниях государя императора Петра Великого, изданные трудами и иждивением Федора Т у м а нс к о г о. Ч. III. СПб., 1787. С. 316.

350) Ш а с к о л ь с к и й И. П. Борьба России за выход к Балтике в 1702–1703 гг. // Вопросы истории. 1986. № 97. C. 50.

351) Ю р н а л... Л. 89/об., 90.

352) Б р у и н К. д е. Путешествие в Московию (далее — Бруин...) // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 65.

353) Ж у р н а л... С. 59, 60.

354) Б р у и н... С. 96–97.

355) Ж у р н а л... С. 59.

356) Б р у и н... С. 97.

357) Ж у р н а л... С. 59.

358) Б р у и н... С. 97.

359) Т а м ж е. С. 97–98.

360) В е д о м о с т и... № 3 от 15 января 1703 г. Сообщения из Гамбурга от 5 декабря и из Амстердама от 11 декабря 1702 г. С. 10.

361) У с т р я л о в... С. 268.

362) П и Б... С. 127.

363) Т а м ж е. С. 430–431.

364) Полное собрание законов Российской империи. Т. IV. СПб., 1830. № 1921;
В е д о м о с т и... № 4 от 24 января 1703 г. Сообщение «из Стеколна» от 13 декабря 1702 г. С. 16.

365) Т а м ж е. С. 16.

366) Т а м ж е. С. 18

367) Т а м ж е.

368) См.: В и к т о р о в А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов. 1584–1725. Выпуск 2. М., 1869. С. 471.

369) Ж у р н а л... С. 60.

Изображение

#11 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:29

РАЗДЕЛ 2
НЕВА И ЕЕ ДЕЛЬТА В НАЧАЛЕ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ
Очерк из истории Приневья



Изображение
Карта-схема реки Невы от истока до устья (от Нотэборга-Шлиссельбурга до Ниеншанца-Шлотбурга и взморья) с показанием разделения ее на отдельные фрагменты, используемые в этом очерке.

...Нева долго текла в дикой независимости, и короткий бег ее долго был свидетелем упорной борьбы между двумя народами — русскими и шведами. Русским удалось во время этой борьбы утвердиться на третьем важном пункте великого пути (из варяг в греки. — А.Ш.) — при истоке Невы из Ладожского озера, где был построен Орешек, но потом эта крепость была уступлена шведам; Петр Великий взял ее снова и назвал Ключем-Городом (Шлиссельбургом); наконец, Петр успел овладеть течением Невы и укрепился на последнем, самом важном пункте озерной системы в начале великого водного пути, — именно при устье Невы в море, где основал Петербург.
Это положение при начале великого водного пути, соединяющего и теперь Европу с Азией, условило важное значение Петербурга как столицы: здесь в IX веке началась первая половина русской истории, здесь в XVIII — началась вторая ее половина. Движение восточных славянских племен с юга на север по великому водному пути, начавшееся в доисторическое время, только в XVIII веке окончательно достигло своей цели — морского берега.

С е р г е й С о л о в ь е в.
История России с древнейших времен.
Кн. I. Т. 1–2. М., 1959. С. 64.



I. О чем этот очерк 1

Для начала приведем строки из «Юрнала» бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка, написанные в апреле 1703 г.:

«В 16 день. В суда грузили артилерию...

В 25 день, в неделю. По ведомости, что засели в Шанцах в 20 саженях, сего числа артилерия пошла...

В 28 день. Капитан пошел на буерах...» (РГАДА, Кабинет Петра I, ф. 9, отд. I, кн. 25, л. 90/об.).

В записях этих зафиксированы приготовления и плаванье петровских бомбардиров от Шлиссельбурга до «Шанцев» — Канцев, или крепости Ниеншанц, — а затем начало путешествия Капитана бомбардирской роты (самого царя Петра) к островам Невской дельты, помянутое и еще в одном документе:

«В 28 день к вечеру Государь яко Капитан бомбардирский... поехал водою для осматривания Невского устья и для занятия оного от прихода неприятельского с моря...» (Журнал или Поденная записка... СПб., 1770. С. 62–63).

Какой же увидела Неву и ее острова гвардия Петра весною 1703 г.? Как назывались эти острова и реки, а также лежавшие на ее берегах поселения?

Автор книги «Река Нева и Невская губа» (Л., 1981. С. 26) Рувим Нежиховский дает такую живописную картину:

«Взору русских солдат и офицеров, пришедших сюда ранней весной 1703 г. после почти столетней шведской оккупации, предстала заболоченная равнина, поросшая густым хвойным лесом. Тут и там чернели избы на сваях. Повсюду блестела вода, повсюду пролегал запутанный лабиринт проток, рек и озер.
Петляя между кочек, медленно текли реки. А местные жители рассказывали еще к тому же о густых туманах и частых наводнениях. Места казались гибельными и малопригодными для жизни».

Попробуем наполнить это описание конкретикой реальных названий — и подвергнуть анализу распространенное мнение о «малопригодности для жизни» невских берегов и малой их заселенности, — мнение, которое живее всего выражено Пушкиным в его знаменитой фразе:

«На берегу пустынных 2 волн...»

Задаче этой и посвящен предлагаемый читателю очерк.

В задаче этой есть своя новизна.

Историкам, топонимистам, ученым-гидрографам знаком ряд разрозненных описаний допетровских приневских земель.

Я хочу, во-первых, свести эти данные воедино и дать их в динамике развития по годам.

Во-вторых, мне хотелось бы на ряде конкретных примеров показать, как топонимика Приневья складывалась под довольно сложным воздействием и со стороны коренных жителей края — корелы, ижоры, чуди, води и вепсов, — и со стороны пришлых словен, шведов и финнов.

Мы будем при этом, разумеется, помнить о разнице между тысячелетней давности довольно мирным и естественным врастанием древних словен в состав метаплеменного прибалтийского союза и насильственной экспансией шведов в XVII столетии, к концу его «приправленной» переселением в Приневье немалого числа «ингерманландских финнов»-тавастов, тоже, в конечном счете, сроднившихся с местным населением и обретших тут новую родину.

Будем иметь в виду и мнение некоторых современных ученых о том, что финно-угры, придя в Приневье, вроде бы застали обитавших здесь саамов, уже давших многим здешним гидронимам свои названия, которые пришедшие финно-угорские племена начали переосмыслять на свой лад — отчего происхождение этих названий ныне погружено почти в непроглядную тьму и порою почти не поддается толкованию...

Сразу хочу указать и еще на одну особенность этого очерка, которую тоже стоит иметь в виду.

Когда он уже был написан в книжном варианте (журнальный его вариант — «Нева и ее дельта весной 1703 года» — был опубликован журналом «Аврора» в № 9–10 за 1994 г.), я дал прочесть его старшему научному сотруднику Отдела словарей петербургского Института лингвистических исследований Российской Академии наук, кандидату филологических наук Сергею Алексеевичу Мызникову.

Получив замечания Сергея Алексеевича, я увидел, что комментарии его во многом дополняют, а часто и исправляют мои собственные выводы и доводы.

Мне представилось интересным ввести эти комментарии в текст моего очерка, что я — с согласия, разумеется, Сергея Алексеевича — и делаю.

Они предваряются заголовком «Мнение лингвиста».

Так что я приглашаю читателя со вниманием отнестись и к мнению специалиста, имея в виду, скажем, такую его принципиальную позицию, изложенную в начальном обращении ко мне...
Мнение лингвиста

«Александр Матвеевич!
С большим удовольствием и пользой для себя прочел интересную главу из Вашей книги.
Вы проанализировали весьма большой по объему и трудный для аналитического осмысления топонимический материал.
Многие Ваши выводы довольно убедительны. О них я вообще ничего не пишу.
В ряде случаев Ваши гипотезы не бесспорны, но у меня нет достоверных своих — в таких случаях я тоже не акцентирую на этом внимание.
И только в тех случаях я решаюсь обсуждать Ваши версии и предлагать свои доводы, когда мне кажется, что моя точка зрения имеет право на существование, или когда подобные гипотезы кем-либо уже высказывались ранее...»

* * *

Итак, мы будем иметь в виду и намерение автора этого очерка, и мнение лингвиста-филолога, и, наконец, еще одно: некоторые факты из истории географических и топонимических описаний Приневья.

_______________
1 Очерк написан при участии старшего научного сотрудника петербургского Института лингвистических исследований РАН, кандидата филологических наук Сергея Алексеевича Мызникова.
2 Выделено мной. — А.Ш.



II. О топонимике и картографии Приневья

Поскольку тема эта выделена тут в локальный свод, имеет смысл повторить некоторые уже известные нам даты, расширив их до нашего времени. При этом в ряде случаев я указываю и литературу, касающуюся упоминаемых событий.

Около 750 г. — основание торгово-ремесленного межплеменного поселения Ладога на реке Волхове
(см.: К и р п и ч н и к о в А. Н. Сказание о призвании варягов. Легенды и действительность // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. СПб., 1998. С. 31–55;
Л е б е д е в Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологический очерк. Л., 1985).

1137 г. — упоминание селения Тервиничи (будущей Алеховщины) на реке Ояти в уставе князя Святослава Ольговича
(см.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 1950; Полное собрание русских летописей. Т. III. СПб., 1841;
М а в р о д и н В. В. Северо-Запад России в VII–XVIII вв. Образование Петербургской губернии //Ленинградская область. Исторический очерк. Л., 1986).

1240 г. — первое летописное упоминание о построении крепости Копорье
(см.: О в с я н н и к о в О. В. Копорье. Л., 1976).

1293 г. — основание Выборга — первого крупного укрепленного шведского поселения на территории Карельского перешейка
(см.: Хроника Эрика. Выборг, 1994;
З о л о ч е в с к а я Н. И., К е п п Е. Е., Н о в о с е л о в а З. А. Выборг. Очерк-путеводитель. Л., 1980).

1295 г. — первое летописное упоминание о крепости Кореле на берегу Ладожского озера
(см.: Г р о м о в В. И., Ш а с к о л ь с к и й И. П. Приозерск. Л., 1976).

1300–1301 гг. — построение шведами крепости Ландскруны на мысу, образованном Невой и Охтой, и сожжение ее новгородцами
(см. главу «Строение и падение Ландскруны» в первом разделе этой книги).

1323 гг. — построение новгородцами крепости Орешек на Ореховом острове (Пеккинсаари) в устье Невы
(см.: К и р п и ч н и к о в А.Н., С а в к о в В. М. Крепость Орешек. Историко-архитектурный очерк. Л., 1979).

1383 г. — первое летописное упоминание о «Луском селе» и о Тихвине
(см.: З е р ц а л о в В., Б а с к а ч е н к о И. Луга. Л., 1964;
Ф а й н ш т е й н Л. А., Ш а с к о л ь с к и й И. П., С а м у ш е н к ов а М. Л. Тихвин. Л., 1984)

1384 г. — первое летописное упоминание о крепости Яме «на реце на Луге»
(см.: Е ф и м о в А. С. Кингисепп. Историко-краеведческий очерк. Л., 1972).

1411 г. — разгром шведами крепости Тиверский городок в центре Карельского перешейка
(см.: К о ч к у р к и н а С. И. Корела и Русь. Л., 1986).

1426 г. — первое документированное упоминание о «Васильеве острове на Неве»
(см. соответствующую запись под этим годом в предыдущем разделе книги).

1446 г. — в писцовой книге Обонежской пятины упоминается поселение Канома на Свири — будущая Лодейная пристань, она же Олонецкая верфь
(см.: З а й ц е в П. М. Лодейное Поле. Историко-краеведческий очерк. Л., 1964).

1484–1486 гг. — основание Александро-Свирского монастыря
(см. предыдущий раздел книги).

1500 г. — составлена первая из дошедших до нас новгородских окладных Писцовых книг, служащая нам основанием для топонимических представлений о древнем Приневье: к примеру, о Дудоровском погосте и сельце Храпше, о «деревне на Красных Горах на Лебединке на Лебяжьей» или о поселениях Корабленицы и Ахкуя на Охтинском мысу, о «Тосне Матуевой на реце на Тосной» и торговом рядке Клети — и обо многих других...
(см.: Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 (1500) года // Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Кн. XII. М., 1852 [в дальнейшем при ссылке на эту книгу я буду кратко именовать ее «ОКВП»];
П е т р о в П. Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям о губерниях. 1703–1782. СПб., 1885 [тут следует прочесть вводную часть о допетровском Приневье];
Н е м и р о в Г. А. Петербург до его основания. Очерк истории р. Невы и местности нынешнего Петербурга до 1703 года. Выпуски 1-й и 2-й. СПб., 1888;
Карта Водской пятины и ее погостов в 1500 году. Составил архимандрит С е р г и й. СПб., 1905;
Р у х м а н о в а Э. Д. «Рядок у Клетей на реце на Ижоре» [XIV–XV вв.] // XI Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. М., 1989;
о н а ж е. Невские берега. // Ленинградская правда, 1991. 30 марта).

Изображение
«Карта Водской пятины и ее погостов в 1500 году», составленная в 1905 г. архимандритом Сергием.


1502 г. — первое упоминание о деятельности еще неназванного торгового порта на Неве.

1510–1515 гг. — построение зодчим Дмитрием Сырковым Успенского собора Тихвинского монастыря
(см.: Памятные места Ленинградской области. Статья «Тихвин». Л., 1973).

1521 г. — первое документированное упоминание о торговом городе Ниене (он же — Невское Устье из писцовой книги этого года) при впадении Охты в Неву
(см.: Писцовые книги Ижорской земли. Т. 1, отд. 2. Предисловие. СПб., 1862; далее — «ПКИ»).

1526 и 1528 гг. — издание карт Бернарда Ваповского, на которых, правда, кроме Новгорода никаких других указаний не имеется
(о картографии Новгорода и Новгородчины подробнее см.: В а р е нц о в В. А., К о в а л е н к о Г. М. Хроника «бунташного века». Очерки истории Новгорода XVII века. Л., 1991).

1532 г. — в Страсбурге издана карта «Севера» Якоба Циглера — тоже с «пустым пространством» Приневья.

1539 г. — появляется аналогичная «Морская карта» Олауса Магнуса.

1546 г. — издана карта Московии Сигизмунда Герберштейна с обозначенной на ней землей Новгородчины.

1555 г. — в Польше опубликована подробная карта Московии с Приневскими землями, созданная российским беглецом Иваном Ляцким и картографом Антонием Видом и снабженная не только латинскими, но и русскими сопроводительными подписями.

1562 г. — англичанин Энтони Дженкинсон изображает на своей карте область «Новогардию» с приневскими землями.

1573 г. — первое писцовое упоминание о деревне Яносари на острове Янисари (современном Заячьем в центре Петербурга).

1580 г. — начертание «Карты Понтуса де ла Гарди» с обозначением на ней Кексгольма (Корелы), Нотэборга (Орешка), Ниена, Лемболы, Токсова, Келтиса (Колтушей), Коркиной, Марсиной и Березовой мыз, а также других поселений
(см.: Maps of the Neva river and adjacent areas in Swedish archives. By L e o B a g r o v and H a r a l d K ö h l i n. Malmö, 1953; далее — «MNR»).

1611 г. — главный строитель Ниеншанца Линдвед Классон Хестеско сооружает на Охтинском мысу новую крепость Ниеншанц
(см.: Г и п п и н г А. И. Нева и Ниеншанц. Ч. I и II . СПб., 1909;
Карты и планы Невы и Ниеншанца, собранные Г и п п и н г о м А. И. и К у н и к о м А. А. СПб., 1913; далее — «КНН»;
Л а п п о-Д а н и л е в с к и й А. С. Карты и планы Невы и Ниеншанца, собранные А. И. Гиппингом и А. А. Куником. СПб., 1913).

1617 г. — в деревне Столбово на реке Сяси подписан мирный договор России со Швецией, по которому большая часть Приневья на 90 лет переходит под власть шведов
(см.: Полное собрание законов Российской империи. Описание договора и трассы прохождения границы. Т. IV. СПб., 1830).

1633 г. — Георг фон Швангель составил предварительный план Ниеншанца и Ниенштадта.

Около 1634 г. — составлен старейший план Кексгольма.

1634 г. — дата первой из Поземельных книг и вакенбухов, относящихся к Приневью, которые хранятся ныне — почти неизученными — в Государственном архиве Финляндии
(см.: Ш а с к о л ь с к и й И. П. Материалы по истории Ижорской земли и Корельского уезда XVII в. в Государственном архиве Финляндии // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XI. Л., 1979).

Около 1640 г. — землемер Эрик Нильссон Аспегрен составил карту Невского устья и его заселения
(см.: Географическое описание земельных владений аудитор-генерала Стена фон Стенхаузена, расположенных в двух милях ниже города Ниена на Большой реке и в двух с половиной милях севернее Дудергофа...; далее, по имени автора, карта обозначается: «А640»;
В о з г р и н В. Е., Ш а с к о л ь с к и й И. П. Шведская карта низовьев Невы 1640-х годов // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XII. Л., 1981).

1644 г. — Георг фон Швангель составляет новую карту Ниена
(см.: КНН, лист № 3 — карта Ниеншанца, выполненная 15 мая 1644 года Георгом фон Швангелем).

1656 г. — перед русско-шведской войной составлена российская карта, на которой отмечены Новгород, Ладога, Олонец, Орешек, Канцы, Корела, Выборг, Копорье, Ям, Ивангород и ряд других прибалтийских городов
(см.: Очерки истории Ленинграда. Т. I. Период феодализма [1703–1861 гг.] М.; Л., 1955).

Конец 1650-х гг. — инженер Генрих Зойленбург перестраивает крепость Ниеншанц.

1664 г. — Сигизмунд Дейдер составил карту Ниеншанца.

1670 г. — Адам Блассинг составляет «Географическую и путевую карту окрестностей Нотэборга и реки Невы по всему ее протяжению от Ладожского озера до Балтийского моря».

1671 г. — майор Иоганн Штале фон Хольштейн выполнил план крепости Ниеншанц.

Около 1680 г. — землемер Петер Торинг составляет «Геометрическую карту части Спасского погоста...»
(см.: MNR, лист IX — Геометрическая карта части Спасского погоста Нотэборгского уезда между деревней Ревоненной на Финском заливе и деревней Гудилов на Неве; далее, по имени автора — «Т680»).

1681 г. — Эрик Йонсон Дальберг составил «Геометрическую карту реки Невы...»
(см.: MNR, лист X [a, b] — Геометрическая карта Невы от Ладожского озера и Нотэборга до Ниеншанца...; далее, по имени автора — «Д681»).

1698 г. — составление так называемой «Карты Кронъйорта» — план «города Ниена и его окрестностей»
(см.: Приложение к ПКИ — Карта Ниеншанца и Ниенштадта с окрестностями и островами Невской дельты, составленная по приказу полковника от фортификации барона Абраама Кронъйорта, скопированная в 1737 г. учителем музыки великой княгини Елизаветы Петровны и сотрудником Географического департамента Академии наук «гамбуржцем» Христофором Яковом Шварцем; далее, по имени официального автора — «К698»).

— Тогда же Йохан Майер составил план Ниеншанца
(см.: КНН, лист № 6 — План Ниена, снятый 29 июня 1698 г. Йоханом Майером; далее — «М698»).

1699 г. — генерал-квартирмейстер Стюарт поручает картографу Петеру Вассандеру составить «Ландскарту Нотэборгского лена»; тогда же составляется «Карта, или Географическое описание Ингрии», условно именуемая «Картой Стюарта 1699 г.»
(см.: КНН, лист № 2, и MNR, лист XII; далее, по имени генерал-квартирмейстера Карла Стюарта — «С699»).

1700 г. — начало Северной войны России со Швецией.

1701 г. — шведский кондуктор Карл Элдберг составляет «Географическую карту реки Невы...» — самую близкую к нам среди карт, оставшихся от времени пребывания шведов в Приневье
(см.: MNR, лист XV — Гидрографическая карта реки Невы к востоку от рейда Ниеншанца и к западу от рейда Нотэборга до Балтийского моря, составленная в мае—июне 1701 г. кондуктором Карлом Элдбергом; далее, по имени автора — «Э701»).

1702 г. — взятие Нотэборга и переименование в Шлиссельбург; сожжение Ниенштадта
(см.: Ш а с к о л ь с к и й И. П. Ижорская земля [Ингерманландия] в последние месяцы шведской власти [1702–1703] // Древнейшие государства на территории СССР. 1987–1988. М., 1989);
— составление Петром I и французским генерал-инженером на русской службе Жозефом Гаспаром Ламбером де Герэном проекта новых укреплений Шлиссельбурга
(см.: И о г а н с е н М. В., К и р п и ч н и к о в А. Н. «Петровский Шлиссельбург» (по новооткрытым архивным материалам) // Русское искусство первой четверти XVIII века. Материалы и исследования. М., 1974).

1703 г. — взятие солдатами Петра крепости Ниеншанц;
— составление голландским гравером на русской службе Питером Пикартом неоконченной карты островов Невской дельты и части Невской губы Финского залива; далее, по имени автора — «П703»
(см.: Ш а р ы м о в А. М. Когда начинался Санкт-Питербурх. Первая карта Невской дельты при Петре I // Аврора. 1988. № 5);
— составление Питером Пикартом натурного наброска к плану осады Ниеншанца
(см.: Карты, планы и снимки в Приложении к IV тому «Истории царствования Петра Великого» Н и к о л а я У с т р я л о в а. СПб., 1863; лист 5 — «План Ниеншанца, осажденного Его Царским Величеством 24 апреля, атакованного и сдавшегося на аккорд 1 мая 1703 г.», награвированный, вероятней всего, Адрианом Схонебеком по рисунку и при участии Питера Пикарта);
— составление саксонским инженером на русской службе Вильгельмом Адамом Кирштенштейном начального плана для построения Санктпетербургской крепости;
— составление планов Санктпетербургской крепости Жозефом Гаспаром Ламбером де Герэном и другими инженерами.
(см.: Ш а р ы м о в А. М. Был ли Петр I основателем Санкт-Петербурга? // Аврора, 1992. № 7–8).

До 1705 г. — составление генерального плана первоначальной застройки Санкт-Петербурга Вильгельмом Адамом Кирштенштейном — строителем Санктпетербургской крепости, в этом году и скончавшимся
(см. главу «Был ли Петр I автором начального плана Санкт-Петербурга?» раздела 2 второй книги).

1706 г. — составление перед походом на Выборг карты-плана центральной части Санкт-Петербурга
(см.: Ш а р ы м о в А. М. Выборгский поход 1706 года. Историческая повесть // Аврора. 1990. № 3–5).

1708 г. — составление карты похода на Санкт-Петербург армии шведского генерала Любеккера
(см.: MNR, лист XIV, 2 — Окружная карта части Карелии и Выборгского лена, показывающая дороги, пути и наиболее важные тропы и дефиле округа, а также переход шведской армии через Неву в 1708 году, как и лагерное расположение, а также продвижение под командой генерал-лейтенанта Любеккера; далее, по имени командующего армией — «Л708»;
Ш а р ы м о в А. М. Отражение Любеккера. Историческая драма для чтения // Аврора. 1994. № 5–6).

1827 г. — штабс-капитан Бергенгейм 1-й создает по архивным данным картографическое описание Приневья, относящееся к последней четверти XVII столетия
(см.: Карта бывших губерний Иван-города, Яма, Копорья и Нэтеборга, составленную по масштабу 1/210 000 1827 года под присмотром Генерал-Майора Шуберта Генерального Штаба штабс-капитаном Бергенгеймом 1-м из материалов, найденных в Шведских архивах, показывающих разделение и состояние оного края в 1676 году. СПб., 1827; далее, по имени составителя и дате исходного материала — «Б676»).

1852 г. — издание «Переписной окладной книги по Новугороду Вотьской пятины» 7008 (1500) года.

1853 г. — издание Николаем Цыловым «Планов Петербурга 1700-го и других годов»
(см.: Планы Санкт-Петербурга в 1700, 1705, 1725, 1738, 1756, 1777, 1790, 1840 и 1849 годах, с приложением планов 13 частей столицы, изданные в 1853 году в воспоминание первого основания С. Петербурга 16 мая 1703 года и свершившегося полуторастолетия существования города. Составлен Н. Цыловым. СПб., 1853).

1859 г. — начало публикации многотомника «Новгородских писцовых книг».

1862 г. — издание на русском языке первого тома шведских «Писцовых книг Ижорской земли».

1863 г. — выход в свет «Карт, планов и снимков» к IV тому «Истории царствования Петра Великого» Николая Устрялова.

1885 г. — выход «Истории Санкт-Петербурга» Петра Петрова.

1888 г. — издание Георгием Немировым очерка истории Невы и окружающей местности «Петербург до его основания».

1905 г. — составление архимандритом Сергием «Карты Водской пятины и ее погостов в 1500 году».

1909 г. — выход двухтомника Андрея Иоганна Гиппинга «Нева и Ниеншанц».

1913 г. — издание в Петербурге «Карт Невы и Ниеншанца», собранных Андреем Иоганном Гиппингом и Аристом Куником и откомментированных Александром Лаппо-Данилевским.

1953 г. — выпуск Львом Багровым и Харальдом Кёлиным в шведском городе Мальмё «Карт реки Невы и окружающих земель» на английском языке.

1955 г. — выход первого тома «Очерков истории Ленинграда» с рядом карт Приневья и Санкт-Петербурга разных лет.

1957 г. — выпуск издательством Ленинградского университета первой части историко-географического атласа «Петербург-Ленинград».

1964–1973 гг. — выпуск в Москве четырехтомного «Этимологического словаря русского языка» немецкого лингвиста Макса Юлиуса Фридриха Фасмера.

1981 г. — выход в Ленинграде книги Александра Попова «Следы времен минувших. Из истории географических названий Ленинградской, Псковской и Новгородской областей».

1983 г. — журнал «Аврора» напечатал повесть Александра Шарымова «1703 год».

1985 г. — опубликованы книга Глеба Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе», а также (в третьем издании) историко-топонимический справочник Кирилла Горбачевича и Евгения Хабло «Почему так названы?»

1990 г. — выход в Петрозаводске книги Виктора Паранина «Историческая география летописной Руси».

1992 г. — издание энциклопедического справочника «Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград».

1993–1994 — в Москве напечатаны первые два тома «Очерков по истории русской культуры» Павла Милюкова; в начальном из них дана картина формирования северного месторазвития, к которому относится и Приневье.

1993–1994 гг. — выход в Москве 1 и 2 частей книги Татьяны Джаксон «Исландские королевские саги о Восточной Европе», содержащей сведения о древнем Приневье.

1994 г. — переиздание «Истории Российской» Василия Татищева, в первом томе содержащей, в частности, Иоакимовскую летопись с данными по ранней истории Руси и Приневья.

1994–1996 гг. — публикация серии очерков «Из истории Приневья» (от послеледникового времени до середины IX века) Александра Шарымова в журнале «Аврора»: № 9–10 — 1994 (первый вариант очерка «Нева и ее дельта весной 1703 года»); 4, 6, 8, 10 — 1995 и 3, 6 — 1996.

1996 г. — выход в Стройиздате книги Святозара Заварихина «Явление Санктъ-Питеръ-Бурха» о начальных годах города.

1997 г. — выпуск Информационно-издательским агентством «ЛИК» справочника-путеводителя «Городские имена сегодня и вчера. Петербургская топонимика. Полный свод названий за три века».

1998 г. — издание Информационным центром Совета министров Северных стран в издательстве «Дмитрий Буланин» сборника статей «Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях»;
— выход в Москве топонимического словаря Евгения Поспелова «Географические названия мира»...



Разумеется, это — лишь часть событий и литературы, к которым я хочу отослать сейчас читателя — любителя истории.

К тому же стоит, вероятно, прислушаться к разумному доводу специалиста...


Мнение лингвиста

«По данной проблематике имеется громадная литература, но я думаю, что стиль вашего изложения вряд ли позволит наложить на занимательное и доходчивое изложение материала громоздкий научный аппарат.

Кроме того, имеется большое количество словарей по прибалтийско-финским языкам, которыми я пользовался. Это такие нужные труды, как: Karjalan kielen sanakirja (Словарь карельского языка. Т. 1–5). Helsinki. 1968–1997; Suomen kielen etymologinen sanakirja (Этимологический словарь финского языка. Т. 1–7). Helsinki, 1955–1981; первый я сокращенно называю KKS, второй — SKES...»

* * *

Замечание Сергея Мызникова только обозначило верхушку айсберга нужных профессиональному топонимисту книг.

Он часто ссылается, например, на упомянутый мной во второй главке очерка четырехтомный «Этимологический словарь русского языка» Фасмера, на совсем недавний «Этимологический словарь русского языка» Поспелова, — которые я вовсе и не собирался рекомендовать для обязательного чтения широкому кругу читателей.

Однако, прочитав и страницы предложенного, вы, наверняка, больше прочувствуете свою принадлежность к улетающим от нас годам и к событиям жизни городов, сел, деревень — и людей, некогда обитавших в них, как и мы обитаем сегодня в своих городах, селах и деревнях...

Не пожалейте времени. Почитайте о прошлом.

III. Путешествие от Орешка до Варяговой Нижней

Ну, а теперь начнем путешествие по маршруту петровских гвардейцев, проложенному весной 1703 г.

Для начала еще раз напомню те сокращения, индексы, которые я буду употреблять в ходе своего рассказа:

ОКВП — Окладная книга Вотьской пятины 1500 г.;
MNR — Maps of the Neva river;
КНН — карты Невы и Ниеншанца;
ПКИ — шведские Писцовые книги Ингрии 1640 г.;
А640 — карта Аспегрена 1640 г.;
Б676 — карта Бергенгейма по материалам 1676 г.;
Т680 — карта Торинга 1680 г.;
Д681 — карта Дальберга 1681 г.;
К698 — карта Кронъйорта 1698 г.;
М698 — карта Майера 1698 г.;
С699 — карта Стюарта 1699 г.;
Э701 — карта Элдберга 1701 г.;
П703 — карта Пикарта 1703 г.;
Л708 — карта Любеккера 1708 г.

К путешествию этому я приготовил для читателя несколько карт на основе упомянутых в предыдущей главе. Не посетуйте только, что нарисовал их не профессиональный картограф.

Восемь карт на шесть глав.

Первую начнем, естественно, с истока Невы.

Возле этого истока на карте Э701 показан нынешний «остров Ореховый» (прямой, напомню, перевод с прибалтийско-финского «Pahkinsaari») с «крепостью Орешек».

* * *

...Тут я хочу кое-что оговорить на будущее.

Во-первых, все старые географические названия, упоминающиеся в цитируемых источниках, я беру в кавычки (это касается и переводов этих названий), чтобы определенным образом отделить их на письме от современных — без кавычек.

Во-вторых, я не стану прибавлять к индексам слово «карта»: буду писать не «карта Э701», а просто: «Э701».

В-третьих, не стану часто употреблять слова «нынешний», «сегодня это...» и т.п. Читатель и сам сделает временную экстраполяцию: под выражением, скажем, «на территории Петрокрепости» будет понимать «на территории нынешней Петрокрепости».

В-четвертых, если у того или иного пункта имелись в прошлом два или несколько разных названий, я не стану писать: «он же...» или «она же...», а просто буду перечислять ряды этих имен, менявшихся с XV по начало XVIII столетий.

* * *

Итак, крепость на острове в истоке Невы.

Это — «в Вотцкой пятине город [крепость] Орешек» (ОКВП) или «Nöteborg» (ПКИ, Д681, С699 и Э701) и «Нэтеборг» (Б676).

На прилегающей к нему территории особо упомяну Никольский остров, который в 1500 г. (ОКВП) назывался и «Монастырским», и «Монашеским», а на Э701 обозначен как «Кirkosari», то есть «Церковный (Кирочный) остров».

На левом берегу Невы — напротив крепостного острова — на Д681 и Э701 находится «Ladugarden», то есть «Дача». Чья это была дача, разъяснено в Б676: «Кommendants-hof», то есть «Комендантский двор» (в 1702 г. комендантом этим был в Нотэборге Густав Вильгельм фон Шлиппенбах).

На правом невском берегу против крепости еще с 1500 г. находился городской посад.

На Д681 и Э701 он так и обозначен: «Hakelwerket», по-шведски — «слободка», «посад».

Ныне это — поселок Шереметьевка, названный, вероятно, в честь генерал-фельдмаршала Бориса Петровича, но с ошибкой: в фамилии Шереметевых мягкого знака не имелось.

От «Хакельвeркета» на Д681 отходит «Landsvagen till Nyen» — «Дорога на Ниен», которая шла по трассе железнодорожной линии Петрокрепость—Мельничный Ручей.

На левобережье, на территории Петрокрепости, обозначен остров «Lamasari» (Д681), или «Lammasaari» (Э701), то есть «Овечий», сейчас — Фабричный.

Там же — постройка «Millabacken» — «Убогий дом» (Э701).

У Элдберга там показана и деревня «Lappi»: это имя происходит, видимо, от названия «Лопской стороны» — левобережной, в противовес «Корельской стороне» — правобережной.

Тут следует отметить один загадочный момент. Вообще-то Лапландия расположена по отношению к Карелии с севера, но тут, на Неве — все наоборот: «Корельская сторона» — на севере, «Лопская» — на юге.

Логично предположить: не связано ли это с намеком на более северное — по отношению к кореле — первоначальное географическое происхождение ижоры, не исключено, что пришедшей на Неву из этих более северных, нежели местожительство корелы, скандинавских районов?

Вопрос поставлен — и, кто знает, может быть, когда-нибудь на него воспоследует положительный ответ?

На шоссе Петрокрепость—Кировск с давних пор находилось поселение «Стрелка» (ОКВП), «Strilka» (ПКИ, Д681 и Э701), «Стрелика» (Б676), «Strelina» (С699) и «Arilka» (Л708) — то есть ко времени похода Любеккера прежнее ясное славянское имя «Стрелка» совершенно выродилось в неведомую «Арилку».

На правобережье лежали деревни по обе стороны от впадающей в Неву речки «Черной». Имя это она носила в 1500 г. (ОКВП), а у шведов именовалась «Мистула» (Б676), или «Mistula-aa» (Д681): оно обозначает то же, что и в русском варианте, ибо «mistula» есть измененное «musta» — «черная»; «aa» — это «река». Ныне Черная речка свое имя сохранила.

Как мы не раз сможем позднее удостовериться, топоним «Черный» в Приневье — из самых популярных, что легко объяснимо, поскольку местные реки характерны своею темновато-коричневой водою.

Кирилл Горбачевич и Евгений Хабло пишут об этом:

«Черными обычно называли протоки с болотистой, застойной водой. „Черная“ — одно из очень распространенных названий небольших рек на Северо-Западе. В Петербурге с таким названием было несколько речек. Черными прежде именовались и Екатерингофка, и Волковка, и Монастырка, и Смоленка. Ныне это название в городе сохраняется за одной речкой» (Г о р б а ч е в и ч К. С., Х а б л о Е. П. Почему так названы? С. 454. Далее — Почему так названы?..)

На территории же нашей области таких топонимов осталось куда больше.

Мало того, «Черные речки» тянули за собою сходные имена поселений, в чем мы сейчас убедимся...

Верхняя деревня — справа от впадения Черной речки в Неву — называлась «Черная речка на Черной близко городка Орехов» (ОКВП), «Sarnay eller Mustilla» (ПКИ: «musta» — «черная» и по-карельски, и по-фински; в данном названии интересно то, что оно представляет собою симбиоз из карело-финского и полусохранившегося русского «Сарнау»: бывшего имени «Черная»), «Мистула-хоф» (Б676; напомню, что «hof» — «двор» по-шведски), «Mustila-gard» (Д681: «gard» по-шведски же — «дача»), просто «Mistula» (С699) и «Mustila-krog» (Э701 и Л708: а «krog» по-шведски — «кабак»).

Словом, поселение это именовалось и просто «Черным», и, попеременно — «Черным двором», «Черною дачей» и «Черным кабаком». Живучий эпитет — и, как имя железнодорожной платформы Черная речка, дожил до наших дней...

Ниже впадения Черной речки в Неву находилась еще одна деревня «Черная» (ОКВП), «Sornay eller Radinofzina» — Сорная, или Радиновщина (ПКИ: я передаю шведское окончание «-fzina» как «-вщина», чтобы акцентировать внимание на предыдущем славянском его источнике; слово «Сорная», естественно, не имеет отношения к сорнякам — это та же «Черная» с понятной уже нам контаминацией звука «ч» на «с»), «Зорнолинна» (Б676) и «Zurnualina» или «Zurnuatina» (в двух вариантах «карты Стюарта»), а на Э701 эта деревня названа «Koka»: по-фински «kokka» — «нос» (лодки: в смысле — мыс?; но тут может быть и иное толкование).

Относительно же предпоследних трех названий хочу заметить, что «linna» по-карельски означает «крепость», так что «Зорнолинна» и «Зурнуалина» могут означать «Черную крепостцу», или «Крепостцу на Черной» — при понятном преобразовании имени «Черная» в «Зорнуа» (см. предыдущее имя «Сорна»).

В то же время надо иметь в виду, что сама река Черная одно время именовалась «Жерновкой» (см., например, анонимную немецкую карту «Течение реки Невы из Ладожского озера к Ст. Петербургу», датируемую примерно 1745 г., а изданную в Лейпциге — в «Географическом и картографическом календаре Германа Хаака за 1982 год»).

Резонно задаться вопросом: не есть ли «Жерновка» — название, переогласованное именно из имени «Зорнуа», восходящего, конечно, к «Черной»?

Сходное имя носила деревня, лежавшая на правом невском берегу чуть ниже —«Зорнокудрова» (ОКВП и Б676; хотя тут так и «слышатся» романтические «черные кудри», но, вероятно, восходит это имя к какому-нибудь хозяину: «деревня Черная некоего Кудрова»), «Sorna eller Sugena» (ПКИ; что означает «Сугена», гадать не берусь), а также «Muicka» (Э701: см. здесь комментарий Горбачевича и Хабло к происхождению топонима «Мойка»).

С противоположной, левой стороны в Неву впадал «Черный ручей»: «Mustila-beck» (Д681; «beck» по-шведски — «ручей»).

На правом берегу «Черного ручья» — то есть на территории поселка Марьино, тоже находилась некогда деревня «Черная» (ОКВП), однако на Э701 она уже не обозначена...

А ниже «Черного ручья» — между ним и еще одним левобережным невским притоком — речкой Глубокой — было поселение, опять-таки по ОКВП, называвшееся «Черным». Однако на шведских картах оно носило другие имена: «Telnikon-Namastirox» (ПКИ), «Намасерок» (Б676), «Munkilla eller Teltikones-hof» (Д681), «Enikona Closter» (С699) и просто «Muukila» (Э701).

Располагавшееся на территории города Кировска поселение это было ничем иным, как монастырским поселком: «Намастирокс» — и есть искаженное слово «монастырь», «монастырек» со сменой «мон-» на «ном-» (см., например, как в той же ПКИ «Новоселок» назван «Monoselok»). И «Мункила» и «Муукила» по-шведски — тот же «монастырь» (от «muuki» — «монах»). Вторая же часть этих названий — «Тельникон», «Тельниконес», «Еникона» — содержит, вероятно, некое указание на имя монастыря или его принадлежность.

Замечу сразу, что на Б676 еще ниже «Глубокой» обозначено поселение «Аникона Клостер», и, может быть, это — еще одно монастырское село, схожее, к слову, с названием «Еникона Клостер» на С699, но Стюартом помещенное в междуречье, а Бергенгеймом — ниже, и помеченное отдельно.

На левом берегу Глубокой была раньше деревня, в ОКВП так и называвшаяся: «На Глубокой», а в ПКИ поименованная «Glubokie Rusko».

На более поздних картах, правда, поселение это уже не значится (хотя на упомянутой выше немецкой карте 1745 г. тут обозначена «деревня Урус»), однако название это заставляет нас обратить на него внимание.

На первый взгляд вроде бы ясно, что поселение это могло называться, скажем, «Русское на Глубокой», но, думаю, «Руско» тут все же имело более старинное происхождение.

Небесполезно, пожалуй, напомнить здесь о том, что и по-карельски, и по-фински слово «rusko» переводится как «заря» и обозначает южный элемент некой территориальной системы.

Поэтому вполне вероятно, что «Руско» в названии этого поселения восходило еще к тому времени, когда по правому невскому берегу жили варяги-русы, а по левому — та летописная русь, что позже получила имя ижоры.

Тогда соединение славянского наименования «Глубокое» со словом «Руско» может означать указание на принадлежность этого поселения именно неваряжской, южнобалтийской руси-ижоре.

А напротив реки Глубокой — на правом невском берегу, на трассе железнодорожного перегона между платформами Черная речка и Теплобетонная — лежала деревня «Смолково» (ОКВП), «Smolkova» (ПКИ) и «Смолкова» (Б676), которая на С699 значилась уже как «Smolkovo-ode» («ode» по-шведски — «пустошь»: поселение тихо исчезало — и на Э701 уже не значилось).

Тем не менее стоит заметить, что «Смолково» — тоже типичное для Приневья наименование. Сравните, например, с «Териоки» (бывшее название Зеленогорска) — «Смоляная речка» от «terva» — «смола» и «joki» — «река» и по-карельски, и по-фински.

Ниже «Смолкова» — близ платформы Теплобетонной — на Б676 значилась деревня «Саргива». (Тут я не могу, к сожалению, точно сказать, откуда именно происходит это название: от финского ли «sarkyva» — «бьющийся», в смысле водоворота? — или, может быть, от «saareke» — «островок»? — или это видоизмененное славянское «Сергеева»?).
Мнение лингвиста

«Саргива. Скорее всего, это вариант ойконима 1, фиксируемый в Прионежье — „Сарга“. Формант „-ва“, вероятно, восходит к „-la“ (ср. финск. диалект. „sarka“ — „поле между ручьев; поле и т.д.“ — SKES, 975)».

Изображение
План-схема верхнего течения Невы с ее поселениями от Орешка до Варяговой Нижней.


Ниже по течению Невы следует куст селений, связанный со впадающей в нее справа речкой «Дубровкой». На Д681 она поименована была «Kolki-joki»: вероятно, от финского «kolkko» — «дикий», «суровый», то есть — «Дикая речка».

Близ поселка Невская Дубровка в ОКВП значилась колоритная деревня «Дуброва Неведана Гридкова на Карельской стороне».

Затем это имя начинает упрощаться: сначала — до «Dubrova Nevidana» (ПКИ), потом до просто «Доброва» (Б676).

Затем следует даже смена названия — «Kolki» (Д681: это, конечно, — от имени реки Дубровки на этой карте, то есть от «Колки-йоки»).

Затем — возврат к «Dobrova» (С699). И, наконец, — «Lilla Dobrowa» (Э701: «lilla» по-шведски — «малая»).

По правую сторону речки «Дубровки» в XV в. была деревня «Дуброва на Неве» (ОКВП); это — уже территория непосредственно самой Невской Дубровки.

А на противоположном невском берегу — на месте знаменитого в годы блокады Невского пятачка — находились «Доброва Сельцо на Неве» (ОКВП), «Dubrova Jamskoja» (ПКИ), «Дуброва Ямсковиц-бю» (Б676: «bu» по-шведски — «деревня», да и окончание имени зазвучало вовсе не по-славянски), просто «Dubrova» (Д681), «Dobrova» (С699) и «Stora Dobrowa» (Э701: «stora» по-шведски — отнюдь не «старая», а «большая»).

На левобережье — на месте платформы Невская Дубровка — была деревня «Lusakara» (Д681). «Uskola» (С699), «Lusikara» (Э701). В возможном переосмыслении этого имени по-русски оно скачет от «Веселой» до «Новой деревни» («lust» — «веселый», «uusi» — «новый», а «-kola» приводит к «kula» — «деревня» по-карельски).
Мнение лингвиста

«Lusikara. Вторая часть — „-kara“, возможно, связана с вепс. „kara“ — „небольшой залив, бухта“.

Такого рода гидроним я фиксировал в бассейне реки Свири.

См. также лимноним 2 Palokar (по кн.: Словарь гидронимов юго-восточного Приладожья. СПб., 1997)».



Напротив «Лусикары» — на правобережье — лежала деревня с прозрачным именем «Zaharofzina» (ПКИ), «Сахаровщина» Б676). Видимо, это — «Захаровщина», которая к XVIII столетию уже с карт исчезла.

Точно так же не нанесена на карты после Д681 и деревня «Бродкина» (ОКВП и Б676) и «Barotkina» (ПКИ), находившаяся на месте поселка Пески на правом берегу восточной излучины Невы.

Зато лежащая против нее на правобережье деревня «Пашкова» (ОКВП) сохранилась, хотя и меняла свое имя от «Panikina» (ПКИ) до «Sokanauti» (Д681), «Sveanauti» (С699: правда, у Стюарта она ошибочно перенесена была в междуречье Черной и Глубокой) и «Peni Mujajoki» (Э701: это имя буквально означает «Малая река Мья», ибо деревня находилась на территории поселка Павлова при впадении в Неву реки Мойки).

Река эта на различных планах называлась тоже по-разному: и «Мойка» (ОКВП и Б676), и «Mojko» (ПКИ), и «Lilla Mojso» (Д681), и «Venika Ammune» (С699: буквально — «Малое устье»).

Относительно названия этой реки Кирилл Горбачевич и Евгений Хабло пишут:

«Название „Мойка“ произошло от прежнего, старинного наименования реки — Мья... Само же название „Мья“ восходит к древнему ижорско-финскому наименованию „Муя“.
Есть документальные свидетельства преобразования названия „Муя“ в „Мойка“.
На старых шведских картах XVII века левый приток Невы, называемый сейчас рекой Мойкой (между поселком Отрадное и городом Кировском), обозначен — „пиени муя йоки“. По-русски это значит: „маленькая грязная река“.
В русских писцовых книгах данная река именовалась „Мья“ 3.
Относительно исходного названия „Муя“ следует сказать, что небольшие болотные речки Ижорской земли нередко носили такое имя. Вероятно, оно связано с финским словом „мую“ (грязь, слякоть). Вспомним, что и наша Мойка была грязной болотной речкой». (Почему так названы?.. С. 450).

Надо сказать, с гидронимом этим все не так просто.

В древнекарельском, скажем, языке вовсе нет слова «muja» в значении «грязный», «темный». Слово «muja» означает в нем множество понятий — от «цвета» и «жернова» до «камня, которым точат ножи» и «пробовать на вкус».

Аналогична картина и в древнефинском.

Понятие же «грязь», «грязный» обозначается словами «muda», «muta» (как не вспомнить тут наше слово «мутный»!).

Любопытно, что Сергей Мызников никак не прокомментировал этот случай. И уж коль скоро специалист прибег тут к скромной фигуре умолчания, то я, не будучи знатоком древнекарельского или древнефинского, предпочитаю только обозначить проблему, но в дальнейшие рассуждения не пускаться...

Рядом с Мойкой впадает в Неву река «Мга» (ОКВП: тут, явно, слово «мга» — славянская огласовка корельско-финского «мья»), «Moyka-aa» (Д681), «Stora Ammune» (С699: «Большое устье»).

Междуречье Мойки и Мги было густо заселено. Тут — на территории поселка Павлово — лежали четыре деревни.

На левом берегу Мойки — «Верхова» (ОКВП) и «Verchova» (C699). Этимология топонима предельно ясна.

Далее — ниже по течению Невы — «Rikovzina» (ПКИ), «Риковщина», называвшаяся также на Б676 «Какульковщиной» (если первый топоним толкуется довольно просто как «Приречная», то объяснения второму я не нашел). Деревню эту именовали и «Annektoma» (Д681: имя, тоже остающееся для меня загадкой).

За «Аннектомой» шла «Середна» (ОКВП). Тут надо отметить, что в самом близком соседстве с «Середной» XV в. лежала деревня «Жолнино» (ОКВП). Видимо, в результате срастания двух этих топонимов образовалось некое среднее имя «Soldina» (ПКИ) и «Солдина» (Б676), однако на С699 поселение вновь названо просто «Seredna» — имя, вопросов не вызывающее.

Наконец, на правом берегу Мги была деревня «На Усть-Мьи» (ОКВП), именовавшаяся иначе и «Mujajoki» (Э701). Как видим, у Элдберга обозначена была лишь одна из четырех этих деревень, однако у Стюарта имеются все же еще две, и поэтому я помещаю их у себя на карте.

А на левом берегу Мги находилась деревня, на протяжении веков опять-таки имевшая разные имена: «Щербова на Усть-Мьи» (ОКВП), «Retjnova Namioki» (ПКИ), «Рикиновамаки», она же «Самокина» (Б676) и «Stora Mujajoki» (Э701: «Большая река Мья», или — по Горбачевичу и Хабло — «большая грязная река»).

Этот многосоставный топоним требует комментария.

Видимо, имя «Щербово» вскоре после прихода шведов преобразовалось в нечто вроде «Речново» (с заменой труднопроизносимого «Щер-» на «Реч-»).

Топоним «Речнова Намиоки», на первый взгляд, — довольно привычное для Приневья соединение славянского «Речнова» с корельско-финским «Намиоки», ибо окончание «-иоки» вроде бы выводит к «joki» — «река». Но учитывая, что в ПКИ зафиксирован момент, когда славянский элемент еще был очень силен в топонимике края, можно вывести это имя к сугубо славянскому названию деревни — «Речная на Мья-йоки».

Что до «Рикиновамаки», то опять-таки по первому взгляду, это название может означать в переводе с финского нечто вроде «Богатой горы». Однако на самом деле это — та же самая «Речнова Намиоки» («Речная на Мье-йоки»): «Рикинова-мяки» — «Речнова-[на]-Мья-йоки»). Загадка решена?..

Нет, загадка вовсе не разгадана, несмотря на столь, казалось бы, элегантный вариант предложенного мною решения.

Сергей Мызников с моим вариантом не согласен...
Мнение лингвиста

«Речнова Намиоки. „Намийоки“ — это „Ниемийоки“ 4, возможно, мена гласных связана со славянским переосмыслением; уже отмечалось „Ниемиярвь“ и т.п.»


А напротив — на невском правобережье, на дороге Дубровка—Кузьминки, — лежала деревня «Лаврова» (ОКВП), «Лаурикалла» (Б676), или «Laurikalla» (Э701). Последнее имя «переведено» на корельско-финский, на что указывает окончание «калла» — «кюля» — «деревня», однако содержание топонима все то же: «деревня Лавра», а потому и происхождение имеет, несомненно, славянское.

На левом берегу — все еще в пределах Павлова — находилась деревня «Дубок на Неве с тоней Хутрей» (ОКВП), которую в ИКП называли еще по-славянски «Dubkovo», но позже ей поменяли имя на «Tammas» (Д681), «Tama» (С699) и «Tammasina» (Э701), что, впрочем, не изменило сути этого топонима, поскольку и «tammas» по-шведски, и «tammi» по-корельски и по-фински означает все тот же «дуб».

На правобережье — на трассе дороги Пески—Кузьминки — на Б676 обозначена деревня «Нисна» («Нижняя»), которую — под наименованием «Niskowa» — находим и в Э701.

На той же трассе находилась деревня, за два века сменившая пять имен: «Дорогуши» (ОКВП) и «Doroguski» (ПКИ), «Свидсилова» (Б676), «Servilla» (Д681: думается, связано с финским «seura» — «общество», «компания»), «Dobraja Servilla» (С699) и, наконец, «Sarova» (Э701).

Отметим тут, что даже в «финнизированном» названии у Стюарта присутствует все-таки славянское слово «Добрая».

Еще одно поселение на левом берегу — на территории Павлова — «Kirkosari» («Церковный, или Кирочный остров») обозначено лишь на Э701.

Две замечательные деревни находились на левобережье несколько ниже — по обе стороны впадающей в Неву и ныне официально безымянной речки, причем обе носили одинаковые названия: «Варягова на Неве» (ОКВП).

Имена эти уводили в далекое прошлое, когда Нева была составной частью знаменитого «пути из варяг в греки» и служила, стало быть, не только водным маршрутом, но и местом отправления тех самых варягов-русов, которые начинали отсюда первые шаги по великим трансконтинентальным торговым путям от Балтики — Невой и Ладогой — по Волхову и Ильменю — Волгой и Днепром — к Черному и Каспийскому морям.

Названия «Варяговых на Неве» трансформировались сначала в «Varagoua Verhnea» и «Varagoua Nissna» (ПКИ), то есть в «Варягову Верхнюю» и «Варягову Нижнюю» (Б676). А на Э791 «Верхняя» превратилась уже в карельскую «Warakalla», став «Варяговой деревней», соединив в себе прежнюю «Вару» с традиционной «каллой» — «кюлей» — «деревней».

И опять-таки не имело ли появление «Варяговой деревни» на левом невском берегу той особенности, которая акцентирует наше внимание на том, что поселения, принадлежащие руси-варягам, специальным именем были помечены на левом берегу Невы, заселенном русью-ижорой?

Жаль, что ныне в районе платформы Геройской ничто не напоминает нам о давних временах, когда варяги-русы работали не только над идеей объединения в целое могущественное государство приильменско-поднепровского славянства, но и — еще раньше — над экономической самостоятельностью сложившегося к той поре угро-финско-прибалтийско-словенского метаплеменного союза. Хорошо бы помнить нам дела не только недавнего достойного памяти прошлого — «платформа Геройская»! — но и прошлого, пусть и более отдаленного, однако не менее почтенного.

_______________
1 «Ойконимы» — названия, распространенные в определенной части населенной территории.
2 «Лимнонимы» — названия, связанные с озерами.
3 Авторы, правда, спутали тут Мью со Мгой.
4 «Niemi» на прибалтийско-финском — «мыс», «нос». В таком случае, «Ниемийоки» — это «Речка на мысу».


IV. От Кузнецовой до Валитулы-крога

На правом невском берегу — напротив «Варяговых», у поселка Кузьминки — находилась пропавшая к началу XVIII столетия с карт, как и «Варягова Нижняя», но за два века до того здесь еще существовавшая деревня «Кузнецова на Неве» (ОКВП) и просто «Kuznecova» (ПКИ).

Из совпадения современного названия и по сей день живущего тут поселка Кузьминки с четырехвековой давности топонимом «Кузнецова» можно сделать вывод, что деревня эта, вероятно, стояла тут и в пору Элдберга, однако он ее на карту не нанес — может быть, из-за того, что, вопреки названию, располагалась она не на самом невском берегу, а несколько севернее.

Ниже — у поселка Оранжерейки — было еще «Новое Село на Глиняной реке» (ОКВП), «Monoselok» (ПКИ: типичная описка-замена — «Ново-» на «Моно-»!), «Новоселки» (Б676).

Между прочим, старинное имя этой деревни подсказывает нам и название текущей здесь небольшой речки — «Глиняная».

А стоявшая рядом — по соседству с поселком Масловом — деревня «Кулокина» (ОКВП) на Б676 была названа «Каллакиной» (что бы ни означало первое название, второе, думаю, является переогласовкой его в сторону того же корельско-финского слова «кюля» — «деревня»).

На Э701 деревня эта преобразовалась в «Herrala» (в переводе со шведского — в «Барскую», что ли...).

Отмеченная на старых картах деревня «Subbotovzina» (ПКИ, Д681 и С699) у Элдберга тоже отсутствует, однако на чуть более поздней карте Адриана Схонебека «Географический чертеж над Ижорской землею...» 1704–1705 гг. она присутствует — и названа «Сабуловой». Видимо, была она тут и в 1703-м.

Зато на Э701 наличествует никем до того не отмеченное — может быть, и не существовавшее ранее? — поселение «Lappahara», или, по Л708, «Lappa-hof» («lappa» по-фински — «ольха», а по-шведски — «губа», и «Лаппахара», лежавшая на мыске, образуемом подобием губы против Ивановских порогов, называлась, наверное, все же на шведский манер).

Мы добрались, стало быть, до срединного невского колена, в котором река резко меняет свое направление от юго-запада к северо-западу.

Напомню, что общепринятая гипотеза образования Невы связывает факт ее сравнительно недавнего рождения с этим именно местом.

Тут мы приблизились еще к одной реке, впадающей в Неву с левой стороны.

Это — река «Святая», или «Святки», как ее называли (ОКВП) в XV в. (ныне это — река Святка). Карелы же и финны именовали ее «Пихайоки» (славянские ее имя — точная калька с финно-прибалтийского).

На правом берегу речки «Пихайоки» — у поселка Ивановка — в ОКВП показана была деревня «Патрикеево на Усть-Святой», у шведов единообразно именовавшаяся «Пихайоки-бю» (Б676) и «Pyhajoki» (Д681, С699 и Э701).

На левом берегу этой речки находилась деревня «На Омуту» (ОКВП).

Раньше поселение с похожим названием — «На омуту Кузьмина на реке на Неве» — лежало на противоположном берегу, но к XVIII в. топоним этот «перебрался» на левобережье.

Рядом — у платформы Ивановская — на Э701 обозначена деревня «Tusina fall»: буквально — «Тосненский водопад» по-шведски.

В районе поселка Большие Пороги на правом берегу в XV столетии была деревня, названная почти так же, как нынешний поселок: «Пороги на пороге на Неве» (ОКВП), на Б676 названная «Андруской».

Далее слева в Неву впадает река «Тосна» (ОКВП: о происхождении имени реки сказать ничего не могу, за исключением того, что подозреваю вепсское ее происхождение, поскольку очень многие вепсские форманты, имеющие отношение к водному пространству, встречаются в Приневье).

Тут, однако, сделал подсказку Сергей Мызников...
Мнение лингвиста

«Тосна. Традиционно данный гидроним рассматривается как балтийский по происхождению (ср. „Тосна“, „Цна“ из древнепрусского „tusna“ — „тихий“ [Фасмер, 4, 88])».



Что до «Тосны» (Б676), то шведы однообразно назвали ее «Tussina» (C699 и Л708).

На правом тосненском берегу — в районе поселка Усть-Тосно — было селение «На Усть-Тосной на Неве» (ОКВП), «Tossina-bu» (ПКИ), «Туссина-хоф» (Б676) и «Tussina-hof» (С699 и Э701).

А на левом берегу Тосны в ОКВП значилась деревня «Парфеево», которая «под шведами» получила странновато звучавшие имена «Borisova Vtsenie» (ПКИ) и «Borusova Vskina» (Д681 и С699).

Видимо, оба эти имени зафиксировали переход от «Парфеева» к труднопроизносимой славянской же «Борисовщине»: по крайней мере, вторая часть «Борисова Втсения» намекает на возможность перехода «-феева» во «Втсение», а «Вскина» вполне без натяжек читается как «-вщина».

К XVIII в. эта «Борисовщина» преобразовалась в «Tussina-bu» (Э701), «забрав» его с тосненского правобережья первой половины XVII в., а ко времени похода Любеккера получила краткое имя «Tunna» (Л708).

А на правом невском берегу — на территории садового участка близ поселка Малые Пороги — стояла деревня «Порожек» (ОКВП), в шведские времена называвшаяся «Golofkina eller Petrovzina» (ПКИ) и просто «Golovkina» (Д681 и С699).

На Э701 ее не значится, но будем все-таки полагать, что в начале века она тут находилась.

Теперь у нас — встреча с рекой, которая в XV в. называлась «Онтошова» (ОКВП), ближе к нашему времени — Лагери, а сейчас, конечно же, — Черная.

У поселка Малые Пороги на реке этой некогда находилась деревня «На Усть-Онтошова» (ОКВП), на других картах отсутствующая, потому на моем плане и не обозначенная.

В районе пристани за Малыми Порогами шведы показывали на своих картах поселение «Тазариц» (Б676), «Tassari» (Д681 и С699) и «Tassuri» (Э701: «tass» по-шведски — и «медведь», и «волк» — можно выбирать по вкусу).

На левобережье — у платформы Понтонной — находилась деревня «Varua» (ПКИ), «Variska» (Д681 и С699: «varis» по-карельски — «ворона»). На Э701 она отсутствует.

На правом берегу — где завод имени Свердлова — отмечена деревня «Райаторп» (Б676: от шведского «raya» — «граница» и «torp» — «отдельный двор», «мелкий земельный участок», то есть деревня эта отмечала границу некоего земельного владения). Позже она именовалась «Borotki» (С696) и «Reijo» (Э701).

Ниже нее по Неве — в районе поселка Овцыно — была деревня «Kirvila» (ПКИ), «Kirkosa» (Д681), «Kirkose» (С699) или «Kirkela» (Э701: либо от карельско-финского «kirkko» — «церковь», либо — от «kirkas» — «яркая», «светлая»).
Мнение лингвиста

«Kirvila. Можно тут добавить версию: фин. „Kirves“ — „топор“».

Изображение
План-схема среднего течения Невы и ее селения от Кузнецовой до Валитулы-крога.


Еще ниже Овцына находилось поселение «Бубуево на Неве у Песков» (ОКВП), название которого сначала трансформировалось в «Bubena» (ПКИ) и в «Побула-бю» (Б676), а потом — в «Mansicka» (Э701: если первые два имени — явно славянского происхождения, то «мансика» по-карельски и по-фински означает «земляника»).

Напротив, на левом берегу, была деревня «Карино на Неве на Усть-Ижоре» (ОКВП), получившая затем названия «Uskina» (ПКИ) и «Ускина» (Б676).

Однако в XVIII столетии, на Э701, эта деревня почему-то отсутствует, хотя поселения на устьях рек традиционно находились по обеим их берегам.

Далее слева в Неву впадает река «Ижора» (ОКВП), шведами называвшаяся «Ingris-aa»(Д681) и просто «Ingris» (С699).

Об этом названии Александр Попов — всесторонне образованный ученый: доктор исторических наук, географ, кандидат математики, филолог, профессор финно-угорского языкознания и философии — писал в книге «Следы времен минувших»:

«Происхождение этих названий 1 — по крайней мере речных — бесспорно связано с племенным именем ингери, инкери, превратившимися в русской передаче в ижора, ижëра, известным по памятникам с XIII в. (Ingria еще ранее)» (П о п о в А. И. Следы времен минувших... С. 101. Далее — Следы времен минувших...).

Питерский историк Валентин Седов говорит об имени ижоры:

«Существует мнение, что этноним рассматриваемого прибалтийско-финского племени происходит от названия левого притока Невы р. Ижоры (Inkere, Ingere).
Другие исследователи возводят этноним ижора к личному княжескому имени Игорь или Ингвар (Попов А. И.)...» (Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., 1987. С. 42).

Замечу, во-первых, что еще в прошлом веке Иоганн Андреас Шегрен связывал название Ижорского края с именем Ингигерд, жены Ярослава Мудрого, которой будущая Ингрия досталась в вено как свадебный подарок.

Во-вторых, напомню, что по Иоакимовской летописи Рюрик, выделявший среди своих жен Ефанду, «егда та роди сына Ингоря, даде ей обесчанный при море град с Ижарою в вено» (см.: Т а т и щ е в В. Н. История российская. Гл. IV. О истории Иоакима епископа Новгородского. М., 1994. С. 110).

Свидетельство Иоакима говорит о том, что топоним «Ижора» («Ижара») существовал и до Ингигерд Шведской, и до Игоря Рюриковича.

В то же время этнонима «ижора» тогда в ходу еще не было: ижора именовалась еще южнобалтийской «русью», участвовавшей в приглашении Рюрика на княжение в Ладоге.

Таким образом, этноним «ижора» следует, видимо, возводить не к «личному княжескому имени», а к топониму, который, может быть, первоначально звучал по-карельски как «инкери маа», что означало «прекрасная земля». От названия же этой «прекрасной земли» могла получить название и река Inkere — Ingerex — Ижора, на берега которой мы вступили в ходе нашего путешествия.
Мнение лингвиста

«Ижора. Обзор этимологии дан у Фасмера, 1, 119».



На левом ижорском берегу — в пределах поселка Усть-Ижора — была деревня с именем, естественно, «Усть-Ижора» (ОКВП), «Ustje Izerskoe» (ПКИ), то же название, но не в передаче латинскими буквами славянского имени, а по-шведски: «Ingris Amunis» (Д681) или «Ingris Omune» (Э701) и, наконец, просто — «Ingris» (Д708). К слову, на Б676 деревня эта не обозначена, но вблизи показан «Крог» — кабак.

Еще один вопрос связан с тем, где именно в этих местах произошла прославленная Невская битва князя Александра Ярославича со шведским отрядом, которым, по мнению питерского историка Игоря Шаскольского, руководил ярл Ульф Фаси.

О месте битвы Шаскольский писал следующее:

«К изучению Невской битвы пора, наконец, привлечь такой источник, как историческая топография места сражения.
В научно-популярной и учебной литературе, в исторических картах-схемах Невской битвы давно уже принято показывать, что шведский лагерь в устье впадавшей в Неву реки Ижоры и место происшедшего там знаменитого сражения со шведами находились на правом берегу Ижоры.
Чем руководствовались авторы многочисленных карт-схем, избрав правый берег реки, — непонятно: авторы никогда не видели место исторического сражения.
Произведенное нами обследование места Невской битвы позволило с очевидностью установить, что сражение могло происходить только на низменном левом берегу, где имеется значительное плоское пространство, удобное для устройства лагеря; правый берег высок, имеет всхолмления, для устройства лагеря и для проведения боя совершенно неудобен.
Именно на левом берегу еще в XVIII веке была построена церковь — памятник Невской битве...» (Ш а с к о л ь с к и й И. П. Невская битва (к 750-летию) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1990. С. 140).

Позицию Шаскольского горячо поддержал историк Александр Дегтярев в статье «Место битвы изменить нельзя?»:

«И. П. Шаскольский привел только один контраргумент против этой устоявшейся и давно ставшей общим местом отечественной историографии точки зрения — топографию предполагаемого места битвы. Этот аргумент можно принять, правда, только после дополнительных исследований, так как за 750 лет под воздействием мощных антропогенных факторов ландшафт устья Ижоры претерпел большие изменения.
Однако аргументация в пользу того, что битва была не на правом, а на левом берегу Ижоры, может быть дополнена и развита с учетом существования в ту пору норм и правил военного искусства.
Во-первых, шведские военачальники не могли не анализировать путей возможного подхода новгородского войска. Общее направление здесь определялось однозначно — с востока. Расположение лагеря на левом берегу обеспечивало мощную естественную преграду на путях наиболее вероятного подхода новгородского войска. Пренебрежение этим обстоятельством (в случае расположения лагеря на правом берегу) следует расценивать только как невероятную беспечность, которую опытные шведские военачальники вряд ли могли допустить.
Подобное расположение войска и лагерей — за водной преградой на пути возможного наступления противника — широко практиковалось в средневековье, было почти непреложным правилом.
Традиционная версия о расположении шведского лагеря на правом берегу не позволяет ответить и на другой важный вопрос, который, правда, даже не ставился в нашей историографии — об отсутствии боевого охранения шведского лагеря. Внезапность нанесенного русскими удара дает все основания предполагать, что оно практически отсутствовало, притом именно на том направлении, откуда появление противника выглядело наиболее вероятным.
Почему оно не было выставлено, объяснить невозможно. Однако если предположить, что лагерь находился на левом берегу, такие объяснения могут быть сформулированы. Остановка на левом берегу была вполне логичной с той точки зрения, что в тылу шведского войска, спокойно поднявшегося по Неве до Ижоры, оставался известный, пройденный без каких-либо осложнений маршрут. Таким образом, это было психологически обоснованное решение.
Наконец, последним по важности обстоятельством может быть признанное и отмеченное И. П. Шаскольским заметное неудобство прилегающего к устью Ижоры правобережья для войскового стана.
Линия правого берега Ижоры здесь и до сих пор сохраняет высокую крутизну, и предпочесть его более спокойному ландшафту левобережья без особых к тому резонов было попросту неразумно.
Дополнительным аргументом, косвенно свидетельствующим в пользу дислокации шведского лагеря на левом берегу Ижоры, является то, что поселение в устье этой реки с давних времен развивалось именно на левом, удобном для расселения берегу, о чем говорит и размещение храма.
С большой вероятностью можно утверждать, что оно существовало уже в XIII веке, когда на северо-западе господствовала приречная структура расселения. Размещение пусть и малой части войска в поселении, оказавшемся на пути следования и в его окультуренном ареале, — обычная практика средневекового военного похода.
Сумма изложенных выше соображений заставляет склониться к принятию новой версии о расположении шведского лагеря, а следовательно, и месте Невской битвы. Наиболее вероятным местом сражения следует признать левый берег Ижоры при впадении ее в Неву...
Признание этого факта влечет за собой серьезные коррективы, которые придется внести в гипотетическую реконструкцию финишного участка пути новгородского войска к месту сражения» (Д е г т я р е в А. Я. Место битвы изменить нельзя? // Колпицы. Князь Александр Невский. Тезисы научно-практической конференции. СПб., 1995. С. 80–82).

В своей последней статье (она опубликована была уже после смерти Игоря Павловича) Шаскольский писал об этом:

«...Г[еннадий] Н[иколаевич] Кареев предположил, что русские суда 2 вошли в реку Тосну, впадающую в Неву выше устья реки Ижоры, и прошли вверх 6 км до места наибольшего сближения с течением притока Ижоры — речки Большой Ижорки, по суше дошли до Большой Ижорки и спустились вдоль лесистого берега к ее устью, находившемуся вблизи места впадения реки Ижоры в Неву.
Таким образом, русскому войску удалось неожиданно напасть на шведский лагерь не с Невы (откуда шведы могли скорее всего ожидать нападения), а с суши...
Правда, Кареев, как и большинство авторов, писавших об этих событиях, предполагал, что шведский лагерь находился на правом берегу Ижоры и что русские отряды прошли вдоль правого берега Большой Ижорки прямо к шведскому лагерю.
Поскольку же шведский лагерь в действительности находился на левом берегу Ижоры, нужно предположить, что русские отряды должны были дойти по суше до Большой Ижорки, где-то в пути переправиться через эту речку и через неширокую в верхнем течении реку Ижору...» (Ш а с к о л ь с к и й И. П. Невская битва в свете данных современной науки // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы. СПб., 1995. С. 21 и 23 [примечание 97]).

Итак, многие современные историки твердо убеждены в том, что Невская битва произошла на левом берегу Ижоры — на том месте, где духовные наследники подвига князя Александра Ярославича, Гаврилы Олексича — предка Пушкина —и ижорянина Филиппа-Пелгусия интуитивно (или на основании неких сохранившихся в памяти народа сведений) уже в XIV в. поставили деревянную церковь, а в конце XVIII столетия возвели каменный храм святого Александра Невского.

Осенью 1996 года, — уже зная мнение Шаскольского и Дегтярева, — я побывал в этих местах с академиком живописи Владимиром Ветрогонским и его учениками.

Стоя на мостике через Ижору, ведущем с правого берега на левый, я рассказывал молодым художникам о новом взгляде наших историков на местоположение шведского лагеря и, соответственно, места битвы.

Наглядность окружавшего нас ландшафта была даже сильнее любых логических доводов.

Конечно же, на неровном по сию пору правобережье конным всадникам войска князя Александра трудно было бы так неожиданно налететь на стоявших лагерем шведских рыцарей. В справедливости гипотезы о левобережном расположении шведского лагеря сомневаться не приходилось.

Мы перешли через мост.

Прошли к церкви с ее четырехколонным классически-дорическим портиком и памятником солдатам-понтонерам, павшим тут в пору Великой Отечественной, стоявшим на прицерковном кладбище.

В храме шла служба.

Горели свечки в ладонях молящихся.

Дух истории витал над нами...

От места исторической битвы двинемся далее вниз по Неве.

На правом ее берегу мы достигаем третьей по счету Черной речки, в XV в. носившей имя «Варвисть» (ОКВП), сохранившееся и к середине века XVII в виде «Varvut» (ПКИ).

На подходе к этой речке лежали две деревни со сходными названиями. Первая именовалась «Валитова» (ОКВП).

Происходило это имя от слова «валит» (ударение на первом слоге) — так именовались верховные корельские старейшины, и, стало быть, «Валитово» — топоним карельского происхождения. Вот и другие имена этой деревни: «Walitula-bu» (ПКИ), «Лилла Валитула» (Б676), «Walitula-niem» (Д681: от «niemi» — «мыс» по-карельски и по-фински), просто «Walitula» (С699) и «Walitula-krog» (Э701), то есть «Валитула» (она находилась на месте Рабочего Поселка) перебывала и «деревней», и «Малой Валитулой», и «мысом», и, увы, «кабаком».

Тезка этой деревни — тоже «Валитова» (Б676) и «Walitova» (Э701 и Л708) — находилась на месте поселка Красная Заря, то есть уже за пределами рассматриваемого здесь отрезка карты, так что именно отсюда я и начну следующую главку своего рассказа, сделав лишь одно отступление — в сторону местности, расположенной севернее излучины Невы.

Тут имелся ряд населенных пунктов, на картах не всегда отмеченных, но существовавших здесь еще с XV столетия, да и ныне расположенных на прежних местах и носящих по сию пору почти те же самые наименования.

Это — «Углово» (в ПКИ названо «Ugol Sarezka»), «Калитино», «Колбино», «Верхние» и «Нижние Колтуши», «Верхний» и «Нижний дворы деревни Манушино» — все ОКВП.

Ну, а теперь — новая глава...

_______________
1 Реки Ижоры, Ижорского погоста, ряда рек и поселков.
2 Которые вел князь Александр из Новгорода через Ладогу на Неву.



Изображение

#12 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:34

V. От Валитова до Ниена

За «Валитовым» на правобережье перечислю сейчас сразу еще шесть деревень.

Первая — «Lommuto» (Э701: может быть, от «loimuta» — «гореть», «полыхать»; тогда любопытно будет сопоставить это имя с названием современного поселка Красная Заря, на территории которого деревня «Ломмуто» с ее «полыхающим», подобно «красной заре» названием находилась еще в начале XVIII столетия).

Не исключено тогда еще и то, что в некой соотнесенности с топонимом «Ломмуто» находилось и имя соседней с нею деревни «Roska» (ПКИ) близ поселка Новосаратовская.

Напомню, что «rusko» по-карельски — «заря», «румянец».

А кроме того, это — еще один знак существования летописного племени руси-варягов на Карельском перешейке и на Неве.

Вернемся, однако, к шести правобережным невским деревням, две из которых мы уже назвали.

Имя третьей деревни — «Premikona» (ПКИ), «Pehona» (Д681) — заставляет вспомнить уже встречавшееся нам название «Аникона» или «Еникона Клостер» и предположить, не является ли оно просто производным от фамилии владельца: учитывая, что «kloster» обозначает принадлежность к церковным поселениям, раннее название может обозначать «монастырская деревня Аникина», а в данном случае — «деревня Премикина», трансформировавшееся затем в более, так сказать, по финско-карельски звучащую «Пехону» с неясным значением имени.

Четвертая деревня — «Турикова» (ОКВП: тоже, вероятнее всего, как и последующие два поселения — от фамилии владельцев), «Turkina-bu» (ПКИ: буквально — «Туркина деревня» по-шведски), «Туркино» (Б676), «Turikolla» (Д681: тут изначальное имя уже соединилось с финско-карельским «kolla», то есть «kula» — «деревня»), «Turekolla» (С699: тот же случай) и, наконец, просто «Torik» (Л708).
Мнение лингвиста

«Турикова. Можно сравнить с веп. „turik“ — „вьюшка, на которую наматывают пряжу с воробов“».



Пятая деревня — «Лиянова Новая» (ОКВП), которая позже стала называться «Kassiova» (ПКИ) и «Kassila» (Э701: «кассила» — финнизированное славянское «косец», «косарь»).

И, наконец, «Jessakovo» (ПКИ), «Isakova-bu» (А640), «Иессакиова» (Б676), «Hakia» (Д681), «Hasko» (С699) и «Harkila» (Э701: как видим, тут сугубо славянское наименование деревни «Ессаково» [вероятно, «Исакиево»] по ходу времени все более изменялось и превратилось в типично прибалтийско-финское «Харкилла»: либо от финского «hark» — «сгребать сено граблями» — что предпочтительнее, особенно если мы сравним это название с последним именем предыдущей деревни, — либо от карельского «harki», что означает «бык»; а к этому плюсуется, конечно, все та же «kula» — «деревня»).
Мнение лингвиста

«Harkila. Можно также ср. фин. „harkki“ — „суковатый стожар“, „соха“, „окучник“ и т.д. — SKES, 58)».



Затем тут начинается территория нынешнего Санкт-Петербурга, а потому мы вернемся сейчас к невскому левобережью.

В ОКВП можно найти упоминание о деревнях «Колено на Лезье», «Лезье на Неве на Лезье реке», «На носу на Колене на Неве», но селения эти позднее в шведских источниках не упоминаются — и потому я на сводной карте их не обозначаю, ограничиваясь лишь указанием на то, что «Колено» — это острый мыс на изгибе Невы перед впадением в нее реки Славянки (можно было бы предположить, что «Лезье» — это иное, более раннее имя реки Славянки, однако название «Славянка» встречается в той же самой ОКВП, так что идентифицировать два эти наименования вряд ли будет правильно).

На мысу — на «Колене» — лежала деревня «Сояка Иконникова» (ОКВП), которую шведы называли также то «Soikina Ivankola» (ПКИ: очень любопытен здесь переход славянской «Иконниковой» в карело-финскую «Ivankola», то есть в «kula» — «деревню» некоего Ивана, а в результате — в «Иванову деревню Сойкину»), «Saigoka» (Д681) и «Sojaka» (Э701: о происхождении имени «Сояка» могу лишь предположить, что оно, может быть, первоначально связано было с карельским и финским словом «soikea» — «овальный», ибо мыс этот действительно овален). Находилась эта деревня в районе пристани Усть-Славянка.
Мнение лингвиста

«Сойкино. Ср. также ижор. совр. „soikkola“ — „мыс“, „жители с этого мыса“ и — цитату по словарю: Inkeroi smurteiden sanakirja (Словарь ижорского диалекта). R.E.Nirvi. Helsinki, 1971. P. 536:
„По утверждению одного эстонца, живущего в Швеции, так называлась в Северной Эстонии местность — Soitkula“».



На левом невском берегу именно с этого места начинается Санкт-Петербург, так что мы окончательно вступили в нашем путешествии по Неве в пределы города.

Рядом — поместье «Gudiloff-hof», названное, вероятно, по фамилии нового, появившегося тут к началу XVIII столетия владельца русского происхождения.

Затем на картах идет река Славянка («Словенка» XV столетия, она же «Slovenka Fluvius» по Д681).

Александр Попов пишет об этом гидрониме:

«Возникновение названия Словенка рядом с Ижорой означает появление первых групп новгородцев (словен) в этих местах, что и совершилось, по-видимому, уже в XIV столетии в эпоху наивысшего расцвета Новгородской республики. Заметим попутно, что к этому же времени относится, по-видимому, и появление таких названий, как „Васильев остров в устье Невы“ (ленинградский Васильевский остров, зарегистрированный писцовой книгой 1500 г.), Фомин остров (теперешняя Петроградская сторона) и т.п.»(Следы времен минувших... С. 101).

Это утверждение Попова заслуживает, вероятно, краткого, но особого комментария.

Тут стоит вспомнить, что «Васильев остров» впервые упомянут был в официальном документе 2 июля 1426 г. — то есть в первой трети XV столетия.

Имя же «Фомина острова», вполне возможно, появилось в летописи еще в 1348 г., то есть в середине как раз упомянутого Поповым XIV в. (см. по этому поводу предыдущую главу книги).

Ну, а что до новгородской (а до становления Новгорода — этнически, главным образом, словенской) торговли, то она шла через Неву уже не один век, и поэтому вряд ли стоит связывать возникновение гидронима «Словенка» с «появлением первых групп новгородцев (словен) в этих местах». Мы знаем, что уже в 1300 г. (а это, между прочим, — до 1 сентября еще XIII столетие) словене хорошо, судя по всему, знакомым путем ходили со своими отрядами на построенную шведами на Охтинском мысу Ландскруну.

Так что появление новгородцев на Неве произошло, вероятней всего, раньше XIV столетия — и поименование реки этническим именем словен можно воспринимать, скорее как отражение многолетнего уже их присутствия в Приневье, а не изначального прихода сюда...

Сразу за Славянкой — на невском побережье в районе платформы Рыбацкое — располагалась деревня, именовавшаяся «Луппоево» (ОКВП), «Гудилова» (Б676), «Gudilova-hof eller Luppoevo» (Д681: последнее составное название доказывает, что и первое, и второе имена деревни какое-то время сосуществовали). И наконец, как я уже упомянул выше, шведы сократили его до простого «Gudiloff-hof» (Э701).

В западной части Рыбацкого проспекта лежала некогда деревня «Каргуево» (ОКВП), видоизменившаяся затем в «Хайкову» (Б676), «Hajkari» (Д681) и «Hejkara» (С699: «haikara» по-фински — «аист», «цапля», а «hauka» по-карельски — «затон»; a что тут выбрать, я не знаю...).

За этой деревней находился «Hinrich» (С699: что означает это название, я тоже не выяснил).

На стыке Рыбацкого и Шлиссельбургского проспектов стояла деревня «Кайкуши (Койкоска) на Неве» (ОКВП), она же — «Хакилакс» (Б676), «Hakala» (Д681), «Stakala» (С699) и «Kostina» (Э701). Об этимологии этих топонимов опять-таки сказать что-либо определенное трудно: слишком уж велик разброс возможных толкований: от «kaiku» — «эхо», «koi» — «заря» и «haka» — «крючок» до «hakkuu» — «рубка леса» по-фински»; и опять-таки что тут выберешь, если не представляешь, что лежало в основании начального названия?..

Эта многоименная деревня находилась при впадении в Неву старинного «Туршуя ручья» (ОКВП: имя вепсское; «туршас» — «водяной», «уй» — «ручей», получается «Водяной ручей»).

А у шведов он назывался «Tursi-joki» (ПКИ).
Мнение лингвиста

«Туршуй. Можно привести также фин. „turses“, „turso“: как и вепс. „turzas“ — „водяной“ [SKES, 1426])».



Сегодня это — речка Мурзинка.

Откуда это имя?

Не произошла ли тут переогласовка «турси» в «мурзи»?

Или же это речка Мурзинка ведет имя от одноименной деревни (хотя чаще всего селения именуются от гидронимов)?

Или произошло так, как с нынешней питерской улицей Мурзинкой: раньше она называлась Павловской, а потом была — по реке — переименована в Мурзинку?

На левом берегу реки Мурзинки — примерно у выхода к Неве Запорожской улицы — стояла деревня «На Туршую ручью на Неве» (ОКВП), «Tursina-bu» (ПКИ), «Tursova» (Э701: это несомненно означает, что имя Туршуя ручья существовало и в начале XVIII столетия).

На выходе к Неве улицы Бабушкина была деревня «Pentalla» (Э701: «penti» по-фински — «детеныш», «щенок»).
Мнение лингвиста

«Pentalla. Вероятно, связано с фин. „pinta“ — „заболонь сосны“; кар. „pind“ — „поверхность дерева, воды“, „сосна с толстым слоем заболони“ (SKES, 570)».

Изображение
Карта-схема приневских поселений от Валитова до Ниеншанца и Ниенштадта.


Чуть ниже — возле исчезнувшего ныне острова Лакаласари — находилась «Lotkina» (ПКИ и А640), «Лакала» (Б676) и «Lakala» (Э701: «lotja» по-фински — «баржа», «барка», но происходит от славянской «ладьи»; а «lakka» — это «навес» или «вышка», или «шапка»).

Справа — как раз напротив бывшего Лакаласари — в Неву впадает речка, которую в XIV–XV столетиях называли «Сонзорицей» (ОКВП), а по-шведски — «Sandorissa» (ПКИ), «Sunderica» (Д691 и С699), а также «Sorsi-joki» (Э701: «sorsa» по-фински — «утка»).

Теперь река так и называется — Утка, а по ней и весь район — Уткиной заводью (одно из немногих древних названий, в несколько измененном виде дожившее до наших дней).

На левом берегу Сонзорицы — при впадении ее в Неву — на Б676 запечатлена была деревня Сабрина, к XVIII столетию исчезнувшая (одноименное поселение мы встретим позже на Неве в районе Смольнинской набережной).

А на правом сонзорицком берегу — в самом конце Октябрьской набережной — находилась деревня, в ОКВП названная «Фомкина на Неве», в ПКИ — «Sonderica», затем, переходя от одной карты к другой, — «Sunderica eller Sorsijoki» (Д681), просто «Sunderica» (С699) и просто «Sorsijoki» (Э701).

Напротив них, на невском левобережье — примерно посреди территории завода «Большевик» — с давних времен стояла деревня «Койкаса на Неве» (ОКВП: на древность этого названия указывает ее явно финно-угорское происхождение).

Затем она изменила свое имя на «Koikasi» (от ПКИ до Э701) через «Койкаси-бю» на Б676, «Haikon» на Д681 и С699, а также «Koikasti» на Л708 (замечу, что «kaikassi» по-шведски означает «причал», «пристань»).
Мнение лингвиста

«Койкаса. Ср. фин. „kaisku“, „kaeskw“ — „длинный, узкий мыс“».



Ниже этого селения — возле Речного вокзала — находилась деревня со славянским именем Матвеева (ОКВП), в ПКИ получившая имя «Matala», в Б676 — «Маскала», а к началу XVIII века, на Э701, именовавшаяся уже «Rikissi» (может быть, от финского «rikas» — «богатый»).
Мнение лингвиста

«Matala. Ср. фин. „matala“ — „мелкий“».



А на правом берегу — возле Володарского моста — стояли две деревни, на Э701 называвшиеся одинаково — «Lastova».
Мнение лингвиста

«Lastova. Ср. слово „last“ — „лучина“, „полено, расколотое для лучины“».



Однако раньше первая из них именовалась «Глезново на Неве» (ОКВП), «Glezova» (ПКИ) и «Глездова» (Б676).

За этими двумя поселениями находились два следующие.

Первое называлось «Kovajasi-krog» (Э701). Это, собственно, даже не селение, а именно «krog» — «кабак» по-шведски, названный так по имени второй, находившейся далее по течению реки деревни.

Эта вторая деревня сменила несколько имен.

В ОКВП она называлась «Борисковицы на Неве», в ПКИ — «Veresova-ode» (тут, во-первых, «Борисковицы» трансформировались в «Вересову», более, видимо, простую для произношения; во-вторых, деревня стала «эде», то есть «пустошью», что, впрочем, вскоре было исправлено жизнью).

Уже в Б676 селение именовалось «Варасковец-бю», то есть, претерпев изменение имени, превратилось в «бю» — «деревню». Затем имя топонима вновь кардинально изменилось: на Д681 эта деревня называлась уже «Koivo», на С699 — «Koifor», на Э701 — «Koivasi», а на Л708 — «Koivostu» (несомненно, от карельского «koivo» — «береза», так что славянские «Борисковицы» XIV–XV столетий были, возможно, на самом деле «Березковицами», не исключено, что это переиначенное на славянский манер начальное местное название).

А на левобережье — на Шлиссельбургском шоссе ниже Володарского моста — находим узнаваемую тоже с рубежа XV столетия деревню «Михайлино» (ОКВП), «Mickalovsina» (ПКИ), «Mickilovsina» (А640), «Миколу» (Б676: тут мы видим четко выраженное стремление придать по-славянски звучащему наименованию прибалтийско-финский оттенок) и, наконец, «Mickeljevo» (Э701: при всей «очевидности» начального славянского звучания топонима нельзя тут упускать из виду то, что у скандинавских народов издавна существует связанный с архангелом Михаилом-Микелем осенний праздник 29 сентября Mickelmassan, так что не исключено и корельско-финское происхождение этого вроде бы несомненно славянского наименования).

Теперь — о двух деревнях на правом невском берегу.

Первая — на выходе к Неве улицы Новоселов — называлась «Рог, а под ним тоня» (ОКВП), потом ее переименовали в «Kirpila» (ПКИ), в «Курвикюлю» (Б676) и, наконец, в «Kurpola» (Э701: не связано ли это имя, скажем, со словом «kurpitsa» — «кабачок»?).

Вторая деревня называлась «Марковская» (ОКВП) и «Маркие-бю» (Б676); она стояла на выходе к Неве улицы Крыленко — и к XVIII в. с карт исчезла.

На противоположном берегу Невы — на территории южной части завода «Звезда» — значилась деревня «Виллуева на Неве» (ОКВП), она же — «Villuevo» (ПКИ), «Виллола» (Б676), «Villoeva» (Д681 и С699) и «Vittoka» (Э701: тут опять-таки сложно проследить исходное имя и его генезис: может быть, оно связано с «villa» — «шерсть», а может — с «vilja» — с «хлебом» по-прибалтийско-фински?).

На правобережье — еще один «дуплет», и с той же судьбой: одно имя проявило жизнеспособность, второе — нет.

Ниже выхода к Неве улицы Дыбенко тут находился «Дубок Нижний», он же — «Dubok Niznij» (ОКВП и ПКИ), просто «Дубок» (Б676), «Lammis» (Д681: явная описка, ибо смысл переименования ясен из трех следующих, одинаковых и абсолютно не вызывающих сомнений имен), «Tammis» (С699, Э701 и Л708: это слово, «tammis», и по-корельски, и по-фински, и по-шведски означает «дуб», так что в данном случае мы имеем дело с точной калькой, однако трудно сказать, то ли славянское название было начальным, то ли — и по логике вещей это представляется более предпочтительным — начальное финско-прибалтийское имя было переиначено славянами на свой лад, а потом его, так сказать, рекультивировали на прежний манер).

А выше «Нижнего Дубка» и в ОКВП, и на А640 значился «Дубок Верхний» («Dubok Verhnij»), далее с карт исчезнувший.

Между этими «Дубками» в старину выходила к Неве дорога от Колтушей, в конечном пункте которой был лодочный перевоз на другой невский берег.

На этом другом, то есть на левом берегу — на территории северной части завода «Звезда», — находилась деревня «Kallievo» (А640), «Каллис-бю» (Б676), «Kallilova» (Д681), «Kallis» (Э701: «kallis» по-фински — «дорогой», по-шведски же — «холодный»; вероятно, тут предпочтителен «шведский вариант» — деревня появляется здесь лишь с их приходом в Приневье; схожие названия встретятся нам в будущем еще не раз).

Напротив «Каллиса» на правом берегу — выше Финляндского железнодорожного моста — стояли шведские кирпичные заводы, впервые обозначенные как «Tegelkato-bu» на карте Петера Торинга (Т680), стало быть, около того времени здесь и появившиеся; это — первое промышленное предприятие, которое мы находим на территории будущего Петербурга, двигаясь вниз по Неве.

На Д681 селение это названо «Tigelladon», а на Э701 — «Tegelsbruck» (этим словом, собственно, и обозначается по-шведски кирпичный завод).

Ниже Финляндского моста уже на левобережье была старинная деревня «Осинова на Неве» (ОКВП), с названием которой тоже произошла любопытная трансформация.

На А640 она была названа «Ovcinova» — либо оттого, что Аспегрен по звуковой ассоциации «переиначил осину в овчину», либо в силу того, что воспользовался не совсем верным источником. Тем более, что на Б676 деревня «вернула» свое имя — «Осинова».

Однако Элдберг в 1701 году обозначил тут селение «Hapasi-hof»: это имя можно трактовать как «Мыза для пирушек», ибо «hap» по-шведски и означает «пирушка». Но здесь нельзя пренебречь тем обстоятельством, что по-фински и по-карельски «haapa» как раз и обозначает «осину»!

В связи с этим опять-таки встает вопрос о первоначальном имени селения. Видимо, все же изначальным было имя корельское: что-нибудь вроде «Хаапакюля», то есть «Осиновая деревня». Пришедшие затем в Приневье славяне переименовали ее на свой лад — в «Осинову на Неве». А после завоевания края шведами и произошел любопытный симбиоз первоначального финско-карельского «haapa» со шведским «hap», что и привело к рождению совсем по-шведски звучащего «Hapasi-hof».

На правом невском берегу — в самом начале Малоохтинского проспекта — мы тоже находим дожившую от старых допредпетровских времен деревню «Нижний Омут на Неве» (ОКВП).

В ПКИ она называлась «Jergino», а на Э701 и Л708 — «Jervis». Почти нет сомнения, что имя это происходит от финско-карельского «jarvi» — «озеро». Беда в одном: ни на старых картах, ни сегодня никакого озера мы в округе не находим. Так что нам остается лишь высказать предположение о некой соотнесенности старого славянского имени «Омут» с финско-карельским «озером», причем вновь встает вопрос о первоначальности топонима: карельский он был или славянский?
Мнение лингвиста

«Jergino. Славянского происхождения. Ср. „Еря“ (имя, уменьш. от „Ерофей“) — „Ерино“; „Ергя“ („г“ перед гласными характерно как для севернорусских говоров, так и для ряда прибалтийско-финских языков и диалектов), „Ергино“».



Спустившись несколько ниже по левому берегу Невы, мы попадаем к месту впадения в нее речки Волковки.

В старые времена ее называли «Сетуй» (ОКВП: имя, несомненно, вепсское; «уй» по-вепсски — «ручей», а корень «сет» входит в слова со значением «белый», «светлый», стало быть, «Сетуй» — это «Светлый ручей»).

Тут, однако, меня поразил совершенно неожиданным для меня вариантом лингвист Сергей Мызников...
Мнение лингвиста

«Сетуй. Вероятно, от вепс. „sit“ — „кал“ + „уй“ — „ручей“ (подобные гидронимы широко распространены в бассейне р. Свири; ср. „Говенный ручей“)».



...По-шведски имя речки звучало сходно: как «Sitala» (ПКИ) и «Ситала» (Б676), а также «Situla-oo» (Д681).

Нельзя тут не упомянуть, что в XVIII в. и до 1867 г. «Светлый (он же — „Говенный“?) ручей» вдруг «переменил окраску» — и стал именоваться более для этих мест традиционно: «Черная речка».

Прежде речка Сетуй-Черная втекала в Неву двумя рукавами, образуя островок, обозначенный на К698 — «карте Кронъйорта». Теперь Волковка впадает не в Неву, а в Обводный канал, из которого неподалеку от невского побережья вытекает речка Монастырка, получившая имя в 1864 г. от Александро-Невского мужского монастыря (лавры).

На северо-восточном берегу «островка Кронъйорта» издревле находилась деревня «Вихрово-Федорово на Неве» (ОКВП). Любопытно проследить за видоизменением этого топонима.

«Вихрово» XIV–XV вв. последовательно называлось «Vihterova» (ПКИ), «Вихтиова» (Б676), «Vihtula» (Т680) и вновь — «Vihterova» (Д681). Стоит подумать, не есть ли общий корень этих названий — переходящих от славянского «вихра» к финско-прибалтийскому «вихт-» — тот, что лежит в основе таких слов, как «vihta» или «vihtua»: первое обозначает «банный веник», второе — «уютный», и, стало быть, поселение могло носить имя «Банного» или «Уютного»)?
Мнение лингвиста

«Vihterova. Ср. фин. „vaahtera“ — „клен“ (хотя не совсем ясен северный предел ареала клена)».



К началу XVIII столетия, однако, деревня еще раз сменила имя — и весьма радикальным образом: она стала называться «Viktoris» (Э701 и Л708).

Нам важно зафиксировать сейчас, что к моменту, когда петровские солдаты появились на берегах Невы весной 1703 г., трансформация этого топонима уже завершилась — и имя «Викторис» уже существовало, о чем, к слову, помимо карты Элдберга свидетельствует, в частности, и такой отрывок из более поздней «Гистории Свейской войны» Макарова:

«В сем 1710 году Государь, будучи в Санктпетербурге, осматривал мест, где быть строениям, и над Невою рекою при Санктпетербурге на устье речки Черной усмотрел изрядное место, которое называлось Викторы, где указал строить монастырь во имя Святыя Троицы и Святаго Александра Невскаго» (Журнал или Поденная записка... С. 304).

С местом этим связана одна легенда, следы которой обнаруживаем в книге Михаила Пыляева «Старый Петербург»:

«По преданию, монастырь построен на том месте, где св. благоверный Александр Невский разбил шведов 15 июля 1241 года. В ознаменование победы Невского место это было названо Петром „Виктори“...» (П ы л яе в М. И. Старый Петербург. СПб., 1889. С. 22).

Тут в двух фразах — четыре ошибки.

Во-первых, Александр Ярославич разбил шведов не в устье Сетуя-Черной, а в устье Ижоры, что было в соответствующем месте нашего с вами путешествия по Неве отмечено.

Во-вторых, битва эта была не в 1241-м, а в 1240 г.

В-третьих, Невским князя Александра в 1240 г. никто не называл: это прозвище он получил много позднее.

В-четвертых, Петр I не называл этого места именем «Виктори»: о таком факте не говорит ни «Поденная записка», ни какой-либо другой документ петровского времени. Кроме того, мы могли убедиться, что топоним «Викторис» — происхождения, несомненно, шведского. Царь же Петр мог лишь воспользоваться к его времени уже сложившейся легендой о некой «виктории», «победе», кем-то одержанной в устье речки Черной. Но никаких современных Петру достоверных сведений или документов об этом мы, повторю, не имеем, — так что изложенная Пыляевым история абсолютно несостоятельна.

Другой вопрос: почему же все-таки шведы поменяли славянское имя деревни «Вихрово» на шведское «Викторис»? Что стало побудительным мотивом для появления столь торжественного топонима на карте Элдберга, сохранившегося и ко времени составления походной карты Любеккера в 1708 г.?

Подобие ответа можно найти, взглянув на карту Бергенгейма, составленную по шведским данным 1676 г.

Чуть севернее Сетуя на Б676 обозначена крепостца «Ландскрона» (этот топоним писался тогда именно с таким окончанием: не «-круна», а «-крона»). Отклик на это показание находим в сочинении академика Якова Грота, который пишет о заложении крепости Ландскруна в 1300 г.:

«Избранное для нее место было чрезвычайно удобно; впрочем, о том, где именно оно находилось, мнения не совсем согласны. [Николай Михайлович] Карамзин, основываясь на наших летописях, полагает его в семи верстах от нынешнего Петербурга, при устье Охты. По Шведским же источникам, Ландскрона построена была при Черной речке; но здесь под этим именем должно разуметь не ту речку, которая течет мимо Строгановского сада и впадает в Большую Невку 1, а другую, выходящую из Ингерманландии и впадающую в Неву под Невским монастырем 2.
Карамзин в этом отношении согласен с [Герардом Фридрихом] Миллером, что Ландскрона лежала на том самом месте, где впоследствии была крепость Ниеншанц, и этому мнению следует большая часть ученых. Противоречие между показаниями Русских и Шведских летописей будет устранено, если принять предположение Финляндского Ученого Г. 3 Гиппинга, что Охта называлась иначе Черною речкою 4, — предположение довольно вероятное: так как в старину очень многие небольшие реки в России известны были под этим именем; Охта же есть название Финское.
Но заметим, что на карте Ингерманландии, составленной в 1676 году по распоряжению Шведского правительства 5, Ландскрона обозначена на противоположной стороне Невы, там, где ныне Александро-Невская лавра» (Г р о т Я. К. Известия о Петербургском крае до завоевания его Петром Великим [почерпнутые преимущественно из Шведских источников]. СПб., 1853 // Сказъ о Санктъ-Питербурхе... Л., 1991. С. 4–5).

Несколько запутанный комментарий академика Грота отражает ту сумятицу, которую внесло во многие посвященные допетровскому Приневью ученые труды картопоказание Бергенгейма.

В качестве последнего примера можно привести недавно выпущенную, фактологически очень содержательную книгу «Петербургские храмы» Сергея Шульца (напомню: потомка Мартина Шульца, генерал-губернатора Лифляндии, Ингерманландии и Карелии в 1681–82 гг.). Сергей Шульц тоже с достаточным сомнением говорит о местоположении Ландскруны 1300 г., памятуя «карту Бергенгейма» и не находя ее показанию внятного объяснения.

Некую трезвую и «примирительную» мысль относительно загадочной «Ландскроны Бергенгейма» высказал в конце прошлого века Григорий Немиров, написавший о появившейся на карте крепостце, что это «скорее всего был лишь редут, построенный уже в XVII в. и названный Ландскроной только в память о прежней крепости» (Н е м и р о в Г. А. Петербург до его основания... СПб., 1888. С. 30. Далее — Петербург до его основания...).

Стоит, однако, вспомнить, что «Ландскрона Бергенгейма» нигде, кроме Б676, обозначена больше не была и не упоминалась ни в одном более позднем документе — ни в шведском, ни в российском.

Исходя из этого, можно предположить, что новая фортеция должна была все-таки при устье Сетуя-Черной появиться — и тем продемонстрировать бесспорную викторию (отсюда — и переименование «Вихрова» в «Викторис»!) шведского оружия в Приневье, завершившуюся переходом этого края под скипетр короля в начале XVII столетия.

Видимо, составитель проекта и карты решил, что крепостца должна была напомнить о фортеции 1300 г., тем более, что встать она должна была как раз у впадения в Неву Черной речки, как и три с лишним века назад, хотя и место было не то, да и речка — тоже...

А теперь, выяснив это, спустимся вниз по Сетую-Черной-Волковке, чтобы назвать деревни, лежавшие вдоль нее и рядом с нею, тем более, что это — территория нынешнего Питера.

На правом берегу реки — у впадения ее в Обводный канал — была деревня «Antola» (ПКИ), «Антола» (Б676). На А640 тут показан просто «Krog» — «кабак». На Э701 деревня отсутствует, хотя в стороне от Невы у Элдберга показаны далеко не все поселения.

Чуть ниже — на выходе к Волковке улицы Салова — обозначена деревня «Koromuslo-bu» (ПКИ: за этим вроде бы сугубо славянским, на первый взгляд, названием кроется имя корельско-финское, читаемое на других картах), она же — «Кьералассия» (Б676), «Kjaralassina» (Т680: от прибалтийско-финского «kjeralla» — «водоворот», «виток»).

Правда, Сергей Мызников здесь достаточно безоговорочен...
Мнение лингвиста

«Koromyslo-bu. Это дер. Коромыслово. Нас. пункт с таким названием известен в Прионежье (Подпорожский район Ленинградской области), хотя возможно и карело-финское его переосмысление».



На левом берегу Сетуя с древнейших же времен находилась деревня со сходно звучащим именем «Kupsinova» (ПКИ), «Kupsinovo» (А640), «Купсила» (Б676: Кирилл Горбачевич и Евгений Хабло неточно цитируют Бергенгейма, называя поселение «Купсино»), «Kupsila-bu» (Д681).

Ясно, что это — нынешнее Купчино. Название топонима, казалось бы, однозначно славянское, идущее вроде от слова «купец». Однако в ОКВП деревня эта не обозначена — и появляется она только на шведских картах, причем хоть и в славянизированной, но далекой от исходного «купца» форме. Это понуждает обратиться в поисках словесного прототипа к прибалтийско-финским языкам, где и находим «подходящий» к данному случаю корень «kups» —«зрелый»: не как обозначение ли места лучших покосов?

На все эти предположения блистательно ответил Сергей Мызников...
Мнение лингвиста

«Купсила. Цит по SKES:

„По крайней мере в XIV в. платили налоги kypseraha, kypsiraha (два эре с дыма, однако раньше налог состоял из зайцев, которыми платили налог в других частях Финляндии, и лесных птиц). “Kypsi” в древности в фин. языке означал “заяц” (256–256)“.
То есть „Купчино“ означало „Зайцево“».



Вниз по левобережью Волковки — на выходе ее к Волковскому кладбищу — находилась деревня, так в XIV—XV столетиях и называвшаяся «Волковкой» (ОКВП: конечно, тут — исток будущего чисто славянского [«Волковка»], а не вепсского [«Сетуй»] или прибалтийско-финского [«Черная»] названия реки — достаточно редкий случай, когда гидроним получил имя по топониму, а не наоборот), а на А640 — «Volkova-bu».

Однако в ОКВП мы находим и другое имя, относящееся к тому же поселению: «деревня на Селуи Судола».

Тут — несомненная ошибка писца: конечно, не «на Селуи», а «на Сетуи».

А что до слова «судола», то это, конечно, та же «Волковка», поскольку «suden», «sutta» по-финско-прибалтийски и означает «волк»; сравните с «Volkova eller Sutola» (ПКИ) и «Ситала-бю, или Волкова» (Б676). Так что — никаких разночтений!

Единственно, о чем тут стоит поразмыслить, так опять-таки о первоначальном имени топонима: чье оно было — славянское или местное, финско-прибалтийское? Трактовать можно и так и этак: ведь в одном случае сначала идет имя «Сутола», а потом — «Волкова», в другом же — наоборот. Однако в самом древнем свидетельстве ОКВП имя «Волкова» вообще отсутствует — есть только прибалтийско-финское «Судола». Хотя не исключено, что отдельно названная и упомянутая в начале этого топонимического эпизода «Волковка» просто как бы «потерялась», отскочила в Окладной книге от своей пары...

Хочу коснуться здесь еще одного вопроса, который оказался достаточно запутанным.

В Окладных книгах 1500 г. упоминается деревня «на Галатееве острове на Сетуе». Никаких следов ее на шведских картах мы не находим — и потому я, как и все последующие названия этого эпизода, ее на сводную карту не наношу (просто не знаю, где они находились).

Впрочем, меня сейчас интересует местоположение не «деревни», а «острова».

Григорий Немиров в книге «Петербург до его основания...» высказывает мысль, что «Галатеев остров» есть понятие скорее условное, нежели строго географическое, то есть именем этим обозначалась некая территория, образованная текущими рядом реками. Мысль эта представляется конструктивной — и я использую ее как рабочий инструмент.

Начну с того, что имя одной из таких «протекающих рядом рек» нам известно: «на Галатееве острове на Сетуе», и, таким образом, одна река определилась — Сетуй-Черная.

Кроме нее в ОКВП упомянуты «деревни на Галатееве острове» Васкино, Левкуевское, Лемонтово, Лигомовичи, Овсеевское, Петчела, Селезнева, Сиденье, Сукина, Тимуево, Толстые Головы. Но сегодня ни одно из этих имен не сохранилось, и местоположение их уже не установишь.

Однако в непосредственном соседстве с ними стоит «деревня Осинево на реке на Неве», и это дает нам имя второй реки — Невы. А еще, рядом же, названа «деревня Тайбола на Галатееве острове у Николы Святого на погосте» и «деревня Тайбола на реке на Ижере»: вот и третья река — Ижора.

Тут надо привести замечание лингвиста о названии «Тайбола»...
Мнение лингвиста

«Тайбола. По данным, отмеченным в северно-русских говорах, фиксируются следующие значения слова „тайбола“: „густо поросшее лесом низменное болотистое место“, „дремучий лес“, „дорога болотистым лесом“. Имеется дер. Тайбоа в Онежском районе Архангельской области.
Источник русского диалектного слова — в кар. „taibale“ — „перешеек, перегон между двумя пунктами“, „дорога“».



Помимо того, в ОКВП упомянута еще «деревня на Галатееве острове на Малом».

«Большой Галатеев», правда, не упомянут, но коли есть «Малый», значит, имелся, видимо, и «Большой», не так ли? Думаю, предположение вполне допустимое.

Итак, границы «Галатеева острова» определяются в Окладной книге реками Невой, Сетуем и Ижорой.

Немаловажно, что территория эта разделена почти пополам реками Славянкой и Кузьминкой, стало быть, один из этих «островов» может быть принят за «Малый Галатеев», другой — за «Большой». Поэтому я и наношу их на карту, вполне, правда, условно.

Отсутствие точных данных о «Галатеевых островах» навело, однако, Немирова на мысль о том, что «Малый», видимо, находился где-то в другом месте.

Историк обратил внимание на топоним «Большой Гольтинс», обнаруженный им, вероятно, на «Плане С.Петербурга в 1700 году» Николая Цылова.

Другое имя этого острова — «Большой Тельтенис», и Петр Петров в «Истории Санкт-Петербурга...» произвольно, без ссылки на источник (что у этого историка, увы, бывало нередко), поименовал его «Алтынцем».

Так вот, у Цылова «Большой Гольтинс» располагался в районе Купчина, а «Малый» — в юго-западной части города, у взморья. Поэтому, видимо, Немиров и ассоциировал «Малый Гольтинс» с «Малым Галатеевым», отнеся последний ко взморью.

Предположение это, однако, неверно, ибо ни «Гольтинс», ни «Тельтенис» — вовсе не названия некоего «острова», а имена «пустоши» и «деревни». К ним мы вернемся, когда попадем к побережью Финского залива...

А пока, совершив бросок вверх и вниз по Сетую-Черной-Волковке, мы вновь оказываемся на невском побережье.

Слева, под «Викторисом» — на выходе к Неве проспекта Бакунина — была деревня «Manula» (Э701: «mannu» по-фински — «земля», но связано ли с этим имя деревни, не уверен).
Мнение лингвиста

«Manula. В финском фольклоре „mana“ — „загробный мир“; широко бытует выражение „manalla“ — „на том свете“ (SKES, 332)».



На правом берегу Невы — ниже Заневского проспекта — находились заведения, именуемые шведами «Linnafartorp» (Д681) и «Bleket» (Э701). Оба эти понятия означают в переводе, что это был льняной двор с отбеливательным хозяйством.

На правобережье, но в то же время — на правом берегу впадающей в Неву реки Оккервиль — на А640 показана деревня «Koretova» (не от «korjata» ли, что по-фински означает «чинить», «ремонтировать» — как на указание на поселок с таким именно назначением?), на других картах означена как «Gullela» (Т680) и мыз «Gollas-hof» (С699).

Река Оккервиль носила это имя с XVIII столетия.

Однако она же в XVIII—XIX вв. имела традиционное для Приневья имя Черной речки, затем — в XIX в. именовалась Малой Охтой, после чего, в 1831–1867 гг. — еще и Порховкой.

О происхождении названия «Оккервиль» Константин Горбачевич и Евгений Хабло пишут:

«Оккервиль — старинное название. Оно нанесено на шведской карте 1699 года. Тогда, в период шведской оккупации невских земель, на берегу этого притока Большой Охты находилась мыза шведского полковника Оккервиля. От мызы Оккервиля и повелось название реки, неоднократно упоминаемое в документах XVIII—XIX веков» (Почему так названы? С. 452).

Должен, правда, заметить, что на карте Стюарта 1699 г. (Горбачевич и Хабло имеют в виду, видимо, именно эту карту) река эта показана, но не названа. Равно как не показана там и «мыза шведского полковника Оккервиля».

В то же время на близкой по времени карте Майера — то есть на М698 — река эта названа близко по звучанию, но вовсе не «Оккервиль», а «Kervila», и имя это, скорее всего, не шведское, а карельско-финское — от «kare», что означает «изгиб»...

Впадает Оккервиль в «Большую Охту» (так эта река именуется в ОКВП), которую шведы называли (см. «Хронику Эрика») «Svarta-oo» и «Svart-bek Fluvius» (Д681: «Черный ручей»), а корелы и финны — «Аха-йоки» (Б676: об этом имени см. ниже).

На развилке Большой Охты и Оккервиля была раньше деревня «Чернецкая» (ОКВП), «Cernetckaja» (ПКИ).

На выходе улицы Магнитогорской к Большой Охте — «деревня Минкина на усть Охты» (ОКВП), «Minkina» (А640), которую заменил потом «Мёрнерсхольм» (Б676: имение дерптского президента Карла Мёрнера).

Ну, а на Охтинском мысу — на месте «Петрозавода» (несколько уступая, правда, ему по размерам) — располагалась крепость «Nyen» (ПКИ, A640 и Л708), «Ниен» (Б676), «Nya verket» (Д681) или «Nyen Skanzen» (Э701).

История этого поселения настолько значительна в предыстории Санкт-Петербурга, что ему стоит посвятить отдельную главку в моем повествовании.

_______________
1 Грот имеет тут в виду Черную речку на севере города, памятную пушкинской дуэлью.
2 А тут речь идет о нынешней Волковке.
3 Не «Г.», а Андрея Иоганна (видимо, «Г.» у Грота означает не инициал, а «господин»).
4 Из предыдущей главы мы помним, что это именно так.
5 Это и есть «карта Бергенгейма».


VI. Ниеншанц и Ниенштадт

По Окладным книгам 1500 г. тут значились селение «Кулза» и три деревни.

Григорий Немиров пишет о них:

«Поблизости от села Кулзы в 1500 г. находились еще деревни: „Корабленица нижний двор на Неве“ в 2 двора... и „Нижний же двор Ахкуево на Кулзее“ в 3 двора; обе деревни находились по соседству, потому что в Обыскной книге 1573 г. отмечено, что „на Ахкуе пол-обжа 1 пуста, не пахана и не кошена; запустела от мору 1568 г., детей не осталось, ни животов“, а в Обложной книге 1586 г. упоминается уже „пустошь Корабленица, Верхняя Ахкуя и Нижняя Ахкуя“. Относительно Ахкуи [историк Петр Григорьевич] Бутков считал, что это финское название Охты, которую финны и до сих пор зовут „Acha“, да и на карте 1676 г. река названа Acha-joki... Это предположение Буткова весьма вероятно, однако ж только относительно однообразья названия, потому что Охта в книге 1500 г. показана особо, да и в Писцовой книге 1640 г. Ochta-bu (Охта-деревня) показана сама по себе, и кроме того там же значатся особо и две деревни Ахкуевы: „Achkilla“ и „Achkilla Nissna“. Одно, вероятно, было русское селение, другое — финское» (Петербург до его основания... С. 54–55).

Тут надо заметить, что относительно гидронима «Охта» существует несколько имеющих широкое хождение мнений. Чаще всего говорится, что «ohto» означает по-карельски «косолапый», «топтыгин», стало быть, на языке обитателей Карельского перешейка, по которому и течет Большая Охта, река эта называлась «Медвежьей».

В то же время «aho» по-фински — «поляна», а по-карельски — «луговина на месте пожога»; тут мы находим вполне жизнеспособный второй вариант генезиса прибалтийско-финского имени реки.

Тем не менее Сергей Мызников вполне уверенно утверждает иное...
Мнение лингвиста

«Охта. Реконструируется как древн. финно-угор. „охта“ — „река, приток“ (см.: П о с п е л о в Е. М. Географические названия мира. Топонимический словарь. М., 1998)».



Что до всего, высказанного Немировым, то оно было бы не только содержательно, но и познавательно, если бы он не «расположил» все эти Ахкуи, Корабленицу и Кулзу не на Охтинском мысу, а далеко на северо-западе — близ нынешнего поселка Лахты.

Почему Немиров поступил именно так, вполне понятно.

Сведения о Кулзе, Ахкуях и Корабленице, приведенные им, находились двумя столбцами ниже сведений о топониме «село Лахта» — и он, памятуя о том, что сто лет назад, как и сегодня, понятие «Лахта» ассоциировалось с поселением у «лахты» — «залива» по-фински — на северо-западной окрестности Питера, связал все эти топонимы воедино.

В то же время залив-лахта существовал (еще и в ранние петровские годы) у восточного побережья Охтинского мыса, и о нем упомянули ладожане, описывавшие в мае 1701 г. Ниеншанц.

Немиров об этой «лахте», видимо, не знал — отсюда и одна из причин допущенной им путаницы.

Была, видимо, и другая причина.

Историка, вероятно, смутило то, что в ОКВП сведения об охтинских поселениях были разбросаны по разным местам.

О трех упомянутых поселениях говорилось, скажем, на 119-й странице, о «Сельце на усть Охты на Неве» и о «Деревне Минкиной на усть Охты» — на 120-й, а о «Деревнях на усть Охты Олферовских Иванова сына Офоносова», о «Деревне на Неве на усть Охты» и «Деревне на усть же Охты на Неве же» — на 133-й.

Вот Немиров и решил почему-то, что первые три тяготеют больше к северо-западной «Лахте»...

В наши дни ошибку Немирова исправила историк Эдит Рухманова.

В статье «Невские берега» она писала:

«„Кулзея“, „Кулза“ — слова интересные.
Они происходят от старинного русского „кулига“ — им обозначали клин земли или мыс на берегу излучистой реки. Древние гидронимы — Нева, Охта — сохранились до наших дней, а топоним Кулза исчез из живого языка. Но когда-то, по всей видимости, так называли это урочище» (Р у х м а н ов а Э. Д. Невские берега. Ленинградская правда. 1991. 30 марта. С. 6).

Несмотря на всю видимую резонность догадки, Сергей Мызников выдвигает совсем иное толкование...
Мнение лингвиста

«Кулзея. Кулза. Эти топонимы не могут быть связаны со словом „кулига“, поскольку это слово фиксировалось много восточнее, — не говоря уж о невозможности данного предположения в фонетическом плане.

Кроме того, многие исследователи возводят его к „kula“ — „деревня“, которое широко бытует в Приневье в составе многих топонимов.

Скорее всего слово „кулза“ представляет вариант от „кузла“, где „куз“ восходит к кар. „kuuzi“ — „ель“, а „-ла“ — топоформант, обозначающий „место“; в Посвирье фиксируется топоним „Кузра“: мена „-ла“/„-ра“. Причем наименование ели широко представлено в прибалтийско-финской топонимике (ср. „Кузаранда“ — „Еловый берег“)».



В свою очередь позволю себе выдвинуть и собственную гипотезу о расположении десяти упомянутых в ОКВП древних поселений «на усть Охты».

Думается, часть из них занимала места, на которых и впоследствии стояли поселения. «Кулзу», например, в этом свете нам было бы логично поставить у основания Охтинского — тогда, вероятно, «Кулзенского» — мыса, чуть, скажем, севернее шведского «Блекета» 1701 г.

«Корабленицу» резонно было бы расположить в верхней, северной части этого мыса, на правом невском берегу: во-первых, в ОКВП есть указание, что она — «на Неве», а во-вторых, само название ее говорит, что тут корабли либо строили, либо встречали — и те, что шли вверх по Неве, и те, что спускались по ней.

«Нижний двор Ахкуево» и «Верхнюю Ахкую» — в соответствии с названиями — можно поместить выше и ниже по течению Охты на правом берегу «Кулзеевского мыса».

«Деревня Минкина» находилась, видимо, на месте шведской мызы «Мёрнерсхольм» 1676 г. у излучины Охты перед ее резким поворотом с юга на северо-запад.

Две «Олферовские деревни» можно расположить по обе стороны реки Оккервиль у впадения ее в Большую Охту — примерно на место «Голлас-хофа» 1699 г. и напротив него.

«Сельцо на усть Охты» хорошо укладывается в районе Красногвардейской площади, где впоследствии появились шведская и чудская кирхи.

А еще две деревни — «на Неве на усть Охты» и «на усть же Охты на Неве же» — могли стоять чуть ниже впадения в Охту исчезнувшей впоследствии речки Чернавки, посреди будущего Ниенштадта, — то есть как бы еще и «на усть Охты», но уже — и «на Неве».

А за сим, совершив экскурс в XV в., перенесемся чуть ближе к нам — в век XVI, к торговому городу Ниену...

Изображение
План-схема расположения поселений XV—XVI столетий на Кулзенском мысу по берегам рек Невы и Охты


Напомню дату 21 августа 1521 г. — время первого документированного упоминания русского торгового порта Ниена, восприявшего опыт древних поселений на «Кулзеевском мысу».

В 1573 г. топоним «Кулза» был еще жив. Изучая Обыскную книгу этого года, Петр Бутков поминает деревню «на Кулзе на устье Невы у моря» (Б у т к о в П. Г. О состоянии местностей санктпетербургских в XVI веке // Журнал Министерства внутренних дел. Часть XX. № 6. Июнь. СПб., 1836. С. 594).

Не очень понятно, правда, то ли местоположение «Кулзы» указано было в Обыскной книге достаточно широко — по отношению ко всему течению Невы, то ли сам топоним действительно переместился от Охты куда-то ближе ко взморью? Полагаю: вернее первое.

Бегло вспомним и еще ряд дат, связанных с картографией Ниена.

В 1580 году его имя появляется на карте Понтуса де ла Гарди.

1611-й — год построения Линдведом Классоном Хестеско новой шведской крепости Ниеншанц на Охтинском мысу.

В 1632-м Ниенштадт, выросший под охраной Ниеншанца на правом охтинском и невском берегах, получает статус города.

Около 1640 г. землемер Эрик Нильссон Аспегрен составляет первую карту Ниена с окружающей местностью: ту, что нам знакома как А640.

Вот — краткий комментарий к ней.

На этой карте мы видим крепость Линдведа Хестеско на Охтинском мысу — неправильной четырехугольной формы с обращенными к Неве воротами, одним круглым и двумя ромбовидными бастионами и орилионом на северо-западном краю, выходящем к Неве. Внутри Ниеншанца — несколько крепостных строений: вероятно, казармы, цейхгауз и дом коменданта.

С мыса на правый берег Черного ручья (Большой Охты) переброшен мост — первый на территории будущего Петербурга. Находился он западнее впадающей в Охту речки Чернавки, на карте не поименованной (через нее перекинут был еще один мост, поменьше).

К востоку от Чернавки стоит шведская кирха с колокольней.

Торговая пристань, судя по всему, находилась на невском берегу сразу же после впадения в Неву Охты (если только мост через нее не был уже подъемным).

На карте обозначены две улицы, идущие в западной части города с севера на юг — к «невской пристани» — и с юго-востока, от моста через Чернавку, к первой улице...

По данным 1650 г. из Государственного архива Финляндии, в штате служащих Ниеншанца значились бургомистр и камерарий (казначей), провиантмейстер и два священника — шведский и немецкий, ректор и учителя школы, судебный пристав и цирюльник, почтмейстер со служащими и русский переводчик, кузнец и носильщик, факельщик, готовивший факелы для освещения улиц, два стекольщика, а также русский священник со своими дьяками.

Штат хорошо развитого, цивилизованного города!..

Из предыдущей главы читатель уже знает, что были в жизни шведского Ниеншанца два человека, сыгравшие в ней немаловажные и противоречивые роли.

Первый — Эрик Йонсон Дальберг (1625–1703) — военный и государственный деятель, который укрепил и перестроил до полусотни прибалтийских фортеций, усовершенствовал новоголландскую и французскую системы бастионной фортификации.

В 1696 г. он стал генерал-губернатором Лифляндии, а в конце жизни — генерал-фельдмаршалом.

В 1681 г., как читатель уже знает, Дальберг составил карту Невы от Нотэборга до Ниеншанца (см. предыдущий раздел). В ее легенде сказано:

«Берега Невы от Ладожского озера до Ниеншанца высоки, состоят из песка и большей частью покрыты густым лесом или кустарником. Течение ее не очень быстро; хотя высота воды в ней везде доходит до 6 футов, глубина реки незначительна, так что на лодках и других судах при попутном ветре можно плыть против течения, но при сильном противном ветре ходить трудно. При буре с запада, севера и юго-запада вода у Нюэна поднимается на четыре локтя выше обыкновенного и причиняет находящемуся там укреплению большой убыток. Около 32 верст выше места, где Охта вливается в Неву, течение самое быстрое, что неправильно зовется порогом 2. В Туссине 3, на расстоянии 1,5 мили от Невы и 0,5 мили от реки того же названия, находятся ломки, где добывается известь и розовый камень, которые по рекам Туссине и Неве могут быть доставлены в Нюэн. Чертил в октябре 1681 года Э. Й. ДБг» (Д681, MNR, лист X, а — легенда).

Дальберг же дал в своей «Подробной реляции о современном состоянии крепостей Карелии и Ингерманландии...» описание недостатков Ниеншанца (тонкость брустверов и несовершенство оборонительных линий бастионов, подмываемых с западной стороны невскими водами, «скорее вредные, чем полезные» городские и предмостные укрепления). Отмечал он и стратегическую важность фортеции:

«Если не удержать Нюэн, то ни Кексгольм, ни Нотэборг не помогут укрепить Карелию и Кексгольмский лен, и даже сам Выборг... А русские, благодаря большой численности своего войска, легко могут навсегда осесть в этом месте между двумя реками и, таким образом, не дай Бог, получат выход к Балтике, о которой мечтали с незапамятных времен» (цит. по: К а л ь ю н д и Е. А., К и р п и ч н и к о в А. Н. Крепости Ингерманландии и Карелии в 1681 году // Скандинавский сборник, т. XX. Таллин. 1975).

Генерал-квартирмейстер и начальник над фортификациями как в воду глядел! Русский царь так в 1702–1703 гг. и поступил...

Другим человеком, определившим судьбу Ниеншанца и Ниенштадта, был барон Абраам Кронъйорт (1634–1703), в 1698 г. начальник Нюландской и Тавагустской губерний, а с 3 ноября 1700 г. — генерал от инфантерии, в апреле 1703 г. утвержденный в звании командующего Ингерманландской армией.

Читатель помнит, вероятно, что еще в феврале 1698 г. Кронъйорт писал королю Карлу XII о плане перестройки Ниеншанцкой крепости или возможности построения новой фортеции — ближе к заливу.

План этот был отражен в карте «города Ниэна с окрестностями...», составленной, как указано на ней, «Абраамом Кронъйортом, бароном Королевского Величества Швеции, в соответствии с фортификационными работами 1698» (К698). Оригинал этой карты нам неизвестен — и судим мы о ней, напомню, лишь по копии 1737 г., которую снял Христофор Яков Шварц.

Как видим, и Дальберг, и Кронъйорт отдавали отчет в том, что значила Ниеншанцкая крепость для обороны шведских владений в дельте Невы.

И тот, и другой обладали и знаниями, и весомым авторитетом в военно-административных кругах Швеции.

Но ни тот, ни другой ничего толком не сделали для укрепления Ниеншанца, для того чтобы превратить его из «маленькой никчемной крепости в устье Невы» (выражение Дальберга, изреченное все в том же 1698 г.) в способную к достойному сопротивлению фортецию.

Крепость должна была пасть при первом же серьезном приступе русских...

Единственным последствием письма Кронъйорта королю стал лишь план укрепления Ниеншанца, составленный 29 июня 1698 г. Йоханом Майером, да начатые строением, но не доведенные до конца некоторые оборонительные сооружения. (Я не исключаю, что именно профессиональный картограф Майер был составителем и самой «карты Кронъйорта», но точных сведений об этом мы не имеем.)

Что мы видим на «карте Кронъйорта»?

Крепость и город Ниен с кирхой и находившимся при ней кладбищем.

Лежащий к югу и северу от города форштадт.

Селение Мичмансхольм в районе Якорной улицы.

Круглую пороховую башню и лабораторию на месте нынешней лавры.

Городской сад с цветниками на месте Большеохтинского кладбища; к востоку от него — водоводные трубы, а также Комендантский сад на территории Металлического завода.

Старый редут к востоку от города и новые — к югу от крепости.

Цейхгауз напротив церкви и артиллерийский полигон близ Финляндского вокзала.

Используя данные Абраама Кронъйорта и Йохана Майера, а также «План Ниеншанца», рисованный 15 мая 1644 г. Георгом фон Швангелем, и «План осады Ниеншанца 24 апреля—1 мая 1703 г.», выполненный, вероятнее всего, Адрианом Схонебеком на основе предварительного рисунка, сделанного, несомненно, Питером Пикартом, в том году побывавшим на месте осады и руководившим Походной гравировальной мастерской, я составил описание крепости и города, какими они были в пору составления карты Элдберга, то есть после 1701 г.

* * *

Крепость Ниеншанц была невелика.

Диаметр ее составлял до 225 метров (раза в два с половиной больше того, что имела стоявшая тут четыреста лет назад Ландскруна).

Внутри крепости Швангель обозначил очертания другой фортеции меньшего размера (1): полагаю, что это — напоминание о самой первой стоявшей тут некогда крепости — Ландскруне, поскольку малые размеры ее к возведенной Линдведом Хестеско фортеции не подходят; очертания ее я нанес на свой «сводный план».

Крепость была пятибастионной; именовались бастионы так: Хельмфельтс (2), Квари (3), Гембл (4), Додхе (5) и Каролус (6). С севера и с юга крепость прикрывали два равелина — Сторапорт (7) и Лиллапорт (8).

Местность перед крепостью испещрена была трассами дорог.

К востоку от фортеции — за озерцом и заливом (то есть за той самой «лахтой», которую обнаружили в 1300 г. воины Торгильса Кнутсона, о которой писали в 1701 г. ладожане и незнание о которой подвело историка Григория Немирова) — тянулась зигзагообразная линия земляного «Южного вала» (13), строительство которого генерал Кронъйорт не завершил не только в 1701, но и двумя годами позже (интересная подробность: общий периметр крепостных стен с равелинами составлял — в переводе на современные меры —1054 метра; длина «Южного вала» должна была составить те же 1054 метра: стало быть, шведские инженеры не чужды были формальных изысков).

Между прочим, начатый вал вызвал одобрительный отзыв царя Петра в его письме к Меншикову: «...весь зачат и выведен равно изрядной фортификациею...»

Изображение
План-схема Ниеншанца и Ниенштадта в 1702 г.
1 — местоположение старой крепости; бастионы Ниеншанца: 2 — Хельмфельтс, 3 — Квари, 4 — Гембл, 5 — Додхе, 6 — Каролус; равелины Ниеншанца: 7 — Сторапорт, 8 — Лиллапорт; 9 — Киркхоф; 10 — кладбище; 11 — дом пастора; 12 — школа; 13 — проект Южного вала; 14 — ратуша; 15 — магистрат; 16 — склады; 17 — рынок; 18 — пробирная палатка; 19 — немецкая кирха; 20 — проект земляного вала; 21 — рыбные садки; 22 — Трансгородская дорога; 23 — Кенигстрасс; 24 — Миттельстрасс; 25 — Виборгстрасс; 26 — городской сад; 27 — пашни; 28 — Выборгская дорога; 29 — Нотэборгская дорога; 30 — церковь Спаса Преображения; 31 — таможня; 32 — ретраншемент; 33 — мытный двор; 34 — прачечная; 35 — Дудоровская дорога; 36 — леса; 37 — дороги; 38 — госпиталь.


На правом берегу Сварте-бека, или просто Сварты (Черного ручья, или Черной речки, то есть понятно, что Большой Охты), лежал город Ниенштадт.

За северным мостом, прямо против крепости, находился так называемый Киркхоф со шведской кирхой (9) и кладбищем (10) возле нее.

Рядом с кирхой стоял домик пастора (11).

К северо-востоку от кирхи была шведская школа (12), а к северу — рыбные садки (21), которые устроены были и в северной части Ниенштадта.

Город должна была опоясать контрвалюционная линия редантного расположения, проще говоря — городская оборонительная земляная стена (20), проект которой был разработан, но до конца тоже не осуществлен.

От крепости к городу вели два моста, о которых упомянули в своей «сказке» ладожане: один — северный, разводной, а второй — южный, перед которым выходила к Охте строящаяся оборонительная стена.

Южнее этой стены, вдоль правого Охтинского берега, уходила к истоку Невы Нотэборгская дорога (29). Между подъемным мостом и рекой Чернавкой, прорезавшей Ниенштадт посередине, на берегу Большой Охты находился городской рынок (17), а напротив него — торговые склады (16).

Чернавку тоже пересекали два моста: западный лежал на трассе прибрежной дороги (22), тянувшейся вдоль всего Ниенштадта с юга на север; названия она не имела, но я буду условно именовать ее Трансгородской.

Сразу же за этим мостом построено было здание городского магистрата (15), справа от которого стояла старая ниенштадтская ратуша (14).

Пересекая Трансгородскую дорогу, через Ниенштадт проходили с запада на восток три его главные улицы: Кенигстрасс (23: Королевская улица), Миттельстрасс (24: Средняя улица) и Виборгстрасс (25: Выборгская улица).

На углу Трансгородской дороги и Миттельстрасс находилась Ниенштадтская пробирная палатка (18). К востоку от нее — на другой стороне Миттельстрасс — стояла немецкая кирха (19), которая на одной из карт именовалась «чудской».

На северо-востоке, за земляным валом, был обсаженный деревьями Городской сад (26) с цветниками, рисунок которых я более или менее точно воспроизвел на своем «сводном плане».

К северу от города, вдоль правого невского берега, шла Большая Выборгская дорога (28); восточнее лежали пригородные пашни (27).

Там же, за пределами земляного вала, между Выборгской дорогой и Невой, находился Хаспиталитет — госпиталь (38), единственный в Ингрии и Карелии.

Напротив Ниеншанца, на невском левобережье, стояла городская прачечная (34): ныне это — часть Смольнинского сада.

Чуть южнее, примерно на стыке строений Смольного монастыря со Смольным институтом, находилось раньше русское село Спасское, на месте которого в начале XVIII столетия начат был строением ретраншемент (32) — заречный кронверк: укрепление, которое должно было защитить Ниеншанц и Ниенштадт с запада.

Читатель может припомнить, что в августе 1702 г. солдаты окольничего Петра Апраксина в ходе боя с частями Ингерманландской армии генерала Кронъйорта взяли в плен шведского драгуна Иоганна Вегиля, который упомянул в расспросных речах «новопостроенный городок, что на Спасовщине», сообщив о нем следующее:

«На реке Неве, у Канец, перевозных двенадцать паромов; против Канец на другой стороне Невы построен вновь земляной городок, вал небольшой вышиною и около того валу ров в вышину и в глубину в сажень; людей в ней пехоты триста человек и пушки по тому новопостроенному валу поставлены, а сколько, про то не ведает» (РГАДА, ф. 9, Кабинет Петра Великого, отд. II, кн. 2, л. 53).

На земле этого «городка» стояла некогда русская деревянная церковь Спаса Преображения (30) — первое православное строение на территории будущего Петербурга. Изображение этой церкви сохранилось на одной из старых карт — и я воспроизвожу его здесь (разумеется, отдавая себе отчет в том, что картографическое изображение прежних лет вряд ли было точным художественным воспроизведением облика этой церкви).

На запад от ретраншемента уходила дорога, которая вела к Дудорову и дальше — к Нарве (35).

Южнее, у прибрежной дороги — видимо, у паромного перевоза к Ниенштадту — издавна располагался мытный двор (33), в котором с приезжавших к Ниенштадту сухим путем купцов взимали пошлину. В 1703 году таможня (31) перебралась внутрь кронверка.

К общей картине стоит добавить, что дороги (37), проходившие сквозь густые болотистые леса (36), тянулись вдоль невских и охтинских берегов на всем их протяжении...

Мы помним, что 20 октября 1702 г. Ниенштадт был сожжен шведскими офицерами, узнавшими о сдаче Нотэборга солдатам царя Петра. Не прошло и года, как одни развалины остались и от крепости Ниеншанц.

Развалины эти не раз еще обозначались на различных планах, однако в декабре 1709 г. настал и их черед. Датский посланник Юст Юль сообщал в своих Записках:

«Царь в сопровождении всех присутствующих поехал... к месту бывшего Ниеншанца, от которого еще уцелела часть вала. Туда привезли два пороховых ящика, изобретенных вице-адмиралом Крейсом 4... В каждом заключалось по 1 000 фунтов пороха... Когда подожгли привезенные ящики, приставив их к остаткам старого вала Shanter-Nie, то они пробили вал на половину его толщи, причем взрыв был так силен, что в самом Петербурге, за 5 верст от места опыта, задрожали окна; подо мною же и другими, стоявшими тут зрителями, как от землетрясения, заколебалась земля, а на Неве потрескался лед...» (Записки Ю с т а Ю л я, датского посланника при Петре Великом // Петр Великий. Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб., Париж—Москва—Нью-Йорк. 1993. С. 93).

Этим логически завершается наше путешествие по тому поселению, которое мы называем сегодня «пра-Петербургом».

Двинемся теперь по Невским берегам дальше.

_______________
1 «Обжа», как помнит, вероятно, читатель — это земельная окладная единица.
2 Дальберг отметил тут место, где по ОКВП была деревня Порог.
3 Автор имеет в виду каменоломни на Тосне.
4 В русских документах — Корнелий Крюйс.

Изображение

#13 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:39

VII. От Пулколы до Обозовщины-эде

Впрочем, чтобы резко сменить печальную тему погибшего города, мы сменим и направление нашего путешествия.

Вспомним, что речку Сетуй-Черную-Волковку мы покинули у деревни «Купсилы»-Купчина.

А если мы двинемся дальше вверх по течению того же «Сетуя», то окажемся далеко на юге — у деревни, которая носила тоже знакомое нам и сегодня название — «Пулкола» (Б676), «Pulkola» (Т680, С699), что восходит к старому и современному «Пулкову» (ОКВП).

Название не поддается с ходу явному толкованию: по-вепсски «пулк» — «пуля»; по фински «pulkka» — «лопарские сани», а «puolukka» — «брусника». То есть тут можно додуматься до множества толкований этого — достаточно туманного — топонима: то ли сами высоты воспринимались как некое подобие пули; то ли тут делали какие-то санки, на которых и катались с этих высот; то ли это было место сбора брусники.

Я не исключаю, между прочим, что название это происходит от личного имени владельца находившегося тут поселения, скажем — от Паули (Павел): финско-карельская «Паулкола» («деревня Паули») могла под славянским воздействием трансформироваться в «Паулково», а там — и в «Пулково», тем более что окончание на «-во» — типично славянское...

Двигаясь от Пулкова на запад, выйдем к группе деревень, существовавших тут до прихода армии Петра. Они и сегодня сохранили звучание имен, сходное с тем, что носили в те далекие времена.

К югу от дороги, шедшей от Ниеншанца к Нарве, находилась деревня «Мурьяла» (Б676). Теперь это — поселение Мюрела.


Мнение лингвиста

«Мурьяла. От фин. „muura“ — „барсук“ (подобный топоним широко представлен на Северо-Западе России)».



Севернее нее, на той же дороге, была деревня «Паракалла» (Б676: «para» по-карельски и по-фински — «дальняя», а «kalla» — это «kula», то есть знакомая нам «деревня», и получается «Дальняя деревня»; любопытно, что на крайнем северном конце нынешнего Петербурга есть поселение со сходным же названием — Парголово, — происходящим, судя по всему, из тех же компонентов). Теперь бывшая «Паракалла» называется Перекюлей.

Сергей Мызников подвергает, однако, столь милую мне мысль о «дальней деревне» сомнению...
Мнение лингвиста

«„Дальняя“ по-фински — „pera“. Кроме того, „kalla“ — „сухое место“, а „paras“ — ср. степень от „хороший“.
Переоформление в „parakula“ связано с довольно поздним миграционным потоком в Ингерманландию».



Напротив, к западу от дороги Ниен — Нарва, в районе нынешней деревни Пиккола, с давних пор стояла деревня «Пелгуево» (ОКВП).

Относительно «Пикколы» Сергей Мызников замечает...
Мнение лингвиста

«Пиккола. Ср. фин. „pikku“ — „маленький“».



Что до деревни Пелгуева, то многие историки связывают это название с именем ижорского старосты Пелгусия, сообщившего, напомню, в 1240 г. князю Александру Ярославичу о появлении на Неве шведского отряда Ульфа Фаси.

Имя «Пелгусий» происходит от ижорского «Пелгусен», что означает «одержимый страхом Божиим». Пелгусий (в крещении — Филипп) был, как считают, основателем семейства Пелконенов — и ему принадлежала деревня Пелгуево.

Другие названия этого селения — «Пелгота» (Б676) и «Peltuevo» (Б680).

Пиккола находится вблизи истока реки — вернее, остатков реки — Лиги, которая вытекает из Дудергофского озера.

Раньше река эта впадала в залив, позже ее воды направили в искусственный Лиговский канал, который был по прошествии времени «укорочен» — и не тянется теперь через весь город от Дудоровских высот до бассейнов на бывшей Бассейной, ныне Некрасова, улице, а отведен во впадающую в залив речку Красненькую.

Канал оставил-таки по себе память в виде Лиговского проспекта, как Лига оставила память в виде самого этого канала и станции Лигово, о которой речь пойдет ниже.

Что до имени «Лига», то вообще-то «liha» по-вепсски и по-фински означает «мясо», а по-карельски — «хорошая дичь», но не исключено, что название речки идет от понятия «lihaa» — «полная» или от «lauha» — «теплая», «мягкая».
Мнение лингвиста

«Лига. Ср. „ligo“ — „место для мочки льна, конопли“».



Река Лига соседствовала с Дудергофкой, которую с 1773 г. до конца XVIII в. именовали «Дудоровкой». Имя этого гидронима, как мы скоро убедимся, происходит от топонима: от названия горы.

Составители топонимического справочника «Городские имена сегодня и вчера» не весьма основательно пишут о Дудергофке: «она же р. Лига (XVIII в. — 1852)».

Дело в том, что это — две разные реки: вода поступает в Дудергофку из озера Безымянного, находящегося в одной системе с озерами Дудергофским и Долгим, а впадает она в Невскую губу.

Лига же, как я отметил выше, вытекала из Дудергофского озера и шла раньше к заливу параллельно Дудергофке.

Между истоками Лиги и Дудергофки мы выходим к старинному «Дудоровскому погосту» (ОКВП), который именовался на шведских картах «Duder-hof» (А640), «Дудерхофф» (Б676) и, наконец, «Duderhof» (С699).

Теперь это, увы — поселок Можайский: совершенно непонятно, чего ради было в 1950 г. заменять один из самых старых топонимов края именем изобретателя даже не «воздухоплавательного», а, скорее, «воздухопрыгающего снаряда», который к тому же потерпел при испытаниях аварию?

О происхождении же древнего имени поселка Кирилл Горбачевич и Евгений Хабло сообщают следующее:

«В XV—XVI веках на месте поселка было селение Дудорово, служившее тогда центром Дудоровского погоста Ореховского уезда Водской пятины. Это название произошло от горы Дудора, упоминаемой в новгородских писцовых книгах. Есть предположение, что наименование горы возникло от слова „тутари“, которое в некоторых финско-угорских языках как раз и означает — „гора“, „холм“ 1.
В петровское время селение Дудорово стали именовать Дудергофом („гоф“ — по-немецки „двор“), расположенные поблизости высоты — Дудергофскими, а реку — Дудергофкой» (Почему так названы?.. С. 241).

Как видим, и осведомленные краеведы считают название «Дудергоф» немецким. Впрочем, они в этой убежденности не одиноки. Даже такой знаток топонимики, как Александр Попов, писал об этом названии:

«...Германизированную форму оно приняло только в XVIII в., когда здесь находилась дворцовая мыза, наименование которой было искусственно „подогнано“ под общий характер таких названий, как Петергоф, Ораниенбаум и т.п.» (Следы времен минувших... С. 146).

К слову, переименование Дудергофа в Можайский, совершившееся по следам «борьбы с космополитизмом», несомненно, побуждено было «искоренением неметчины», хотя ревнители «русскости» были явно не в ладах с фактами.

Анализируя старые шведские карты (в частности, А640), мы с вами могли убедиться, что имя «Дудер-хоф» существовало еще в XVII столетии — и носило явственно шведский характер, соединив саамское «дуддар» со шведским «хоф», он же «двор».

К тому же многие «германизмы» эпохи Петра I (как, скажем, само название «Санкт-Питербурха») имели происхождение вовсе не немецкое, а голландское.

Впрочем, борцам с «низкопоклонством перед Западом» все едино: что немцы, что шведы, что голландцы...

Однако мы с вами можем сегодня навести тут кой-какой терминологический порядок — хотя бы ради того, чтобы не повторять прежних ошибок...

Выше «Дудерхофа» — между ним и «Пулковом» — находилось поселение «Куйвола» (Б676), «Korola» (С699) — сейчас урочище Финское Койрово с неясным значением топонима: то ли от «koivu» — «береза», то ли от «koira» — «собака».

Рядом с этим урочищем — речки Большая и Малая Койровки.

Выше, в районе железнодорожной станции Лигово, еще в XV столетии находилось поселение «На Усть-Лиги у моря» (ОКВП: название идет от речки Лиги, напоминая о месте впадения ее в Финский залив), «Liha» (С699).

На мысу у впадения в залив речки Сосновки (именующейся так с XIX в. по району Сосновая Поляна) находился некогда поселок «Ludinonne» (Т680: имя это может быть связано с финским «luode» — «отлив» и «nena» — «нос», то есть «Мыс, появляющийся во время отлива»).

Теперь этого мыса не существует. Вообще надо иметь в виду, что конфигурация всей прибрежной юго-восточной части Невской губы (да и центральной — на западе Васильевского острова) за три века весьма сильно переменилась — и я воспроизвожу ее на своем плане такой, какой запечатлел ее Торинг в 1680 г.

Изображение
План-схема поселений в верхнем течении Сетуя—Черной—Волковки и Дудергофки.


Выше «Лихи» — на углу улицы Маршала Жукова и Петергофского шоссе — в конце XVII столетия находилась деревня «Rasvina» (ПКИ и Т680), «Росурина-бю» (Б676).

К северо-западу от нее, на берегу залива, стоял «Kirkencord» (Т680: вероятно, правильнее «Kirkencond» — «Кирочный приход» по-шведски, от «condo» — «приход», часто встречающегося на карте и порой причудливо преобразующегося в позднейшей русской огласовке, скажем, из «Condolahta» — из «Прихода у залива» —у нас получилась «Конная Лахта»...)

Правда, Сергей Мызников предлагает подумать над другим вариантом...
Мнение лингвиста

«Кондо. Связано с кар. „kondi“ — „медведь“ (ср. также Кондопога, Кондушм)».

Изображение
План-схема поселений на взморье к югу от нижнего течения Невы — от селения Киркенкорд до Обозовщины-эде.


Однако мне в топониме «Кондопога» видится все тот же «Северный приход», а не «Северный медведь». А в «Кондолахте» — опять-таки не «Медвежий залив». Хотя я и понимаю, что «Северный приход» — топоним скорее шведский, нежели карельский, а Кондопога — это самая что ни на есть Карелия...

Неподалеку в залив впадают остатки речки Емельяновки. Имя это дано было ей в XVIII в., а раньше, не исключено, она носила имя «Черной», судя по названию лежавшей на ее берегу деревеньки «Mustila-hara» (Т680: по-фински это означает либо «черный покос», либо «покос на Черной», то есть — на «Черной речке»).
Мнение лингвиста

«„Haara“ — „развилка, разветвление (дороги и т.п.)“».



Как бы то ни было, в начале XX столетия Емельяновку почти совсем засыпали.

При впадении Емельяновки в залив стояла деревня «Laurova» (Т680: «Лаврова»?).

Раньше Емельяновка образовывала при впадении в залив два зафиксированные Торингом островка: «Lahtisaari» и «Lauraholm» — «Остров при заливе» и «Лауровский остров» (по имени стоящей рядом деревни, только что представленной читателю).

Рядом с этими островками были деревни «Hibrina» и «Lakumerova» (Т680). Происхождение обоих имен не очень ясно.

Первое название — «Хибрина» — содержит букву «б», вообще употребляемую в финском, скажем, языке только в словах заимствованных. По аналогии со схожим топонимом — «Sabrina», который в ОКВП назван был «Савела», можно реконструировать «Hibrina» в «Hivela» — и появится возможность предположить связь этого имени со словом «hivelaa» — «ласкать», то есть название деревни — «Ласковая».

Второй же топоним — «Лакумерова» — вызывает в воображении разве что слово «lakka» — «морошка»).

Любопытно, что на карте Стюарта 1699 г. обозначен некий «Krog» — «кабак» на северо-западной границе нынешнего Красненького кладбища, на территории, занимаемой троллейбусным парком, на месте известного в русской истории Красного Кабачка.

Сведения об этом Кабачке возникли у нас впервые в 1706 г., когда Петр I по завершении Выборгского похода пожаловал этим Кабачком лоцмана и толмача Семена Иванова, еще в 1703 г. помогавшего царю при выборе места для построения крепостцы Кроншлот против острова Котлина.

Наследники лоцмана Семена вели тяжбу за владение Кабачком уже в XIX в.

Но еще до этой тяжбы Красный Кабачок повидал и Екатерину II, правда, еще таковой не ставшую, но отдыхавшую тут с княгиней Дашковой как раз по пути к провозглашению ее императрицей.

Севернее следует деревня «Avtova» (ПКИ), «Auktua-bu» (А640), «Аутово» (Б676), «Autova» (С699), — то есть наше Автово, сохранившееся как название и части городской местности, и станции метро, и Автовской улицы. Кирилл Горбачевич и Евгений Хабло пишут об этом топониме:

«Можно предположить, что название Аутово (позднее переделанное в Автово) связано с финскими словами „аутто“, „аутио“, что означает „пустошь“, „Пустынный“» (Почему так названы?.. С. 19).

Если относительно финского «autio» авторы правы, то кое в чем другом они допускают неточность. «Аутово» не «переделывалось» в «Автово», ибо впервые оно зафиксировано в ПКИ как раз в виде «Avtova».

Кроме того, думается, вопрос о происхождении топонима не так уж и прост.

Учитывая зафиксированный на А640 вариант «Ауктуа», стоит подумать, не связан ли он, скажем, со словами «auki», «aukea» — «открытый» или «auer», переходящим в «autere» — «дымка», «дымящийся».

И то, и другое более характеризуют поселение живое, действующее: ведь сохранилось свидетельство о внесении деревнями «Auktua» и «Obiaktova» (а учитывая, что «ovi» — это «дверь», можно трактовать «Обиактову» как некое «преддверие Ауктовой») по пяти новых обжей обложения. Если прибавить к этому, что «auto» по-фински обозначает еще «выдачу», «дачу», то выбор между «пустошью», предлагаемой Горбачевичем и Хабло, и «выдачей» представляется вполне возможным.

Далее мы подходим к месту, где Бумажный канал впадает в Екатерингофку. Эта река именовалась шведами «Ребо Нева» — может быть, от слова «repo», что по-фински означает «лиса» (то ли потому, что здесь, на взморье, водились лисы, то ли в силу извилистости речки).
Мнение лингвиста

«Репо. Не связано ли с корнем „river“ — „река“?»



На углу улиц Промышленной и Калинина Торинг показывает поселение «Torp», что по-вепсски означает «форель».
Мнение лингвиста

«Torp. Вероятно, от фин. „torp“ шведского происхождения —„арендуемый земельный участок“».



Бумажный канал, образующий остров, на котором в петровское время находился Екатерингоф, в южной своей части вобрал в себя часть бывшей речки Таракановки, которая ранее называлась «Ramajoki» (Э701: «Болотная река» по-фински).

У Гиппинга, правда, мы встречаем другое имя: «Кемийоки», то есть «Западная река», причем ученый относил его к будущей Фонтанке.

Благодаря обаянию популярного сочинения Михаила Пыляева «Старый Петербург», оно вошло в обиход краеведов, однако у Элдберга гидроним помечен однозначно — «Рамайоки» — и отнесен он именно к Таракановке, а не к Фонтанке.
Мнение лингвиста

«Рамайоки. По-фински „rame“, действительно, — „болото“. Что до предполагаемого гидронима „Кемийоки“, то одноименная река впадает в Ботнический залив Балтийского моря в Финляндии; сопоставляется с фин. „kym“ — „река, поток“; имеется также р.Кемь, впадающая в Белое море. До конца не выяснено (Поспелов)».



Из «Рамайоки» в районе Технологического института целлюлозно-бумажной промышленности вытекала речка «Тентелевка», впоследствии именовавшаяся также Ольховкой, которую засыпали в 1920-е гг.

Имя этого гидронима связано было с зафиксированными на старых географических картах названиями пустошей «Stora Teltenis» и «Lilla Teltenis» (А640: «Большой» и «Малый Тельтенисы»), «Стора» и «Лилла Эрлтенсы» (Б676), «Stora» и «Olla Teltins» (Т680) и, наконец, Правая и Левая Тентелевы улицы (последние названия можно было встретить, скажем, на карте Петрограда 1917 г. или Ленинграда 1932-го).

С нынешней карты города имена эти исчезли. Правая Тентелева улица вошла в Химический переулок, а Левая — в улицу Маршала Говорова.

О происхождении этого топонима авторы книги «Почему так названы?» сообщают следующее:

«Название „Тентелева“ связано с бывшей деревней Тентелевкой (или Тентелево), существовавшей задолго до основания города. По-фински она называлась Тентула (вероятно, по имени поселенца)» (Почему так названы?.. С. 403).

Примем это к сведению, хотя на рассматривавшихся мною картах и в писцовых книгах деревни Тентулы не показано и не названо, что, в общем-то, вовсе не означает, будто такой деревни в природе не существовало.

Что до генезиса топонима, то, вспомнив впервые зафиксированное название поселения — «Тельтенис», — можно соотнести его с финским словом «tellta», что означает «палатка» (может быть, «Большой» и «Малый Тельтенисы» были местом отдыха у взморья — большим и малым «палаточными городками»?). Так или иначе, не только само по себе существование, но и точно зафиксированное на старых картах местоположение обоих поселений достаточно веско опровергают гипотезу Петрова и Немирова о том, что «Малый Тельтенис» находился-де в среднем течении Сетуя-Волковки...

Упомянем теперь остров «Vitasaari» (ПКИ и А640) или «Vitsasaari» (Э701: в переводе с финского — «Лозовый остров»).

Сейчас это — северная часть Гутуевского острова (повторю, что три века назад конфигурация островов на взморье сильно отличалась от современной), ранее носившего наименования Приморского, Гутуева (с 1798 г. — в честь его очередного владельца, олонецкого купца-судостроителя Конона Гутуева) и Гутуевского.

Нынешний Гутуевский вобрал в себя также бывший «Алоисаари» (Б676: в переводе с финского — «Нижний остров»), он же — Вольный или Круглый (иногда «Круглым» называли еще и сам Гутуевский остров); а также «Lammasaari» (Т680: «Овечий остров» с финского), он же — Гладкий. В состав этого «островного союза» вошел также Большой Резвый, на картах той поры не обозначенный.

К западу от этой группы островов находился «Kivisaari» (Т680 и Э701), «Кисвисаари» (Б676: поскольку у Бергенгейма он поименован был с буквой «с», многие историки и топонимики называли его «Кошачьим островом» — от финского «kissa» — «кошка»; на самом же деле это был «Каменный остров», от финско-карельского «kivi» — «камень»).

Ныне это — Канонерский остров.

Теперь — еще об одном острове, тоже к нашему времени исчезнувшем. Он назывался «Julisaari» (Т680), то есть «Верхний» — по отношению «Aloisaari», «Нижнему», упомянутому несколько раньше.

Далее — о реках, которые этот остров образовывали.

Прежде всего это река «Голодуша» (ОКВП: весьма колоритное название, нашими краеведами — за редким исключением, скажем, за исключением Эдит Рухмановой — почти не употребляемое, а ведь это — будущая Фонтанка!), а также реки «Рамайоки» (Таракановка) и «Ребо Нева» (Екатерингофка).

На острове «Юлисаари» имелось несколько деревень. Самая южная — на восточном изгибе нижней части Старо-Петергофского проспекта — носила имя «Kiprila» (Т680: может быть, от «kippura» — «курносый» по-фински — она ведь лежала на самом мысу, на самой восточной «выпуклости» «Верхнего острова»).

Примерно на том месте, где Лифляндская улица переходит на севере в Екатерингофский парк, находилась деревня «Moiova» (Т680: от финского «muju» — «грязная», «мутная»).

Там, где к Обводному каналу выходит улица Циолковского, в XIV — XV столетиях стояла деревня «Романа Россака» (ОКВП: не от карельско-финского ли «rameen» — «болото», то есть — «Болотистая Русская»?), «Romanova Ruska» (ПКИ), «Romanova Russkaja» (А640), «Родмана» (Б676), «Romana» (Т680).

На первый взгляд, не очень понятно, почему в новгородской переписной книге этот — вроде сугубо славянский — топоним приведен в явно карельско-финской огласовке (отчего я и возвожу его к «местной» основе).

Но стоит лишь вспомнить, что он мог иметь отношение не к слову «русский», а к слову «русь», то есть к имени руси-ижоры, населявшей эти места за тысячу лет до того, как топоним этот попал в ОКВП, — и сразу многое в генезисе его становится понятнее.

Впрочем, не исключено, что тут — как и в случае с Пелгусием-Филиппом — речь идет о принадлежности «Романовой Русской» некоему крещеному владельцу по имени Роман; вторая же часть топонима подчеркивает, что владелец этот был именно русом-ижорянином.

К 1680 г., однако, имя этой деревни теряет свою этническую составную.

На углу Старо-Петергофского и Рижского проспектов находилась деревня «Куйтила»(ОКВП), «Kurmina» (ПКИ), «Kujkula» (Т680), «Kikola» (С699). От чего происходит это имя? от «kuuki» — «голубь»? от «kiku» — «качели»? от «kuu» — «гадюка»? — не знаю...

А у Калинкина моста располагалась «Галаганица» (ОКВП), «Galagareisa» (ПКИ), «Galaganisa» (А640), «Калина» (Б676), «Kaljula» (Т680), «Kallina» (С699) и, наконец, «Kalljula» (Э701: вообще-то в финском существует слово «kalleus» — «холодный», и «пристегнуть» его к названию приморской деревни было бы можно, однако не исключено, что оно происходит просто от слова «kala», что и по-фински, и по-карельски означает «рыба» — согласитесь, что этот вариант вполне подходит для деревни, заселенной приморскими рыбаками).

Относительно связанных с этой деревней современных названий Горбачевич и Хабло сообщают:

«Трехпролетный с четырьмя каменными башнями Калинкинский или Калинкин, позже — Старо-Калинкинский мост через Фонтанку... был построен во второй половине XVIII века. Недалеко от него находится Мало-Калинкинский мост через канал Грибоедова по набережной Фонтанки. Когда прорыли Обводный канал, то построенный через него мост назвали Ново-Калинкинским. Этот мост именуется еще и Ново-Калинкиным.
В Октябрьском (ныне — Адмиралтейском. — А.Ш.) районе имеется Калинкин переулок, проходящий от улицы Лабутина до набережной Фонтанки. Раньше были калинкинские магазины, больницы; до декабря 1952 г. нынешняя площадь Репина именовалась Калинкинской.
Все эти наименования происходят от находившейся в низовье реки Фонтанки небольшой деревни с финским названием...
В первые годы строительства Петербурга название деревни было переделано на русский лад. Ее стали именовать Калинкиной» (Почему так названы?.. С. 463).

Тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить...

А теперь мы начнем движение вверх по левому берегу реки Фонтанки, которая, напомню, в ОКВП названа была «Голодушей» — причем, повторю, гидроним этот у наших краеведов почему-то совсем не в чести (они предпочитают именовать этот проток предпетровским именем «Безымянный ерик»).

Почему так происходит, непонятно: ведь «Голодуша» — не только очень выразительное, но и несомненно славянское имя...

Там, где в «Голодушу» впадала речка «Рамайоки» — на месте встречи Фонтанки с ныне засыпанной Таракановкой — была и деревня «Ramajoki» (Э701), раньше — «Nissna-ode» (ПКИ: «Нижняя пустошь»).

На углу Измайловского проспекта и левого берега Фонтанки-«Голодуши» Аспегрен показывает деревню «Maximova» (А640: то же имя встречается и в ПКИ).

На углу Фонтанки и Московского проспекта была деревня «Griskino» (ПКИ), «Grankina» (А640), «Rikola» (Т680: пусть и отдаленно, однако это имя все же напоминает первоначальное славянское).

На углу Гороховой и Фонтанки лежала деревня «Кягрина на Голодуше» (ОКВП: «kaga» — и по-карельски, и по-фински — «кукушка»), а по ПКИ и Т680 — «Kakrala».

Напротив же угла Фонтанки и площади Ломоносова находилась деревня «Медина» (ОКВП), «Medina» (ПКИ, А640 и Т680), у Элдберга, однако, обозначенная как «Matala»: это слово по-фински означает «мелкая» — не исключено, что тут на «Голодуше» было мелководье или перевоз.

Между площадью Ломоносова и Невским проспектом на «Голодуше» в ПКИ показана деревня «Novinka», на А640 превратившаяся уже в «Novinka-ode», то есть в «пустошь Новинку».

Наконец, на углу Фонтанки и Невского в ОКВП показана была «Пустошь Обозовщина на Голодуше», сохранившая то же наименование «Obozovsina-ode», то есть «пустошь Обозовщина», и на картах Торинга и Элдберга 1680 и 1701 гг.

_______________
1 Некоторые ученые-топонимисты (например, Александр Попов) связывают это название с саамским «дуддар» — «возвышенность», восходящим к «тундр», прообразу русской «тундры».


VIII. Вдоль Невы к центральным островам

Теперь, хотя движение наше пойдет по прежнему направлению — вдоль левобережья «Голодуши», мы начинаем новую главу, поскольку переходим к новому фрагменту плана.

У того места, где «Голодуша» вытекала из Невы — примерно на выходе к Неве Гагаринской улицы, — располагалась деревня «Kuan» (ПКИ и Э701), которую называли также «Киан» (Б676) и «Kondo» (Т680).

Если у Бергенгейма название представляло собою лишь слегка измененное «Кюан» (вероятно, от «kaanne» — «поворот» по-фински: деревня ведь лежала почти на повороте от Невы к «Голодуше»), то на карте Торинга зафиксировано было имя, подсказывающее нам, что здесь какое-то время находился шведский приход рядом с мызами Конау и Акерфельта.

На выходе Литейного проспекта к Неве на Э701 обозначена «Palanka». Это — «Палениха» из ОКВП.

Примерно на углу Салтыкова-Щедрина и Литейного находилась деревня «Lavrova» (ПКИ), «Larova» (Э701: третий раз за время нашего путешествия встречаемый топоним — вероятно, от славянского имени «Лавр» с постоянной тягой к финнизации).

На выходе к Неве Потемкинской улицы была деревня с колоритным названием «Vralovssina eller Starostin» (ПКИ). Правда, у Бергенгейма примерно на том же месте показана деревня «Падамаки» (Б676: буквально — «Горшковая гора» по-фински и по-карельски), а на Т680 тут — опять-таки «Vralovssina».

Этот топоним наводит на два размышления. Во-первых, не исключено, что слово «Враловщина» на самом деле звучало по-славянски как «Фроловщина» — от имени «Фрол». А во-вторых, соединение «Фроловщины» со словом «Старостин» подсказывает, кем был сей Фрол — старостой этой деревни.

Есть еще одно соображение, которое можно отнести уже к названию «Падамаки». Оно связано с соседним топонимом.

В северо-восточной части Таврического сада располагалась деревня «Савела» (ОКВП: это имя, видимо, точнее всего расшифровывает данный топоним как «селение на глиняной земле», поскольку «savi», «saven» по-фински — «глина», а на геологической карте этот район являет собою ареал глин с прослоями песчаников и алевролитов [см.: Геологическая карта в кн. «Ленинград. Историко-географический атлас. М., 1989. С. 56]).

Понятнее становится в этом смысле и предыдущий топоним «Падамаки» — «Горшковая гора», поскольку из местных глин, видимо, делали горшки.

В дальнейшем «Савела» видоизменяется. У Бергенгейма это уже «Собола», на Т680 — «Sabrina-hof», а у Элдберга — «Sabeila» — все же более близко к «Савеле», нежели «Сабрина-хоф» у Торинга.

Не исключено, конечно, что Торинг не совсем точно записал предыдущее название, поскольку рядом с «Савелой» — в западной части Смольнинского сада — в ОКВП и у Бергенгейма зафиксировано поселение с близким по звучанию именем — «Сабина». На А640 это — «Sabrino», а на Т680 — «Sobrina-bu»; правда, Торинг ясно указал и на различие двух этих топонимов: первый — «Сабрина» и «хоф», то есть «двор»; второй же — «Собрина» и «бю» — «деревня».

Что до этимологии топонима, то он восходит к вепсскому «сабр» — «стог», «скирда»: тут были хорошие сенокосы.

А за изгибом Смольнинской стрелки — чуть выше указанной на карте Ниеншанца и Ниенштадта городской прачечной — находилась деревня «Коломердово на Полях» (ОКВП), или «Kalamaris» (Э701: «kalamies» по-фински — «рыболов», так что возможно, что «Коломердово» лишь звучало «по-славянски», на самом деле означая финское «селение рыбаков» на невской излучине).
Мнение лингвиста

«Коломердово. Не исключена и славянская этимология (ср. также кар. „merda“ — „рыболовная снасть“)».



И, наконец, у перевоза к Ниеншанцу на ПКИ и А640 показано «Spaskoi kirke-bu», то есть «церковное село Спасское», о котором я уже упоминал в рассказе о крепости и городе.

Сведения о русском селе Спасском мы впервые находим в Писцовой книге Нотэборгского лена за 1637 г. (ранее упоминаний о нем нет).

В Спасском значились тогда два крестьянина, русские пономарь и священник (его звали Иоанном Терентьевым), а также дьяк Денис Иванов.

Однако уже через пятнадцать лет на месте церковного села обозначен лишь начальный предкрепостной кронверк (Б676).

У Торинга тут — просто «Tоrp» (Т680), то есть в данном случае, видимо, даже не селение, жители которого занимались ловом форели (помните «Торп» на взморье?), а просто некий «участок, арендуемый для жилья».

У Дальберга — «Hakelverk Spasko eller Vorompol» (Д681) — «Спасский посад, или Таможня» (название села все же сохранено!).

А у Элдберга — «Varampol» и «Farje Staden оver Stremen» (Э701), то есть опять-таки «Таможня» и «Городской перевоз через реку»...

А теперь совершим «прыжок через Неву» — и окажемся на ее правом берегу.

Крайней северо-западной точкой, упомянутой при нашем обзоре Ниенштадта конца 1702 г., был военный «Хаспиталитет» — то есть госпиталь, причем, напомню, единственный на всем шведском северо-востоке.

Чуть дальше за ним на ОКВП обозначена деревня «Ревцана». На С699 это — «Happosilna», на К698 на этом месте уже находится «Комендантский сад», а на Э701 — «Remsan».

Сводя вместе первое и последнее названия, можно предположить, что исходным было тут финское слово «riemuissan» — «быть в восторге» (характеристика, в чем-то схожая со славянской «Дорогушей», встречавшейся нам выше по Неве).

Видимо, шведское слово «remsan», которое означает «лоскут», «полоса», здесь подойти не может, ибо шведское же «Happosilna», встречаемое у Стюарта, можно связать с упоминавшимся нами словом «hap» — «пирушка».

Иными словами, эту деревеньку можно представить как место загородных пирушек для ниеншанцких военных, тем более, что «Комендантский сад» с карты Кронъйорта тоже для этого вполне подходил.

Замечу, однако, что Сергей Мызников говорит тут о возможном происхождении одного из топонимов совершенно иное...


Мнение лингвиста

«Happosilna. Ср. фин. „hapan“ — „гнилой, кислый“ + „silma“ — „глаз“».



За «Ремсаном» — на выходе Феодосийской улицы к Неве — и Торинг, и Элдберг показывают «Tegelsbruk» — «Королевский кирпичный склад».

Затем — посреди Арсенальной набережной — на ПКИ и А640 видим селение, называемое «Usadissa Odinzova».

Это, конечно, «Усадьба Одинцова» — по имени владельца, московского князя Ивана Юрьевича Одинца, который в 1494 г., после падения Новгородской республики и присоединения ее к Московскому княжеству, получил «со товарищи» в «волости на реце на Неве» принадлежавший ранее новгородскому боярину Тимофею Грузову земельный надел.

Через сорок лет — на карте Торинга — «Усадьба Одинцова» преобразовалась в «Stora Adizeva» (Т680: раз указана «Stora» — «Большая», значит, имелась некогда и «Lilla» — «Малая», но у Торинга ее не находим).

За видоизменением имени произошло и его исчезновение: на Э701 тут уже обозначена деревня «Ihala» (по фински «ihaila» — «восхищаться», «любоваться»: похоже на «Ремсан», недавно встретившийся нам по соседству — местное имя, обозначающее место для увеселительных загородных — по отношению к Ниенштадту — поездок).

У левого крыла здания Военно-медицинской академии — на берегу впадавшей в Большую Невку речки «Чернавки», ныне исчезнувшей — в ПКИ и на А640 обозначена деревня «Kolsuja», «Kolsoja» — «Новый ручей» по-вепсски (надо полагать поэтому, что и «Чернавка» называлась раньше «Колсуй»).
Мнение лингвиста

«Колсуй. По-вепсски „новый“ — „-uz“».



На Б676 «Колсуя» сменила имя: стала называться «Ависта», а на Т680 — «Ariska», каковое наименование сохранила и на Э701. Нередко историки и топонимисты возводят его к славянскому слову «Орешек», но не исключено, что смысл его стоит поискать в финском «avusta» — «помощь», «пособие».

На другом берегу «Чернавки-Колсуя» — выше Сампсониевского моста — лежала деревня «Makula» (А640), «Makala» (Э701: либо от «makea» — «сладкая», либо от «makuula» — «лежать», «спать»: «деревня для ночлега»).

Ниже Гренадерского моста на Т680 показана деревня «Eikie-bu»: не от финского ли «eiko» — «старуха», то есть — «Старухина деревня»?

На Выборгской набережной А640 и Э701 показывают деревню «Puttux», чье название может быть связано с финским «putus» — «водопад»: тут была некогда речка,впадавшая в Большую Невку напротив нынешней Карповки.

На правом берегу впадающей в Большую Невку Черной речки, печально известной как место дуэли Пушкина, была деревня «Torokanovka» (ПКИ: славянское исходное сомнения не вызывает).

Почти на этом же месте на Т680 находим деревню «Mistula» (по-фински, напомню — «Черная», — конечно, от гидронима), но неподалеку тут нанесена и «Torka», по созвучию представляющая собою «остаток» от славянской «Таракановки», однако, может быть, представляющая собою опять-таки «деревеньку для ночлега» — от финского «torkua» — «дремать».

На другом берегу Черной речки в ОКВП значится деревня «Вигора», в ПКИ носящая имя «Vihora eller Viha-bu», на А640 ставшая «Vigoni», а на Т680 — «Vihanova-bu». Вообще-то «viha» по-фински — «гнев», но тут, думаю, происхождение связано с корнем «viher-» — или «зеленоватый», или «чиж».

Ниже — на выходе к Большой Невке Шишмаревского переулка — находилась деревня «Kossieva» (ПКИ), «Киесконе» (Б676), «Kiskina-bu» (Т680), «Kiskin» (С699), «Kiskane» (Э701).

Некоторые историки возводят этот топоним к славянскому «киска», однако на самом деле он происходит от фамилии его былого владельца рыцаря Михеля Кискойнена, в пожизненном владении которого находилась до 1666 г. также упомянутая выше деревня «Вигора-Вихора».

Там, где к Большой Невке выходят Торфяная дорога, в XIV–XV вв. была деревня «Каменка» (ОКВП), на Э701 названная «Kivinenna», что означает «Каменный нос».

А на Б676 — причем на этом же примерно месте — показано селение «Кондолевашкино». Топоним этот, возможно, финско-славянского происхождения: «kondo» — «приход», где вел службы некий Левашка.

Около того места, где сейчас заложен Парк имени 300-летия Санкт-Петербурга, находились деревни с разными и несхожими именами: «Uskina» (ПКИ), «Ликунова» (Б676) и «Besekarehuuset» (Э701: это — «дом для посетителей» по-шведски; здесь, видимо, останавливались путешественники после морских походов, ибо главный фарватер во второй половине XVII столетия проходил по Большой Невке).

Поскольку топонимы эти радикально разнятся, я обозначаю на карте лишь последнее, самое близкое к 1703 г. селение.

Изображение
План-схема поселений на островах дельты Невы от Кюана до Яносхофа на Яниссаари.


Зато и Б676, и Т680, и С699 единодушно показывают в начале Лахтинского проспекта — возле узкого входа в Лахтинский разлив — деревню с похожими именами «Рахилакс», «Rahilax-hof» и «Rahila» (не от финского ли «raahata», то есть «тащить», «волочить»? — топоним этот мог означать, что тут некогда был волок с восточного на западный берег Лахтинского разлива, место перевоза).

Точно так же с древних времен прослеживается название «Лахта» (ОКВП: топоним от прибалтийско-финского гидронима, означающего «залив»), «Lahta Korelska» (ПКИ и А640), «Лахенкула» (Б676) и «Lahenkula» (Т680: «деревня у залива» по-корельски) и вновь — «Lahta» (Э701).

Нелишне напомнить читателю, что здесь — на пересечении Юнтоловской и Полевой улиц — в 1923 г. обнаружено было поселение доисторического человека, древнейшее в границе современного Санкт-Петербурга...

Я помяну также не попавшие на карту, но известные и в наше время древние названия селений.

Во-первых, это «Коломяги» (от «kolo» — «пещера» и «maki» — «гора»).

Во-вторых, «Парголово» (ОКВП), зафиксированное в нескольких узнаваемых огласовках: «Parkiella» (ПКИ), «Поркала» и «Паркала-бю» (Б676: справа от Выборгского шоссе существовали по крайней мере две деревни со схожими именами), «Parkala-hof» и «Perkola» (Э701). Тут надобно заметить, что некоторые топонимисты производят название «Парголово» от финского «perkele» — «дьявол», «черт».

Однако при чем тут «черт», откуда он взялся и почему именно его именем надо было назвать ни в какой чертовщине не замешанную деревню, — никто не говорит.

Я же вижу тут иное производное: «дальняя деревня» от корельского «para» — «далекий» и «kula» — «деревня»; вспомним, что с аналогичным названием — «Паракалла» — мы столкнулись на южной оконечности современного города, на таком же примерно удалении той деревни от Невы к югу, как и этого «Парголова» — к северу от нее...

Ну, а теперь повернем с севера к югу — к центральным островам Невской дельты.

Еще Григорий Немиров отметил, что в Писцовых книгах 1500 г. на Невском взморье отмечены три крупные острова: «Васильев», «Фомин» и некий «Сандуй».

В связи с этим историк выдвинул догадку, что пять веков назад дельта Невы и состояла из трех островных образований: единое целое составляли, во-первых, нынешний Васильевский с Голодаем (Декабристов); во-вторых, Фомин (Петроградский) с Аптекарским и Петровским; в-третьих, Каменный с Елагиным и Крестовским, причем последние три и назывались «Сандуем».

Гипотеза Немирова относительно «Сандуя» представляется вполне резонной: на трех этих островах располагались покосы, отсюда — и древний топоним, ибо «сандус» по-вепсски — «спелые травы».
Мнение лингвиста

«Сандуй. Хочется связать с вепс., фин. „samb“ — „лягушка“».



Елагин остров на А640 обозначен, но не назван. На картах Торинга и Элдберга он поименован «Mustilasaari», то есть «Черный остров».

В петровское время его — видимо, по созвучию — стали называть «Мишкиным», придумав на случай и легенду о встрече тут солдат Петра с медведем.

На «карте Кронъйорта» остров поименован «Michmansholm» — «Мичманский».

Замечу, что на К698 вообще дано наибольшее число сугубо шведских топонимов и что это — не только кальки с прибалтийско-финского или славянского, но и имена оригинальные, хотя и не всякий раз точно переводимые, а кроме того — недолговечные (не оттого ли, что, обозначенные только на этой карте, они были, скорее всего, лишь проектами новых имен, не более того?).

На восточном его мысу Торинг отметил деревню «Hofor» (читатель, может быть, помнит, что «hof» по-шведски — «двор»), а Элдберг — строение «Austeria» («австерию», «ресторацию»). Добавлю еще, что на своей неоконченной карте, изготовленной в 1703 г., голландец Питер Пикарт поместил посреди острова безымянное селение (замечу, правда, что они на его карте все — безымянные).

Обозначенное, но не поименованное селение находим мы на картах Торинга и Пикарта также и на восточном мысу нынешнего острова Каменного.

На А640, Б676, Т680 и Э701 остров этот назван одинаково — «Kivisaari»: наше имя — это точная калька с корельско-финского.

А вот на К698 — опять-таки только на ней! — он поименован «Rusvinensholm». Что это? Некое подобие «Русского острова»? Напоминание о народе руси, населявшем в давние времена и Карельский перешеек, и острова дельты Невы, и южное невское побережье? Как ни соблазнительно так подумать, но вряд ли это так на самом деле...

Пустынен был на шведских картах и Крестовский остров — «Ristisaari» (А640, Т680 и Э701: «risti» у финнов и карел и есть «крест», но тут произошло сложное взаимодействие: финны и карелы слово «крест» позаимствовали у славян, переделав его в «risti», а те у них — название острова, которое было переиначено уже на славянский манер).

Пустынен и «Rehninsholm» на К698 (имя опять-таки не прижилось), но Пикарт на восточном берегу острова показал деревеньку.

Аптекарский остров поименован «Korpisaari» на А640, Б676, Т680 и Э701: топоним происходит то ли от финско-карельского «korpi» — «глушь», «дремучий лес», а может, от «korppi» — «ворон», так что есть выбор между «Вороньим» и «Глухим, или Дремучим островом».

Заодно это относится и к выбору между «Вороньей» или «Глухой речкой», которая в славянской огласовке из «Korpijoki» превратилась в «Карповку», хотя неизвестно, водились ли в ней когда-нибудь карпы или в честь какого именно Карпа она получила свое имя.

Торинг и Пикарт показали на острове деревеньку, которая на А640 так и названа была — «Korpisaari-bu» — «Деревня на Корписаари» (довольно часто применяемый у Аспегрена прием).

Остров, лежащий ниже и называемый ныне Петроградским, в Писцовых книгах XIV–XV столетий именовался Фоминым (ОКВП), но до этого, еще в 1348 г., именно он, вероятно, назван был «Березовым», ибо, напомню, в летописном сообщении о приходе на Неву во время четвертого крестового похода шведского короля Магнуса Эриксона сказано было, что он: «...был тогда со всею своею силою в Березовом острове».

Судя по картам, некоторое время и финско-карельское, и славянское, и шведское имена острова существовали, хотя и меняя, так сказать, пары, но одновременно.

В ПКИ зафиксировано еще двойное славянско-прибалтийское имя: «Phomin Ostroff eller Koyfiusaari» (второе и означает «Березовый остров»). На А640 — только прибалтийский топоним «Koiusaari». На Б676 — уже финско-шведское имя: «Коивосари, или Бьёркенхольм» (то есть «Березовый» — и по-фински, и по-шведски). У Торинга — «Koivusaari» (Т680). У Стюарта — «Biorckenholm» (С699). У Элдберга же — опять «Koivosaari».

На берегу острова — примерно у Сампсониевского моста — в XV–XVI вв. стоял «двор тиун [боярского управляющего] на приезд [из Орешка] без пашни, а ставят тот двор всею волостью Городненского погоста и Карбосельского» (ОКВП).

Шведы обозначили тут на своих картах усадьбу «Birckenholm» (А640), «Бьеркенхольм» (Б676), «Koivu» (Т680), «Biorckenholm» (С699) и мызу «Ladugarden» (К698: и это название не прижилось!), показанную — без названия — и у Пикарта.

У Кронверка — «у Яносари на берегу Фомина острова» — «деревня Мишкина, а в ней часовня» (ОКВП), ставшая потом «Koivusaari-gard» (ПКИ), «Koiusaari-bu» (А640), а у Торинга и Пикарта обозначенная точкой и изображением домика, однако опять-таки не поименованная; что деревня тут была — несомненно, а вот что за имя она носила — неизвестно...

Петровский остров тоже именовался различно: «Pattisaari» (А640), «Patsasaari» (Т680), «Restrandholm» (К698) и опять — «Patsisaari» (Э701: «patsas» по-фински — «столб»; до начала XVIII столетия в ходу и был этот топоним — «Столбовый остров» — видимо, по его удлиненной форме).

Следующий остров, к которому мы переходим, это «Васильев остров на устье Невы» (ОКВП), «Wassilie Ostroff eller Hirfwisaari» (ПКИ и А640: «Hirvisaari» по-фински — «Лосиный»), «Dammarsholm» (К698: у Кронъйорта его пытались поименовать «Прудовым», имея в виду устроенные на нем при помощи специальных дамб — «damm» по-шведски — рыбоводные садки или рыболовные тони) и снова — «Hirvisaari» (Э701).

И тут мы вновь видим, как достаточно древний славянский топоним постепенно заменялся финско-карельским, а потом и шведским, однако в данном случае славянское имя все-таки устояло — и дожило до наших дней.

Тем не менее стоит вновь задуматься над тем, какое же имя было тут изначальным? Что вообще мешало укоренению славянских топонимов?

Не исчезали ли многие из них потому, что не успевали как следует закрепиться на осваиваемых российским людом территориях, а потому консервативные топонимические законы и понуждали в годы потери Россией власти в Приневье к возврату имен первоначальных?

И не об этом же ли говорит неуспех «попытки Кронъйорта» — ведь ни одно из предложенных им названий так и не пошло дальше его знаменитой карты.

Зато когда Приневье вернулось под власть российского скипетра, попытка топонимической славянской экспансии повторилась — и на сей раз вполне удачно: «Васильев остров» от финского имени «Лосиный» отрекся — и вновь стал Васильевским. И теперь уже старания Петра I переименовать его в «Княжеский» или «Меншиков», а Петра II — в «Преображенский» успехом не увенчались. Но это — уже потом, позже...

На Васильевском острове помечены три поселения.

У Биржи — деревня «Hirvisaari» (ПКИ и А640), «Хирвисари-бю» (Б676) и «Рыбная тоня майора де ла Гарди», потомка небезызвестных полководцев и завоевателей Приневья (К698).

У Горного института — «Revonuna» (Т680: поселение названо в легенде карты, однако на карте не обозначено; название происходит от «revon» — «лиса» и «nena» — «нос» по-фински, то есть «Лисий Нос»: так же назывался и ныне существующий поселок на северном побережье Невской губы).

Наконец, у Тучкова моста были «Рыбные тони Александровские и Олферовские» (ОКВП; на А640 и Т680 они были обозначены, но не названы, вероятно, потому, что уже перестали быть владением, в частности, того Олферия Иванова сына Офонасова, который был упомянут при описании Кулзенского мыса и двух деревень у впадения Охты в Неву, тоже принадлежавших новгородским боярам Офонасовым.

Среди обитателей поселения на Васильевом острове в Писцовых книгах упомянуты:

«А на Васильевом острове на устье Невы Олферовских же... непашенных [крестьян] Гаврило Логинов, Юхно Онфимов, Гришка Феофилактов, Куземка Ленин...»

Таким образом, уже в 1500 г. на территории будущего Санкт-Петербурга жил человек с фамилией, которой город станет именоваться четыре с четвертью века спустя — и будет носить ее в течение почти семи десятилетий.

Причем человек этот был не из дворянского рода, который дал некогда псевдоним Владимиру Ульянову, — то есть не из рода, происходившего от ленского первопроходца XVII в. Ивана Посника, получившего фамилию за верную службу царю Михаилу Федоровичу (см. книгу Михаила Штейна «Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима». СПб., 1997).

Василеостровский Кузьма Ленин был самым что ни на есть «натуральным» непашенным крестьянином, обладавшим не кем-то присвоенной, но своей собственной фамилией...

Добавлю, что еще одним географическим ориентиром «Олферовских и Александровских тонь» был исток речки Смоленки, которая поначалу носила финское имя «Jamakijoki» — от «jaa» — «лед», «maki» — «гора» и «jokI» — «река», то есть — «Река с ледяной горы», а затем, с XVIII до середины XIX в., была, как и многие другие, «Черной речкой».

Адмиралтейский остров входит в систему двенадцати центральных левобережных — по отношению к Неве — островов, ряд которых нашел отражение на старых картах.

Вдоль берега Невы от «Голодуши» до залива протянулся остров «Usadiza» (А640, С699 и Э701), «Усадица-саари» (Б676), «Wahtholm» (Т680).

Еще на стыке XIV–XV вв. на нем обозначена была деревня «Усадица» (ОКВП), «Usadiza-hof» (ПКИ), «Саделса-хоф» (Б676: любопытно тут, как быстро «Усадица» превратилась в «Саделсу»). Затем, на К698, тут появилось поместье ротмистра Конау, чуть позже поименованное как «Konos-hof» (Э701) и находившееся несколько западнее Летнего дворца Петра I.

По поводу местонахождения Конос-хофа см., например, книгу Николая Лансере («Летний дворец Петра Первого». Л., 1929. С. 9–10.) Высказываемая Лансере мысль о том, что изображенный в альбоме № 230 Отдела гравюр и рисунков Государственного Эрмитажа план дома есть «первоначальный домик Петра Великого в Летнем саду» или же «первоначальный вариант проекта», вполне можно было бы отнести к «Конос-хофу», запечатленному до строительства Летнего дворца Петра I, если бы при сравнительно недавней его реставрации не обнаружили старой части строения, в которой как раз и заподозрили остатки первоначальной мызы Конау.

А что до чертежа того строения, о котором пишет Лансере, то он, может быть, изображает первоначальный деревянный Летний Дом, который в 1703–1704 гг. строил для царя (и по его приказу) бомбардир-строитель Иван Угрюмов.

Вообще надо сказать, что история первоначальных строений на пространстве от Голодуши—Безымянного ерика—Фонтанки до нынешнего Адмиралтейства достаточно темна и историками нашими до конца не выяснена, так что я могу ее только обозначить, однако особого нового слова произнести тут не могу...

Северный берег острова «Усадицы» в XIV–XV вв. назывался — по имени лежащего напротив «Фомина острова» — «Фоминым концом». Отсюда и название деревни, находившейся в районе Адмиралтейства: «Гавгуева на Фомине конце» (ОКВП). В ПКИ она преобразовалась в «Hinkieva», однако опознать ее можно.

У Аспегрена на А640 на этом берегу изображены три строения. Вероятно, одно из них и обозначает «Гавгуеву-Хинкиеву», а одно из двух других — может быть, безымянную «Деревню на Фомине конце» (ОКВП).

Еще два безымянные поселения — слева и справа от Вознесенского проспекта — находим на «Усадице» и соседнем острове на карте Пикарта 1703 г.: значит, тут что-то было...

В состав прежней «Усадицы» входят сейчас шесть островов системы, центром которой является Адмиралтейский, распадающийся на три части:

восточную (Летний сад), образуемую Невой, Фонтанкой, Мойкой и Лебяжьей канавкой, названной так по имени древней речки Лебединки, вытекавшей прежде из района Мойки в Неву (см. об этом: К а н н П. Я. Прогулки по Петербургу. СПб., 1994. С. 129).;

центральную, которую образуют Нева, Мойка, Лебяжья и Зимняя канавки;

западную: Нева — Мойка — Лебяжья канавка и Крюков канал;

два острова имеют общее наименование «Новая Голландия»: их образуют Мойка, Крюков, Адмиралтейский и два внутренних канала;

шестой остров, Ново-Адмиралтейский, образован Невой, Мойкой и Ново-Адмиралтейским каналом.

Лежащий рядом Матисов остров назывался раньше «Рыбным» — «Каласаари» (Б676), «Kalaisaari» (Т680 и Э701).

Именем «Lamasaari» — «Овечий» — Торинг называет остров Гладкий, присоединенный позже к Гутуевскому. Но у Элдберга на карте под этим названием обозначен нынешний Галерный.

Та же история, что и с «Усадицей», произошла с другим островом, чье имя впервые встречаем на карте Аспегрена. Теперь он разрезан на четыре части:

северо-восточную, которую образуют Мойка и каналы Грибоедова и Крюков;

северо-западную: Мойка — каналы Грибоедова и Крюков — речки Пряжка и Фонтанка с ее северным рукавом;

юго-восточную: Фонтанка — Мойка — каналы Грибоедова и Крюков;

юго-западную: Фонтанка — каналы Грибоедова и Крюков.

В 1640 г., когда Крюкова канала не было, а канал Грибоедова был просто протокой, вытекавшей из болотца на восточном краю этого острова, он назывался «Perevosina» (А640), «Перукасаари» (Б676), «Pervusinaholm» (Т680) и, наконец, «Perusina» (С699 и Э701).

Название это шло от имени находившейся в районе Инженерного замка деревни «Первушкиной» (ОКВП), «Pervuskina» (ПКИ), «Perevosina-bu» (А640), «Первусин-хоф» (Б676). На Т680 она обозначена просто точкой, на С699 — «Pervuskina», на Э701 — по имени тогдашнего владельца — «Akerfelts-hof».

Ну, а теперь, когда мы осмотрели все центральные острова, обратимся к последнему — одному из самых маленьких, но сыгравшему видную роль в истории Невской дельты и Приневья. Это — остров «Яносари» (ОКВП: «Заячий» в переводе с финско-карельского), «Janissaari» (Т680), «Ienisaari» (Э701), обозначенный, но не названный на «Карте Кронъйорта» и вообще не помещенный на «карте Пикарта» (см. об этом главу «Зачем Петр I поехал 11 мая в Шлиссельбург»).

На острове обозначено поселение «Janos-hof» (ПКИ).

В Поземельных шведских книгах из Государственного архива Финляндии на нем показаны и «Jnissaari-holm» (помещичий двор), и «Jnissaari-bu» (деревня). Существование первого связано, может быть, с известной легендой, так изложенной в рукописной «Летописи Петропавловской крепости»:

«Предание гласит, будто еще предшественник Карла XII подарил знатному шведскому вельможе, полагают, графу Стенбоку 1, участок земли при Невских устьях, что граф прельстился местоположением, построил там мызу, заселил ее и назвал Люстенхольмом 2. Через два или три года поселяне вымерли от стужи, и наводнение 3 затопило все селение. С этих пор мыза не возобновлялась, граф уехал, назвав подаренное ему место Тейфельсхольм 4» (Летопись Петропавловской крепости. IIIA-549 р., Кл 7249/ППК-316, инв. № 444. С. 5).

Так «Заячий» сменил в XVII в. имена от «Веселого» до «Чертова». Впрочем, когда сюда пришли солдаты Петра I, у острова было еще «стенбоковское» — вполне оптимистическое — прозвание:

«...Остров, который назывался Люст Елант (то есть веселый остров), где в 16 день майя (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санктпетербург...» (Журнал или Поденная записка... С. 69).

Дополню эти сведения наименованиями тех рек, что мы находим на «карте Кронъйорта» (они, напомню, не прижились). Нева именовалась на ней так только до Стрелки Васильевского острова; от нее до залива она называлась «Zuder-strom» («Южный рукав» по-шведски).

Часть Большой Невки от Стрелки Петроградской стороны примерно до Ушаковского моста называлась «Koi Neva» («Северо-восточная Нева»). От Ушаковского моста до залива Большая Невка именовалась «Norder-strom» («Северный рукав»).

Ну, а о Екатерингофке (ее называли «Rebo Neva») я упомянул выше.

* * *

Вот на этом я свое повествование о Неве и ее дельте в начальные годы Северной войны и закончу, заметив в завершение вот что.

Мой рассказ не претендует ни на исчерпывающую полноту, ни на изречение «истин в последней инстанции». Я проанализировал лишь часть поддающихся изучению карт и документов. Есть архивы (скажем, Государственный архив Финляндии), в которых все еще лежит под спудом масса относящихся к истории Приневья документов, ждущих своих исследователей, — и эти архивы были мне недоступны.

Не добрался я и до многих московских архивов. Не скажу, что мне удалось освоить и обдумать все рукописи, книги, исследования, картографические материалы, находящиеся и тут, в Петербурге.

Мое знание языков явно недостаточно. Поэтому высказываемые мною топонимико-лингвистические предположения основаны скорее на интуиции и общефилологическом образовании, нежели на бесспорно точном знании.

Только определенная усидчивость и освоение общих систематизационных начал и принципов смогли привести меня к ряду догадок, пусть и небесспорных.

Однако главное, думается, сделано. Более или менее полный и связный очерк состояния Невы и Невской дельты накануне основания Санкт-Петербурга завершить удалось.

Путь расчищен. Для будущих исследователей тут — еще масса интереснейшей работы...

_______________
1 Речь, видимо, идет о государственном адмирале графе Густаве-Оттоне Стенбоке, одном из подписавших в 1675 г. «Геометрический очерк Ниэна...», утвержденный Карлом XI.
2 «Веселое поместье».
3 Не имеется ли тут в виду катастрофическое наводнение 1691 г., когда все острова Невской дельты были залиты водой? Тогда вступление графа Стенбока во владение «Люстенхольмом» надо отнести к концу 80-х гг. XVII столетия.
4 «Чертово поместье».

Изображение

#14 Пользователь офлайн   Александр Кас 

  • Магистр Клуба
  • Перейти к галерее
  • Вставить ник
  • Цитировать
  • Раскрыть информацию
  • Группа: Админ
  • Сообщений: 12 399
  • Регистрация: 13 марта 11
  • История, политика, дача, спорт, туризм
  • Пол:
    Мужчина
  • ГородМосква

Отправлено 09 апреля 2013 - 15:44

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ К КНИГЕ ПЕРВОЙ


1) Схема-карта бассейна реки Невы (по Р. А. Нежиховскому)

2) Схема главных этапов послеледниковой эволюции Балтийского моря (по Демелю)

3) Карта-схема расселения неолитического человека на территории Карельского перешейка и Приневской долины (по В. А. Лапшину)

4) Карта-схема путешествия бога германцев и скандинавов Одина (по «Хеймскрингле», то есть «Кругу Земному» Снорри Стурлусона)

5) Карта-схема расположения племен по «Повести временных лет»

6) Схема «острова русов» (по В. И. Паранину)

7) Карта-схема расселения начальных индоевропейских племен из центра Европы, а также обозначения древних культур и российских месторазвитий (по П. Н. Милюкову)

8) М. Микешин, П. Михайлов. Рюрик. Фрагмент памятника «Тысячелетие России» в Новгородском кремле

9) Карта-схема (по В. И. Паранину) государства Рюрика к концу его жизни

10) Династическая таблица легендарных и исторических славянских, русский и скандинавских правителей

11) Изображения князей Ярослава Всеволодовича и Александра Ярославича

12) Виды Выборга (по А. И. Ростовцеву) и Корелы

13) Местоположение крепости Ландскруны и ее реконструкция (по В. Г. Кржишталовичу)

14) Русско-шведская граница 1323 г.

15) Виды древнего Орешка (реконструкция по В. М. Савкову)

16) Пропись с иконы «Видение пономаря Тарасия» (по И. И. Кушниру)

17) Карта ближнего Приневья, изготовленная по приказу шведского полководца Понтуса де ла Гарди в 1580 г.

18) Фрагмент карты Э. Н. Аспегрена 1640 г.: «крепость Ниеншанц» и ее реконструкция (по В. Г. Кржишталовичу)

19) Южная часть русско-шведской границы по Столбовскому миру 1617 г.

20) Карта Э. Н. Аспегрена 1640 г.

21) Карта Приневских и Прибалтийских земель 1656 г.

22) Карта П.Торинга 1680 г.

23) Карта Э. Й. Дальберга 1681 г.

24) «Карта А. Кронъйорта» 1698 г.

25) Карта Карла С. Стюарта 1699 г.

26) Карта К. Элдберга 1701 г.

27) Карта-схема русско-шведских военных действий в 1700–1703 гг.

28) Карта-схема расположения Сясьской верфи и виды построенных на ней фрегатов «Архангел Михаил» и «Ивангород» (по П. Пикарту)

29) Схема трассы «Осударевой дороги» 1702 г.

30) Карта-схема действий Петра Апраксина против армии Кронъйорта в августе 1702 г.

31) Карта-схема осады и штурма Нотэборга 27 сентября–12 октября 1702 г.

32) А. Схонебек. План и вид осады Шлиссельбурга в 1702 г.

33) Транспаранты празднества 1 января 1703 г.

34) Карта-схема реки Невы и ее поселений от истока до устья

35) Карта «Водской пятины и ее погостов в 1500 году» (по архимандриту Сергию)

36) План-схема верхнего течения Невы с ее поселениями от Орешка до Варяговой Нижней

37) План-схема среднего течения Невы и ее селения от Кузнецовой до Валитулы-крога

38) Карта-схема приневских поселений от Валитова до Ниеншанца и Ниенштадта

39) План-схема расположения поселений XV—XVI столетий на Кулзенском мысу по берегам рек Невы и Охты

40) План-схема Ниеншанца и Ниенштадта в 1702 г.

41) План-схема поселений в верхнем течении Сетуя-Черной-Волковки и Дудергофки

42) План-схема поселений на взморье к югу от нижнего течения Невы — от селения Киркенкорд до Обозовщины-эде

43) План-схема поселений на островах дельты Невы от Кюана до Яносхофа на Яниссаари




По изданию:

«Александр Шарымов. Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год. Книга исследований», СПб., «Издательство “Журнал Нева”», 2004 г.
Изображение

Поделиться темой:


Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей

Все права защищены © 2011 - 2020 http://istclub.ru – Сайт "Исторический Клуб"