Исторический клуб: Э. Дженкинсон. Путешествия М. Энтона Дженкинсона. 1554 г. - Исторический клуб

ЭНТОНИ ДЖЕНКИНСОН

ПУТЕШЕСТВИЯ М. АНТОНА ДЖЕНКИНСОНА


ВВЕДЕНИE

В половине XVI века в Лондоне было основано “Общество купцов, искателей открытия стран, земель, островов, государств и владений неизвестных и доселе не посещаемых морским путем”. Цель учреждения этого общества — открыть новые рынки для сбыта Английских товаров, спрос на которые сильно упал в это время. Решено было искать новых стран на Сев. - Востоке от Англии.

В Mае 1553 года отправлено было из Англии 3 корабля под начальством С. Ю. Виллогби (Hugh Willoughby).

Два корабля с начальником экспедиции занесены были в Белое Море, где пристали у устья реки Арзины. Весь несчастный экипаж и сам Виллогби умерли от голода и холода. Счастливее был корабль “Эдуард Благое предприятие” (Edward Bonoventure), на котором находился Ричард Ченслер (Rich. Chancellor) вице-адмирал эскадры. Потеряв из виду 2 корабля, он один продолжал путь и после продолжительных странствований бросил якорь в Августе 1553 г. в Двинской губе, против монастыря св. Николая.

По приглашению царя Иоанна Васильевича, Ченслер с товарищами прибыл в Москву и поднес царю грамоту Эдуарда VI, обращенную вообще к всем “Государям, обитающим страны северные и восточные за ледовитым морем, а также Восточную Индию”. Милостиво принятый Царем, Ченслер был отпущен весною 1554 г. в Англию с царской грамотой к Эдуарду VI, дозволявшей Английским торговым людям приходить со всякими товарами. Так завязались сношения с Англией. Ежегодно к устью Двины приходили Английские корабли, приказчики Английского общества свободно разъезжали по Московскому Государству; этим агентам вменено было в обязанность собирать сведения и доносить обществу о нравах, обычаях, торговле, мерах, деньгах Русских. Англичане в своих сношениях с Русскими преследовали почти исключительно торговые цели. Иной характер имели отношения Русских к Англичанам. Царь Иоанн Грозный сознавал необходимость сношений с более просвещенным Западом, хотел заимствовать оттуда средства для успешной борьбы с Польшей и Крымскими Татарами. Но кроме этих государственных целей он преследовал и свои личные. Овладевший им страх потерять престол от козней ненавистных ему бояр был так силен, что заставил его усиленно домогаться вечной дружбы и союза с Елизаветой, Английской Королевой, требовать, чтоб у них были общие друзья и враги, и особенно, чтоб государь одной страны в случай лишения престола мог найти поддержку и безопасное убежище в стране другого. Впоследствии к переговорам о союзе прибавились еще переговоры о браке царя, сильно желавшего жениться на одной из родственниц Елизаветы. Нежелание Английского правительства дать категорически ответ на требование царя влекло за собой неудовольствие и гнев Иоанна на Англичан, торговавших в его владениях: их имущества конфисковались, сами они подвергались оскорблениям и обидам; в таких случаях Английское правительство спешило отправлять гонцов и послов, чтобы умиротворить разгневанного Царя. Все это делало сношения обеих стран оживленными и частыми. Все Англичане, приезжавшие в Poccию послами от королевы, оставили описание своих путешествий: Рич. Ченслер, бывший в России 2 раза, в 1553 и 55 год., Антон Дженкинсон четыре раза приезжавший в Poccию между 1557 и 71 г., ездивший через Россию в Бухару и Персию, Фома Рандольф, бывший в 1568-69 г., Баус — 1583—84 г., Горсей, живший в России почти безвыездно 18 лет, 1552—90, и наконец Джильс Флетчер — 1588—9 г.

Но кроме описаний Poccии выше перечисленными авторами мы имеем еще описания и заметки агентов общества, обыкновенно довольно долгое время проживавших в России и собиравших сведения как о Poccии, так и о соседних с нею странах, о путях в Китай, Индию, IIepcию. Есть также заметки лиц, служивших на царской службе — за этот период Англия, по преимуществу, доставляла инженеров, докторов, аптекарей, ювелиров и т. под. лиц (Более подробные сведения о сношениях Англии и России см. Юр. Толстого, “Россия и Англия”. Гамеля: “Англичане в России в XVI и XVII в.”).

Все описания путешествий этих лиц напечатаны в сборника Гаклюйта Hakluyt’s “Collection of early voyages”, за исключением Горсея и Флетчера, не вошедших в этот сборник, а напечатанных Гаклюйтовским обществом отдельно под заглавием: “Russia ofend of XVI century”, Lond. 1856 г. Гаклюйтовский же сборник вышел первым изданием в 1589 г., вторым дополненным в 1809 г. в Лондон; этим последним я и пользовался.

Издания Гаклюйтовского Общества составляют в России большую редкость; эти описания написаны уже устарелым Английским языком XVI века, что значительно затрудняет пользование ими; между тем достоинства и важность их признаны всеми нашими историками — вот причины, побудившие меня перевести на русский язык эти известия целиком; я исключал только места, не имеющие никакого отношения к России, как напр. описания морских путешествий, длинные и утомительные.

Текст воспроизведен по изданию: Известия англичан о России ХVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 4. М. 1884

ЭНТОНИ ДЖЕНКИНСОН

ПУТЕШЕСТВИЯ М. АНТОНА ДЖЕНКИНСОНА

(Все путешествия Дженкинсона описаны им самим в донесениях членам Московской компании, к которым и относятся часто встречающиеся местоимения: вы, наши.).

1. Первое путешествие из Лондона в Россию 1557 г.

(Пропущено здесь описание плавания от Лондона до рейда св. Николая — утомительное и неинтересное; встречающиеся здесь сведения о Вардгуузе и Лапландии будут сообщены после.).

...От Лисьего носа мы благополучно прибыли со всеми кораблями на рейд св. Николая, в русских владениях, где бросили якорь. От Лондона до этого рейда проплыли мы 750 миль. Pyccкий посол (Ос. Гр. Непея) со свитой с великою радостью высадился на берег. Здесь наши корабли разгрузились, а 1 Августа нагруженные снова отправились при попутном ветре в Англию. 3 Авг. я с некоторыми товарищами приехал в Холмогоры, во 100 верстах от залива св. Николая, широта Холмогор — 64°,25. В Холмогорах пробыл я до 15 Авг., этого числа отправился на небольшом судне вверх по большой реке Двине, текущей очень быстро; в тот же день мы миновали устье р. Пинеги, с левой стороны в 15 верстах от Холмогор. По обоим берегам у устья Пинеги — возвышенная страна, высокие алебастровые скалы, большие сосновые леса, находящиеся здесь, по сказанию, со времени Ноева потопа. Утром 19 Авг. приехали мы в городок Iemps (устье р. Емцы?), в 100 верст от Холмогор. Вдоль всего этого пути русские делают бочки из осины и засмаливают их. Последнего числа Августа мы прибыли в старинный город Устюг. У этого города встречаются 2 реки: Юг и Сухона, обе впадают в Двину. Река Юг берет свое начало в земле Татар, называемых Черемиссами, соседней с Пермскою областью. Сухона же вытекает из озера, недалеко от гор. Вологды. Выехав из Устюга по Сухоне, мы приехали в город Тотьму; около этого города вода очень мелка, дно каменисто, так что здешним судам, называемым нассадами (nassades) и дощанниками (Dosneckes), трудно плавать этою дорогой, по которой перевозятся товары из Холмогор в Вологду. Суда, называемые нассадами, длинны, широки, замкнуты, плоскодонные, сидят не выше 4 футов над водой, могут возить до 200 тонн; на них нет никаких принадлежностей из железа, но все из дерева; при попутном ветре он плывут на парусах, в противном же случае для их движения требуется много людей: одни тащат судно, обвязав вокруг шеи длинные канаты, прикрепленные к барке, другие, на самой барке, двигают ее длинными шестами. На Двине много таких барок, большая часть их принадлежит гор. Вологде, потому что здесь живет много купцов, занимающихся перевозкой соли от моря в Вологду. 12 Сент. я прибыл в Вологду; большой город, по середине протекает река. Дома здесь построены из еловых бревен скрепленных одно с другим, снаружи закругленных; форма — квадратная; при постройке вовсе не употребляется ни железа, ни камня; покрываются дома березовою корой и сверху дранью. Церкви русские тоже все деревянные, по две на каждый приход: одна отапливается зимой, другая служит для лета.

На крышах своих домов pyccкие кладут землю, для предохранения от пожара, от которых они очень много страдают. Вологда под 59о 11’ шир., от Холмогор 1000 верст.

В продолжение всего пути я не входил ни в один дом, но располагался на ночлег в каком-нибудь пустынном месте на берегу реки; провизию я вез с собою. Путешественнику по здешним дорогам необходимо иметь с собою топор, огниво, котел для разведения огня и варки мяса, когда оно есть; в этих странах нечего рассчитывать на помощь, даже в городах.

1 Дек. я выехал из Вологды в почтовых санях, как и у нас ездят зимой. Дорога до Москвы следующая: от Вологды до Commelski (Комельский пос.) - 27 в., оттуда до Olmor — 25, до Teloystike — 20, до Ure — 30, до Voshansko — 30, до Ieraslavе (Ярославль) — 30, этот город стоит на великой реке Волге, до Rostove (Poстов) — 50, до Rogarin — 30, до Peraslave (Переяславль) — 10, до Donbnoy — 30, до Gadorose — 30, до Ovehay — 30, и наконец до Москвы — 25, куда я прибыл 6 Декаб.

Всего между Вологдой и Москвой 14 постов, называемых ямами (jannes), в которых считается до 500 верст (Только 332 в. по выше прив. расстояниям между ямами. Вероятно верста в первом случае употреблена вместо мили, тогда 1 в. = 3/4 м. или 332 мили = 442 1/2 в. По книге к Больш. чертежу от Москвы до Вологды этим же путем 440 в. Смешение версты с милей и наоборот случается у этих писателей.).

10 Дек. я был приглашен от имени царя в царский замок, где я вручил свои грамоты дьяку, который разговаривал со мною о различных вещах по поручению царя. После перевода моих грамот, меня поздравили с приездом и сказали, что царь пожалует мне, что я прошу.

21 Дек. в день Р. Хр. я явился к царю и целовал его руку. Он сидел на возвышенном месте, на великолепном царском троне; на голове его красовалось богато украшенная корона, в руке держал скипетр, весь покрытый золотом и усеянный драгоценными каменьями. В двух аршинах от него сидел его брат, а за ним мальчик 12 лет, наследник царя Казани, покоренной 8 лет тому назад. Вокруг царя сидело его дворянство, богато одетое и разукрашенное золотом и дорогими каменьями. После моего поклона царю, он, из собственных уст назвав меня по имени, пригласил к обеду. Затем я отправился в свое помещение до обеденного времени; обед состоялся в 6 часов при свечах.

Царь обедал в прекрасной большой палате, посреди которой стоит 4-угольная колонна, очень искусно сделанная, вокруг нее расположено несколько столов. На самом высоком месте палаты сидел сам царь, за его столом сидели: его брат, сын дяди его, митрополит, молодой Казанский царь и некоторые из царского боярства, все по одну сторону стола. Здесь находилось несколько посланников, иностранцев, как христиане, так и язычники, разнообразно одетые; всего обедающих в зале было до 600 ч., не считая 2 т. татар, военных, недавно принявших подданство царя и назначенных служить в Ливонской войне; они, впрочем, обедали в других залах. Я был посажен за небольшой стол, за которым не было других чужестранцев, прямо против царя. Царь посылал мне на это место кубки с вином и медом и блюда с кушаньями из собственных рук; один боярин (Duke) переносил мне их. На моем столе стояла все золотая и серебряная посуда, как и на других столах; расставлены были золотые кубки, усыпанные драгоценными камнями, каждый кубок ценою в 400 фунт. стерл., не говоря о серебре, которым сервированы были столы.

В зале же стоял шкап с посудою, очень роскошной и дорогою, которая не употребляется; между этою посудой выдавалась вещь из золота, 2 арш. длиной, с вычеканенными на крышке башнями и драконовыми головами; также золотые и серебряные бочонки, с замками на затычках, художественной работы. Царю и всем в зале прислуживали бояре (Duke). По окончании обеда царь, подозвав меня по имени, пожаловал мне чашу собственною рукой, после этого я вернулся домой.

Заметьте, что когда царь пьет, все встают, и что всякий раз как он пьет или ест кушанье, он крестится. Много и другого необычного я видел в этот день, но здесь не рассказал.

4 Янв. (?) день Крещения, царь с братом и всеми знатными в богатых золотых одеждах, с жемчугом и другими каменьями, в дорогих мехах, с короной на голове по татарскому образцу, шествовал в церковь процессией с митрополитом, епископами и священниками. Этот день я попался царю в русском платье, и он спросил: “не я ли это”, главный дьяк отвечал: “да”. Тогда он пригласил меня к обеду — он вышел затем из церкви и направился к берегу реки, где на морозе стоял с непокрытою головой со всеми своими придворными. Во льду была сделана прорубь, митрополит освятил воду с большою службой и торжественностью и окропил этою водой царского сына и бояр. По окончании чего народ, в громадном числе, наполнял горшки этою водой, чтоб отнести ее по домам; в воду эту бросали детей и больных и сейчас же вытаскивали; также было крещено несколько татар. Царь смотрел на это все. Привели также лучших царских лошадей, чтобы их напоить освященною водой. По окончании всего этого царь возвратился в свой дворец, и обедал при свечах в деревянном дворце, великолепно позолоченном. Обедало свыше 300 иностранцев; я сидел, как и прежде, прямо против царя и получал кушанья, хлеб и напитки от Царя.

Москва — большой город; большая часть домов деревянные, некоторые каменные, с железными рамами для лета. Много здесь красивых каменных церквей, но деревянных больше, последние зимой отапливаются. Царь живет в обширном и чистом кремле, обнесенном 4-угольною стеной из кирпича, высокою и толстою, Кремль расположен на холме, имеющем около 2 миль в окружности; река протекает с юг. - зап. стороны его; в стенах его 16 ворот и столько же башен. Царский дворец отделен от остальной части кремля длинною стеной, с сев. на юг, к берегу реки. Внутри дворца находятся церкви, каменные и деревянные, с круглыми позолоченными куполами. На церковных дверях и внутри церквей — образа, покрытые золотом. Главные рынки тоже находятся в кремле; для различных предметов разные рынки, всякое ремесло — само по себе. Зимой бывает большой рынок вне кремля, на льду реки, где продаются хлеб, глиняная посуда, ушаты, сани и пр. Кремль в окружности имеет 2900 шагов. Страна эта представляет равнину, много болот, рек и лесов; оттого и хлеба очень много.

Здешний Царь чрезвычайно могуществен; он много завоевал земель у Ливонцев, Поляков, Литовцев, Шведов, Татар и язычников, называемых Самоедами, чрез что он много расширил свой владения. Народ свой царь держит в большом подчинении, все дела, как бы они ни были незначительны, подвергаются ею рассмотрению. Законы строги для всех обидчиков.

В церковных делах митрополит поступает, как захочет; Царь почитает его. Русские следуют обрядам и предписаниям Греческой церкви. Они поклоняются многим изображениям, нарисованным на досках, преимущественно образу св. Николая. Pycские священники женаты; но по смерти своих жен они уже не могут жениться вторично и таким образом становятся монахами, которых здесь очень много. Русские соблюдают 4 поста в году, неделю пред карнавалом они называют масленицей. Когда пируют, то употребляют чрезвычайно много кушаньев и напитков и наслаждаются едой грубых блюд и вонючей рыбы. Прежде чем пить, они обыкновенно дуют в кубок; пить — приятнейшее для них дело. Они болтуны и великие лжецы, без всякого правдоподобия в своих словах, льстецы и лицемеры. Женщины здесь содержатся в большом подчинении у мужчин, и им строго запрещается выходить, за исключением некоторых случаев.

Во время моего пребывания в Poccии я слышал о мужчинах и женщинах, пропивающих своих детей и все свое добро в царских кабаках. Когда кто-нибудь, заложивши себя в кабаке, не в состоянии платить, то содержатель кабака выводит его на большую дорогу и бьет его по ногам. Проходящие, узнав причину и сожалея его, подают ему деньги, и таким образом он выкупается.

В каждом хорошем городе есть кабак, называемый Корчмой (Corsemay), который Царь иногда отдает в аренду, иногда же жалует на год или на два какому-нибудь боярину или дворянину, в вознаграждение за его службу. Тот на это время становится господином всего города; берет, грабит и делает все, что ему угодно. Когда же он разбогатеет, царь вызывает его и посылает на войну, где он и растрачивает все нажитое; так что царю немного бремени от войны, а вся тяжесть лежит на бедном народе.

Pyccкие употребляют седла, сделанные из дерева и жил; сиденье покрывается сукном узорчатой работы, иногда сафьяном, с золотом, хорошо выстеганным. К дугам они привешивают колокольчики, чтобы от звона их лошадь бежала скорее.

Одеваются Русские так: верхнее платье из парчи, шелка или сукна, длинное до ног, застегивается оно большим числом серебряных пуговиц или шелковыми лентами на петлях, рукава очень длинны, все платье топорщится. Под этим другое длинное платье, застегиваемое шелковыми пуговицами, с высоким стоячим воротником, нескольких цветов; это платье шьется аккуратно. Затем рубашка, очень красивая, красного шелка, иногда шитая золотом, с воротником усыпанным жемчугом. Под рубашкой порты из холста, на ногах пара носок и сапоги из красной или желтой кожи. На голов носят белый колпак с пуговицами из серебра, золота или жемчуга и др. камней, под колпаком шапка из черно-бурой лисицы, расширяющаяся к верху.

Когда Русский едет верхом в поход или путешествие, при нем турецкий меч, и такие же лук и стрелы. В городе оружия они не носят, кроме двух-трех ножей, рукоятки которых делают из зубов рыбы, называемой Морж. Зимой ездят на санях; дорога в городе и стране крепкая, гладкая, покрытая снегом; воды и реки все замерзают. Лошадь может провезти в 3 дня сани с человеком на 400 в. Летом дорога от грязи становится топкою и путешествовать очень трудно. Русский, если он человек с достоинством, никогда не выходить из дому пешком, но всегда зимой в санях летом верхом на лошади; в санях он садится на ковер или на шкуру благо медведя; сани везет лошадь, покрытая хвостиками лисиц и волков, мальчуган, сидя на спин ее, правит, слуги стоят на заде саней.

2. Путешествие Антона Дженкинсона от гор. Москвы в России, до гор. Бухары в Бактрии.

23 Апр. 1558, получивши грамоты от Русского Царя к различным царям и государям, чрез владение которых мне должно было проезжать, я выехал водой из Москвы; с собою я взял двух из ваших подчиненных, именно Ричарда и Роберта Джонсонов, татарина-переводчика, много тюков товаров, как это видно из описи. 28 ч. мы приехали к городу Коломне, в 20 лье от Москвы; проехав еще лье за Коломну, мы вошли в р. Оку, в которую впадает р. Москва и теряет свое имя. Проплывши вниз по Оке 8 лье, мы подошли к городку Перевитиску (Terrevetisko), по правую руку; следуя дальше, 2 Мая мы подошли к другому городу Переяславлю, в 8 лье, тоже по правую руку. 3 числа мы подъехали к месту, где была старая Рязань; теперь здесь развалины, поросшие травой; расстояние от Переяславля 6 лье. 4 ч. мы проехали мимо Терехова монастыря (Terrecobia), от Рязани 12 лье; 6 ч. подъехали к гор. Касимову, находящемуся под управлением татарского князя, Шиг-Алея (Zegoline), бывшего царем славной Казани, ныне же подданного русского царя. Оставив Касимов по левой руке, мы прибыли 8 ч. в красивый город Муром, от Касимова 20 лье; здесь мы измерили высоту солнца и определили широту — 56°; продолжая путь, 11 числа мы приехали в значительный город и крепость Нижний Новгород, расположенный при впадении р. Оки в славную Волгу, в 25 лье от Мурома, под 56° 18’ шир. От Рязани до Ниж. Новгорода по обоим берегам р. Оки добывается больше, чем где-либо в России, воску и меду. Мы прождали в Ниж. Новгороде до 19 ч. приезда начальника, назначенного царем управлять Астраханью; он приехал с 500 большими судами, с солдатами, провиантом и амуницией и товарами; 19 ч. мы вместе и отправились из Ниж. Новгорода, а 22 приехали к Василь-городу, в 25 лье с правой стороны. Этот город получил свое название от имени отца нынешнего Царя, который назывался Василием, а город по-русски тоже, что наше castle, т. е. Василь-город — Vasilij castle; это был отдаленнейший пункт завоеваний покойного царя от татар. Нынешний же царь, сын его Иван Васильевич, очень счастлив в своих войнах с христианами, магометанами и язычниками особенно же большие успехи дались ему в войне против татар: он расширил свое царство до Каспийского моря, завоевал все течение славной реки Волги со всеми прилежащими к ней областями. Продолжая наше путешествие, 25 Мая мы подъехали к городу Чебоксары (Sabonshare), на правом берегу, в 16 лье от Василь-города. Окрестная страна называется Мордва, жители ее были язычниками, а теперь, по покорении их Русским царем, большая часть крестилась, живут они в лесах и пустынных местах, нет у них ни городов, ни жилищ. 27 Мая мы проехали мимо Свияжска, в 25 лье от Чебоксар, тоже на правом берегу. 29 Мая мы подъехали к острову, отстоящему на лье от Казани, от которой в Волгу впадает р. Казанка. Казань красивый город, на русский или татарский образец, с сильною крепостью, расположенною на высоком холме; крепость эта была обнесена деревянною и земляною стеной; теперь Русский Царь приказал уничтожить старые стены и построить новые из плитняка. Это был значительный и богатый город, составлявший самостоятельное татарское государство, причинявшее Русским больше беспокойств, чем какой-либо другой народ; но 9 лет тому назад Русский Царь завоевал Казань, взял в плен царя, еще юношей его крестил и воспитывает его при своем дворе с двумя другими князьями, также бывшими Казанскими царями; оба они, видя жизнь в опасности от гражданских междоусобий во время своих царствований, передавались Русскому Царю, так что теперь при Русском дворе 3 князя, бывших Казанскими царями. Царь обращается с ними очень почтительно.

До 13 июня мы оставались в Казани; выехав оттуда, мы в тот же день миновали остров, называемый островом купцов, потому что здесь обыкновенно съезжались купцы: Русские, Казанские, Ногайские, Крымские и др. и держали здесь торг, теперь же это место оставлено, и не бывает такого съезда ни здесь, ни в Казани и ни в каком другом городе от Москвы до Каспийского моря.

14 июня мы миновали с левой стороны большую реку Каму. Эта река течет в Волгу из Пермской области, устье ее от Казани в 15 лье. Земля между Казанью и Камой на левом берегу Волги называется Вяткой (Vachen), население языческое, живет в пустынных местах, без домов и жилищ; страна же на противоположном берегу Волги называется землей Черемиссов, на половину язычников, на половину татар. Вся земля на левом берегу Волги от Камы до Астрахани и далее по Северному и Сев. - Восточному берегу Каспийского моря, граничащая с землей татар-туркменов, называется землей Мангатов (Mangat) или Ногайцев. Население ее магометанское; во время моей бытности в Астрахани в 1558 г. оно совершенно было расстроено гражданскими усобицами, голодом, мором и т. п. бедствиями, до такой степени, что в этом году померло до 100 тыс. чел.; подобного бедствия здесь не запомнят, так что Ногайская земля, изобилующая пастбищами, остается теперь не населенной, к великому удовольствию Русских, издавна ведущих с Ногайцами жестокие войны.

Ногайцы во время своего процветания жили так: они делились на несколько обществ, называемых ордами. Всякая орда имеет своего правителя, которому повинуются, как королю; правитель называется Мурза. У Ногайцев нет ни городов, ни домов, а живут они в открытых полях; всякий Мурза или король имеет около себя свою орду, с женами, детьми, скотом. Когда скот съест всю траву, они перекочевывают в другое место. Во время кочевок их жилища палатки — ставятся на повозки или телеги, перевозимые с места на место верблюдами; в этих повозках они возят своих жен, детей и все богатство, которого у них очень не много. У каждого мужчины, по меньшей мере, 4 или 5 жен, не считая наложниц. Монеты они вовсе не употребляют, но обменивают скот на платья и прочие необходимые вещи. Они не занимаются никакими ни ремеслами, ни искусствами, за исключением военного, в котором они очень опытны. По преимуществу, это народ пастушеский, владеющий множеством скота, составляющего все его богатство. Они едят много мяса, главным образом конину, пьют кумыс, которым часто напиваются до пьяна; народ это мятежный, склонный к убийствам и грабежу. Зерен они не сеют и вовсе не употребляют хлеба; смеются за это над христианами; презирая нашу крепость, они говорят, что мы живем едой верхушек трав и пьем из них же выделанные напитки; чтоб достичь их силы и крепости рекомендуют есть много мяса и пить молоко.

Но возвратимся к моему путешествию.

Вся страна на правом берегу Волги от Камы до гор. Астрахани принадлежит Крымским татарам, тоже магометанам, которые живут почти также как Ногайцы и ведут постоянные войны с Русским царем, они в поле очень храбры и получают помощь и поддержку от Великого Турка.

16 июня мы проехали мимо жилищ рыболов Petovse, в 20 лье от Камы; здесь ловится много осетров. 22 июня мы миновали большую р. Самару, текущую чрез Ногайскую землю в Волгу. 28 июня мы проехали высокий холм, на котором некогда крымцы построили крепость, теперь уже разрушившуюся. Этот холм находится на половине пути от Казани до Астрахани (весь путь 200 лье), под 51°47’ шир. Здесь на берегу растет солодковый корень, вьющийся по земле как виноград.

6 июля мы подплыли к месту, называемому “переволок” (Реrovolog); называется оно так потому, что в минувшие времена татары здесь перетаскивали свои суда из Волги в Танаш, иначе Дон, когда сбирались грабить плывущих как вниз по Волге в Астрахань, так и плывущих по Танашу в Азов, Каффу и др. города, расположенные на Евксинском море, в которое впадает Танаш, берущий свое начало на равнине, в Рязанской области. Расстояние от одной реки до другой по переволоку — 2 лье; это опасное место, так как здесь водятся воры и разбойники; впрочем теперь не так опасно, потому что это место завоевано Русским царем. По дороге от переволока нашим глазам представилась пустырь на обоих берегах, видели мы здесь большую толпу Ногайцев со стадами, как уже было описано; по счету до 1000 верблюдов везли повозки с палатками на них, странной формы; казалось, что везут город. Эта орда принадлежала Великому Мурзе Смиллу (Smills), главнейшему Ногайскому князю; он убил или изгнал всех прочих Мурз, не пощадив при этом ни своих братьев ни детей; сохраняя мир с Русским царем, он имеет что нужно и правит один, так что теперь Русские живут в мире с Ногайцами, с которыми обыкновенно у них были кровавые войны.

14 июля, пройдя древнюю крепость, где была старая Астрахань, с правой стороны, мы приехали в Новую Астрахань, завоеванную нынешним Русским царем 6 лет тому назад, в 1552 г. От Москвы до Астрахани 600 лье или около этого. Город Астрахань расположен на острове, на высоком берегу, внутри города кремль, обнесенный деревянною и земляною стеной, и некрасивою и непрочною. Строение и дома в городе (за исключением помещений главных начальников и некоторых дворян) очень низки и просты. Остров очень неплодороден, без лесу и пастбищ, земля не родит хлеба. Воздух в высшей степени заражен, я думаю, массой рыбы, преимущественно осетров, которой только и живут обитатели; в мясе и хлебе здесь большой недостаток. Жители развешивают для сушки рыбу на улицах и в домах, чтобы запастись ею, отчего здесь к их же мучению такая масса мух, какой я никогда нигде не видал. Во время моего пребывания в Астрахани здесь был великий голод и мор между населением, особенно среди Татар-Ногайцев, которые пришли тогда сюда отдаться в руки Русских, своих врагов, и искать у них помощи, так как их страна, как я сказал, была разорена. Но им плохо помогали, массами они помирали от голода, так что по всему острову лежали кучи умерших, не погребенных, точно зверей; жаль было смотреть. Много их было продано русским, а остальные прогнаны с острова. В это время очень легко было бы обратить этот злой народ в христианскую веру, если бы Pyccкие были добрыми христианами; но как они могли оказать сострадание чужому племени, когда они так беспощадны к своим бедным. Я бы мог в это время накупить здесь много красивых детей татарских, хоть тысячу, от отцов и матерей, мальчика или девочку за кусок хлеба, стоящий в Англии 6 пенсов; но мы сами более нуждались в провизии, чем в таком товаре. Астрахань отдаленнейший пункт Царских завоеваний от Татар по направлению к Каспийскому морю. Царь охраняет Астрахань очень строго: ежегодно посылает сюда людей, припасы и дерево для постройки Кремля.

Ведется здесь торговля, но в таких малых и ничтожных размерах, что не стоить и упоминать; все-таки, впрочем, сюда съезжаются купцы из разных местностей. Главнейшие товары, привозимые сюда Русскими: красные кожи, бараньи шкуры, деревянная посуда; уздечки, седла, ножи и т. п. безделушки, хлеб, свинина и пр. припасы. Татары привозят сюда различные товары, выделанные из хлопка, шерсти и шелка; из Персии, именно из Шемахи, привозят шелковые нитки, употребительнейшие в России, краски, пестрые шелка для поясов, кольчуги, луки, мечи и т. п.; иногда хлеб, грецкие орехи; но все это в таких незначительных размерах, что торговля здешняя ничтожна и бедна; нечего и писать об ней, равно как и надеяться завести здесь торговые сношения, достойные продолжения.

Остров, на котором расположена Астрахань, 12 лье длины и 3 ширины, лежит с Bocт. на Зап., под 47° 9’ шир. Мы пробыли здесь до 6 Авг.; вместе с Татарами и Персами купили и снарядили судно, нагрузили своими товарами и 6 Авг. выехали из Астрахани (я и оба Джонсоны); пришлось самим наблюдать за плаванием вниз по Волге, так как к устью она очень извилиста, и встречается много мелей. Мы вошли в Каспийское море 10 Авг. у Восточного берега Волги, в 20 лье от Астрахани, под 46° 27’ шир. При впадении Волга имеет до 70 устьев; был сильный ветер, и мы, держась Сев. - Вост. берега, плыли 11 числа к С. - Вост. и приплыли к острову, на котором стоит высокая гора Ассurgar, далеко заметная в море. В 10 лье отсюда к Вост. мы проехали мимо другого острова Bawhiata, который значительно выше первого. К Cев., между двумя этими островами лежит большой залив, называемый голубым морем. Отсюда мы проплыли к Сев. - Вост. 10 лье, но, встретивши противный втер, стали на якорь (глубина воды — сажень). 15 числа мы выдержали сильный шторм, с Ю. - Вост.; при этом противном ветре мы не плыли. Затем при перемен ветра на Северный — мы снялись с якоря и продолжали свой путь на Ю. - Вост.; в этот день мы проплыли 8 лье.

Так мы подвигались вперед; 17 Авг. потеряли из виду землю, в этот день мы проплыли 30 лье. (Пропускаем плавание по Каспийскому морю). Штормом мы были отнесены к другому берегу залива, против Мангышлака; здесь берег низменный, суда никогда не пристают здесь, как потому, что здесь нет удобных гаваней, так и по причине грубости тамошнего населения (Дженкинсон высадился в заливе Мертвый Култук).

Мы послали кое-кого из наших переговорить с правителем и с жителями касательно приема и о снабжении нас верблюдами для перевозки наших товаров к гор. Селлизуру, до которого от места нашей высадки 25 дней пути. Наши посланцы возвратились с благоприятным ответом и великолепными обещаниями. 3 Сент. мы разгрузили свое судно, и я с товарищами был любезно принят правителем и его народом. Но еще до отхода нашего отсюда, мы узнали, что это за дурной и грубый народ, потому что они ежедневно постоянно надоедали нам спорами, кражами, выпрашиваньем и заламываньем двойных против обыкновенного цен за лошадей, верблюдов, припасы; заставляли нас платить за воду, которую мы пили. Это заставило нас поторопиться и условиться с ними, как за наем верблюдов, так и за то, что мы покупали у них припасы и др., по цене, которую они просили. За каждого верблюда, несущего 400 ф. мы платили 3 русских кожи, 4 деревянных блюда. Государю или правителю народа мы заплатили одних вещей 9 штук, других 14; денег они не употребляют. 14 Сент., когда все было готово, мы выехали из этого места, наш караван состоял из 1000 верблюд. После пятидневного пути мы пришли во владение другого государя; на дороге к нам подъехало верхом несколько татар, хорошо вооруженных служителей этого государя, Тимур-Султана, правителя Мангышлакской земли, куда мы намеревались пристать, если бы нам не помешала буря. Подъехавшие татары остановили наш караван именем государя, открыли наши товары и забрали то, что сочли лучшим для своего государя, не заплатив денег, но за тем, что взято было у меня (9 предметов — после долгих споров), я отправился к самому государю; я представился ему, просил его ко мне милости и охранного листа для путешествия по его стране, чтобы никто из его народа не смел грабить и отнимать у меня; он уважил эту мою просьбу и принял меня весьма вежливо, приказав угостить хорошенько мясом и кумысом; хлеба они не употребляют, равно как и других напитков, кроме воды. Однако он не отдал мне денег за отнятое у меня, что на русские деньги стоило рублей 50, впрочем пожаловал мне грамоту и лошадь, стоящую рублей 7. Так я и отправился от него, очень довольный тем, что ушел: о нем мне рассказывали, как о сильном тиране, и если бы я не явился к нему, то было уже приказание (как я узнал) ограбить меня совсем. Этот Султан живет в поле, у него нет ни крепости, ни города, когда я был у него, он сидел в небольшой круглой хижине, сделанной из камыша, покрытой снаружи войлоком, а внутри обитой коврами. С ним был великий Митрополит этой дикой страны, столь же уважаемый здесь, как Римский епископ в большей части Европы, и другие важнейшие из его сановников: Султан с Митрополитом расспрашивал меня много как о нашем королевстве, законах и религии, так и о причинах моего прихода сюда и о дальнейших моих намерениях. На все это я отвечал так, как казалось мне лучше, и им понравились мои ответы. Простившись с ними, я вышел и догнал наш караван, и мы продолжали свое путешествие. Шли мы 20 дней от морского берега по пустынь, не видели ни городов, ни жилищ; припасы везли с собой, нужда заставила нас отдать на съедение одного верблюда и одну лошадь с нашей стороны, так как тоже сделала и другая сторона (Персы и Татары). В продолжение 20 дней мы не находили воды, та же вода, которую мы доставали из старых глубоких колодцев, была очень солона, а иногда 2-3 дня нам приходилось идти и без такой воды. 5 Окт. мы опять пришли к заливу Каспийского моря (Заблуждение Дженкинсона. Он пришел не к заливу Касп. моря, а к озеру Саракамыш.), где мы нашли свежую и приятную воду; здесь нас встретили таможенники короля Туркменов, взявшие пошлины по 9 штук для короля и его братьев, после этого они уехали, мы же, чтоб освежиться, провели здесь день.

Заметьте, что в минувшие времена в этот залив впадала большая река Оксус, берущая свое начало в горах Парапониза, в Индии; теперь же она не доходит так далеко, а впадает в другую реку, Ардок, текущую к Сев., которая скрывается в землю и, пройдя под землей около 500 миль, снова появляется на свет и впадает в Китайское озеро.

Освежившись у этого залива, мы отправились отсюда 4 Окт., а 7 числа прибыли в крепость Селлизур, где живет король Азим-Хан с 3 своими братьями. 9 числа мне приказано было явиться к нему, я передал ему грамоту Русского царя и поднес ему в подарок 9 предметов из моих вещей. Хан принял меня очень хорошо и пригласил меня обедать с собой и своими братьями; угощали меня мясом дикой лошади и кумысом, без хлеба. На следующий день Хан снова призвал меня к себе и расспрашивал как о делах Русского Царя, так и о нашей стране и законах; на что я отвечал, как признал лучше. При моем отъезде он пожаловал мне охранную грамоту. Крепость Селлизур расположена на высоком холме, в ней живет король, называемый Ханом; его дворец выстроен из земли, очень низок и непрочен. Население бедное, торговля небольшая. Южная часть этой области низменна, очень плодородна, растет много хороших плодов, напр. плод, называемый дыней (Dynie), очень большой и полный сока; здешнее население ест его после мяса вместо питья; также растет здесь другой плод, арбуз (Carbuse), величиной с большой огурец, желтого цвета и сладкий, как сахар; также растение Iegur, стебель которого очень походит на сахарный тростник и такой же высоты, а зерна походят на рисовые, они растут на верхушке стебля, как мелкий виноград. Вода, употребляемая во всей стране, берется из канав от р. Оксуса, к большому ущербу для этой реки; отчего она уже и не доходит до Каспийского моря, как было прежде, и скоро вся страна обратится в пустыню вследствие недостатка в воде, когда Оксус ослабеет.

14 Окт. мы выехали из Селлизура, 16 прибыли в гор. Ургенч, где мы заплатили пошлины как за свои головы, так и за верблюдов и лошадей. Здесь мы провели месяц в ожидании благоприятного времени для нашего дальнейшего путешествия; король этой страны Али-Султан, брат Азима-Хана, возвратился сюда из гор. Коросана, на границе с Персиею, который он недавно отнял от Персов, с Персами он, как и прочие татарские государи, ведет постоянные войны. Мне было приказано явиться к этому государю; я ему представил грамоту Русского Царя; он принял меня хорошо, много расспрашивал и пожаловал охранную грамоту.

Этот город или городок Ургенч стоить на равнине, с земляными стенами больше 4 миль в окружности. Строения в городе деревянные, но развалившиеся и стоят без всякого порядка, есть длинная площадь, покрыта сверху для рынка; этот город брали и теряли 4 раза в продолжение 7 лет гражданских усобиц, отчего здесь очень мало купцов, да и те бедны, так что во всем городе я мог продать только 4 куска каразеи; главнейшие предметы, продаваемые здесь, это товары из Бухары и Перми, но их тут так немного, что не стоит упоминать. Вся область от Каспийского моря до гор. Ургенча называется Туркменией; она подчинена Азим-Хану и его братьям, которых пять; один из них, называемый Ханом, считается главным, но его мало слушают, за исключением его собственной области, где он живет: каждый желает быть властителем своей части и старается погубить другого, потому что их не связывает кровная любовь, так как они рождены от разных матерей; в большинстве случаев эти царьки — дети рабынь, христианок или язычниц, которых отец их держал как наложниц; всякий Хан или Султан имеет, по меньшей мере, 4 или 5 жен, не считая молодых девушек или мальчиков; вообще они живут очень порочно. Во время войн между братьями (а редко нет войны), побежденный, если он не убит, спасается бегством в поля с теми, кто пожелает следовать за ним, и живет в пустыне, где-нибудь у воды, разбойничает и грабит караваны купцов и всех, кого в состоянии одолеть, и ведет такую беззаконную жизнь до тех пор, пока не соберется с силами снова напасть на кого-либо из своих братьев. От Каспийского моря до Селлизура во всей окрестной страна население живет без городов и жилищ в пустынных полях, перекочевывая с одного места на другое большими ордами со своим скотом, которого у них очень много: и верблюдов, и лошадей, и баранов, домашних и диких. Их бараны большого роста с толстыми задами, весят 60—80 фунт. Татары убивают много диких лошадей с помощью соколов, следующим образом.

Соколов приучают садиться на спину или на голову животного; когда последнее утомится от сильного долбления сокола, охотник, следящий за добычей, убивает лошадь стрелой или мечем.

По всей этой стран не растет травы, а вереск, отчего скот становится очень жирным. Татары никогда не ездят без лука, стрел и меча, хотя бы это было на соколиную охоту или на какую-либо забаву; они хорошо стреляют верхом и пешком. Этот народ не употребляет ни золота, ни серебра, ни других монет, при недостатке в платье или в другом чем необходимом они меняют на это скот. Хлеба у них нет вовсе, они не пашут и не сеют: Они едят очень много мяса, разрезывая его на маленькие куски; едят руками, очень прожорливо, особенно конину. Главный их напиток кислый кумыс, что я уже говорил о Нагайцах; эти пьют тоже самое.

Здесь нет рек и воды, пока не дойдешь до упомянутого залива, отстоящего от места нашей высадки на 20 дней пути, за исключением колодцев, где вода солоноватая, да и те отстоят друг от друга дня на 2 и более пути. Татары едят, сидя на земле, подложивши ноги под себя, также и на молитве. Они не знают ни ремесел, ни искусств, живут праздно, сидят кругом большим обществом и болтают о пустяках.

26 Ноябр. мы отправились из гор. Ургенча, пройдя 100 миль по р. Оксусу, мы переправились через другую большую реку, Ардок, где мы заплатили небольшие пошлины. Ардок — большая река, очень быстрая, вытекает из Оксуса, течет к Сев. миль 1000, затем скрывается в земле и, пройдя под землей свыше 500 миль, появляется снова на свет и впадает в озеро Китай, как я уже говорил. 7 Дек. мы прибыли в гор. Каит, во владениях Саралит-Султана, который ограбил бы всех христиан в караване, не бойся он своего брата, короля Ургенча, как нам сообщил один из главных его советников, понуждавший нас сделать Султану подарок, каковой он и получил для передачи ему. Кроме этого мы заплатили пошлины в этой крепости по красной русской коже за каждого верблюда и небольшие подарки Султанским начальникам.

Затем мы продолжали свое путешествие. 10 числа ночью, когда мы расположились на ночлег и выставили стражу, к нам подскакало 4 всадника, которых мы приняли за лазутчиков; мы отобрали у них оружие и связали их; после настойчивых расспросов, они показали, что здесь видны следы многих лошадей, а нет верблюжьих следов, и дали нам понять, что в округе разбойники и грабители; немного здесь странствует мирного народа, кроме караванов, в которых всегда много, верблюдов, следов, следы лошадей без верблюжьих подозрительны. Мы, посоветовавшись, решились немедленно уведомить Султана Каита; он не замедлил придти к нам с 300 всадников, взял 4 подозрительных людей, посланных нами к нему, и расспрашивал их так строго и с такими угрозами, что они сознались, что на расстоянии 3-дневнаго пути вперед был изгнанный государь с 40 чел., который намеревается ограбить нас, если будет в состоянии, и что они из его общества. Султан, узнавши, что разбойники немногочисленны, приказал 80 лицам, хорошо вооруженным, с начальником идти с нами и проводить нас; сам же возвратился назад, взяв с собой 4 воров. Назначенные воины сопровождали нас 2 дня и истребили много наших припасов. На третий день, рано утром, они опередили караван и, пройдя вперед по пустыне часа на 4, возвратились к нам с такою поспешностью, как только могли бежать их лошади, и объявили нам, что нашли лошадиные следы недалеко от нас, и что мы должны необходимо встретиться с неприятелями, что они не прочь нам помочь, но спросили, что мы дадим им за дальнейшее сопровождение, иначе они возвратятся. Мы предложили им вознаграждение, которое считали хорошим; но они отвергли это предложение и требовали большего; так мы и не столковались с ними, и они уехали от нас к своему Султану, который (как мы догадывались) сам принимал участие в этом заговоре. После их ухода, несколько татар из нашего каравана, называемые святыми (ибо они были в Мекке), просили остановить караван с намерением, сотворив свои молитвы, погадать, будем ли мы счастливы в своем путешествии и встретимся ли мы со злодеями. На это весь караван дал свое согласие. Тогда они взяли и закололи несколько баранов, вынули лопатки и, сваривши, сожгли их, затем взяли несколько крови убитых баранов и смешали ее с пеплом от сожженных костей, написали со многими обрядами и словами какие-то буквы этой кровью и таким образом решили, что мы встретимся с неприятелями и разбойниками (к нашему большему смущению), но что мы одолеем их. Этому предсказанию я с товарищами не поверили, но вышло так. 3 часа спустя после отъезда воинов, 15 Дек. утром мы увидели скачущих к нам всадников; заметив, что это разбойники, мы сплотились, нас было 40 чел. хорошо вооруженных и способных сражаться, помолились каждый по своей религии, обещая жить и умереть друг за друга — таким образом мы приготовились. Когда воры приблизились к нам, мы различили, что их было 37 чел., хорошо вооруженных луками, стрелами и мечами, что их начальник был государь, изгнанный из своей страны. Разбойники предложили нам или сдаться или быть убитыми; мы презрели это предложение; тогда они вдруг дали залп по нам, мы им отвечали очень горячо и сражались с утра до 2 часов ночи; с обеих сторон было убито и ранено несколько человек, верблюдов и лошадей; не будь 4 пистолетов, пущенных в ход мною и моими товарищами, мы были бы побеждены и разорены, потому что разбойники были лучше вооружены и стреляли лучше нашего. Но после того как мы пистолетами убили нескольких из них и коней, они уже не осмеливались близко подскакивать к нам, и это заставило их предложить нам перемирие до следующего утра, что мы приняли и стали лагерем на холме, окопали лагерь, как бы крепость, окружив его тюками товаров, и ввели лошадей и верблюдов внутрь, дабы обезопасить их от выстрелов. Неприятели стали на расстоянии полета стрелы, но они стояли между нами и водой, к большому нашему неудобству, так как ни мы, ни верблюды наши не пили уже 2 дня. Мы были на стороже; около полуночи князь выслал на половину дороги к нам посланца, поручив ему переговорить с нашим начальником, на их языке “Караван-Паша”; но тот отвечал, что он не выйдет на средину для переговоров с ним, но если князь со своими товарищами поклянется по их вере в соблюдении перемирия, то он вышлет кого-нибудь для переговоров с посланцем, в противном же случае нет. Князь с товарищами, узнавши об этом, поклялись так громко, что все мы могли слышать. Тогда мы выслали одного из своих (считавшегося священным) для переговоров с посланцем. Громко было произнесено следующее посольство: Наш князь требует от караван-паши и от всех вас, бассурманов (т. е. обрезанных), не жаждя пролития вашей крови, чтоб вы выдали ему всех кафаров, т. е. неверных (подразумевались мы, xpистиане) с их имуществами, в таком случае князь позволит вам спокойно идти с вашими товарами, в противном — с вами будет поступлено не менее жестоко, чем с христианами, в случае победы князя, в чем он не сомневается. На это наш Караван-Паша отвечал, что с ним нет ни христиан, ни других иностранцев, за исключением двух турок той же веры, и что он скорее умрет, чем выдаст их, что мы не боимся угроз, в чем он убедится при наступлении дня. Во время этих переговоров разбойники схватили нашего святого и с громкими победными криками “Алла, Алла!” повели его к своему князю. Это обстоятельство очень смутило нас, мы опасались, как бы святой не выдал нас; но хотя и жестоко, до самой смерти почти, выведывали у него, ничего он не проговорил к невыгоде нашей, как о нас лично, так и о том, сколько у нас накануне убито и ранено. Ночь прошла, утром мы приготовились снова к битве; увидев это, разбойники пошли на соглашение, но много запросили с нас; так как большая часть наших имела мало, что могла потерять, то не хотела сражаться, предпочитая спокойно идти вперед; поэтому мы должны были согласиться и отдать разбойникам по 9 штук из 20 сортов вещей, и одного верблюда везти эти вещи. Забрав это, разбойники отправились в пустыню, к прежнему своему местопребыванию, мы же пошли своей дорогой вперед. Этою ночью мы пришли к Оксусу, где освежились: 3 дня мы не имели воды и провели здесь весь следующий день, угощаясь убитыми верблюдами и лошадьми; потом отправились отсюда, но из боязни, чтобы не встретиться с этими же разбойниками или другими какими-либо, мы оставили дорогу вдоль Оксуса, а пошли чрез песчаную пустыню и шли по ней 4 дня до воды; пока наконец дошли до колодца, вода которого была очень солона; в это время мы должны были, как и прежде случалось, убивать своих лошадей и верблюдов для еды вследствие недостатка в воде и припасах.

В этой пустыне мы едва опять не попали в руки разбойников: однажды ночью, когда мы расположились на отдых, подскакали разведчики и схватили нескольких наших, спавших в стороне от каравана; поднялся большой шум и крик, мы немедленно же навьючили верблюдов и в темноте, в полночь, тронулись и бежали, пока не достигли Оксуса; здесь мы уже никого не боялись, так как стеной нам служила река; не знаю, потому ли, что мы дошли до воды — или потому, что воры были далеко от нас, когда нас нашли их разведчики, но мы избежали этой опасности.

23 Дек. мы прибыли в гор. Бухару, в стране Бактрии. Бухара находится в самой низменной части страны; она обнесена высокой земляной стеной с несколькими воротами; город разделен на 3 части, 2 принадлежат государю, третья для купцов и рынков: всякие ремесленники здесь имеют особое местожительство и особый рынок. Город очень велик, дома большею частью земляные, но много зданий, храмов и памятников из камня, роскошно построенных и позолоченных, особенно бани так искусно построены, что равных им нет во всем свете; слишком долго было бы описывать способ их постройки. Посреди города течет небольшая речка, вода которой очень нездорова, и иногда у людей, пьющих из нее воду, особенно у нетуземцев, появляется червь, почти аршин длиной, находящийся обыкновенно на ноге между мясом и кожей; его вытаскивают около лодыжки очень искусно, так как врачи часто упражняются в этом; если червь при вынимании разорвется, оставшаяся часть окоченевает и ежедневно выходит на дюйм, поднимаясь к верху, и так продолжается, пока не выйдет все вон. Здесь запрещено пить что-нибудь, кроме воды и кумыса, а если кто-либо будет уличен в нарушении этого закона, того жестоко бьют на рынке кнутом, здесь имеются чиновники, наблюдающие за этим и имеющие право входить в дома для розыска, нет ли водки, вина или браги, а если найдут, то разбивают посуду, отнимают напитки и жестоко наказывают хозяина, даже часто если они заметят по запаху от кого-нибудь, что он напился, то не избежать ему их рук, без всяких дальнейших разбирательств.

В Буxapе живет митрополит, наблюдающий за строгим соблюдением упомянутого закона; его больше слушают, чем царя, и он может свести последнего с престола и посадить на его место другого по своему желанию, что он и сделал с государем, царствовавшим во время моего пребывания и с его предшественником: он коварно ночью убил его в спальне; а то был государь, благосклонный ко всем христианам.

Бухарская земля была подчинена некогда Персам, еще теперь жители говорят по- персидски, но теперь Бухара самостоятельное государство, ведущее постоянно жестокие войны с Персами из-за религии, хотя все они магометане. Одна из причин их войн та, что Персы не выстригают своих усов, как это делают Бухарцы и другие татары, что они считают большим грехом и называют Персов Кафарами, т. е. неверными, также как и христиан.

Бухарский царь и не могуществен и не богат, доходы его незначительны; главным образом он содержится на счет города; он взимает десятую деньгу со всех продаваемых вещей к сильному отягощению народа, который он держит в большом подчинении; когда у него недостает денег, он посылает своих чиновников в купеческие лавки забирать у них товары для платежа своих долгов, и насильно имеет кредит, как он, напр., заплатил мне деньги, которые должен был за 19 шт. каразеи. Деньги здесь серебряные и медные, золото вовсе не употребляется; серебряная монета только одна, равняется 12 пенсам английским; медная монета называется пуль (Poole), 120 их = 12 пенсам; чаще расплачиваются ими, а не серебром, ценность которого царь из-за корысти поднимает и понижает ежемесячно, а иногда и дважды в месяц, нисколько не печалясь об утеснении народа, потому что он не рассчитывает царствовать больше 2 или 3 лет; потом его или убьют или прогонят к великому разорению страны и торговцев.

26 числа я был приглашен явиться к царю, которому и представил грамоту русского царя; он принял меня весьма любезно и пригласил на обед; несколько раз он призывал меня и расспрашивал запросто в своей потаенной комнате о могуществе царя, о великом турке, о наших странах, законах и религии; заставлял нас пред собой стрелять из пистолетов и сам упражнялся в этом. Несмотря однако на такое большое расположение, пред моим отъездом он показал себя настоящим татарином; ушел сам на войну, задолжав мне и зная, что неуплачено. Хотя он и отдал приказание заплатить, но я был плохо вознагражден: часть я должен был скинуть, а за остальное в платеж взять товары, против ожидания; но так как лучшего платежа от нищего я и не мог получить, то был рад и такому платежу и развязке. Но все-таки я должен похвалить этого варварского царька. Когда он узнал после нашего приезда в Бухару о наших затруднениях с разбойниками, он немедленно же послал 100 хорошо вооруженных воинов и приказал им не возвращаться до тех пор, пока они не перебьют или не перехватают разбойников. Посланные согласно приказанию изъездили пустыню и нашли воров, часть которых была убита, другие убежали, а четверо схвачены и приведены к царю; двое из них были тяжело ранены из пистолетов во время нашей схватки. Когда я, по приглашению царя, признал их, он приказал повесить их пред дворцовыми воротами, так как они были благородные, в пример другим. Часть отнятых у них товаров была возвращена мне: вот какое правосудие оказал мне этот царь.

В Бухару ежегодно сходится много купцов, приходящих сюда большими караванами из соседних стран, как-то Индии, Персии, Балха, России и др.; прежде приходили из Китая, когда был проход; но здешние купцы очень бедны и привозят товары в малом количестве; к тому же товары залеживаются 2, 3 года; так что нет надежды на выгодную торговлю здесь.

Главные предметы, привозимые сюда, следующие.

Индийцы привозят сюда белые краски, которыми татары намазывают себе головы, и другие сорта белил для одежды из хлопчатой бумаги; но золота, серебра, драгоценных камней и пряностей сюда не привозят. Я расспрашивал и узнал, что вся торговля этими предметами идет к океану и что места (vaines), где сбываются эти вещи, покорены Португальцами. Из Бухары Индийцы вывозят шелка, красные кожи, рабов, лошадей и пр., но каразею и др. сукна они мало ценят. Я предлагал купцам, приехавшим из отдаленнейших частей Индии, Бенгалии и с реки Ганга каразею на обмен за их товары, но они не захотели менять на такой товар, как сукно.

Персы привозят сюда краски, шерсть, холст, различные пестрые шелка, аргамаки и пр., вывозят отсюда красные кожи и пр. русские товары, рабов из различных стран; сукно они также вовсе не ценят, потому что сами привозят его сюда; а покупают они его, как я узнал, в Алеппо в Сирии и др. турецких странах. Русские привозят в Бухару: красные кожи, бараньи шкуры, разную шерсть, деревянную посуду, узды, седла и т. п.; а вывозят отсюда различные изделия из хлопчатой бумаги, шелка, краски и т. п., но в небольшом количестве. Из Китайских стран сюда привозятся, во время мира и когда проезд свободен, мускус, расписные материи и пр.

Во время моего пребывания в Бyxaре пришли караваны из всех названных стран, за исключением Китая: причина, почему оттуда не пришли караваны та, что еще за 3 года до моего сюда приезда началась, и все продолжалась война варварских и кочевых народов, язычников и магометан, против двух больших татарских городов, прямо на дороге из Бухары в Китай; война велась на границах этих городов, которые называются Ташкент и Кашгар; народ, воевавший с Ташкентом, называется Кассаки, магометанской веры, а с Кашгаром воевали Кинги, язычники и идолопоклонники. Оба эти варварские народа очень сильны, живут в полях без городов и жилищ; они почти подчинили себе Ташкент и Кашгар и занимали такое положение на дороге, что ни один караван не мог бы пройти не ограбленным. 3 года уже ни один караван не приходил сюда из Китая, и не было никакой торговли между Бухарой и Китаем. Когда путь свободен, до Китая 9 месяцев пути.

Считаю лучшим при свидании сообщить, что узнал о Китае. Всю зиму мы отдыхали в Бухаре, и я разведывал как о торговле Бухары, так и окрестных стран.

Наступило время отхода караванов; Царь, между тем, ушел на войну, и пришли вести, что он бежал; тогда сам митрополит посоветовал мне отправляться, так как город быль как бы в осаде. Я принял этот совет и решился отправиться отсюда в Персию исследовать тамошнюю торговлю, хотя и познакомился с нею достаточно как в Астрахани, так и в Бухаре; вообще заметно, что тамошняя торговля вовсе не похожа на татарскую; но это намерение было оставлено по нескольким причинам: только что началась война между Софи (т. е. Шах) и Татарскими государями, отчего и пути сообщения были прерваны; здесь стоял караван, разграбленный разбойниками и ворами; он шел из Персии и Индии с охранной грамотой; в 10 днях пути от Бухары он был разграблен, а большая часть сопровождавших перебита. Затем Митрополит Бухарский, имеющий большее значение, чем государь, взял у меня грамоты русского царя, без которых я всюду мог быть принят за раба. В третьих, товары, полученные мною в обмен за сукно и в уплату долгов государя и его знатных, не могли иметь сбыта в Персии; по этим и другим причинам я решился идти назад, тою же дорогою к Каспийскому морю. 8 Марта 1559 г. мы выехали из Бухары караваном в 600 верблюдов, а если бы мы не выехали, то я и товарищи мои подверглись бы опасности потерять свою жизнь и товары. Спустя 10 дней после нашего отъезда, государь Самарканда подошел со своей армией и осадил Бухару; а Бухарский государь был в отсутствии: он ушел на войну с другим государем, родственником, что здесь обыкновенно случается через 2—3 года; здесь считается чудом, если государь царствует больше трех или четырех лет; от этого много терпит страна и торговля.

25 Map. мы пришли в гор. Ургенч, благополучно избежав опасности от 400 разбойников, поджидавших нас на возвратном пути; это были, большею частью, родственники встреченных нами на переднем пути, как это мы узнали от 4 захваченных шпионов. Со мной ехали доверенные моему попечению два посланника, один от государя Бухары, другой от — Балха; оба они посланы были к Русскому Царю. В Ургенче и Селлизуре мы простояли 8 дней, собирая и снаряжая караван. 2 Апр. мы выехали отсюда, имея с собой еще 4 посланников от государя Ургенча и других Султанов, его братьев, к Русскому Царю с ответами на привезенные мною им грамоты; эти посланники тоже были доверены названными государями моим попечениям: я обещался и клялся по своей вере, что они хорошо будут приняты в России, и что им дозволено будет безопасно возвратиться назад, как об этом написал Царь в своих грамотах; они несколько не доверяли этому, почему давно уже и не отправлялись послы в Poccию из татарских стран. 23 Апр. мы дошли до Каспийского моря, к месту, где нашли свое судно, которое и стали нагружать; но у нас не было ни якоря, ни канатов, ни бота, ни парусов; впрочем у нас случилась пенька, из которой с остатками от старого каната мы свили новый; парус сделали из хлопчатой бумаги и оснастили свое судно, как могли; только недоставало якоря и бота. Пока мы сбирались сделать якорь из деревянных колес повозки, сюда пришло судно из Астрахани с Татарами и Русскими, у которых было 2 якоря: один я и купил у них. Когда все таким образом было готово, мы распустив паруса, отправились; я и оба Джонсона стали хозяевами и кормчими; с нами на судне было 6 посланников и 25 русских, долгое время пробывших рабами в татарских землях и до моего прихода сюда не имевших свободы и возможности возвратиться на родину; эти рабы, в случае надобности, гребли. Мы плыли то вдоль берега, то теряли его из виду. 13 Мая при противном ветре мы стали на якорь, поднялся сильнейший шторм, продолжавшиеся 44 часа, канат нашего собственного изделия разорвался, и мы потеряли якорь; берегом мы были защищены от ветра, теперь же, не имея бота, мы распустили паруса и плыли дальше от берега, ожидая смерти; но Бог сохранил нас, мы вбежали в бухту, полную раст. osl., и таким образом спаслись со своим судном, пережив страшные минуты: потому что, если бы мы и избежали опасности потерять свою жизнь в море; но погибни наше судно, мы были уверены, что мы были бы перебиты или обращены в рабство жителями этой страны, кочующими, как звери, без домов и жилищ. Когда буря стихла мы с помощью компаса и других наблюдений, сделанных во время стоянки, прямо пришли к тому месту, где стояли и нашли свой потерянный якорь; Татары много удивлялись, как это мы сделали. Пока мы стояли в бухте, мы сделали было якорь из деревянных колес повозки, бывших у нас на судне, теперь же найдя железный, мы выбросили тот. 2 дня спустя опять поднялась сильная буря к С.-В.; мы легли в дрейф, и нас понесло в море; много нам было труда сохранить судно от потопления, такие высокие были волны; но наконец при благоприятной погоде мы измерили высоту солнца и узнали, какая земля лежит пред нами; тогда, по желанию, мы подошли к р. Ялку, чему Татары были очень рады, так как они боялись, как бы нас не отнесло к Персидскому берегу, а Персы с ними великие неприятели.

Обратите внимание, что во время нашего плавания мы вывесили свой флаг с красным крестом св. Георга, в честь Христиан; я думаю, что прежде никогда не был виден крест на Каспийском море. Были с нами и другие происшествия, но 28 Мая мы благополучно прибыли в Астрахань, где и оставались до 10 июня, как для того, чтобы приготовить небольшие судна для проезда с товарами вверх по Волге, так и для сопровождения Татарских посланников, доверенных мне, к Русскому Царю. Каспийское море имеет в длину около 200 лье, в ширину 150; сообщение с другим морем нет. На Вост. лежит большая, пустынная страна Татар-Туркменов, на Зап. земли Черкассов, Кавказские горы и Евксинское море, отстоящее от Каспийского на 100 лье; к Сев. р. Волга земля Нагайцев, к Югу — земли, Мидия и Персия. Во многих местах этого моря вода свежая, в других соленая, как в нашем Океане. Много больших рек впадает в него, но само оно не имеет течений, разве под водой. Вот главнейшие, впадающие сюда реки: великая река Волга, по-татарски Едель, берущая начало в болотах или равнинах, не далеко от Новгорода, в России; от истока до моря больше 2000 Англ. миль; затем другие реки, напр. из Сибири Яик, р. Гем, с Кавказских гор: Кура, Аракс и друг.

Что касается до Шемахинской (в Мидии) и Персидской торговли, я разведывал об ней и узнал, что она подобна татарской, т. е. небольшой сбыт и незначительная выгода, а главная Персидская торговля идет в Сирию, к Ливанскому морю. Малое число кораблей на Каспийском море, недостаток в рынках и портах, бедность народов, лед, вот что делает здесь торговлю бедной. В Астрахани были купцы из Шемахи, которым я предлагал на обмен за их товары каразею, но они не согласились: в их стране ее можно купить также дешево (я просил 6 руб. за кусок каразеи); во время моего пребывания в Бухаре, туда привезли из Персии сукно и другие наши товары, которые продавались по той же цене, по какой и я мог их продавать.

10 июня мы отправились из Астрахани в сопровождении, по приказанию Царя, 100 стрельцов для безопасного проезда моего и татарских послов. 28 Июля мы приехали в Казань, пробыв в дороге более 6 недель, без остановок, по всей дороги нет жилищ. 7 Авг. мы выехали из Казани и везли товары водой до Мурома, а затем сушей. 2 Сентября мы прибыли в Москву, а 4-го явился к Его Царскому Величеству, целовал его руку и поднес ему в подарок белый буйловый хвост, Китайский бунчук и Татарский барабан, что он благосклонно принял. Затем я представил ему всех доверенных моим попечениям посланников и русских рабов. Этот день я обедал у Его Величества, за обедом он присылал мне чрез боярина (Duke) блюдо и расспрашивал о землях и странах, где я был.

За вашими делами я прожил в Москва до 17 Февр., наблюдая, чтоб были отосланы ваши товары; затем, получив дозволение Царя отправляться, я 21 Февр. прибыл в ваш дом, в Вологде, где ожидал вскрытия реки; тогда нагрузивши ваши товары на судна, я отправился с ними и 9 Мая благополучно прибыл в Холмогоры, где нахожусь и теперь. Прошу вас прочесть это длинное мое послание, которое вследствие разнообразия содержания не мог сделать короче. Прошу Бога благословить все ваши предприятия.

Широты различных местностей:
Москва
55° 10’

Новгород Великий
58° 26’

Новгород Нижний
56° 33’

Холмогоры
64° 10’

Вологда
59° 11’

Казань
55° 33’

Oweke (Oweke иногда Oweake — развалины Татарского города на Волге)
51° 40’

Астрахань
47° 9’

Устье Волги
46° 72’

Мангышлак
45°

Ургенч
42° 18’

Бухара
39° 10’

3. Путешествие Антона Дженкинсона в Персию.

14 Мая 1561 г. я сел на один из ваших кораблей “the Jwollow” в Граузенде и с попутным ветром отправился, поручив себя Божьей милости. Во время нашего плавания мы вынесли различные ветры, приходилось нам брать разные курсы, но об этом не стану распространяться, потому вам это известно. 14 Июля мы прибыли в залив св. Николая в России, 28 числа после совещаний с вашими агентами касательно ваших дел, я выехал отсюда чрез Важскую землю, 8 Августа прибыл в Вологду, отстоящую от Холмогор на 700 миль; здесь я пробыл 4 дня, поджидая прихода судна, на котором был ящик с драгоценными камнями и подарками, предназначенными вами Его Имп. Величеству. По приходе этого судна, взяв ящик с собой, я отправился в Москву, куда и прибыл 20 числа, и немедленно же известил о своем приезде грамотами от Ее Величества к Его Величеству дьяка, который передал это царю. Но его Величество был занят важными делами и готовился вступить в брак с одной Черкешенкой, Магометанской веры, и потому приказал, чтоб ни один иностранец, будь то посол или кто-либо другой не являлся теперь к нему, с другим строжайшим приказанием, чтоб в продолжение 3 дней, пока будет праздноваться свадьба, все городские ворота были заперты и никто бы (ни иностранец, ни туземец) не смел выходить из своего дома (за исключением некоторых из его приближенных) во время празднования свадьбы; причина этого распоряжения неизвестна и доселе.

6 Сент. Царь давал большой пир, на который были приглашены все посланники и знатные иностранцы, имеющие дела; в числе их был и я, но дьяк пригласил меня придти к нему и показать грамоты Ее Величества, но я отказался под предлогом, что я должен передать эти грамоты Царю, в собственные руки, а не иначе. Услышав это, дьяк отвечал, что если он не прочтет этих грамот, то я не могу явиться в Его Величеству, так что я не был на пире. Но один знатный муж сообщил мне, что Царь осведомлялся обо мне, хотя причина моего отсутствия была ему известна. На следующий день я просил написать просьбу и представить ее лично Его Величеству; в ней я объяснял причину моего приезда, обозначенную в грамоте Ее Величества, ответ вышеупомянутого дьяка, и смиренно просил Его Светлость, чтоб он соблаговолил принять грамоту от Ее Величества с таким же уважением и дружбой, с какой были приняты его письма, посланный с Осипом Непеей, покойной королевой Mapией, а в противном случае, чтоб ему угодно было отпустить меня; при этом я прибавил, что грамоты могу передать только ему лично; такое уж обыкновение в нашей стране. По обсуждении содержания моей просьбы, я был приглашен явиться с грамотами к Его Величеству и таким образом передал их ему в руки (с подарком, вами назначенным), по моей просьбе они были благосклонно приняты и в этот день я обедал у Царя с большим почетом. Затем, мне хотелось узнать, будет ли мне позволено отправиться чрез владения Его Величества в Персию, согласно просьбе Ее Величества; на это было отвечено, что я не могу ехать туда, так как Его Величество собирается той дорогой послать армию в Черкесскую землю, отчего мое путешествие будет и беспокойно и опасно, и что я могу погибнуть к бесчестию Его Вел.; но он сомневался в другом, хотя то и не было высказано. Против ожидания и желания такого ответа, я пробыл там добрую часть года и распродал большую часть каразеи, предназначенной для продажи в Персии. Когда наступило время возвращаться в Англию, я просил паспорта и почтовых лошадей за деньги, что и было пожаловано; но когда все уже было приготовлено к отъезду, к нам пришел Осип Непея, который убеждал меня не уезжать и говорил, что царю не верно передали и приписывал эту ошибку упрямству дьяка, моего недруга. На следующий день, увидев этого дьяка вместе с Непеей, мы много говорили и спорили, они, видя, что я намерен уехать, пригласили меня остаться, пока не будет снова доложено Его Величеству о моем проезде; этим я был доволен. Чрез 3 дня дьяк объявил мне волю Е. Величества, что я не только могу ехать чрез его владения в Персию, но что он дает мне к государям рекомендательные грамоты и доверит моему попечению различные дела (было бы слишком долго перечислять их). После этого я снарядился в путь, 15 Марта обедал у Царя с Персидским посланником и другими лицами и, получив из рук Его Величества чашу с медом, простился с ним, он пожаловал мне не только грамоты, как уже сказано, но, и доверил мне важное дело, которое исполнить я должен был по приезде в страну, куда я отправлялся. Приготовив все для путешествия, я выехал из Москвы 27 Апр. 1562 г., вниз по великой реке Волге, в обществе с Персидским посланником, с которым я сильно подружился во время проезда по Волге до Астрахани, куда мы благополучно приехали 10 июня.

Что касается до положения городов, городков, крепостей и стран, Магометанских и языческих прилежащих к дороге, по которой я ехал из Москвы в Астрахань, то все это я опускаю, потому что описывал вам это при рассказе о своем путешествии в Бухару. По приезде в Астрахань мне помогал в моих сборах начальник, которому это было поручено царем; он не только очень заботливо помогал и снабжал меня всем необходимым во время моего пребывания там, но отрядил 50 стрельцов для сопровождения меня на 2 стругах или маленьких судах до Каспийского моря, пока я не миновал опасных мест, пристанищ пиратов и разбойников; он же (т. е. начальник) приготовил мне судно для морского плавания (Персидский посланник выехал раньше на собственном судне). 15 Июля я с товарищами выехал из Астрахани, на следующий день вышли из Юг. - Вост. устья реки, в 20 милях от Астрахани. Взяв курс на Юг. - Зап., мы 18 Июля миновали 3 острова, отстоящие от устья на 9 миль, отсюда плыли на Юг. - Юг. - Зап., на следующий день (солнце на Сев. - Зап.) подплыли к земле, называемой Challika Ostrow, состоящей из 4 круглых островов; расстояние от упомянутых 3-х — 40 миль. Держась этого же направления и на следующий день, мы увидели землю Гике в стране Гикее, где обыкновенно стоят пираты. Опасаясь их, мы выплыли в море к Вост. на 40 миль, наткнулись на отмели, едва не погибли и с большим трудом выбрались. 22 ч. мы увидели большой остров Chatalet, в 100 милях от Challike, но по причине свежего противного ветра мы не могли подойти к нему, но должны были стать на якорь, под ветром в 6 милях от него, на глубине 3 или 4 саженей; и расстояние от нас до материка (к Западу), называемого Skafeoyl или Connyx, Магометанской земли на (не разобрать числа) мили. Мы стояли на 2 якорях, но когда поднялась буря, мы потеряли один; судно наше так наполнялось водой, что мы с трудом удерживали судно над водой, постоянно выкачивая воду; выбросили за борт много вещей, в том числе и бот; мы были тогда в большой опасности или погибнуть в море или попасть на берег, в руки злых неверных, поджидавших нашего кораблекрушения; чудесно, как это мы избегли обеих этих опасностей, единственно благодаря могуществу и милости Божьей. Буря продолжалась 7 дней, т. е. до 30 числа. Затем подул ветер на Зап., и мы при прекрасной погоде снялись с якоря и распустив паруса, поплыли к берегу и при закате были близко от земли, называемой жителями Ширван; тогда опять стали на якорь, потому что подул противный ветер, 150 мил. от Гаталета; отсюда мы плыли при хорошей погоде и Юг.-Юг.-Вост. ветре до 3 Авг.; и проплыв до 60 миль, пред вечером пристали пред гор. Дербентом, во владениях короля Чирканской земли; здесь мы высадились на берег, приветствовали начальника подарком; он пригласил меня с товарищами к обеду, запасшись свежей водой, мы удалились отсюда.

Дербент — древний город со старинной крепостью, расположенной на холме Castow; построен он из плитняка, как и наши строения. Стены его очень высоки и толсты, они воздвигнуты были Александром Великим. Во время своих войн с Персами и Мидянами он воздвиг замечательно высокую и толстую стену от Дербента в Грузию, к столице ее Тифлису. Хотя теперь стена эта пала или почему-нибудь другому разрушилась, но фундамент ее остался, построена же она была для того, чтоб жители этой страны тогда только что завоеванной, не могли легко разбежаться, а враги делать сюда набеги. Теперь гор. Дербент под властью Персидского Софи, на берегу моря, в соседстве с землей Шафкал, под 41° шир. Отсюда мы проплыли около 80 миль к Sw. и J. Jw.; 6 Августа причалили к месту нашей высадки — Шабрану, где мы разгрузили свое судно. Товары свои мы сложили на берегу, у моей палатки поставили значительную стражу из опасения воров, которых здесь множество (народ тут кочевой). Ко мне пришел губернатор этой области, Алкан-Мурза, и обращался со мной очень вежливо; я поднес ему подарок, а он для охраны моей отрядил 40 воинов сторожить и оберегать меня, пока он не получит известий от короля Ширвана. 12 числа пришло известие от короля, чтоб я явился к нему с поспешностью: так как для путешествия все было готово и верблюды, числом 45 для перевозки товаров, и лошади для меня и моих спутников, то, навьючив товары, я 12 же числа и выехал отсюда, а 18 прибыл в гор. Шемаки, в стране Чирканской, иначе Ширванской; это прекрасный город, тут мне было отведено помещение, а верблюдов мы развьючили. На следующий день 19 ч. я был приглашен явиться к королю, по имени Обдул-Хану, который держал свой двор в это время в высоких горах, в 20 милях от Шемахи, чтоб избавиться от вредных последствий жары. 20 числа я явился к нему; он принял меня очень ласково, я поцеловал его руку, а он тогда пригласил меня к обеду и велел сесть недалеко от себя. Государь этот живет в богатом павильоне, сшитом из золотой парчи и изящно разбитом на склоне холма, длина павильона 16 саж., ширина 6, пред ним фонтан прекрасной воды, из которого пили сам он и его знатные. Государь — среднего роста, со свирепым выражением лица, одет в дорогие шелковые и парчовые платья, украшенные жемчугом и камнями, на голове его был колпак (Tolipane) остроконечный, ? арш. высоты, из дорогой парчи, обдернутый вокруг куском Индийского шелка, в 20 арш. длины, шитых золотом; на левом боку колпака султан из перьев, воткнутых в золотой ствол, богато эмальированный и усеянный драгоценными камнями. Серьги его величиной в ладонь, с крупными, дорогими рубинами, на концах. Пол внутри павильона покрыть богатыми коврами, под самим Ханом лежит квадратный ковер, вышитый золотом и серебром, на нем лежат 2 такие же подушки. Государь со своими знатными сидел скрестивши ноги, но заметив, что мне так сидеть трудно, его высочество велел подать стул и пригласил меня сидеть на нем, как я привык. Когда наступило обеденное время, разостлали на полу скатерти, подали блюда и расставили их в ряд с различными кушаньями; число блюд доходило, как я сосчитал, до 140; их уносили вместе со скатертями, а приносили другие фрукты разные и пр. блюда, числом до 150, так что всего подано было за 2 раза 290 блюд. По окончании обеда и пиршества хан сказал мне: Quoshe quelde, т. е. я рад тебе; и приказав подать чашу с водой из фонтана, отпил из нее, а остальное передал мне и потом спросил, понравилась ли мне она, и такая ли хорошая вода и в нашей стране. На это я ответил так, что он остался доволен; затем он предложил мне несколько вопросов о религии и положении наших стран, далее спрашивал, большую ли силу имеют Императоры Германии, России и великий Турок и пр., что пришлось бы долго рассказывать, на что я отвечал так, как считал полезным. Наконец он спросил меня, намерен ли я идти дальше и о причине моего сюда приезда. На это я отвечал, что послан с грамотами от Ее Величества королевы Англии к великому Софи, просить его о дружбе, свободном проезде, т. е., чтоб Английским торговцам дозволено было торговать в его владениях, для славы и силы обоих государств, и что тоже самое будет дозволено и его подданным, Персидским купцам, когда они приедут в наши страны, к обоюдной выгоде подданных и пр., что я опускаю. Хан, подумав о сказанном мною, сказал, что он не только позволит мне пройти, но и даст людей проводить меня к Шаху, живущему в 30 днях пути от Шемахи, в Персии, в крепости Казбине.

24 Авг. чрез 3 дня после моего возвращения от государя, он снова позвал меня; я явился к нему утром, когда он еще не встал с постели (обыкновенно он ночью пирует со своими женами, которых у него до 140, а потом долго спит днем). Он пригласил меня ехать на охоту с его придворными, чтобы они показали мне эту забаву с соколами. Это было исполнено и мы убили много журавлей. Мы возвратились с этой охоты около 3 часов пополудни, государь тогда уже встал и собирался обедать; на обед был приглашен и я. Когда я подходил к входу его палатки, то на виду короля, двое из его придворных накрыли меня здешними платьями до земли, (одно шелковое, а другое парчовое), подаренными мне государем, и затем, пригласив меня снять мое верхнее платье, из черного бархата, подбитое соболями, они надели на меня эти платья и повели к государю, которому я поклонился и целовал его руку; он пригласил меня сесть недалеко от себя, и я обедал в его присутствии, и он, будучи по временам очень весел, много расспрашивал меня, между пр., понравилась ли мне их соколиная охота. По окончании обеда я просил Его Высочество дать пропуск для отправления к Софи; он отпустил меня очень милостиво, со мной отправил своего посланника (приехавшего из России) и других людей для моей охраны, подарил мне при отъезде великолепного коня с полной сбруей и освободил от пошлин. Я возвратился в Шемахи, где пробыл до 1 Окт., запасаясь верблюдами, лошадьми и пр. необходимыми вещами для путешествия.

Теперь, прежде чем описывать дальнейшее путешествие, я намерен нечто сказать об этой стране, Гиркан, ныне Ширван, об ее городах и товарах. Страна Гиркан в прошлые времена пользовалась большой славой; в ней было много областей, городов и крепостей; короли ее в древние времена были очень могущественны и могли вести войны с Персидскими Софи; но теперь все переменилось, города и крепости пришли в упадок, король подчинен Софи (хотя Гирканцы и имеют собственного короля) и зависит от Софи, который завоевал Гиркан не очень давно, вследствие различия их религии и не только перебил всех знатных и благородных, но разрушил также стены городов и крепости этого государства, чтоб не могло быть возмущения, и для большего устрашения, приказал построить в Шемахах башню из плитняка и кремня и на этой башне выставил головы убитых знатных. Этот город отстоит от моря на 7 дней пути с верблюдами, теперь он очень упал, населен, по преимуществу Армянами; другой город Арраги, на границе с Грецией, главнейший и богатейший по торговле, его окрестности известны изобилием сырого шелка и туда сходятся для торговли Турки, Софийцы и прочие иностранцы. Там же находятся различные дорогие и необходимые товары в этом государств: чернильные орехи, хлопчатая бумага, сырой шелк, растущий здесь естественно, почти все сорта пряностей, москательные товары и пр., что привозится сюда из Восточной Индии, но в очень небольшом количестве, потому что торговцы не уверены в продаже и сбыте этих предметов; главнейший же товар, это шелк-сырец всех сортов, которого здесь великое изобилие. Недалеко от Шемах была старинная крепость Гуллистан, уничтоженная теперь Софи, считавшаяся здесь за одну из неприступнейших в свете, которую долго осаждал Александр Великий, прежде чем ему удалось взять ее. Недалеко от этой крепости женский монастырь, роскошно выстроенный, там погребена дочь короля, по имени Амелек-Ханна, зарезавшаяся ножом, оттого что отец хотел заставить ее выйти замуж за одного из Татарских государей (она дала обет девственности). После этого происшествия сюда ежегодно стекаются девушки, чтобы оплакивать ее смерть.

Есть в этой стране высокая гора Квиквифс, на вершине которой (как здесь рассказывают) жил гигант Арнеост, имевший на голове 2 рога, лошадиные уши и глаза и коровий хвост. Далее рассказывают, что это чудовище не позволяло никому мимо проходить, пока не пришел сюда святой муж, родственник одного из Софи; этот муж взошел на гору, сразился с гигантом и заковал не только его, но и жену его Ламисаку и сына Афтера; за эту победу этот святой пользуется здесь великим уважением, а гора эта теперь (как утверждает молва) издает такой скверный запах, что никто не решается и подступить к ней; верно это или нет, откладываю до дальнейших исследований.

Но возвратимся к описанию моего дальнейшего путешествия к великому Софи. 6 Окт. я с товарищами выехал из Шемах; пройдя 60 миль, прибыл в гор. Яват, где король имеет прекрасный дворец с плодовыми садами, наполненными всякими фруктовыми деревьями. У этого города течет большая р. Кура, она берет свое начало в горах Грузии, проходит чрез Гирканию и впадает в Каспийское или Гирканское море между двумя старинными городами Шабраном и Баку Гирканского государства; выйдя отсюда (т. е. Явата) она течет по плодоносной стране, населенной пастушеским народом, который летом живет на горах, а зимой сходит в долины, но не в города и ни в другие какие-нибудь жилища; при своих кочевках они путешествуют караванами или толпами народа и скота, на волах они возят своих жен, детей и имущество. 10 дней мы шли по стране этого дикого народа, не встречая ни домов, ни городов; 16 Окт. мы прибыли в гор. Ардовил, где нам отведено было помещение в гостинице, выстроенной из красивого камня, отцом нынешнего, Измаилом, специально для помещения и помощи иностранцев и других путешественников: здесь всем выдаются припасы для людей и лошадей на 3 дня, но не более. Этот покойный государь погребен в Меските, в великолепной гробнице, воздвигнутой им самим еще при жизни. Ардовил под 38° шир., это древний город в провинции Адерраган, где обыкновенно хоронятся Персидские государи; здесь был двор Александра Великого во время его нашествия на Пepcию. На расстоянии 4-дневного пути от Ардовила лежит город Тебрис, в старину Таврис, самый большой город в Персии. Но теперь здесь уже не та торговля, что была; причина этому великое нашествие Турок, которые отняли от Софи земли почти до Тавриса, и сам Таврис был разграблен Турками, что и заставило Софи покинуть его и перенести свой двор на 10 дней пути отсюда, в гор. Казбин. 21 Окт. мы вышли из Ардовила, шли, большею частью, по горам ночью, а днем отдыхали; терпели от недостатка в лесе, так что принуждены были вместо топлива употреблять лошадиный кал и верблюжий, что мы покупали за дорогую цену у пастухов. Так мы шли 10 дней и 2 Нояб. прибыли в гор. Казбин, где находится двор Софи. Нам отвели помещение недалеко от царского дворца; чрез 2 дня, по приказанию Софи, князь Шалли-Мурза, сын Обдул-Хана, короля Ширвана, призвал меня в свой дом, спрашивал меня от имени Софи о здоровье, приветствовал меня и пригласил к обеду, за которым я вел с ним длинный разговор, а затем возвратился в свое помещение. На следующий день я послал своего переводчика к секретарю Софи с объявлением, что у меня есть грамоты от нашей повелительницы, королевы Англии к Софи, и что в этих грамотах объяснены причины моего прихода, и что я прошу назначить время, когда бы я мог явиться к Его Величеству. Секретарь известил об этом Софи и я получил короткий ответ, что Софи занят теперь важными делами, по окончании которых я могу явиться к Е. Величеству и чтобы я тем временем приготовил подарки, если имею что-либо передать ему.

В это же время, за 4 дня до моего прихода сюда прибыл посол великого Турка для заключения постоянного мира между великим Турком и Софи; этот посол привез в подарок золотые вещи, прекрасных коней с дорогой сбруей и пр. ценою на 40 тыс. фунтов. Мир был заключен и отпразднован пирами и торжествами скреплен страшными клятвами, по их закону Алкорана, чтобы обоим сохранять мир и вечно жить, как братьям, помогая друг другу против всех государей, которые станут воевать против их обоих или одного из них. После заключения мира Софи убил сына великого Турка, Баязет Султана, храброго принца, бежавшего от своего отца к Софи и жившего при его дворе 4 года. Этот сын Турка и был причиной смертельных войн между государями, причина в том заключалась, что Турок требовал, чтоб сын был отослан к нему, а Софи отказывал в своем согласии на это; теперь же, казнив его, согласно желанию Турка, он послал ему голову казненного в подарок, в высшей степени желанный этому чудовищному отцу. В разговорах во время моего пребывания у Ширванского короля о разных предметах, меня спрашивали, как я уже говорил, в дружбе ли мы, Англичане с Турками или нет; я отвечал, что мы никогда не были с ними в дружбе и что вследствие этого они не позволяют нам проезжать чрез их земли во владения Софи, но что нация по имени Венецианцы, живущие недалеко от нас, в большой дружбе с Турками и торгуют в их владениях нашими товарами, главным образом обменивая их на сырой шелк, который (как нам известно) идет отсюда; и что если Софи и другим Государям этой страны угодно будет дозволить нашим купцам торговать в их владениях и пожаловать нам паспорта и охранные листы, какие Турки дали Венецианцам, то я не сомневаюсь, что здесь начнется такая торговля, равной которой здесь никогда не было, к выгоде здешних жителей, что им будут доставляться наши товары, а они будут иметь сбыт для своих, хотя бы Турки вовсе не приезжали в их земли, и много я его убеждал завести эту торговлю. Тому государю, понявшему дело, оно чрезвычайно полюбилось, и он сказал, что напишет об этом Софи, что и сделал, уверяя меня, что Софи уважит мою просьбу и что по моем возвращении к нему он пожалует мне грамоты на безопасный пропуск и привилегии. Тогда Турецкий посланник не приезжал еще в страну, и не было надежды на скорое заключение мира, но делали большие приготовления к войне, что, казалось, много благоприятствовало моим целям, но вышло иначе. По приезде Турецкого посла и по заключении мира Турецкие купцы, находившиеся здесь, объявили послу, что мой приезд сюда (они называли меня Франком) может очень повредить их торговле, и что он должен убедить Е. Величество не благоприятствовать мне, так как Его Величество желает сохранить союз и дружбу с великим Турком, его господином, Турецкий посол заботливо представил просьбу своих купцов, затем он был отпущен с великим почетом и выехал из государства с головой сына Султана, как я уже сказал, и с другими подарками. 20 Ноября я был приглашен представиться Софи, называемому Шах-Томасон. Около 3 часов по полудни я явился ко двору; пред дворцовыми воротами я слез с лошади, но, прежде чем мои ноги коснулись земли, на них надета была пара башмаков самого Софи, по-персидски “Bashmack”, такие же, какие он носит сам, когда ночью встает на молитву (такой у него обычай); без этих башмаков я не мог бы коснуться его священной земли, так как я Христианин, которых они называют Гяурами (gower), т.е. неверный и нечистый; они считают неверными и погаными всех, которые не верят, как они, в их ложных, развратных пророков, Магомета и Муртец-Алли. У этих дворцовых ворот, вещи подносимые мною в подарок Е. Величеству, раздали по частям дворцовым служителям нести пред мной, так как никто из моих товарищей и слуг не мог быть допущен войти во дворец, за исключением моего переводчика. Представ пред Е. Величество, я поклонился, как считал нужным и подал грамоту Ее Величества и подарки; принявши их, он спросил меня, из какой я Франкской страны и зачем я пришел сюда. На это я отвечал, что я из славного города Лондона, в Англии, что я послан славною и милостивою королевой Елизаветой для заключения дружбы, и чтоб просить права свободного прохода и торговли нашим купцам и людям в его владениях, чтобы привозить наши товары и вывозить их, к славе обоих государей, к обоюдной выгоде государств и к обогащению подданных и пр. и пр., что опускаю: затем Софи спросил меня, на каком языке написаны грамоты; я ответил, — “на Латинском, Итальянском и Еврейском”; “ладно”, сказал он, в нашем государстве нет никого, кто бы мог понимать эти языки; на это я возразил, что такой славный и могущественный государь, как он, не может иметь недостатка для перевода грамоты ни в каком народе в своих обширных владениях. Он спрашивал также о положении наших стран, о могуществе Германского Императора, короля Филиппа и великого Турка, и кто из них самый сильный, — на что я ответил по его желанию, не хуля великого Турка (я помнил о только что заключенном союзе). Много он рассуждал со мной о религии, спрашивал меня “Гяур ли я, т. е. неверный, или Мусульманин”, т. е. последователь Магометова закона. На что я ответил, что я ни неверный, ни Магометанин, а Христианин. “Это, что такое” обратился он к сыну Грузинского царя, который, будучи Христианином, бежал к Софи; тот отвечал, что Христианин тот, который верит в Иисуса Христа, признавая его Сыном Божьим и Величайшим Пророком. “Так ли ты веруешь”? обратился Софи ко мне. “Да”, сказал я. “О, в таком случае ты неверный, и нам нет никакой надобности быть в дружбе с неверными” и приказал мне выйти. Обрадовавшись, я поклонился и вышел, за мной шло много его придворных и других, между прочим один с вазой (Basanet) песку, которым он посыпал дорогу, по которой я прошел внутри дворца и даже вниз, на виду Софи, до самых ворот.

Так я возвратился домой; вышеупомянутый Шалли-Мурза, сын Гирканского государя, много пособлявший мне, так как я был рекомендован ему его отцом, советовал мне не отчаиваться, обнадеживая меня, что добьюсь у Софи успеха и хорошего приема.

Так я прожил некоторое время; ежедневно ко мне приходило несколько лиц, посылаемых Софи расспрашивать о делах Русского Императора и узнать, какой дорогой я намерен возвратиться в свою страну, той ли, которой я пришел, или на Ормус и оттуда на португальских кораблях. Я отвечал, что не решаюсь возвращаться Ормусской дорогой, так как мы и Португальцы не в дружбе; я вполне разгадал их мысли: я узнал, что Софи желает затеять войну с Португальцами и считает меня шпионом, желающим пройти чрез его владения к Португальским, так как они думают, что мы и Португальцы один народ и называют нас одним именем Франков; но благодаря Богу, я избежал этой опасности.

После этого Софи советовался со своими знатными и советниками обо мне; те убеждали его, что он не должен хорошо принимать меня и отпускать с грамотами и подарками, так как я Франк и принадлежу к народу, неприязненному великому Турку, его брату; говорили ему, что если он поступит иначе, известие об этом дойдет до сведения турок и может повести к разрушению только что заключенного союза и дружбы; отговаривали его, дальше — что ему нет никакой надобности жить в дружбе с неверными, земля которых так далека от него, и что самое лучшее для него отправить меня с моими грамотами в подарок великому Турку. Последнее и решился сделать Софи, намереваясь вскоре отправить своего посла к великому Турку.

Но сын Герканского короля, узнавши об этом решении, послал человека с письмом к отцу и с извещением об этом намерении. Гирканский государь, как милостивый князь, во внимание к тому, что я проходил чрез его владение и что я путешествовал с добрыми намерениями, написал Софи все, что он знал об его решении, что будет не прилично чести Его Величества причинить мне вред или неприятность, но лучше оказать мне добрый прием, так как я пришел в его страну свободно, а не по принуждению, что если он причинит мне зло, немного иностранцев поедет в его земли к великой для него помехе и пр. По получении этого письма Софи, обсудив его и взвесив (много значило, что Гирканский король был один из сильнейших под ним государей и близкий родственник), переменил свое намерение, и 12 Марта 1562 г. он прислал мне дорогое платье из золотой парчи и отпустил меня, таким образом, без всякого вреда.

Во время моего пребывания в гор. Казбине, ко мне приходило много купцов из Индии, я расспрашивал их о торговле пряностями, они отвечали, что привезут все сорта, какие мы пожелаем, если будут обнадежены в сбыте; я старался уверить их, так что не сомневаюсь, что можно будет время от времени иметь здесь очень много этого товара.

20 Марта я выехал обратно из Казбина, где провел всю зиму; верблюдов я отправил раньше; 30 ч. я приехал в Ардовил, а 15 Апр. в Зават, где теперь жил Абдул-хан. Он немедленно же призвал меня, долго расспрашивал и сказал, что если бы не он, то я непременно был бы схвачен и отправлен к великому Турку, в подарок от Софи, что Zietes и духовные больше всех старались об этом; но что сам Софи сначала думал обо мне гораздо лучше и хотел оказать мне ласковый прием, и это так бы и было, если бы не заключили мира и союза с Турками; “тем не менее, сказал он, Софи писал мне, чтобы я принял вас любезно, и я рад вашему приезду сюда”. Он принимал меня очень ласково, я провел при его дворе 7 дней и получил от него охранную грамоту и привилегии на ваше имя, — освобождение от платежа пошлин, что я и передал вашим подчиненным, Том. Алкоку и Георгу Урненну, при отправлении их в Персию по вашим делам. Его Величество подарил мне 2 шелковых платья и отпустил меня очень милостиво, пославши со мною посла своего к Русскому Императору и доверил мне сообщить Его Величеству, по моем возвращении, важную тайну о своих делах. Так я отправился, 10 Апр. приехал в Шемахи, где оставался несколько дней для найма верблюдов и лошадей до морского берега и выслал вперед нескольких людей для починки и снаряжения своего судна. Во время моего пребывания в Шемахах ко мне явился Армянин, посланный Грузинским царем; он объяснил мне плачевное положение этого царя, находящегося между двумя тиранами, жестокими и могущественными государями, т. е. между великим Турком и Софи, что он (Грузин. царь) постоянно воюет с ними; армянин просил меня ради любви к Христу, так как я христианин, прислать ему что-нибудь в помощь и дать совет, как бы Грузинск. царю отправить своего посланника к Русскому Императору; и как я думаю, поможет ли тот ему, а также обстоятельно разъяснить царю, по моем возвращении, его стесненное положение. Армянин прибавил, что его царь написал бы мне свои желания, но он не уверен в пропуске своего гонца. На это я отвечал тоже словесно, убеждал его отправить своего посла в Poccию, не сомневаясь, что он обращается к славнейшему государю и что он склонит его оказать помощь, и указал дорогу, которой Грузинский царь может отправить своего посла — чрез землю Черкессов, благодаря благорасположению Тенерюка, царя этой страны, на дочери которого недавно женился Грузинский царь. Отпустивши этого армянина, чрез 2 дня я послал Эдо Клерка, вашего слугу в гор. Арраги, где великое изобилие шелка, поручив ему пройти дальше, в Грузию и там подать царю вспомоществование; ему я объяснил свои поручения и желание — убедить этого государя, даровать свободный пропуск нашим купцам для торговли в его владениях и затем скорее возвращаться. После того как этот ваш слуга приехал в Арраги и нашел там несколько армянских купцов, которые обещались везти его в Грузию, то уже на граница ее один начальник заметил, что он христианин, и спросил его, куда он едет, Клерк, догадавшись, что ему нельзя ехать дальше, не возбуждая еще больших опасений, отвечал, что он прибыл сюда для закупки шелка, и показал бывшие при нем грамоты Ширванского короля, а затем возвратился обратно 15 Апр. в Шемахи, откуда я выехал 16 Апр., а 21 прибыл к морскому берегу и, найдя свое судно готовым, приказал нагрузить ваши товары и поджидал попутного ветра.

Но прежде чем продолжать рассказ о своем возвращении, я хочу, с вашего дозволения, сказать несколько слов о Персии, о великом Софи, об его стране и законах.

Персия — большая, обширная страна, разделенная на много царств и провинций, как-то: Гиллан, Карасан, Ширван и т. д.; в ней много больших и малых городов и крепостей. Каждая провинция имеет своего царя или султана, которые все в послушании у великого Софи. Имена главнейших городов следующие: Теврис, Касбин, Кешан, Мескит, Гейрин, Ардовил, Шемахи, Арраги в др. Страна к морю представляет равнину, богатую пастбищами, но дальше вглубь — выше, покрыта крутыми горами. На юге она граничит с Арабией и Восточным океаном, на Сев. с Каспийским морем и Татарскими землями, на Вост. с. Индийскими областями, на Зап. с Халдеей, Сирией и другими Турецкими землями. Внутри этих границ все принадлежит Софи, по имени Шаху Томасу, сыну Измаила Шаха. Царствующий теперь Софи вовсе не храбрый; хотя сила его велика и народ воинственный, но благодаря его малодушию, Турки опустошили его владение почти до Тевриса, где обыкновенно был двор Софи. Теперь он оставил Теврис; его главная резиденция Касбин. Всякий раз как турки нападают на него, он, не будучи в состоянии сопротивляться им в открытом поле, доверяет свое спасение больше горам, чем городам и крепостям и замкам и приказывает срывать крепости в своих владениях и растапливать орудия, чтобы враги, преследуя его, не усилились, завладев ими.

Этому государю 50 лет, он среднего роста, имеет 5 детей. Старшего своего сына он держит как узника в тюрьме, потому что он боится его за его храбрость и деятельность; он, кажется, благочестив и утверждает, что происходит от крови Магомета и Муртеж-Алли. Хотя Персы магометане, как и Турки и Татары, но они признают лже-Муртец-Алли, утверждая, что он первый ученик Магомета, и ежедневно проклинают и ругают трех других Магометовых учеников, по имени Овсар, Узиран и Абебек, убивших Муртец-алли; из-за этого и других особенностей в духовенстве и законах они вели и ведут смертельные войны с Турками и Татарами. Мне не нужно теперь много распространяться об их религии; более или менее они последователи Магомета и Аль-корана. Персы — красивы, хорошо сложены, горды, храбры, считают себя лучше всех прочих народов и по святости и по вере, которая в высшей степени ложна, и во всех других отношениях. Они воинственны, любят красивых коней и дорогую сбрую, раздражительны, коварны и жестоки. Думаю, что достаточно сказал об этом народе; возвращаюсь к своему путешествию.

Судно мое как я уже упомянул, было приготовлено. Мы дождались попутного ветра и доверили себя Богу, 30 Мая прибыли в Астрахань, испытав на возвратном пути по морю не меньше опасностей, чем на переднем. В Астрахани мы прожили до 10 Июня; 100 стрельцов было назначено проводить нас вверх по Волге. 15 Июля я приехал в Казань, где был хорошо принят начальником; отсюда меня сопровождали от города до города и так до Москвы, куда я приехал 20 Авг. 1563 г., благодаря Богу, благополучно со всем имуществом, товарами, драгоценными камнями, которые я накупил на счет Царя и ваш. Все товары, которые поручено было мне привезти в царскую казну, я раскупорил сам и передал вьюки для Царя, т. е. драгоценные камни, шелковые материи разных цветов и сортов, все к большому удовольствию Его Величества, а остальное, принадлежащее вам, т. е. краски, сырой шелк и пр. (как видно из счета), было отнесено в ваш дом и честно оставлено там, а частью нагружено на корабли ваши уже вернувшиеся.

По моем приезде в Москву я явился к Е. Имп. Величеству и поднес ему платье, подаренное мне Шахом. Е. Величество беседовал со мной о делах государя, которые тот доверил моему попечению. По моем рассказе он соблаговолил остаться очень довольным и сказать мне: “Я вижу твою верную службу, благодарю тебя и вознагражу тебя за нее, теперь я желаю, чтоб ты снова отправился по делам, которые я хочу возложить на тебя”. На это я отвечал: “великая для меня радость, что моя служба так приятна Eго Величеству, что я исполнил только свой долг”, и смиренно просил продолжения его милостей к вам, также просил пожаловать вам новые привилегии, более обширные, чем первые, на что тут же было изъявлено согласие, и я вышел. Написал я затем коротенькую записку, как я желаю, чтоб были написаны привилегии, отнес ее дьяку для исполнения и получил ее за большою печатью Е. Величества. При своем отъезде я сдал ее на хранение Том. Гловеру, вашему здешнему агенту. Копию ее, равно как и другие привилегии, пожалованные мне Гирканским королем, я уже отправил вам. Всю зиму я провел в Москве, иногда вел переговоры с царем; отправил вашего слугу, Эд. Кларка сухим путем с советами, делал приготовления, чтобы послать людей в Персию в удобное время года. Затем возложивши заботы об этом на ваших слуг, Том. Алкока, Геор. Уренна и Риг. Гейна, я 28 прош. Июня выехал на почтовых лошадях из Москвы и чрез Холмогоры прибыл к морю, где нашел ваши корабли уже готовыми к отплытию и нагруженными; сам я сел на корабль “Svalov” 9 июля. Претерпев большие и чрезвычайные опасности — потерять жизнь, корабли и товары, 28 Сент. мы (слава Богу) благополучно прибыли в Лондон.

Я знаю, что храбрый и доблестный воин, который рискует славой, телом и жизнью для верной службы своему государю, не обращает внимания на пройденные опасности, раз одержана победа, и в награду себе желает только того, чтобы его служба хорошо была принята теми, для кого он взялся за нее; так и я, видя ваше расположение ко мне и то, что мои путешествия хорошо приняты вами, считаю себя вполне вознагражденным и прошу Всемогущего Бога благословить ваши предприятия, чтоб время от времени пожинались плоды от моих путешествий (стоивших вам больших издержек, а мне не малых опасностей), чтоб плоды росли, а вы наслаждались ими, к славе Ее Величества, пользе Ее Королевства и к большой выгоде и обогащению вас и потомков ваших.

4. Путешествие Антона Дженкинсона в Россию, 1571—72 гг.

26 Июля я благополучно прибыл на 2 кораблях: “Svalov” и “Наrrу” в залив св. Николая, в Poccии, высадился на Розовом острове; немедленно же отправил отсюда на почтовых своего переводчика Даниила Сильвестра ко двору, пребывавшему тогда в Москве, чтобы уведомить Е. Величество о моем приезде в его владения и узнать его волю о моем дальнейшем следовании. 2 или 3 дня я провел на Розовом острове в совещаниях с вашим агентом о ваших делах и из слов этого агента, равно как и других ваших служителей, я понял, что жизнь моя находится в большой опасности: они рассказывали мне, как слышанное ими самими в Москве, что неудовольствие государя на меня таково, что если я явлюсь в его страну, то потеряю свою голову, и пр., к большому моему отчаянию. Этими известиями я был сильно перепуган и колебался, ехать ли мне дальше вперед или для собственной безопасности возвратиться с кораблями домой. Но сознавая себя невинным и доброжелательным, зная, что никоим образом, ни словом, ни делом, ни неисполненным обещанием, не оскорбил Е. Величество, но что меня несправедливо подозревают вследствие стараний моих недругов, я желал подвергнуться испытанию и этим доказать свою верность, опровергнуть здесь и там своих недругов, которые постоянными, неверными известиями возбудили гнев Царя на вас, вследствие моих поступков и обещаний, данных ему во время моего последнего пребывания у него (хотя из грамот к Ее Королев. Величеству и из его собственных слов мне следует другое) — поэтому я решился лучше отдать свою жизнь в руки Царя и при помощи провидения исполнить свою обязанность, чем без всего возвратиться домой, испугавшись слов людей, которым удобнее было бы, чтоб я сидел дома, чем чтоб я явился к ним с такими полномочиями, что мог раскрыть их дурные поступки, единственную причину ваших потерь.

29 числа я, оставив корабли, поехал от морского берега и 1 Авг. приехал в Холмогоры, где и ожидал приезда моего посланца с приказаниями Е. Величества.

Но во всей стране, по Божьему соизволению, был мор, везде закрыты были проходы, так что никто не смел проезжать под страхом смерти. Мой гонец, проехав по дороге 800 миль, был остановлен и задержан в гор. Shasco, и ему не позволили ни ехать дальше, ни возвратиться назад, ни послать ко мне; вследствие этого я в продолжение 4 месяцев не мог ни узнать, ни услышать о том, что случилось с ним; между тем он нашел средство уведомить Вологодского воеводу о своей остановке и о причине его приезда сюда. Воевода отвечал ему, что нельзя ехать дальше к Царю, без приказаний Е. Величества, что Царь ушел на войну со Шведами, но что он, воевода, известит Государя, как только это можно будет ему сделать. Таким образом мой гонец принужден был оставаться без ответа. Между тем я, вследствие большой смертности, решил отправить другого гонца с проводником по неизвестной дороге, чрез пустыню, 1000 миль в обход, полагая, что по этой дороге он проедет без задержек; но случилось иначе: и он, проехав большую часть пути, попал в руки стражи и едва избегнул опасности быть сожженным с проводником и лошадьми по закону против отыскивающих проезда по непрямым дорогам; много людей поплатилось за эту вину, которые не могли откупиться от наказания. И этот вестник не мог возвратиться ко мне.

Так я был оставлен без ответа и приказаний Е. Величества и оставался в Холмогорах до 18-Янв. след. года без всякого пристава для моей охраны, не имея ни отведенного для меня помещения, ни приказа доставлять мне провизию, что, по здешним обычаям, делается послам; а это доказывало крайнее нерасположение Государя к нашему народу; и здешнее население, заметив это, оказывало мне и моим товарищам разные невежливости. Но около 28 числа этого месяца мор прекратился, проезды были открыты, и пришло повеление от Е. Величества, чтоб мне дали почтовых лошадей, и что я могу ехать в Переяславль, недалеко от двора, — Его Величество недавно возвратился со Шведской войны. Я приехал в Переяславль 3 Февр., где находился под наблюдением некоего дворянина; мне отведен был дом и отпускались припасы, но содержали меня так строго, что никто ни из соотечественников, ни из других не мог ни придти ко мне, ни прислать, равным образом и я к ним. 14 Марта я был приглашен ко двору, но когда я уже был в 63 милях от него, пришло извещение к дворянину, охранявшему меня, возвратиться со мной в Переяславль и оставаться там до дальнейших приказаний Его Величества; этим я был сильно испуган и удивлялся, столь внезапной перемене; вероятно это случилось оттого, что это было беспокойное время, и Е. Величество много беспокоил плохой успех в его делах, как я узнал потом. 20 Марта я был снова приглашен ко Двору, 23 я явился к Е. Величеству. Он дал мне поцеловать свою руку, милостиво выслушал мою речь и благосклонно принял грамоту Е. Королев. Величества и ее подарок, в присутствии всей своей знати. По окончании моей речи, которую слишком долго было бы передавать, и по вручении грамот и подарков, Царь, сидевший на троне, встал и спросил: “Как поживает моя сестра, кор. Елизавета, здорова ли она?”. Я отвечал: “Бог благословил Ее Величество здоровьем и миром; того же она желает и тебе. Государь, ее любящему брату”. Тогда Е. Величество снова сел, приказал всем знатным и другим выйти из палаты, кроме думного дьяка и одного советника, и пригласил меня подойти с моим толмачом и сказал мне следующее:

“Антоний! во время твоего последнего пребывания у нас мы поручили тебе передать Ее Корол. Величеству, твоей Государыне, наше тайное предложение; мы ждали твоего приезда к нам в назначенное время с полным ответом от Ее, Величества. За это время к нам приехало порознь 3 посланца: Мапли, Георг, Миддлетон и Эд. Гудман чрез Нарву для торговых дел. К ним мы посылали своих гонцов узнать, вернулся ли ты, Антоний, благополучно домой и когда ты опять приедешь к нам; но эти посланцы не могли ничего сказать нам и обругали дурными словами наших гонцов и тебя, чем мы были сильно оскорблены. Узнавши, что Гудман имеет у себя письма, мы приказали обыскать его, причем найдено было много писем, в которых многое было написано противное нашему Царскому достоинству, будто в нашем Царстве много делается беззаконий; на это мы сильно разгневались и не допустили ни одного из этих невежливых посланцев к себе. Вскоре затем мы были извещены, что приехал в наши владения Том. Рандольф чрез Двинскую дорогу, посол от Королевы, и мы послали дворянина встретить и проводить его в наш город, Москву; к этому времени мы ожидали твоего приезда к нам. По прибытии Томаса в город, мы несколько раз призывали его на совещание с нашими советниками, чтобы нам узнать причину его приезда - мы ждали ответа на наши царские дела, порученные тебе. Но он отказался явиться в нашу Думу. Так как в Москве был мор, то Томас долго не был допускаем к нам. По прекращении мора, мы даровали ему аудиенцию, но весь его разговор с нами касался торговых дел, а не наших. Мы знаем, что должно выслушивать купеческие дела, ибо они опора нашей царской казны; но сначала должны быть поставлены царские дела, а затем уже торговые. После этого Т. Рандольф был у нас в Вологде, и мы говорили с ним о наших царских делах, каким бы образом могла быть заключена дружба навсегда между Королевск. Величеством и нами, и дело было бы устроено вашим послом и нами. Затем для окончания этого дела мы отправили с ним нашего посла в Англию; но наш посол вернулся к нам, не окончив этого дела, против нашего ожидания и соглашения между нами и вашим послом”.

Когда Е. Величество кончил эту длинную речь, я смиренно просил Е. Величество благосклонно выслушать меня и позволить мне говорить, не оскорбляясь и поверить тому, что я скажу. Царь согласился, и вот мои слова:

“Знатнейший и славнейший Государь! поручение, которое Ваше Величество послало чрез меня Ее Королевск. Величеству касательно твоих княжеских и секретных дел, я немедленно по прибытии на родину объявил тайно и верно самой, Ее Королевск. Величеству, слово в слово, как ты, Государь, поручил мне. Ее Величество благосклонно выслушала это и приняла и, обдумав и желая отвечать на это, со следующим же отъездом кораблей отправила к тебе, Государь, своего посла, Том. Рандольфа, которого испытанная мудрость и верность хорошо известны Ее Величеству, и потому-то она считала, что его можно послать к такому достойному государю, с поручением переговаривать с Вашим Величеством не только о торговых делах, но равным образом и о твоих царских и тайных делах, порученных мне. Причина, Милостивейший Государь, почему я снова не был послан к тебе, та, что я состоял в морской службе против врагов Ее Корол. Величества и не возвратился к тому времени, когда Т. Рандольф отправился с кораблями в твою страну, иначе я был бы послан.

А что Ваше Величество говорит, что Т. Рандольф не хотел говорить с твоей думой о делах своего посольства, то он поступил, Государь, по данному ему повелению, которое состояло: 1) говорить с самим Вашим Величеством, как это обыкновенно делается всеми Государями, когда они отправляют послов по очень важным делам. А что Томас согласился и заключил договор об этом и обещал, что это самое и будет исполнено, вследствие чего ты, Государь, отправил с ним своего посла в Англию для ответа, пусть угодно будет узнать, что как этот Т. Рандольф признался, что он действительно говорил с Вашим Величеством и несколько раз совещался о царских делах, так точно он отрицает, что заключил какое-либо соглашение или договор, или обещал, как это доказывает иначе, чем как это было угодно Ее Кор. Величеству; по возвращении на родину он доказал это в присутствии твоего посла в Англии. Поэтому, могущественнейший Государь, очевидно, что или твой посол неверно известил Ваше Величество или ваше царское истинное намерение и мнение посла Ее Корол. Велич. были не точно поняты за отсутствием хорошего переводчика. А с какою благодарностью Ее Кор. Велич. приняла поручения от Вашего Велич. и грамоты, присланные с послом Ваш. Велич., как милостиво она несколько раз давала аудиенции послу, принимая его ради тебя, Государь, с таким почетом, каковой никогда не был оказываем ни одному послу в нашем королевстве, и как честно с полным ответом на все Ее Величество отпустила его, когда он окончил все твои государственные дела (как казалось) к полному удовольствие, это ясно видно из подлинного удостоверения недавно присланного с грамотой Ее Величества к тебе, Государь, с гонцом Роб. Бестом; Ее Велич. полагала, что и ваш посол сделает согласное донесение, и что В. Велич. вполне удовлетворено им, иначе она прислала бы к тебе, Государь, с ним своего посланника. Но теперь Ее Велич. заметила, что В. Велич. не вполне удовлетворено в своих царских делах Том. Рандольфом, послом Ее Велич., равно как и твоим собственным послом, Андр. Совиным и даже грамотой, присланной с упомянутым Андреем, а также она узнала о сильном твоем раздражении и неудовольствии на с. Уил. Гаррета и его общество купцов, торгующих во владениях Ваш. Величества; поэтому Ее Велич. сочла за благо теперь отправить меня к тебе, Государь Император и Великий Князь, как с полномочиями от Ее Величества касательно твоих царских дел, так и для того, чтоб узнать истинную причину гнева Вашего Величества на названную компанию купцов и приказала Ее Велич. мне отвечать на все в их защиту, сообразно их добрым намерениям. Ее Велич. полагает, что неудовольствие В. Велич. происходит, главным образом, от коварных и неверных донесений твоего прошлого посла в Англии и от наветов злых людей (вашего же народа), бунтовщиков против Ее Величества и своей родины, а вовсе не от поступков купцов, которые сами нисколько не заслужили твоего неудовольствия, а скорее милость за все свои поступки и пожелания. С первого же времени их торговли в твоих владениях, которой теперь уже 19 лет, эти купцы всегда были и суть готовы охотно и верно служить Ваш. Величеству всеми нужными предметами казне во время и мира и войны, не взирая ни на кого из твоих врагов; хотя Государи Восточного моря согласились запереть Зунд и путь к Hapве, но купцы наши привозили и привозят время от времени к тебе, Государь, такие товары, каких Ее Велич. не позволяет отправлять из своего Королевства ни к одному государю в свете. А какие большие убытки с. У. Гаррет и его общество понесли от торговли в прошлые годы, как по причине кораблекрушений, так и неверных служителей, это хорошо известно, и какую службу сослужили тебе корабли этого общества против твоих врагов, 2 года тому назад, плывя к Нарве, когда они сразились с кораблями пиратов Польского короля, сожгли их, перебили много людей, а тех, которых забрали живыми, передали твоему начальнику в Hapве — этого, я убежден, В. Величество не позабыло. Поэтому, могущественнейший Государь, Ее Королевское Величество, твоя любящая сестра, просит В. Вел. снова оказать милость твою Государскую с. У. Гаррету и его обществу — восстановить с твоей обычной добротой и справедливостью их привилегии на свободную торговлю с правом самим управляться во всех твоих владениях, как было прежде; чтоб это было обозначено в твоих царских грамотах к начальникам во все города, не взирая на твои противные приказания и запреты. Далее, чтоб угодно было Ваш Величеству не верить ложным донесениям и наветам врагов и тех, которым неприятны взаимная дружба между Вашими Величествами и сношение между обеими странами. Что же касается до таких преступников из нашего народа, как Ральф Рюттер и др., тайно живущих в твоих владениях, старающихся сеять раздоры между Вашими Величествами ложными доносами, развратно растративших имения своих господ и не хотящих вернуться домой для отдания отчета, выдающих себя за купцов, способных служить тебе всеми нужными казне твоей предметами, тогда как на деле они не имеют кредита и не способны сами по себе сослужить тебе никакой службы — об таких лицах просьба Ее Кор. Величества, чтоб угодно было Ваш. Величеству приказать выдать мне их для отправки на родину, потому что оставаясь здесь и ведя дела и дружбу с неблагожелателями твоими, они могут быть причиной за свои дурные поступки, что лишишь своей милости с. У. Гаррета и его общество, которые верно поступают во всех делах и готовы всегда служить Ваш. Величеству”.

Много еще я говорил для поднятия вашего кредита и умножения ваших неприятелей (?), и кончил.

Тогда Его Величество сказал: “Мы выслушали тебя и рассудим обо всем, когда прочтем грамоты Королевы, нашей сестры”. На это я отвечал, что надеюсь, что из этих грамот Ее Величество увидит полное желание удовлетворить Его, а что если в грамоте недостает чего-нибудь, то я уполномочен дополнить словесно. Казалось, что этим Е. Величество был очень доволен и приказал мне садиться. После минутной паузы Е. Величество сказал мне следующее: “Теперь время, которое мы проводим в посте и молитве, так как неделя до Пасхи, и мы скоро уедем отсюда к нашим Новгородским границам, поэтому мы не можем дать тебе ни ответа, ни отпуска здесь; но ты поедешь отсюда и будешь ждать нас на дороге, куда мы скоро прибудем, и тогда узнаешь нашу волю и получишь отпуск”. Так я был отпущен в свое помещение; в этот день я получил парадный обед, присланный мне от Е. Величества с большим изобилием различных напитков. На следующий день, 24 Марта Думный дьяк Е. Величества прислал ко мне дворянина сообщить мне волю Царского Величества, чтоб я немедленно отправился в гор. Тверь, в 13 милях от этой слободы и ожидал приезда Его Высочества в гор. Старицу, в 60 милях от Твери.

Тогда я послал своего толмача к Думному дьяку, прося его оказать благорасположение нашим купцам и расследовать иски, которые они могут подать в мое отсутствие; дьяк известил меня, что купцы могут быть уверены в его благожелательности и исследовании все просьб. Тогда приведены были почтовые лошади мне и дворянину, сопровождавшему меня. Выехав из слободы, я приехал в Тверь 28 Марта и оставался там до 8 Мая, когда я был приглашен явиться к Его Величеству в вышеупомянутую Старицу куда я приехал 10 Мая, 12-го я был позван к Думному дьяку, который сказал мне на этом свидании следующее:

“Наш Государь Царь и Вел. Князь обстоятельно обдумал не только грамоты Ее Кор. Высочества касательно королевских дел и ее сильной просьбы за купцов, но также продумал и ваши слова. Воля Его Величества, чтоб вы сообщили мне, какие просьбы вы имеете представить за купцов, или других, потому что завтра вы будете приняты Его Высочеством, получите на все полное удовлетворение и свой отпуск”. Тогда после долгого совещания с ним о различных вещах, я оставил ему на письме несколько кратких пунктов просьбы, из которой извлекаю следующее:

1) Первая просьба Ее Кор. Величества, чтоб благоугодно было Царскому Высочеству сообщить мне истинную причину сильного неудовольствия на с. У. Гаррета и его общество, которые никоим образом не заслуживаю этого, по их сведениям.

2) Чтоб угодно было Его Высочеству не давать веры ложным и неверным доносам лиц, старающихся посеять раздоры и разорвать дружбу между Ее Корол. Высочеством и Его Величеством.

3) Чтоб благоугодно было Е. Величеству оказать снова свои милости с. У. Гаррету и Обществу, восстановить их привилегии, свободу беспошлинной торговли во всех его владениях, вывозить и ввозить, в таком же объеме, как это было прежде, по его царским привилегиям и обычной доброте.

4) Чтоб угодно было Е. Высочеству соизволить, чтоб названная компания купцов получила удовлетворение по суду на всех его подданных, как за деньги, должные ей, так и за прочие обиды и несправедливости, понесенные ею в его владениях со времени ее опалы, во время которой купцы заставляемы были суровым судом отвечать на всякие жалобы, а их жалобы не выслушивались.

5) Чтоб Его Величеству угодно было узнать, как много должны названной компании, многие из его знатных, из которых некоторые заключены в тюрьму, другие казнены, и компания не знает, как ей будет уплачено, разве Его Высочество сжалится над их затруднением и укажет порядок для взыскания долгов.

6) Чтоб угодно было Его Высочеству приказать заплатить компании все деньги, которые ей должны; и долг Его Величества за Английские и Шемахинские товары, взятые в казну Е. Высочества приставами в разных местах; общество уже долго терпело, это составляет для него большую помеху.

7) Чтобы угодно было Его Величеству узнать, что теперь находятся в Персии из Английских купцов Том. Банистер и Джеф. Дьюкет с товарищами, и товарами, готовые возвратиться в Астрахань, и что они приехали бы еще прошлый год, но что корабль, назначенный идти за ними с матросами, был остановлен в Астрахани тамошним Наместником Его Высочества, к большому затруднению для этих купцов. Поэтому, чтоб угодно было Его Величеству отправить свои царские грамоты к начальникам и правителям в Астрахани и Казани, не только позволить нашим людям, купцам и морякам спокойно и свободно плыть, на кораблях, барках и др. судах по Волге и Каспийскому морю для привоза означенных Английских торговцев из Персии в его владения с товарищами и товарами, но также, чтоб Его Высочеству угодно было строго приказать, чтоб, когда Т. Банистер и Дж. Дьюкет прибудут с грузом в Астрахань, тамошний Наместник Его Величества, равно как и в других городах по Волге, помогли этим купцам проехать благополучно, не подвергаясь опасности от Крымцев и других неприятелей.

8) Чтоб угодно было Его Высочеству узнать, что прошлым годом наши купцы, возвращавшееся из Шемахи были обижены таможенниками Его Величества в Астрахани и Казани. В обоих местах их заставили заплатить пошлины за товары, хотя они не продали ничего из них, а привезли все в казну Его Высочества в Слободе; эти сборщики не только потребовали и взяли пошлины больше, чем следует по законам Его Величества, но даже за недостатком у купцов наличных денег забрали товары, стоящие гораздо больше требуемой пошлины и держат их, как залог. Угодно будет, поэтому, Его Высочеству отправить свою царскую грамоту к этим таможенникам для уведомления их, что он восстановил свою великую доброту к Английским купцам, и приказать им отправить задержанные товары Английских купцов в Москву, где они заплатят такую пошлину, какую укажет Его Величество.

9) Чтоб угодно было Его Высочеству соизволить, чтоб с. У. Гаррет и товарищи могли устроить торговый дом в Холмогорах, на Двине, и чтоб товары, вывозимые из нашего государства для его казны, осматривались и принимались там его чиновниками; чтоб подданные Его Величества, торгующие с нашими купцами свозили бы свои товары в Холмогоры, отчего Английские купцы избежали бы больших забот и издержек по перевозке своих товаров в различные далекие города в его владениях и продавали бы то же самое гораздо дешевле к выгоде подданных Его Величества.

10) Если Его Величеству покажется полезным, чтобы вся торговля Персии, Бухары и других стран, прилежащих к Каспийскому морю была сосредоточена в Астрахани, старинном, торговом городе, то это послужило бы к великой чести и выгоде Его Величества и его подданных, как я могу это доказать, если Его Величеству угодно будет назначить для переговоров со мной по этому делу, кого-либо из своих советников.

11) Тотчас после Московского пожара Его Величеству угодно было приказать Английским купцам подать в казну запись о понесенных от пожара убытках, что и было исполнено У. Роули, тогдашним главным агентом от лица с. У. Гаррета и комп.; счет убыткам от этого пожара доходил до 10000 руб. и выше; да угодно будет Е. Высочеству по своей обычной доброте и великой милости рассмотреть этот счет и пожаловать компании за убытки столько, сколько Е. Величество признает за благо.

12) Да угодно будет Е. Величеству узнать, что Ее Кор. Величество по первой просьбе Андрея Совина, посла Его Величества, простила, единственно ради Ее Величества, Том. Гловеру его великие и горькие обиды, нанесенные Ее Высочеству, а также приказала с. У. Гаррету и комп. обойтись милостиво с Гловером, усчитывая его, так как он много задолжал им и, в бытность слугою компании; долго удерживал в руках товары компании; с. У. Гаррет и комп. сосчитались с Гловером и покончили все к его удовольствию: решено было, что он должен компании свыше 4000 руб. и обязали его торжественной клятвой с подписью заплатить эту сумму, немедленно по возвращении его с Анд. Совиным в Poccию, Ник. Проктору, здешнему главному агенту, представителю компании купцов. Но хотя со времени этого соглашения прошло уже два года, и Николай уже несколько раз требовал денег от Томаса, однако ж этот не хочет платить долг, откладывает, отговариваясь, что Е. Величество должен ему большую сумму денег, без уплаты которых он не в состоянии заплатить купцам свой долг, который они уже долго терпят с большой для себя помехой. Поэтому да угодно будет В. Высочеству приказать уплатить Гловеру, чтоб он мог разделаться со своим долгом компании торговцев, тем более, что такую милость и снисхождение ему оказали в Англии исключительно ради Е. Величества.

В. Ральф Рюттер, бунтовщик против Ее Кор. Величества и недруг своей родины и с. У. Гаррету и к. долго живет здесь, проживая награбленное имущество купцов, которое он обманно забрал в свои руки и развратно расточал, пока он был их слугой, и не захотел вернуться домой, когда его призывали туда; так как Ее Величеству известно, что этот Ральф с другими своими приспешниками старается ложными средствами посеять раздоры и разорвать дружбу между Их Величествами и уничтожить торговлю купцов, то Ее Высочества просьба, чтоб этот Ральф с товарищами были переданы мне для отвоза их на родину, и чтоб никто из подданных Ее Величества, не принадлежащий к обществу с. У. Гаррета и комп., не был допускаем торговать во владениях Е. Высочества, но был бы передаваем Агенту для отсылки на родину, потому что эти купцы с великими трудами и издержками — как от кораблекрушений так и распутных слуг — открыли эту торговлю и ведут ее уже 19 лет с большим для себя убытком.

14) Так как здесь на службе Е. Величества находится несколько мастеров и художников, жалующихся, что они добровольно не могут получить дозволения отправиться на родину, то Королев. Величества просьба, сообразно письму к Ее Высочеству по этому делу, чтоб Его Величеству угодно было дозволить не только находящимся здесь на служб, по их просьбе, уехать на родину со мной, но вообще и всем другим, которые и после этого приедут на службу Е. Величества, иметь право отъезжать без задержки и остановки.

15) Да угодно будет Е. Величеству узнать, что во время моего продолжительного пребывания в Холмогорах, пока я ожидал приказаний Е. Величества о дальнейшем моем следовании, со мной и моей свитой не только дурно обращались, равно как и с купцами, но еще Безсон Mysseuvy, главный начальник, бесчестил меня, бил моих слуг, задолжал купцам много денег, а платить не хочет. Также этот Безсон говорил дурные слова об Ее Кор. Величестве; поэтому не будет ли угодно Его Высочеству послать со мной в Холмогоры дворянина для расследования о дурном поведении Безсона как по отношению к Ее Величеству, так и ко мне, ее послу, и наказать его прилично; равным образом отправить судную грамоту, которой заставить этого Безсона заплатить купцами без замедления все, что он должен.

16) Чтоб угодно было Е. Высочеству узнать, что с. У. Гаррет и комп., узнавши о сильном голоде во владениях Его Величества, соизволения Ее Корол. Величества (иначе нельзя), отправил несколько кораблей, нагруженных хлебом в Двинскую область более для помощи подданным Его Величества, чем какой-нибудь выгоды. Но не обратили внимания на доброе желание общества, а запретили продавать этот хлеб. Поэтому да угодно будет Его Величеству уважить доброе желание купцов, готовых как в отправке хлеба, так и во всем прочем услужить Е. Величеству, и отправить Двинским начальникам грамоту, чтоб они допустили продажу этого хлеба купцами, по желанию, большими и малыми мерами, беспошлинно.

Я передал эти пункты Думному дьяку, как я уже сказал, и наш разговор кончился; я ушел в свое помещение в сопровождении нескольких дворян. На следующий день я получил рано утром уведомление приготовиться явиться ко двору, между 10 и 11 часами; там мне дана будет государем аудиенция для вручения мне ответа на все просимое и отпуска на родину. Около упомянутых часов я был приглашен ко двору и введен в палату присутствия, где сидел Е. Величество в роскошнейшей одежде с богатой короной на голове, украшенной драгоценными камнями; возле него сидел его старший сын, вокруг много придворных. После моего поклона Е. Высочество приказал мне приблизиться и сказал следующее:

“Антоний, мы приказали перевести грамоты нашей любящей сестры, Королевы, и со вниманием прочли их и обдумали обо всем как заключающемся в них, так и о переданном нам тобою устно; мы видим, что наше тайное поручение, вверенное тебе, было исполнено согласно нашему желанию (хотя нам сообщали противное), и теперь мы вполне удовлетворены тобой. Когда мы отправили нашего посла в Англию касательно этих наших важных дел для заключения договора с Королевой, нашей сестрой, то наш посол не мог ничего кончить вследствие недостатка гарантий, необходимых в царских делах, согласно обычаю всех стран; он был отпущен к нам с малозначащими в этом отношении грамотами, и с ним не было прислано посла от Королевы. Это заставило нас думать, что наши царские дела отложены и на них обращено мало внимания, чем мы были тогда сильно оскорблены. По этой причине и вследствие дурного поведения ваших, живущих в наших владениях, часто приступавших и нарушавших наши законы, поступавших своевольно, мы положили на них нашу тяжкую опалу, отняли от них привилегии, приказав уничтожить таковые и не обращать на них никакого внимания во всех наших владениях. Затем мы написали о нашем огорчении Королеве, нашей сестре. Теперь Ее Высочество прислало к нам тебя, ее посла, с любящими грамотами и с полномочиями. Это мы принимаем с благодарностью и этим мы вполне удовлетворены. А так как наши царские тайные дела не были кончены к нашему удовольствию в назначенное время, как мы ожидали, то мы оставляем их и отмечаем на время, потому что теперь наши намерения переменились, но впоследствии, если обстоятельства побудят нас к этому, мы возобновим переговоры. А так как Королеве, нашей любящей сестре, угодно было прислать к нам посла и так как она желает всегда жить с нами в мире (что мы с благодарностью принимаем и на что с радостью соглашаемся), то мы, по нашей доброте, ради Ее Высочества, не только отложим и предадим забвению все наши неудовольствия на с. У. Гаррет и Общ., но и возобновим их привилегии и льготы в наших владениях, дадим на это грамоты во все наши города и области, где торгуют купцы упомянутого общества, мы будем оказывать им прежнее расположение, если они сами не заслужат противного. Но если бы Королева, наша сестра, прислала бы и теперь не тебя, Антоний, то Бог знает, чтобы мы сделали с вашими купцами и взяли бы мы назад наше негодование”.

После этого я смиренно просил Е. Величество позволить мне узнать отдельные оскорбления, совершенные купцами, и имена обидчиков для того, чтоб я мог донести об них Ее Королевск. Величеству, моей государыне, и чтобы обидчики понесли заслуженное наказание, но Царь отвечал, что я не узнаю их, потому что он простил все обиды, и было бы не по царски простить, а потом наказать виновных, т. е. если бы на родине их постигла опала Ее Величества. Однако же впоследствии я нечто узнал об этом другим способом.

Затем Е. Величество, продолжая разговор, сказал: “Что же касается до пунктов просьбы о купеческих делах, поданных тобою вчера нашему дьяку, то мы сами прочли эту просьбу и приказали этому нашему дьяку объявить тебе нашу волю и ответ на просьбу. А так как мы теперь едем к нашим границам и вскоре отправляемся отсюда, то мы отпускаем тебя к Королеве, нашей любящей сестре, твоей государыни, с нашей грамотой и устными полномочиями касательно всех пунктов твоей просьбы; мы пошлем одного из наших придворных проводить тебя до твоих кораблей; по своей щедрости мы жалуем тебе припасы, судна, людей и почтовых лошадей, сколько тебе будет нужно”. За этим Е. Величество встал, снял свою шапку и сказал мне: “Передай наше сердечное поздравление нашей любящей сестре Корол. Елизавете; ей мы желаем долгой жизни и счастливых успехов”. Тогда Е. Величество протянул руку мне поцеловать ее и приказал своему сыну, сидевшему возле, послать такое же приветствие, что он и сделал, а я, равным образом, поцеловал и его руку. Затем Е. Величество пригласил меня сесть, приказал принести различных вин и напитков, которых он дал мне испить собственной рукой. Затем я вышел.

На следующий день, 14 Мая, меня пригласили явиться к думному дьяку (у него находился один член думы). Поздоровавшись, дьяк сказал мне: мы назначены Его Царским Величеством дать Вам ответ от Его Величества на вашу просьбу, переданную письменно; Е. Величество сам прочитал ее. Вот ответ:

1) На первый пункт: Все неудовольствия и опалы Е. Величества (теперь сложенные с купцов) произошли оттого, что Ее Корол. Величество не исполнила и не окончила с посланником Его Вел. его тайных и важных дел, согласно его ожиданию и обещанию, данному Т. Рандольфом, во время его здешнего пребывания, а также по причин дурного поведения ваших купцов, живущих здесь в нашей стране, как Е. Величество сам вчера объявил вам.

На 2-й: Его Величеству угодно, чтоб тебе было известно, что он не был и после не будет склонен разрывать дружбу с Ее Корол. Величеством без значительной и справедливой причины.

На 3-й: Вы получили уже ответ от самого Царского Величества, что его великая доброта и милость будут возвращены купцам, и это будет известно чрез его милостивые грамоты и привилегии, теперь опять пожалованные.

На 4-й: Его Величество приказал, чтоб ваши купцы, здесь живущие, представили на письме мне, дьяку Его Величества, все жалобы, как о долгах, так и о других обидах, претерпленных ими со времени опалы Его Величества, и что они получат законный суд во всех владениях Его Величества без замедления.

На 5-й: Его Величество не знает ни о каких долгах его знатных купцам, как эти показывают; и справедливо ли это, он не знает; истина будет расследована, и тогда дан ответ. Затем Е. Величество желал бы, чтоб купцы не слишком много ссужали его народ.

На 6-й: Его Величество приказал сыскать, сколько должны денег за товары, взятые в его казну, как это значится в пункте (большая часть счетных книг сгорела в Москве); то, что найдено будет нужным заплатить, будет выплачено купцам, или их факторам, или приказчикам, которые явятся за деньгами. Что же касается до платежа остальных денег, то дальнейшая воля Е. Величества будет объявлена после.

На 7-й: Будут написаны грамоты к начальникам в Астрахани, Казани и других городах по Волге, до кого это принадлежит, не только позволить вашим купцам и морякам выйти на своих судах или кораблях из Астрахани в Каспийское море для привоза Т. Банистера и Дж. Дьюкета с их товарищами и имуществом из Персии, но также будет приказано помочь им, когда они прибудут во владения Его Величества, и проводить их вверх по Волге, во избежание опасности от врагов.

На 8-й: Его Величество приказал написать грамоты к Астраханским и Казанским таможенникам — возвратить Английским купцам их товары, задержанные вместо пошлины, а пошлину взять по привилегиям Его Величества.

На 9 и 10-й: Его Величество подумает об этих вещах и впоследствии объявит свою царскую на это волю.

На 11-й: Что касается до счета, поданного в казну о купеческих товарах, сгоревших в Москве в их тамошних домах, то желание Его Величества при этом было узнать убытки всех иностранцев, а не то, чтобы заплатить за это все: ведь это дело Божье, а не Царское.

На 12-й: О Томасе Гловере Его Величество был извещен своим послом, и о прощении его и о милости к нему Королевы, ради Его Величества, что Его Вел. и принял с благодарностью; о соглашении же и переговорах между с. У. Гарретом и Общ. и Гловером и о том, что Гловер должен этим купцам, Его Величество не знает. А что касается денег, о которых говорит Томас, что их ему должен Царь — то воля Его Величества, чтобы то, что найдено будет должным за товары, взятые в казну, исключая времени опалы, было заплачено Томасу, а остальное взято в казну Его Величества в пеню, как принадлежащее Рюттеру и Беннету, изменникам Его Величества, во время опалы.

На 13-й: Его Величество не будет задерживать ни одного Англичанина в своей земле, желающего возвратиться на родину согласно просьбе Королевы; равным образом он не будет принуждать желающих оставаться здесь выезжать. Но для удовлетворения просьбы Кор. Величества, Его Величество согласен на этот раз отправить с вами Рюттера на родину; поэтому он приказал написать грамоту к главному начальнику в Москве — отправить с поспешностью этого Рюттера, чтобы он в конце Мая был без упущения с вами в Вологде. Что же касается остальной твоей просьбы в этом пункте, то воля Его Величества означена будет в грамоте на привилегии, пожалованною этим купцам.

На 14-й: Его Величество исполнит все просьбы Ее Корол. Вел. в этом отношении, и теперь даст позволение отправиться на родину всем желающим.

На 15-й (о Безсоне): Царское Величество сильно оскорблен им; Царь пошлет с вами дворянина расследовать об его дурном поведении; о произнесении неприличных слов как о Корол. Величестве, так и о вас, и об оскорблении купцов; если этот Безсон окажется виновным, то он будет заключен в тюрьму и жестоко наказан, а затем отдан на поруки для ответа за сильное неудовольствие Царя; иначе он будет провезен дворянином, как арестант, для ответа пред Царем за совершенные обиды. И Его Величество просит, чтоб Ее Корол. Вел. тоже сделала с Миддлетоном и Манли, ее гонцами, присланными сюда 2 года тому назад, и с другими, за их дурное поведение по отношению к Его Величеству, как это видно из грамот, посланных с Дан. Сильвестром от Его Величества, чтобы чрез дурное поведение таких бесстыжих людей любовь и дружба между Их Величествами не уменьшилась.

На 16-й (о хлебе): Его Величество очень благодарен купцам за их хороший поступок и приказал дать вам грамоту в защиту их к начальникам на Двине — дозволить купцам вашим продавать ваш хлеб большими и малыми мерами, по желанию и беспошлинно.

Таким образом я получил полный ответ от Его Величества чрез думного дьяка и одного из думы на 16 §§, изложенных мною письменно о ваших делах, а также и грамоту, посылаемую со мной, к Ее Корол. Величеству. По окончании этого я просил, чтоб новые грамоты на привилегии, пожалованные Его Величеством, были бы приготовлены, чтобы я мог отвезти их с собой. Также я просил, чтоб деньги должные вам, которые Его Величеству угодно было повелеть заплатить, были бы переданы мне за вас. О грамотах на привилегии дьяк ответил, что невозможно, чтобы я мог взять их с собой, так как должно их написать, показать Царю, снять 3 копии, по моей же просьбе; а это не может быть скоро сделано, а воля Е. Величества, чтоб я уезжал этой ночью перед ним, а сам он завтра уезжает в Новгород; но что грамоты непременно будут отправлены поспешно за мною в Холмогоры. Что же касается денег, которых я просил, их нельзя заплатить здесь, потому что нет счетных книг, и неизвестно, что должно заплатить, поэтому лучше, чтоб я отправил одного из купцов за Царем в Новгород и велел бы ему обратиться к нему, дьяку, который и заплатить ему без упущения все деньги, сколько будет указано Его Величеством к платежу по справке в книгах.

Но так как со мной не было никого из ваших слуг (хотя я настойчиво писал чрез посредство Рич. Пинчля вашему агенту Ник. Проктеру, еще за месяц до своего приезда в Старицу, где я подучил отпуск, чтобы он непременно явился сам или прислал бы сюда ко мне кого-нибудь из ваших подчиненных для наблюдения за ходом дел, которые я начну за вас, но Проктор к большому для вас ущербу пренебрег этим), то я просил дьяка позволить мне оставить Данила, моего переводчика, при нем как для получения денег, так и для скорейшей отправки грамот с привилегиями; но не последовало согласия, чтобы я под каким-нибудь видом оставил кого-либо из своей свиты позади себя. Так я и простился окончательно и ушел в свое помещение, затем туда же явился и дворянин, на обязанности которого лежало проводить меня и снабжать меня судами, людьми, почтовыми лошадьми, припасами всю дорогу до морского берега, т. е. 1300 миль отсюда, а также произвести следствие над Безсоном, как об этом сказано выше. Этот дворянин сказал мне, что желание Царя, чтоб я теперь же уезжал отсюда, и что он назначен проводить меня. Этою же ночью, 14 Мая, я и выехал из Старицы. Проехав большую часть своего пути, я приехал в Вологду в последних числах Мая; здесь я оставался 5 дней, поджидая, что гонец привезет мне грамоту с привилегиями, а также дожидаясь приезда Рюттера, которого сам Царь при мне приказал прислать ко мне без упущения, и я видел написанную на этот счет грамоту к главным начальникам Москвы. Тем не менее этот Рюттер не приехал и я не мог после услышать о нем и не знаю причины его остановки, вопреки слову и намерению самого государя, как я думаю. Но будучи далеко от государя, я не мог пособить делу и не могу сказать, как поправить его, потому что по причине отъезда жаловаться не могу. Но я все-таки приложил свое старание и отправил гонца Дж. Нортона, одного из ваших слуг, из Вологды в Новгород, где тогда находился двор, с точными письмами как для того, чтобы уведомить Его Величество, что Рюттер не прислан ко мне, несмотря на его приказание и повеление, а также для отправки грамот с привилегиями и для получения ваших денег со строгим приказанием во всяком случае возвратиться ко мне до отплытия кораблей. 1 Июня я выехал из Вологды водой в Холмогоры, куда я приехал 21 Июня, и оставался там до 23 июля, все поджидая возвращения ко мне Дж. Нортона, который имел вполне достаточно времени, чтоб приехать ко двору, исполнить поручение и возвратиться ко мне. Но он не явился, потому что дело вышло иначе до его приезда, как я узнал впоследствии; устно я могу вам подробнее рассказать об этом случае.

Но я уверен, что до настоящей минуты ваш агент уже получил грамоты с привилегиями, и что он без затруднений будет вести все ваши дела по Высочайшему пожалованию, которого я добился, — как написано Ее Корол. Величеству Царем с пожеланием, чтобы, как он снял свою тяжкую опалу и восстановил прежнюю милость, так чтобы ваши агенты и другие живущие в Poccии служители — единственная причина его опалы, теперь отмененной, сохраняли и увеличивали эти милости.

(пер. С. М. Середонина)
Текст воспроизведен по изданию: Известия англичан о России ХVI в. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 4. М. 1884

ПЕРЕВОД ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫХ НАДПИСЕЙ НА КАРТЕ ДЖЕНКИНСОНА

(Расположены сверху вниз и слева направо)

1. Золотая баба — золотая старуха — предмет религиозного культа обдорцев и югорцев. Жрец вопрошает этого идола о том, что им делать и куда им перекочевать; идол (достойно удивления) дает точные ответы, и события точно сбываются.

2. Жители этих стран поклоняются Солнцу в виде красного холста, привешенного к жерди. Они проводят жизнь в становищах, питаются мясом всех животных, в том числе змей и червей, и имеют свой собственный язык.

3. Скалы эти, напоминающие облик людей, вьючных животных (верблюдов), прочего скота и других предметов, были собранием людей, пасущимся стадом и табунами. Вследствие некоей изумительной метаморфозы, они внезапно обратились в камни, ничем не изменив своей прежней формы. Это чудо совершилось около 300 лет тому назад.

4. Киргизский народ живет толпами, т.е. ордами, и имеет следующие религиозные обычаи: когда жрец совершает богослужение, то он берет кровь, молоко и навоз животных, смешивает их с землей и вливает в сосуд; затем влезает с ним на дерево и когда соберется народ, прыскает в него эту жидкость, и такое впрыскивание почитается ими за бога. Когда кто-нибудь из них умирает, то вместо того, чтобы хоронить его, они вешают его на дерево.

5. От Мангышлака до Шайсура (В тексте путешествия Дженкинсона Шайсур называется Селизюр.) они совершают путь 20 дней; на пути нет никаких обиталищ и большой недостаток в воде. От Шайсура до Бухары — такое же протяжение пути, опасного от разбойников.

6. Малый Хорасан, завоеванный в 1558 г. персидским шахом с помощью татар.

7. Самаркандия была некогда столицей всей Татарии, теперь она лежит в безобразных развалинах, смешанных со многими следами древности. Там похоронен тот Тамерлан, который, пленив турецкого императора Баязета, велел носить его напоказ, закованного в золотые цепи

8. Каскара (Кашгар). В 30 днях пути отсюда начинаются границы Китайской империи. От этих границ до Камбалу путь продолжается 3 месяца.

АлександрСН сказал:

Создается впечатление, что в Бухаре сидел обычный вассальный от Русского Царя Наместник - Грамота русского Царя имела непререкаемый авторитет. Ну и распросы о Могуществе русского Царя в потаенной комнате, больше похоже на шушуканье в курилке о своем Директоре, нежели поведение независимого Правителя.

АлександрСН сказал:

Мда, занимательно... Что за Новгород на Волге рядом с Вологдой? Нижний Новгород? Интересно прочитать точную транскрипцию сего слова в источнике.

Александр Кас (25 ноября 2011 - 19:29) писал:

Нижний Новгород достаточно далеко от Вологды, да и откуда там двор?

Кстати, на карте похоже вместо Ладожского озера написанно: Ореховое озеро. (OurSSuck Lacus). Но крупный город в устье Невы стоит (название затерто)! И это в 16 веке!!!