Исторический клуб: Ю. Венелин. Известия о варягах у арабских писателей и злоупотреблениях в истолковании оных . 1842 г. - Исторический клуб

Юрий Венелин

ИЗВЕСТИЯ О ВАРЯГАХ У АРАБСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯХ В ИСТОЛКОВАНИИ ОНЫХ (1)

«Только одно арабское известие, – говорит Френ, – до сих пор было известно; это есть небольшое место в Рейскевом латинском переводе Абулфедовой Географии (Büsch ing’s Magaz. Th. IV, стр. 145, 152), где сей араб, полагаясь на достоинство Бируния, говорит об одном северном море, Варене (там Варнак написанном), и о живущем при нем народе подобного же имени».

Сие место действительно могло обратить на себя полное внимание в то время, в которое толкователи уже перекоптели над изысканием следов слова варяги у византийских, западных и северных писателей. Впрочем, Шлецер и Карамзин заметили оное из любопытства; ибо оно подтверждало только речение Нестора, что варяги жили у Варяжского моря, нового же ничего не представляло; посему учение байеро-шлецеровское основывается на известиях и доказательствах, уже выше разобранных, и, как казалось, принято за доказанное. Итак, все новооткрываемое могло разве послужить к дальнейшему подтверждению скандинавизма варягов. И действительно, после смерти Шлецера и после появления в свет «Истории государства Российского» многие обогащали сие учение своими находками, выходками и пр.

Из всех, однако, сторон, из коих можно было еще ожидать дальнейших объяснений и подтверждений, важнейшими были арабские библиотеки. Упомянутое место Абулфеды указало на сии сокровища, т.е. показало, что имени варягов можно искать не только у Нестора и византийцев, но и у арабов, и, что еще было важнее, имя варягов у арабов встречается как имя народа, следственно, арабы свидетельствовали о нем в таком же смысле, в каком и Нестор, между тем как из византийских и западных известий трудно было сыскать народ под сим названием.

Предшествовавшие изыскатели не могли воспользоваться сим открытием, ибо арабские рукописи и изданные сочинения в Европе не столь многочисленны, чтобы могли попасться в руки всякого того, кому бы вздумалось написать ученую диссертацию о варягах; кроме сего, сии изыскатели по большей части не были знатоками сего языка.

Но в наше время, в которое знание арабского языка значительно распространяется не только за границей, но и в России, можно было приискать мужа, опытного и сведущего в упомянутом языке, который бы собрал и перевел все места из арабских писателей не только касательно россиян, но и варягов. Очень можно радоваться, что сие дело пало на г. Френа. Труд сего почтенного мужа: «Ibn-Foszlan’s und anderer Araber Berich ch te über die Russen der älterer Zeit, nebst drey Beilagen über sogenannte Russenstämme, die Warenger und Warenger-Meer» и пр., вышел в Петербурге в 1823 году, в котором он предлагает, с истинною ученою разборчивостью и объяснением, собрание арабских известий о россиянах, варягах и Варяжском море; труд, конечно, тем еще важнее, что совершен истинным знатоком арабского языка.

По-видимому, надлежало ожидать от арабских известий чего-нибудь нового, могущего подать повод, может быть, к новым спорам, затруднениям, изысканиям; но дело кончилось тем, что Френ привел сии известия прямо в подтверждение Байеро-Шлецеровского учения.

Из новейших русских исследователей М. П. Погодин вкратце изложил сии известия в своем рассуждении «О происхождении Руси».

Итак, наконец, весь земной шар обыскан для решения вопроса: «где были варяги?» И север, и запад, и юг, и восток принуждены были сосредоточиться в одно для засвидетельствования, что Нестор, опершийся пальцем на Померанию, говорит не о Балтийской Славонии, а о Швеции!
Теперь нам остается строго рассмотреть, могли ли арабы противоречить русскому летописцу? Противоречили ли? Могли ли норманнолюбцы призывать их себе в свидетели? Для сего мы должны выслушать собственные их слова. Известия сии я предлагаю в таком порядке, в каком находятся они во Френовом собрании (см. упомянут. соч., стр. 176–204) с его же объяснениями.

Френ начинает свои арабские известия упомянутым местом Географии Абулфеды – вот оно: «О море Вазенгском (читайте Варенгском, – говорит Френ, – т.е. Варяжском). Известий о сем море я нигде не нашел, кроме сочинений Абур-ри’ хан Бируни (писавшего в конце X и начале XI века) и Астрономических записок Назира (Назир-ед-дина). Посему сие известие я предлагаю так, как оставил оное Бируни; у него сказано: “Море Вазенгское (читайте Варенгское) выходит из Северного Океана в направлении к югу; оно имеет значительную широту и длину. Вазенги (читайте варенги) есть народ, обитающий у берегов оного”».

Рейске, первый переводивший сие место по Лейденскому кодексу, имя вазенг перевел словом варнак. Шлецер, коему хотелось сие известие применить к своим Wäringer, предложил, чтобы слово варнак читать лучше варанк и т.д. Впрочем, иные не доверяли сей поправке. Френ в двух петербургских экземплярах вместо варнак нашел взнг и прочел вазенг. Впрочем, в одном нашел и по Рейскевому чтению. Однако петербургский ориенталист убедительно доказал, что в обоих случаях правильное чтение сего имени есть варанг, доказав достаточными примерами, сколь небрежны арабы в писании иностранных имен и сколь легко у них -р- можно принять и переписать за -з- (ибо одна точечка составляет их различие), что действительно и можно приписать переписчикам Абулфеды.

Впрочем, Френу желательно было сие место выписать и перевесть из самого источника (Бируни); но, по неимению сочинения Бируни, он нашел его в предисловии или введении к большому Географическому словарю Якута (Якуб, Яков, Иаков. – Прим. сост.) (умерш. в 1229 г.). Он говорит: «Что касается до положения морей в обитаемой части мира, то описание оных, найденное мною у Бируни, есть самое лучшее: “Море, – говорит он, – которое на западе обитаемой земли омывает берега Тандши и Андалузии (т.е. западные берега Тапгера или Африки и Испании), называется Всеокружающим морем. Древние греки называли оное Океаном. Никто не отваживается во внутренность (высоту) сего моря и только плавают у берегов оного. От сих стран сие великое море распространяется к северу, к стране славян, и выходит из него на севере славян большой канал, проходящий к стране мохамеданских болгар. Он-то называется именем моря Варенгского. Это (имя) есть название народа, живущего у берегов оного, от коего оно (море) распространяется к востоку, где между его берегами и последними пределами турков находятся пустые, необитаемые, неизвестные страны и горы”».

Это описание сообщения или положения морей довольно кратко и неопределенно? И по нынешним понятиям не совершенно ясно? Ибо выражение, что океан от западных, или даже северных, берегов Испании простирается к северу, к земле славян, т.е. как бы в направлении берегов славянской страны, производит какое-то запутанное понятие о географическом ее положении. По буквальному смыслу слов араба она должна бы находиться на месте Британии. Впрочем, может быть, что карта Европы нашего араба не была столь совершенна, как ныне; вообще вся цепь северных берегов Европы в определенном положении оной идет не просто к северу, а к северо-востоку. Я предполагаю, что сия цепь берегов на усовершенствованной карте аравитянина более наклонялась к прямой линии с юга на север, так что он мог ее назвать направлением просто к северу, вместо к северо-востоку. Таким образом, слова аравитянина о протяжении Океана к северу, во всю длину славянских берегов, можно примирить с нынешними землеписными понятиями.

Замечательно еще то, что сей писатель в изображении направления Океана, в которое входят берега многих стран, упомянул об одних славянских. Из сего видно, что наш водописец (ήόρογραφος) не описывал подробных извилин сих берегов, а схватил целое направление гуртом (en gros) или вообще, о Славянской же земле он упомянул потому, что от берегов ее начиналось новое море; кроме сего, эта точка с точкою, взятою с испанских берегов, вполне изображали направление Океана. Под именем Славянской земли он разумеет Германию, которой две трети тогда действительно населяемы были славянами и которую посему в настоящем значении слова не только он, но и всякий другой мог назвать Славянщиной.

Здесь должно еще заметить, что наш араб, замечая каналы сего Океана, совсем не упомянул о находящемся между Британиею и Франциею. По-видимому, Британию он принял за остров, не столь великий, как он есть, и который как остров не принадлежал к цепи берегов всей тверди. И действительно, в кратком общем изображении направления целого Океана он не мог и не должен был обращать внимание на острова, т.е. мелочи, находящиеся в области самого Океана.

Итак, когда Океан, говорит нам араб, достиг берегов славянских, то там он выпускает из себя большой канал, составляющий северную границу земли славянской (это есть Балтийское море по нашему, а по аравитянину, в сравнении с огромным Океаном, канал); он проходит северные их берега и наконец приближается (к востоку) к стране болгар; следственно, он продолжает течение свое чрез Мемель к Твери, чтобы быть поближе к волжским болгарам. Этот-то канал, говорит он, называется морем Варяжским, ибо варяги (народ) живут у берегов оного. От сего-то народа (Мемеля) продолжается к востоку (чрез Россию) в северный Океан (который, по понятиям Бируни, распространяется к югу до половины Сибири), между берегами коего и северными границами Туркестана находятся необитаемые страны, т.е. Сибирь.

Из сего видно, сколь темные и неправильные понятия имели арабы о севере Европы. По их сведениям, вся Северная Россия не существовала и была покрыта Океаном, т.е. была для них неоткрытою страною; Балтийское море не есть просто залив Океана или глухой канал, но отверстый; Швеция и Норвегия, коей две трети тоже покрыты были Океаном, представляли простой островок, о коем арабы весьма мало знали; существование его, однако, необходимое для составления Балтийского канала, они предполагали.

Впрочем, нельзя удивляться сему недостатку в сведениях арабов о севере Европы, когда самые даже наши северные писатели (древние) имели совсем темное понятие о положении и направлении Балтийского моря. Подобно почти арабам воображал и Ейнгардт, секретарь Карла Великого, и сам даже Адам Бременский описал оное довольно неопределенно.

Итак, и араб говорит, что варяги жили у берегов Варяжского моря; свидетельство его совершенно согласно со словами Нестора. Теперь надлежит объяснить, у каких именно берегов жили сии варяги?

Из всего этого места и свойства его описания видно:

1. Араб не обращал внимания на острова; ему нужны были не они, а цепь берегов тверди (continentis) или материка, как путеводительная линия между Океаном и всею землею; следственно, он разумеет о твердой земле; посему жилища варягов он определяет именно по сию сторону Балтийского моря, на материке, а не по ту сторону оного, в предполагаемом им неизвестном острове.

2. Если он для объяснения линии между Океаном и материком хотел упомянуть о народе, находящемся на той точке, то должен был схватиться за народ, именно находящийся по сию сторону Балтийского моря, на самой, так сказать, линии, и более известный не только ему, но и всякому его читателю, чем указать, противоестественным порядком, на островитян (скандинавов), находящихся в самом Океане.

3. Только о жителях материка можно сказать, что они живут у берегов моря; об островитянах же, какими можно предполагать скандинавов, это не говорится на каком бы то ни было языке; все определение их жилищ заключается в словах «живут на острове», который весь состоит из берегов.

4. Если же бы сей араб, предположим, занесся до того, что варягов явно переселил на тот берег, тогда бы его уличил во лжи наш Нестор, коему в сем случае принадлежит преимущество; сверх того, заметьте еще и то, что не только никакой писатель мира, но и самые даже скандинавские никогда не слыхали и не знали ничего о варягах в Скандинавии; но, к счастью, у араба нет ни малейшего намека о скандинавизме варягов; и хотя место его довольно кратко и сухо, однако, напротив, сии четыре пункта показывают, что он в полной мере подтверждает слова Нестора, указывая на жилище варягов у южных берегов Балтийского моря, а именно: в Померании.

«Но возразят, может быть, что в Померании он поставляет славян, а не варягов, ergo»… Отвечаем: название Славянской земли здесь, у арабов, слишком растянуто; они взяли оное с южных славян, а именно словен (с коими они в делах на Средиземном море и в нападениях на словенские берега лично познакомились), и отнесли на всю Германию для наименования только страны, а не народа, который действительно (во всей северной Германии) не именовался словенами и как народ приморский должен был явиться арабу под собственным своим названием, варягов.

Сверх сего, известно, что варяги владели не только берегами от Любека до устья Вислы, но и от сей реки до Новгорода; следственно, все почти берега, южные и восточные, сего моря, о коих мог только воображать себе Бируни, были в руках варягов, которые из так называемой ими Славянской земли так далеко вытянулись, что отчасти действительно очутились и вне сей Славянщины.

Итак, из этого видеть можно, что норманнолюбцы в арабах никакой не могут иметь подпоры.

«Кроме Якута воспользовались сим местом Бируния еще два писателя, – говорит Френ, – Ибн-ел-Варди и Ибн-Шабиб, но пропустили в оном известие о варягах и Варяжском море».

Второй арабский писатель, из коего заимствовал Абулфеда, есть Назир-ед-дин (умерший в 1274 году); он, однако, как замечает Френ, о Варяжском море сказал только, что: «о северо-восточном море не имеем верных известий». Сии слова ученый его комментатор, Шериф Джорджани (пис. 1409 г.), объясняет следующим образом: «Сие море, называемое Варяжским, есть рукав (залив) Западного Океана, который от северных берегов Испании входит посреди обитаемых стран, простираясь на севере Славянской земли, и, прошед (с запада к востоку) мимо стран варягов (Вазенг – Варенг), обитаемых высокорослым и воинственным народом, простирается среди непроходимых гор и необитаемых земель до пределов Китая. Его длина с запада (разумеется, от Гамбурга, по крайней мере если не от Испании, до Китая) 180 градусов, ширина (разумеется, с южных берегов, т.е. Померании, или Средней России, чрез которую предполагается его течение) к северу 5 градусов».

Итак, сие место объясняет несколько выше приведенное из Бируни. Из сего видно:

1. Что арабы предполагали, что северный полюс состоит из неизвестных земель, которые отделял от обитаемой земли (южной) сей большой канал, или рукав, называемый ими иначе Северным и Северо-восточным морем; по мнению Джорджани, он был шириною, с юга к северу, в 5 градусов. Итак, вот почему он назван каналом, или рукавом, т.е. по причине допущенных полярных земель, им совершенно неизвестных. Итак, предполагаемый Бирунием остров Скандинавии не был предполагаемым как остров, как я выводил, но был частью предполагаемых неизвестных каких-то полярных земель; следственно, арабы не знали ничего и не могли говорить о жителях сих полярных областей, если бы они не подразумевали варягов в Померании.

2. Выражение Джорджани, что: «варяги жили по берегам, лежащим с запада к востоку», именно указывает на Померанию и Мекленбург и как бы слово в слово повторяет слова совершенно ему неизвестного нашего Нестора: «По сему же морю приседят варязи семо к востоку; по тому же морю седят к западу».

Впрочем, Френ замечает, что Джорджани свое известие о великом росте и воинственности варягов заимствовал от Ширази, у коего оно находится; посему сие известие могло принадлежать XII, XIII или XIV столетию. Вот известия, коих источником были Бируни и Назир-ед-дин.

Теперь обратимся к тем арабам, которые писали независимо от упомянутых двух: «Касвини, знаменитый персидский географ XIV столетия, – говорит Френ, – пишет в своем Ношет-эл-колуб, или Услаждении сердца, в главе морей, следующее: “Шестой морской рукав (залив) есть Галатское море, иначе называемое Варяжским. На востоке от оного находятся земли Блид (может быть, болгаре), Бдрия, Буде (чит. Юра) и часть варягов; на юге равнины Хард (хазаров, т.е. Русь Южная); на западе земли франков и народа кастильского и другие, на севере Океан”».

Здесь уже открыто варяги ставятся по сию сторону Балтийского моря. Касвини Варяжскому морю дает направление с запада (от земли франков) к востоку, до земли болгар. В исчислении народов, находящихся с разных сторон оного, он мог сделать ошибку; на восточном и западном конце оного он поместил много народов, между тем как для южной стороны, которая в направлении с запада к востоку должна быть больше всех, он ставит одну козарскую Русь, а о соответствующих южной стороне землях, как о литовцах, пруссах и всех померанцах, умолчал; следственно, умолчал здесь о варягах; это подтверждается тем, что на восточной стороне он полагает только часть варягов, что действительно и можно было сказать о Северной России.

Димешкий (как кажется, из начала XIV века) говорит о сем предмете следующее: «Наконец (от Гибралтарского пролива) он вытягивается в узкий пролив, называемый Кадикским (?), у северных границ Испании. Отсюда он простирается к устью узкого, но длинного пролива, который называется Т-к-лту» (Френ с некоторым видом вероятия догадывается, что это слово надобно читать Ингилтера (Ingilterra), т.е. будто Английский. Почтенный муж приведенное выше название Галатского моря довольно хорошо объяснил от слова galli, или keltae, коих греки некогда называли и галатами, и что сие имя персиянин заимствовал от греков. Мне кажется, что лучше объяснить сим именем и Т-к-лту, чем натянутым исправлением предполагаемого правописания в Ингилтерра. Мы видели выше, что арабы не обращали внимания на Английский остров, и что в сем случае Димешкию легче и естественнее означить пролив именем Франции, как точки, находящейся на материке, что и видно из слова Т-к-лту, которое довольно явно изображает слово келтский, или галатский, т.е. французский). «От сего канала простирается (Океан) по берегам до тех пор, пока наконец изворачивает к северо-западу (вокруг Дании). Здесь находится великий залив, который называется морем Варенгским (Варяжским). Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т.е. имеют свой особенный язык). Они суть славяне славян (т.е. знаменитейшие из славян)». Так сказано в арабском подлиннике, так оное нашел не только Френ в своем экземпляре, но и другие ориенталисты в своих же.

Вот, наконец! Слава Богу! Наконец дождались буквального, именного, категорического свидетельства аравитян, что варяги не только славяне, но суть самые славяне славян, т.е. славянейшие из всех славян!

Сие выражение, «славяне славян», Френ (в замечании на стр. 192) объясняет из свойств арабского языка, говоря, что «по арабскому выражению это значит: “они суть важнейшие их всех Славян” (Sie sind die vorzüglich sten aller Slawen)». Так, например, тот Гермес, коего арабы почитали как Едриса и Еноха, в отношении к другим мудрецам, носившим имя Гермеса, называется у них: «Гермес Гермесов», т.е. первый и главнейший между всеми Гермесами; так, неизвестный в арабской старине герой именем Тал’га (Tal’ha) в отношении к другим сего же имени называется «Тал’га всех Тал’гов»; так вообще и главного судью, и обер-кадия именуют «судьею судей»; так и многие другие (см. о сей превосходной степени, и у евреев весьма употребляемой, в genesius «Ausführl. Lehrgebände der Hebräisch ch en Sprach ch e», pag. 692, и след., и пр.).

Очень ясно, совершенно убедительно, нечего сомневаться. Но не тут-то было… Френ о том самом месте, которое сам объяснил совершенно удовлетворительно и которое вытекло именно из свойств арабского языка, о котором нечего сомневаться, в противоречие самому себе сомневается! «Но, – возражает сам себе, – невозможно, чтобы это хотел сказать наш автор и чтобы варягов принял за славянское племя». Почему так? А вот почему. В начале своего замечания или толкования (стр. 191) он говорит: «Я очень сомневаюсь в правильности текста. Правда, что правописание имени славян у арабов и в других местах (встречается) начинается одним س – -s- вместо -s- твердого или -z- (следственно, последнее правильно?); правда, в нем иногда -la- не находятся пред последнею буквою (т.е. в слове Секлаб), но сей образ писания должен здесь произвести затруднение (muss hier Anstoss erregen), потому что после оного имени (в выражении “славяне славян”), писанного через س, следует другое, писанное через <нрзб.>, т.е. оба имени вообще через -с-». Miremini, amici!.. (Внимание, друзья! (лат.). – Прим. сост.) Почтенному мужу выражение: «славяне славян» кажется щекотливым в то самое время, в которое он же доказал, что сие имя арабы начинают произвольно и тою и другою буквою, разумеется, одна на другую весьма похожею и в фигуре, и в произношении, и при не существующем правиле правописания зависящею вполне от произвола всякого аравитянина! Но еще удивительнее, что почтенный переводчик, который выше, на стр. 179–180, доказал убедительно многими примерами, сколь нерадивы арабы в писании иностранных имен и сколь легко может в арабском произойти искажение текста от небольшой перестановки или от недостатка ничтожных значков ударения (вследствие чего он и принужден был делать довольно натянутые исправления), здесь, где небольшой оттенок в произношении буквы не производит в слове известном ни малейшего затруднения, здесь, где обвиняемая буква может стоять в полном значении слова по тому же праву, по которому она находится, по словам самого переводчика, в начале слова «славян» и в других арабских местах, – здесь, говорю, почтенный толкователь сомневается в правильности выражения «славяне славян», которое само по себе не заключает в себе ни малейшего затруднения, и именная правильность коего, доказанная самим переводчиком, проистекает из самих свойств арабского языка! Остается только пожать плечами.

Но отчего это так? Дело в том, что Френу хотелось уличить араба во лжи, т.е. не хотелось почтенному ориенталисту поверить арабу, утверждающему, что: «варяги суть один из главнейших славянских народов», т.е. хотелось ему варягов пересадить в Скандинавию: «eben desswegen wage auch nich ch t die sonst sehr leich ch te Conjectur», т.е. «потому именно и не смею я, – говорит он про себя, – делать догадку, впрочем очень легкую и удобную: “они (варяги) суть злее всех славян” вместо “они славяне славян”», т.е. изыскатель сам признается, что не смеет коснуться никакой догадки, хотя бы и самой удобной и вероятной, которая бы показывала славянизм варягов и удерживала их на южных берегах (в Померании) Балтийского моря.

Но посмотрим до конца. «Мне пришло в голову, – продолжает он, – что не надо ли искать в “славяне” глагола “завоевали” (тут он составил от себя два арабские слова, долженствующие значить «завоеватели»); но это не согласуется с арабским словосочинением (к чему все эти крючки?), ибо тогда вышло бы, что они “завладели господством над славянами”; посему мне остается еще догадываться (догадываться!), что вместо “славяне” должно стоять, может быть (может быть!)…» – тут опять выдумывает два арабские слова – «жили насупротив»; «и так вышло бы значение (вышло бы!), что они живут насупротив славян!» Какая счастливая высадка! Итак, Френ, основываясь на своем толковании, в переводе арабского текста Димешкиева вместо настоящего его значения («они суть славяне славян») выставил: «они живут насупротив славян» («Sie wohnen den Slawen gegenüber»; его слова см. на стр. 191).

Посему удивительно ли, что бедные скандинавы делали завоевания в России, без всяких современных свидетелей предпринимали путешествие в неизвестный им Царьград и прочее, когда норманнолюбцы с толикою легкостью готовы высадить их на все берега земного шара! Итак, мы дожили до неслыханного в летописях исторической критики подвига, т.е. что то свидетельство, которое в полной мере сообразно с Нестором, опровергает все учение байеро-шлецеристов и громогласно объявляет славянизм варягов, приняли за главнейшее доказательство норманнизма, шведизма сего народа, за доказательство и подтверждение, говорю, того, что именно опровергается! Невольно оцепенеешь при сей мысли. И действительно, нельзя видеть без прискорбия, что и в труд Френа, в своем роде действительно драгоценный, должны были влезть исторические крючки. Почтенному ориенталисту не надлежало пускаться в излишние и натянутые заключения, а просто должно было излагать верно мысли и слова арабов; если что-либо открылось в них новое и не согласное с господствующим мнением, то надлежало противоставить оному, делать возражение, опровержение; тогда бы сей муж повел под свои знамена множество новых изыскателей и последователей; тогда бы возвращено было словам Нестора настоящее значение; тогда бы, наконец, примирена была с историей и здравым рассудком и естественность-логика.

Однако французские ориенталисты, которые не одержимы слепым и чрезмерным пристрастием к норманнам или скандинавам, прочли и перевели сие место, сколько мне помнится (в Оссоновом собрании арабских известий о востоке Европы), правильно, т.е. «варяги славяне славян». Итак, невольно подумаешь, что потомки норманнов и их братий все присягли и решились надеть на глаза исторической публики темную завесу во всех тех местах, в которых история выражается не в пользу их предков, и попрать ногами все те бесценные единственные исторические памятники, на которых не начертаны имена их предков. Но все это еще более похоже на то, если бы кто ныне вздумал подойти к памятнику какого-либо великого человека, выскоблить из оного его имя и написать свое. Ах, всяк бы ужаснулся над сею дерзостью.

Впрочем, не стану приписывать всю беду одному пристрастью изыскателей, которым ни один из них уповательно не желал замараться; беда, по-видимому, зависела от несовершенства тогдашней критики, от недоумений; многие, может быть, увлекались по дороге, проложенной громким именем, без того, чтобы быть пристрастными. Действительно, можно найти и другие извинения; но ныне уже не так думаем.

Но обратимся к тексту Димешкия, так продолжающего: «Сей залив (Варяжское море) есть Северное море мрака; близ берегов оного есть 5 островов». Не очевидно ли из сего, что Димешкий совершенно не знал, есть ли что-либо за сим морем к северу и как далеко оно простирается к северу; словом, он называет его морем Севера (составляющим Север), морем мрака и неизвестности. Все, что о подробностях сего моря он мог сказать, суть 5 островов, кои, по его словам, находятся близко у берегов материка. Каким же образом мог бы сказать сей араб, что варяги живут насупротив славян, т.е. в Скандинавии, о коей не только он, но и все вышеупомянутые ни зги не упомянули, ибo и не знали, – в стране, на месте коей он предполагает море северного мрака?

В другом месте говорит он, что «от Испанских гор простирается хребет до Северного моря, до моря варягов, славян и келабиев» (может быть, литовцев, догадывается Френ; по-видимому, так). Здесь вполне подтверждается сказанное и доказанное мною выше, что арабы называли Балтийское море по имени жителей именно южных берегов оного, им более известных; здесь уже исчислены не одни варяги, но и их соседи, славяне, или лучше, думаю, шалавяне, т.е. жители Пруссии и латыши. Если в выше приведенных местах арабы не приводили всех сих народов, то это ничуть не мешает, ибо для означения моря довольно было имени и одних варягов; впрочем, и сам уже Димешкий в третьем месте, выписываемом Френом, употребил только два имени, «варягов и славян».

Наконец, в четвертом месте Димешкий исчисляет страны 7-го климата, начиная с Печенегии (Молдавии и Валахии, болгар, руси, словен и проч.), словом, он исчислил (стр. 194) большую часть стран твердой Европы, а именно входящих в ее 7-й климат; в числе сих-то стран находится у Димешкия и страна Варанк, т.е. Варяжская; очевидно, что сим именем арабы всегда почти означали (Северную) Германию, между тем как славянами именовали они страну, более прилежащую к югу и Адриатическому морю. И действительно, должна же была и Германия, как большая и не столь отдаленная страна, иметь у аравитян свое имя; но другого, кроме имени варягов, не видим. Итак, у аравитян варяги есть название Германии; сколь справедливо сие положение, мы увидим обстоятельнее в другой раз.
Сие место Димешкия повторено в словаре Якута, почти так же, как оно находится у Димешкия.

Наконец, Френ приложил еще место из Бакуви (писавшего в начале XV века) о стране Варяжской так, как перевел оное знаменитый Desguignes (Дегинь): «Уазаин (чит. Варанг) есть страна на берегах Северного моря, выходящего из Северного Океана и впадающего в Южное (?) море; оно-то и называется морем Вазанг (Варанг), на берегах коего находится упомянутая страна (т.е. Северная Германия); она удалена к северу; в ней очень холодно, воздух густой с беспрестанным снегом: растения и животные не могут существовать в ней по причине жестокого холода, мрака и снега» (Not. Et Extr. II, p. 543).

В этом только одном известии некоторым образом показалось бы, будто Бакуви говорит о Скандинавии, представляя себе Варяжскую страну столь суровою; но сей араб, как видно из его слов, имеет о севере Европы понятие еще неправильнее, чем его предшественники; он воображает, что Балтийское море впадает в какое-то Южное море. Дело в том, что воображение сего африканца преувеличило суровость климата Северной Германии, который, впрочем, действительно довольно суров; и как она в его понятии составляла прибережный край земли Европы к северу, то он и выразился о ней предположительно, точно по той причине, по которой, например, и жители Венгрии и ныне преувеличивают ужасы русского климата. Итак, и Букави не противоречит положению Варяжской страны и Варяжского моря, и о варягах как именном народе, коего собственное имя и было варяги.

Доселе думали, что одни только русские летописи говорили о варягах как о народе и под собственным их именем, между тем как византийские и западные покрывали их нарицательными. Впрочем, как βαραγγοι в Царьграде составляли военное ремесло, то это имя все только их одних касалось, между тем как самые греки их родину и отечественников покрывали нарицательным прозвищем.

Теперь видим, что на стороне русских известий и арабские. Мы сими последними обязаны Френу, собравшему и переведшему оные. Итак, арабские-то известия совершенно противоречат тому, что было натолковано насчет варягов; главная их черта есть в том, что они, во-первых, представляют варягов за народ частный, то есть не придают имени их общего или родового значения, как это думали, перетолковывая Нестора, шлецеристы; во-вторых, арабы варягов всегда приплетают к славянской земле, а не к Скандинавии, о которой ни зги не упоминают.

Тем бы мы и заключили наши умствования и разбор чужих о варяжском народе, если бы Френ не открыл нам уже не арабский, но еще и турецкий источник. Френ нашел у одного турецкого литератора место, которое он весьма почитает и которое прибавляет к концу арабских как для коронования своих заключений. Сей турок, а именно Хаджи-Халфа, сочинил географическое сочинение, которое он назвал Джиган-Нума; это есть смесь старых, обветшалых, и новых географических известий, между коими Френ находит следующее: «Аламанское море (по Френу Немецкое) в наших астрономических и географических сочинениях называется Варяжским. Ученейший Ширази в своем сочинении, называемом Тогфе, говорит: “У берегов моря (Варяжского) живет высокорослый и воинственный народ”, и подразумевает под сими варягами шведский народ. Сочинитель истории Америки не понял слов (писанных по-арабски) “высокорослые и воинственные” и переменил их значение в “малые”, так отсюда вышло противное. Теперь это море тамошние жители называют Балтийским; вокруг него лежат Померания, Дания, Швеция, Лифляндия и Пруссия; но и принадлежащая к Германии Аламания находится поблизости оного; посему оно у нас известно под именем Аламанского».

Если бы Балтийское море называлось издревле Варяжским потому, что так назывались, положим, жители шведских берегов оного, то по истреблении имени варягов естественным образом надлежало именовать оное Шведским; и почему это так не случилось? Странно и непонятно, что прежнее имя Балтийского моря не могли решиться объяснить с другого места, кроме берегов шведских, а теперь уже не только с южных, но со страны, которую Померания разделяет от сих южных берегов! Но еще страннее то, что сам этот Френ, который арабов заставляет именовать Балтийское море с северных берегов оного, сам же, тогда как Швеция ныне совершенно известна, называет оное с южных Немецким! Но и того более удивительно то, что норманнолюбцы, между тем как насильственно заставляют аравитян подразумевать те берега и производить от них название моря, о коих они ничего настоящего не знали, сами известное ныне Немецкое море прозвали так, несмотря на предписываемый ими аравитянам закон и несмотря на то, что сие море в десять раз более принадлежит берегам Британии, Дании и Швеции, нежели Германии, – единственно по тому праву и закону, по которому они не допускают арабам назвать море от берегов померанских!

Итак, наш турецкий литератор занесся à la Sch lözer, заставляя своего Ширазия под именем варягов подразумевать шведов; ибо, во-первых, сей почтенный араб (писавший в XIII столетии) совершенно молчит о шведах; во-вторых, мы видели, что не только Ширази, но и все выше приведенные арабы ничуть не подразумевали шведов; в-третьих, сами норманнолюбцы поступком своим доказывают, что арабы отнюдь не могли производить названия Варяжского моря от северных берегов оного. Мы видели уже, как и Нестора заставлял подразумевать невозможное геттингенский Хаджи-Халфа, или Талмуд. Бедный Нестор! Бедный Ширази!

Однако выражение турка мне очень подозрительно; оно дышит в полной мере шлецеризмом; впрочем, турецкий комментатор мог ошибиться и сам собою случайно, и так же волен был толковать, как и Шлецер.

Итак, все арабы единогласно восстают в защиту Нестора и в опровержение произносимой на него дерзкой толковательской клеветы, хотя уже вполне оправдал его, своего сослуживца и современника, почтенный старец Бременский. Но нет, Нестор не нуждался в оправданиях; вперив палец в Померанию и Мекленбург, он выше всякой клеветы.

Слава Богу, мы теперь коротко знакомы с нашими варягами и тем приостановляем наши изыскания, согласив между собою и север, и восток, и запад, и юг, согласив и логику и историю, объяснив между ними недоумения.

Теперь остается нам только развить некоторые черты, основываемые на сем твердом положении, в дальнейшем их отношении (2).

Комментарии

Публ. по: «Чтения Императорского Общества истории и древностей Российских». 1870, книга IV, раздел V. C. 1–18.

1. Это, кажется, отрывок из сочинения: «Скандинавомания и ее поклонники, или столетние изыскания о варягах», изданного в Москве 1842 года, почему-то не вошедший в оное своевременно и в своем месте. – О. Б.

2. Продолжение не отыскано.